10.1.5                Почему российская переходная экономика стала бартерным хозяйством?

Как уже было отмечено, с неоклассической точки зрения, бартеризация российского хозяйства может быть объяснена как продукт рационального выбора экономических субъектов, минимизирующих сумму трансакционных и альтернативных издержек ведения своей хозяйственной деятельности. Отсюда следует, что бартеризация вряд ли может рассматриваться как негативное явление, так как способствует снижению общественных издержек.

Как же можно объяснить повышение доли бартера относительно доли денег в обслуживании хозяйственных сделок в российской переходной экономике с институционально-посткейнсианской точки зрения?

Выше было отмечено, что появление денег обусловлено соответствующими "институциональными потребностями" экономических субъектов. Деньги нужны для нормального функционирования системы форвардных контрактов и, таким образом, для обеспечения "институциональной интеграции" хозяйствующих субъектов. Аналогично можно предположить, что бартеризация также отражает определенные "институциональные потребности". Для уяснения этих потребностей применительно к экономике России следует обратиться к процессам, протекавшим в ней в начале "перехода к рынку" — в 1991 — 1992 гг. Принципиальное отличие российских рыночных реформ от, например, реформ в большинстве стран Восточной Европы состоит в том, что в России они были начаты без создания соответствующей рыночной системе институциональной среды. Точнее говоря, российское государство отказалось от выполнения своих главнейших институциональных функций, связанных со спецификацией и защитой прав собственности, обеспечением соблюдения контрактных обязательств, функционированием независимой судебно-правовой системы и т.д. Оно не создало необходимых для эффективного функционирования рыночной экономики "правил игры", что стало непреодолимым препятствием для заключения долгосрочных контрактов между хозяйствующими субъектами, а соответственно, для "институциональной интеграции" между ними. При этом оно зачастую нарушало свои собственные обязательства перед частным сектором (не выплачивая вовремя заработную плату и т.д.). В то же время, за 1990-е годы сохранилась и даже усилилась практика поддержки отдельных групп хозяйствующих субъектов, например, представителей АПК, ТЭК и т.д. Иными словами, государство своими действиями только способствовало хозяйственному неравноправию экономических субъектов. Также можно отметить тот факт, что в начале реформ государство отказалось от управления государственными предприятиями, бросив их на произвол судьбы[415].

И вот в такой ситуации — при неспецифицированности и незащищенности прав собственности (и неразработанности "юридических рамок" рыночной системы хозяйствования в целом), отсутствии частного сектора и традиций частного предпринимательства, высокой степени монополизации народного хозяйства — были быстро осуществлены либерализация цен и внешней торговли, а также приватизация. Это создало огромные стимулы для максимизации благосостояния посредством участия в различных формах теневой экономики. Сюда относятся неофициальная экономика, представляющая собой "простое" сокрытие доходов от налогообложения в рамках легальной деятельности; фиктивная экономика, состоящая в разного рода взятках, спекуляциях, получении и торговле лицензиями, правами и привилегиями (и другими действиями, направленными на "поиск ренты"); и, наконец, криминальная экономика, т.е. деятельность, непосредственно связанная с нарушением закона, — рэкет, наркобизнес и т.д. Напротив, стимулы к дорогостоящим и долгосрочным производственным капиталовложениям оказались резко ослабленными.

Описанные виды деятельности в рамках теневой экономики характеризуются следующими важнейшими особенностями. Во-первых, осуществление таких действий предполагает ориентацию почти исключительно на краткосрочный выигрыш. Ведь долгосрочные расчеты на будущее выглядят совершенно необоснованными при высокой степени неопределенности и нестабильности институциональной среды, в условиях экономического и правового хаоса. Во-вторых, конкретные операции в рамках указанных видов деятельности совершаются локальными группами хозяйствующих субъектов, стремящихся максимальным образом скрыть свои "занятия" и их результаты от "посторонних". Таким образом, у самих хозяйствующих субъектов возникает тенденция к объединению в малые локальные группы, занимающиеся деятельностью, не ориентированной на далекое будущее.

Ясно, что эти институциональные условия благоприятствовали развитию бартерного, а не денежного хозяйства. Именно бартер лучше всего отвечал потребностям экономических агентов в условиях той неблагоприятной ситуации с институциональной средой, что сложилась в 1991 — 1992 гг. в России. Бартерные сделки закрепляли связи хозяйствующих субъектов внутри локальных групп, "поддерживали на плаву" неплатежеспособные и неэффективные предприятия (подробнее об этом см. параграф 10.2), а также позволяли скрывать результаты деятельности от "посторонних" (включая государство), поскольку товарные потоки по своей природе гораздо труднее поддаются учету, чем денежные (см. этот же параграф). Институт бартера был выгоден большому числу категорий хозяйствующих субъектов, вовлеченных в неофициальную, фиктивную и криминальную экономику.

Среди этих категорий следует особо выделить торгово-промышленных посредников — экономических субъектов, организующих многоступенчатые цепочки бартерного обмена и/или самостоятельно покупающих и продающих через бартер продукцию финансово неблагополучных предприятий[416]. Наличие таких посредников — уникальная особенность бартерного хозяйства России, равно как и феномен "экономики физических лиц"[417]. Данный феномен состоит в доминировании личных интересов руководителей предприятий над их должностными интересами или, иными словами, обособление собственных интересов этих руководителей от интересов трудового коллектива предприятий. В "экономике физических лиц" многие сделки заключаются в интересах руководства предприятий и в ущерб интересам самих предприятий. Такие сделки, естественно, "нуждаются" в сокрытии, и поэтому для их обслуживания бартер пригоднее, чем, например, банковские деньги.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что отсутствие четких прав собственности и гарантий соблюдения контрактов вкупе с общим правовым и экономическим хаосом, с одной стороны, и бартер, с другой стороны, являются взаимодополняющими элементами институциональной среды. Бартер — институт, внутренне присущий "криминальному капитализму" (см. гл. 11) или "обществу, ориентированному на поиск ренты". Поскольку развитие российского хозяйства в 1990-е годы шло по пути расширения объемов деятельности, связанной с неофициальной, фиктивной и криминальной экономикой, его бартеризация абсолютно закономерна. Она отвечала "институциональным потребностям" многих групп хозяйствующих субъектов российской экономики — криминальных структур, финансово несостоятельных предприятий и/или их руководителей, торгово-промышленных посредников, организовывавших многоступенчатые бартерные сделки, государственных чиновников, получавших большие доходы за счет "помощи в нахождении ренты", и т. д. Вот почему уже ко второй половине 1990-х годов в России "... бартер из явления превратился в устойчивый общественный институт, а «дебартеризация» экономики перешла из числа функциональных в разряд институциональных проблем"[418].

Здесь следует указать на неблагоприятные последствия шоковой терапии. В данном случае речь идет о том, что реализация стратегии шоковой терапии — при не просто недостаточной разработанности "юридических рамок" рыночной системы, а их почти полном отсутствии — порождает стремление очень значительной части хозяйствующих субъектов использовать для обслуживания трансакций бартер, а не деньги, что ведет к превращению экономики в бартерную с сопровождающим такое превращение экономическим и технологическим упадком.

Поэтому вполне можно говорить о том, что трансформация сегодняшнего российского хозяйства в "денежную экономику" не может быть начата, пока государство не начнет выполнять весь комплекс институциональных функций, и прежде всего спецификацию, защиту прав собственности и гарантирование соблюдения контрактных обязательств[419]. Только это создаст у хозяйствующих субъектов стимулы к частому заключению долгосрочных форвардных контрактов, к прекращению разделения агентов на "своих" и "чужих", а отсюда, к использованию при заключении сделок денег, а не бартера. Короче говоря, российское хозяйство не станет "денежной экономикой", пока государство не возьмет на себя ответственность за формирование институциональной среды, соответствующей такой экономике.

10.2          Бартер как форма существования неэффективных предприятий

В простом, казалось бы, вопросе "почему на некоторые виды продукции всегда существует платежеспособный (денежный) спрос, а некоторые за деньги не будут приобретены никогда?" — как в зеркале отражается основная проблема современной российской экономики, без осознания которой невозможно понять, что происходит в народном хозяйстве России. Российская экономика – заложница собственной неэффективности. Именно поэтому на протяжении последних, по меньшей мере, десяти лет наблюдается не ее рост, а хождение по все более сужающемуся кругу воспроизводства неэффективной технологической системы, поддерживаемой столь же неэффективными экономическими институтами.

Бартер и неплатежи — проявление этой неэффективности, точнее — форма существования неэффективной экономики. Поэтому понимание современной природы бартерных отношений в России, так же как и системы неплатежей, вне исторического подхода к развитию отечественной промышленности невозможно.

10.2.1                Советские корни современной российской бартерной экономики

Исторический подход не часто применяется для анализа процессов, происходящих в отечественной экономике. Психологически это легко объяснимо – кажется, что переходный период начался настолько давно, что уже почти выросло целое поколение граждан России, имеющее весьма поверхностные знания о том, что собой представлял Советский Союз. В этих условиях апелляция к советским временам выглядит малоубедительной. Однако именно для российской экономики проблема "советского наследия" имеет принципиальное значение.

Даже не говоря о менталитете, системе ценностей советского общества — без осознания которых невозможно понять большинство современных российских проблем – анализ, казалось бы, технического вопроса – состояния производственного аппарата страны показывает, насколько значим учет "советского фактора" для адекватной интерпретации современной российской экономической реальности. Действительно, технологический базис страны за последнее десятилетие если и претерпел какие-нибудь существенные изменения, то скорее к худшему – утраченных элементов производственной системы оказалось существенно больше, чем появившихся вновь. При устойчиво сокращавшихся инвестициях в отечественную промышленность (масштабы инвестиционной активности в конце 90-х годов были примерно впятеро ниже, чем в начале десятилетия, см. табл. 10.1), очевидно, можно говорить только о попытках поддержания некоторых элементов старой технологической системы, но никак не о ее качественном обновлении[420].

 

Таблица 10.1

Инвестиции в основной капитал, %

 

Вид инвестиций

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

1999

1999/

1992

Инвестиции в основной капитал, всего

60,3

88,3

75,7

89,9

81,9

95

93,3

100

26

Инвестиции в основной капитал производственного назначения

56

81

67

89

85

99

92

100

22

Источник: Россия в цифрах, 1998. С.330; Вопросы статистики. 1999. №2. C. 77; Экономист. 1999. №11. C. 25.

 

 

Конституирующие же свойства советской экономики хорошо известны: моральная и физическая устарелость, структурное несоответствие системы производственных мощностей современным потребностям страны, несостоятельность систем управления. Сокращение поставок оборудования, а в результате этого и сокращение его выбытия закономерно привели к ухудшению возрастной структуры парка промышленного оборудования России. За последние 7 лет доля самого молодого оборудования сократилась более чем в три раза, а доля оборудования в возрасте от 10 до 20 лет увеличилась на 20 процентных пунктов (см. табл. 10.2). С 1995 г. доля старого оборудования (в возрасте старше 10 лет) в структуре парка превысила 50%, а в 1999 г. она достигла 70%.

 

Таблица 10.2

Возрастная структура производственного оборудования
в промышленности РФ, %

 Возраст оборудования

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

1999

до 5 лет

29

26

22

18

14

10

8

9

5-10 лет

29

29

29

28

28

28

26

21

10-20 лет

27

30

33

36

38

41

44

47

20 лет и более

15

15

17

18

20

21

22

23

Источник: "Отчет о наличии, движении и замене оборудования в промышленности", разрабатываемый Госкомстатом РФ. Поставки оборудования в 1993-1999 гг. рассчитывались как произведение величины оборудования, установленного в каждой подотрасли в 1992 г., индекса инвестиций в основной капитал производственного назначения, индекса изменения удельного веса каждой отрасли в структуре капитальных вложений по промышленности и индекса изменения доли машин, оборудования, инструмента, инвентаря в структуре инвестиций в основной капитал.

 

Излишне говорить, что средний возраст[421] парка российского оборудования достиг, по-видимому, рекордной отметки с момента его возникновения. Абсолютная величина среднего возраста оборудования в отдельных отраслях промышленности не слишком представительна: сроки службы средств труда в различных отраслях в силу разных условий эксплуатации существенно различаются. Прирост этой величины за рассматриваемый период весьма показателен. Если в целом по промышленности средний возраст оборудования за 7 лет увеличился примерно в 1,36 раза, то в таких отраслях, как промышленность строительных материалов или легкая промышленность, – в 1,59 и в 1, 57 раза соответственно (см. табл. 10.3).

Попытаемся определить, какая часть оборудования должна выбыть в относительно скором будущем. Для оценки потенциально выбывающего оборудования воспользуемся понятием критического возраста. Под критическим возрастом будем понимать фактический средний возраст оборудования, выбывающего из-за ветхости и износа. По данным статистической отчетности, в 1985 г. он равнялся 12 годам, в 1992 г. – 13 годам. Все оборудование старше этого возраста, в принципе, подлежит замене в достаточно короткие сроки. Наличие в парке оборудования старше этого возраста говорит о том, что это оборудование, как правило, нуждается в замене и сохраняется в производстве только потому, что его физически нечем заменить. В 1992 г. доля оборудования в критическом возрасте составила почти 34%, а в 1999 г. уже более половины оборудования находилось за этой гранью (см. табл. 10.4).

Таблица 10.3

Средний возраст парков производственного оборудования, лет

Отрасли промышленности

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

1999

Промышленность, всего

 10,7

 11,1

 11,8

 12,4

 13,1

 13,7

 14,2

 14,5

Электроэнергетика

 12,9

 13,3

 14,0

 14,6

 15,3

 15,9

 16,3

 16,5

Топливная промышленность

 7,8

 7,8

 8,4

 8,9

 9,4

 9,8

 10,2

 10,3

Черная металлургия

 12,3

 12,6

 13,2

 13,8

 14,4

 14,9

 15,3

 15,4

Цветная металлургия

 10,2

 10,4

 11,1

 11,7

 12,3

 12,8

 13,3

 13,3

Химическая и нефтехимическая промышленность

 11,5

 11,9

 12,7

 13,4

 14,2

 14,9

 15,5

 16,0

Машиностроение и металообработка

 11,9

 12,3

 13,0

 13,8

 14,6

 15,4

 16,0

 16,4

Промышленность строительных материалов

 9,2

 9,8

 10,6

 11,5

 12,4

 13,3

 14,0

 14,6

Легкая промышленность

 10,0

 10,5

 11,4

 12,3

 13,3

 14,2

 15,0

 15,7

Пищевая промышленность

 8,9

 9,1

 9,8

 10,5

 11,2

 11,7

 12,0

 11,7

 

Источник: тот же, что у табл. 10.2.

 

Доля оборудования в критическом возрасте говорит о многом. Если в недалеком прошлом каждая третья единица оборудования, имеющаяся в России, вообще говоря, подлежала списанию на лом, то в настоящее время такого оборудования уже почти половина. Это оборудование частично работает, частично уже нет, но не выводится из производства лишь потому, что его физически нечем заменить. Очевидно, что на таком оборудовании нельзя достичь качественных параметров при выпуске продукции, которые были предусмотрены его паспортными данными (понятно, что эти требования по современным меркам не слишком высоки — речь идет об оборудовании, разработанном десятилетия назад).

Отраслевые различия в долях оборудования в критическом возрасте невелики. Обращает на себя внимание тот факт, что отрасли, сроки службы оборудования в которых относительно малы (в первую очередь, это касается топливной промышленности), "хуже" переносят инвестиционный кризис. Несмотря на то, что поставки оборудования в топливную промышленность сократились в относительно меньшей степени, чем в другие отрасли, темпы роста доли оборудования в критическом возрасте здесь одни из самых высоких.

Проиллюстрируем ситуацию в российской промышленности всего двумя примерами. В энергетике изношенность основных фондов такова, что при нынешних темпах их обновления (точнее, при его отсутствии), по мнению отраслевых экспертов, уже через пять лет 40% оборудования должно выйти из строя. На ближайшие десять лет инвестиций потребуется 100 млрд. долл. Сегодня из всех возможных источников, по оценке председателя совета директоров РАО "ЕЭС" А. Чубайса, все, что энергетики могут мобилизовать,— это максимум 800 млн. долл. в год[422].

 

Таблица 10.4

Доля оборудования в критическом возрасте, %

 

 

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

1999

Промышленность, всего

34

36

40

43

46

50

53

55

Электроэнергетика

32

34

37

39

42

45

47

48

Топливная промышленность

30

32

36

40

45

48

53

56

Черная металлургия

33

34

37

40

42

44

46

47

Цветная металлургия

28

30

33

36

39

41

43

45

Химическая и нефтехимическая промышленность

29

31

34

37

40

43

46

49

Машиностроение и металообработка

34

36

39

43

46

50

53

55

Промышленность строительных материалов

30

34

40

45

51

57

62

68

Легкая промышленность

25

27

31

35

39

43

47

51

Пищевая промышленность

27

29

33

36

40

43

46

47

 

Источник: тот же, что у табл. 10.2.

 

Ситуация в другой, достаточно далекой от энергетики области деятельности – авиаперевозках — ничуть не лучше. Самолет, в отличие от большей части "наземной" техники, не может просто так стоять "про запас". Он либо годен к эксплуатации, либо нет (в том числе и по причине выработки летного ресурса). По данным Эксперта, "с 1996 г. в России ежегодно списывается в утиль по 500 лайнеров, а новых не поступает и десятка"[423]. Если подобный подход применить для промышленности, то, очевидно, пришлось бы признать, что за прошедшее десятилетие в России произошла массовая деиндустриализация.

С другой стороны, среда, в которой функционирует дряхлеющий производственный аппарат, изменилась принципиально. Ушла в прошлое плановая экономика с ее своеобразной, но все же относительно устойчивой системой воспроизводства, исчез ранее непроницаемый для зарубежного производителя "железный занавес". В исторически короткий срок отечественная промышленность оказалась в чуждой для нее рыночной ситуации. Российскому производителю пришлось адаптироваться к совершенно новой для него институциональной среде.

Теоретически не доказано и, тем более, не подтверждается практикой представление, что адаптация субъектов сложной социальной системы к новой реальности происходит оптимальным образом. Адаптационный процесс не может не идти, но формы его зачастую приобретают весьма причудливый характер. Именно такая ситуация наблюдается в отечественной промышленности, основу которой до сих пор составляют предприятия, отстающие от своих западных конкурентов по техническому вооружению лет на тридцать, а по уровню управления — едва ли не на все пятьдесят. Понятно, что производимая в подобных условиях продукция, за редким исключением, совершенно не конкурентоспособна с зарубежными аналогами ни по качеству, ни по цене.

 

10.2.2                Российские экономические институты – угодливый слуга нерадивого хозяина?

Казалось бы, в открытой рыночной экономике предприятия советского типа долго существовать не могут — они вынуждены либо преобразовываться в компании западного типа, либо уходить с рынка. Российская практика не опровергает это положение, но обогащает его в том смысле, что данный процесс может быть растянут во времени на неопределенно долгий срок[424]. На протяжении этого переходного периода неэффективные предприятия успешно воспроизводятся, сохраняют рабочие места, потребляют ресурсы, обладающие определенной рыночной стоимостью, производят продукцию, этой стоимостью почти не обладающей, в общем, чувствуют себя достаточно уверенно.

Такой сценарий в начале процесса, называемого "перестройкой", в деталях предвидеть было достаточно трудно, но "задним умом" он легко объясним: "критическая масса" неэффективных производств в отечественной промышленности оказалась достаточной для того, чтобы вновь формирующиеся российские экономические институты не столько соответствовали классическим представлениям о рынке, сколько "обслуживали" интересы неэффективного производителя. Начав движение по направлению к рынку, российская экономика не смогла избежать тупиковой ветви на этом пути, попав в так называемую "институциональную ловушку". Суть ее в том, что в экономике (в данном случае российской) возникают условия устойчивого воспроизводства предприятий, существование которых в "классической" рыночной экономике невозможно именно по институциональным причинам. Институты ловушки задают систему интересов, противопоставляющих кратко- и долгосрочные цели. Примат краткосрочных интересов ведет к постепенному вырождению экономики, уменьшению ее подобно шагреневой коже[425].

Подобное развитие событий возможно в любой стране с переходной экономикой, однако в России оно проявилось наиболее ярко. В значительной степени это связано с, пользуясь популярным во многих слоях российского общества термином, "исключительностью" России. Исключительностью в первую очередь с точки зрения наличия богатейших природных ресурсов, экспорт которых на протяжении многих десятилетий позволяет существенно смягчать последствия многих отечественных малоосмысленных экономических решений. Именно экспорт ресурсов с невысокой добавленной стоимостью объективно дает возможность проводить реформы с неторопливостью, достойной лучшего применения. Вместо создания буфера, смягчающего шок радикальных социально-экономических преобразований при формировании новой институционально- технологической среды, поступления от экспорта идут на поддержание (фактически консервацию) отживших социальных институтов.

Вторым фактором, замедляющим переход к полноценной рыночной экономике, является величие России, точнее, то его проявление, что великой стране почти невозможно навязать извне новые для нее ценности. К этим ценностям она должна прийти сама, и это происходит тем быстрее, чем жестче внутренние и внешние условия существования. Отсутствие серьезных внешних угроз и возможность удовлетворять значительную часть базовых потребностей за счет импорта — это, очевидно, не самые сильные побудительные мотивы осуществления принципиальных и, бесспорно, болезненных для российского общества перемен в экономическом поведении.

Защиту интересов неэффективного производителя нельзя рассматривать как однозначно негативное явление. В России, где такие производители составляют, говоря юридическим языком, "квалифицированное большинство", отказ от учета их интересов неминуемо привел бы к социальному взрыву, последствия которого были бы, очевидно, трагичны. Поэтому проблема не в том, что эти интересы защищены, а в том, что сама защита данных интересов давно приняла самодовлеющий характер. Самодовлеющий в том смысле, что российские экономические институты фактически (несмотря на регулярно как заклинания повторяемые "правильные" цели) ориентированы на воспроизводство неэффективного производителя. Отметим, что данные отношения могут быть устойчивы только при отсутствии появления в массовом количестве эффективного производителя, который неминуемо разрушит сложившуюся систему.

Обычно эффективный и неэффективный производители плохо уживаются друг с другом. Первый достаточно быстро вытесняет второго, но в российских условиях, и в этом их основная специфика, стремление поддержать неэффективного производителя закономерно, хотя и не очень заметно для российского общества, вылилось в борьбу с эффективным производителем.

Таким образом, российские экономические институты фактически выполняют функцию защиты от появления эффективного производителя. В финансово-экономической сфере это выражается в том, что под видом сбора налогов у эффективного производителя изымаются по возможности все финансовые ресурсы, которые ему не удается скрыть от налоговой инспекции; в правовой – в том, что любая деятельность регламентируется настолько жестко, что ни о какой свободе предпринимательской активности говорить уже не приходится; в социально-политической – в том, что без сращивания с чиновничеством всех уровней никакое серьезное дело не может быть даже начато.

Если бы ущемление интересов эффективного производителя ограничивалось чрезмерной активностью в налоговой сфере, это еще можно было бы объяснить обычным для многих обществ стремлением зарезать курицу, несущую золотые яйца, чтобы получить все и сразу и лишь потом с изумлением обнаружить, что золотых яиц в самой курице нет, что они появляются лишь постольку, поскольку это продукт ее жизнедеятельности. Однако, как уже отмечалось, основная функция российских экономических институтов – не просто оказание поддержки неэффективному производителю, а создание условий для его устойчивого воспроизводства. К тому же, те немногие эффективные производства, которые все же существуют во враждебной им среде, все равно не могут содержать всю остальную Россию. Именно поэтому система, предотвращающая появление эффективного производителя, гораздо более развита и не исчерпывается сугубо фискальными инструментами.

Стремление к устойчивому воспроизводству заведомо нежизнеспособной системы, которая (и в этом мало кто сомневается) все равно со временем отомрет, не может быть объяснено одной или даже несколькими причинами. Рыночная экономика предполагает модель поведения, принципиально отличную от той, которая была выработана и привита российским гражданам (и не только им) в годы административно-командной системы. Рыночное мышление, предусматривающее опору прежде всего на собственные силы, личную ответственность за последствия принимаемых решений, сопровождаемую и соответствующим уровнем вознаграждения (со знаком плюс или минус в зависимости от "качества" принятого решения), плохо воспринимается людьми, воспитанными на идеях, в чем-то напоминающих рыночные, только с обратным знаком.

Известно, что доля людей, способных эффективно заниматься предпринимательской деятельностью, примерно одинакова для разных обществ и редко превышает 5%. В этом смысле российское общество отличается от других только тем, что у нас лишь небольшая часть из оставшихся 95% воспринимают рынок как естественную форму жизненного устройства. Причины создавшегося положения можно перечислять десятками, но, главное, все они ведут к одному следствию: большая часть российских граждан боится рынка, не видит своего места в нем.

По-видимому, именно здесь находится ключ к пониманию того, что происходит в современной России. Дело не в отдельных ошибках государственной экономической политики и даже не в правильности или ошибочности ее концепции. Россияне явно расходятся во мнениях о том, "куда они хотят прийти", не забывая при этом "тянуть" Россию в разные стороны. Поскольку силы примерно равны, то дальше "полпути" сдвинуться пока не удается. Не может быть внятной политики у общества, которое само толком не знает, чего хочет. У общества, которое не то, чтобы не может адаптироваться к новым жизненным условиям (многочисленные примеры демонстрируют как раз обратное), а скорее боится признать необратимость этих изменений, принять для себя новую модель мира и, в силу этого, осознать, что собственная судьба теперь в значительной степени находится в своих, а не в государственных "руках", как это было на протяжении последних столетий. Пока этот сдвиг в общественном сознании не произойдет, российское общество, пользуясь институтами государственной власти, будет и дальше пытаться существовать за счет того, что ему удастся изъять у того, кто может что-то создать. Изъять и перераспределить в пользу тех, кто искренно считает, что "по справедливости" поделить сделанное другими гораздо важнее, чем жить на то, что создано своим умом и талантом. Очевидно, что при доминировании в обществе контрпродуктивной системы ценностей, результаты общественного развития будут в точности ей соответствовать. Вместе с тем следует отметить, что "баланс" между россиянами, которые ищут опору в прошлом и со страхом ждут будущее, постепенно смещается в пользу людей, которые с надеждой смотрят в будущее, хотя и с ностальгией вспоминают прошлое.

Было бы странно, если государство, представляющее интересы консервативного большинства населения, гордящееся тем, сколько видов естественной человеческой деятельности ему удалось запретить (чтобы потом, за взятку, разрешить в индивидуальном порядке), поддерживало бы создание такого жизненного устройства, в котором это большинство как раз и видит угрозу собственному существованию. Отсюда и многолетний конфликт государства и бизнеса. Конфликт, в котором победитель давно известен, так как бизнес знает, чего он хочет, а государство не только и не столько борется   против бизнеса, сколько (в последнее время все в большей степени) раздирается внутренними противоречиями по мере принятия все большей частью населения рыночных ценностей. Собственно в этом и заключается трагедия современной России: при попытке остановить наступление рынка в обществе создается (частично бессознательно, а в немалой степени и осознанно) нестабильность, которая лучше любых формальных запретов ограничивает инвестиции в отечественную экономику. А если нет инвестиций, то нет и новых рабочих мест. Кто же в этих условиях будет "голосовать" за полноценный рынок, который неминуемо сделает огромную скрытую безработицу явной, а вот новых рабочих мест, похоже, не создаст!

Российская экономика уже далеко не плановая, но не в большей степени она и рыночная. Она действительно переходная. Причем темпы ее трансформации зависят от скорости эволюции экономических институтов. Сложившаяся на сегодняшний день система институтов уже позволяет не просто существовать, но и в известной степени развиваться отдельным бизнес-структурам, однако она еще далека от того, чтобы создать условия для развития на рыночных принципах общества в целом. Действительно, в той степени, в какой бизнес закрыт от государства, он закрыт и от внешнего инвестора. Случаи успешного развития за счет собственных финансовых ресурсов общеизвестны, но сильные экономики создаются не только и даже не столько отдельными успешными предпринимателями, сколько синергическим эффектом их взаимодействия в рамках стимулирующей развитие институциональной среды. Препятствуя притоку капитала в точки роста, российские экономические институты задают "планку", ограничивающую темпы развития национальной экономики, не дают возможности капиталу прийти в действительно перспективные сферы деятельности. Фактически ограниченные только собственными финансовыми ресурсами, российские предприниматели не могут быстро нарастить производство для захвата постоянно появляющихся, но недолго остающихся незанятыми новых рынков. Тем более не могут они потеснить своих зарубежных конкурентов, обладающих доступом к финансовым ресурсам, достаточным для осуществления практически любых программ развития.

Проблема усугубляется тем обстоятельством, что российская правовая среда не нацелена на защиту прав собственности. Более того, она скорее находится в состоянии постоянной готовности обоснования ее отъема в пользу государства или лиц, которых чиновники различного уровня считают (как правило, не безвозмездно) более "правильными" собственниками. Фактически это означает, что функция защиты своего капитала лежит на самом собственнике. В периоды очередных общественных потрясений, происходящих в России с завидной регулярностью (во имя ускорения социально-экономического развития, разумеется), контроль над собственностью можно сохранить, только "договариваясь" с государством. При этом переговоры ведутся в обстановке, когда обе стороны знают, что государство сильнее собственника и апеллировать к закону бесполезно, потому что в России нет закона выше, чем "интересы государства", трактуемые в зависимости "от политической целесообразности" отдельными чиновниками с любой удобной для них в конкретных условиях точностью.

В периоды, когда тема "ревизии несправедливо полученной/нажитой собственности" временно отходит на второй план, собственник в России прекрасно понимает, что это вовсе не повод, чтобы начинать безоглядно вкладывать собственные средства в отечественную экономику, особенно в длительные проекты. Показательны финансовые итоги деятельности топливной промышленности 1999 г., когда сальдированный финансовый результат отрасли (прибыль за вычетом убытков) составил 144 млрд. руб. против 3 млрд. руб. в 1998 г. При таком резком улучшении финансовой ситуации инвестиции в основной капитал в отрасли в сопоставимых ценах увеличились всего на 6,6%[426]! Действительно, если сами владельцы и менеджеры крупных компаний-экспортеров не идут на осуществление долгосрочных вложений в свои предприятия, то как можно надеяться на деньги других инвесторов?

Заранее неизвестно, когда именно начнутся очередные попытки передела собственности, но то, что это в очередной раз произойдет (конечно, под лозунгом защиты прав инвестора) причем в сроки меньшие, чем требуется для того, чтобы успели окупиться большинство инвестиционных проектов, – мало кто сомневается. Если же собственник не контролирует предприятие полностью – он не контролирует ничего. В этом смысле характерна история банкротства Инкомбанка – пример реализации собственником стратегии, имманентной по своей сути рыночной экономике, но совершенно неприемлемой для России. Инкомбанк не стремился стать основным собственником предприятий, акциями которых владел. Его руководство считало, что каждый должен заниматься своим делом: банк – банковским, предприятия – производством и реализацией своей продукции. Банк, приобретая акции компаний, не претендовал на управление ими, сознательно предоставляя контроль над своим капиталом руководству предприятий. Это его и погубило. Трудно найти в России более верный способ потерять свои деньги, чем отдать их кому-либо в управление. А ведь это стандартная стратегия, которой с успехом следует весь цивилизованный мир[427].

Фактически российская система экономических институтов поощряет (в том ограниченном смысле, в котором данное понятие вообще может быть применено к развитию российского предпринимательства) крупный бизнес. Точнее, крупному бизнесу, как более сильному агенту экономических отношений, легче противостоять недружественной внешней по отношению к нему экономической среде. Крупный инвестор легче решает проблему прозрачности: через свои службы безопасности он легко получает и анализирует первичную информацию, столь тщательно скрываемую и сознательно искажаемую при предоставлении отчетности государству. В отличие от мелкого инвестора, у которого нет серьезных ресурсов для борьбы за свои права и которому предоставлен небогатый выбор – пытаться прятать свои доходы от государства (с возникновением неизбежных при этом сценарии поведения криминальных отношений) или апеллировать к закону (а "гибкость" и избирательность применения закона в России общеизвестна), крупный бизнес обладает определенными возможностями для борьбы за свои интересы. Эти возможности не очень велики – враждебно настроенное к бизнесу государство все равно сильнее даже самых крупных игроков на российской экономической сцене. Однако все понимают, что хотя государство и может экономически уничтожить любого предпринимателя в отдельности, все же оно не может сделать это со всеми ними сразу.

Очевидно, что сложившиеся экономические институты не соответствуют национальным интересам. Однако темпы и направление их эволюции определяются тем, как быстро российское население будет принимать все еще чуждые для него рыночные ценности. Так как система ценностей каждого человека, а тем более общества в целом, эволюционирует достаточно медленно, то на быстрое улучшение российской институциональной среды рассчитывать не приходится.

Будущее российской экономики в решающей степени определяется темпами и характером трансформации российских экономических институтов прежде всего на федеральном уровне. Это вовсе не означает, что региональные программы стабилизации, а в перспективе и роста экономики на местах малопродуктивны. Действительно, федеральная политика в той или иной степени является отражением процессов, происходящих именно на региональном уровне. Использование ограниченного, но все же немалого потенциала, которым обладают региональные органы власти, будет способствовать созданию предпосылок для начала инвестиционного процесса на общероссийском уровне. Только высокопрофессиональное управление на местах, появление новых лидеров, способных эффективно организовать воспроизводственный процесс, может создать сколько-нибудь значимый ресурс для начала экономического подъема. Вместе с тем необходимо отдавать себе отчет в том, что отдельные региональные программы развития, как бы глубоко они ни были проработаны, в принципе не могут элиминировать системные риски, источники которых лежат вне пределов ответственности регионов.

Выше уже отмечалось, что в России неэффективный производитель устойчиво воспроизводится благодаря, как минимум, двум взаимно дополняемым факторам: наличию экономических институтов, ориентированных на системную поддержку со стороны государства слабых производств в ущерб сильным, и материальной возможности реализации данной политики благодаря поступлениям от экспорта природных ресурсов.

Казалось бы, наиболее простая форма поддержки отечественного (читай – неэффективного) производителя – закрытие экономики в форме либо простого запрета на массовый импорт, либо введения запретительных пошлин на большинство ввозимых товаров. Однако института прямого запрета на импорт товаров в России нет (за исключением особых категорий продукции), запретительные пошлины применяются также достаточно редко (наиболее известно высокое обложение импортируемых автомобилей). Причины, по которым эти "естественные" меры по защите отечественной промышленности не могут получить широкого распространения, понятны: российская экономика давно (наверное, еще в советские годы) перешла ту грань, когда она могла существовать без массового импорта конечной и промежуточной продукции. С одной стороны, это происходит благодаря интегрированности экономики России в систему международного разделения труда, с другой – из-за того, что значительная часть продукции уже в принципе не может производиться на дряхлой российской технологической системе. Прекращение импорта приведет не к усилению позиций отечественного производителя, а к коллапсу экономики, обломки которой накроют и эффективного и неэффективного производителя.

Возможности прямой поддержки неэффективного производителя через субвенции из государственного бюджета достаточно ограничены. Во-первых, это означает открытое нарушение принципа равных условий для всех товаропроизводителей и провоцирование их к неэффективному ведению деятельности, ориентирующей на получение дотаций, а не передачу обществу части созданной стоимости в форме налогов. Во-вторых, величина неэффективного сектора экономики России настолько велика, что перераспределение общественного ресурса в адекватных ему масштабах по плечу лишь чрезвычайно сильному государству. Неэффективный производитель, конечно, без труда "утилизирует" любой объем ресурса, который ему удастся получить из бюджета или внебюджетных фондов, но изъять соответствующий объем вновь созданной стоимости у того, кому придется платить за его содержание, в подобных масштабах слабому российскому государству явно не под силу. К тому же емкость, у которой нет дна, нельзя заполнить, даже продав все немалые природные ресурсы России. Российская исполнительная власть хотя и осознает границы своих реальных возможностей, все же делает все от нее зависящее, чтобы поддержать неэффективный сектор экономики. "Для российской экономики характерно значительное неравенство условий конкуренции, которое проявляется как в форме льгот и субсидий (прямых и косвенных) предприятиям нерыночного сектора, так и в форме привилегий отдельным компаниям в силу сращивания бизнеса и власти. Прямые субсидии, оплачиваемые преимущественно из региональных и местных бюджетов, перекрестное субсидирование, слабость финансовой дисциплины, в силу которой существует возможность не платить налоги и не оплачивать поставляемую продукцию, — все эти факторы позволяют поддерживать существование предприятиям нерыночного сектора"[428].

Таким образом, в экономике России наблюдается внешне противоречивая ситуация: государство поддерживает неэффективного производителя как в экономической, так и в политической форме, эффективный производитель функционирует во враждебной, хотя и не в невыносимой для него политико-правовой среде, экономика открыта для продукции импортного производства. Очевидно, что в наиболее выгодном положении в России находится зарубежный (не отечественный) производитель, менее всего страдающий от странных российских законов. Хуже всего приходится эффективному российскому производителю, вынужденному существовать во враждебном ему окружении. Но наиболее интересно положение слабого производителя. Не получая прямой адресной поддержки, он устойчиво в массовом количестве воспроизводится "в новых условиях" вот уже почти целое десятилетие и, похоже, с оптимизмом смотрит в будущее. Подобная ситуация представляется невозможной для классической рыночной экономики, но в России возможно все.

 

10.2.3                Бартер и неплатежи: роль естественных монополий

Формой существования неэффективного производителя в России стал бартер. Бартерный товарообмен – явление довольно распространенное в хозяйственной практике многих стран, в том числе высокоразвитых. Но роль его невелика и обычно сводится к одной из форм товарного кредитования. Специфика России, как уже отмечалось в параграфе 10.1, в том, что здесь бартерные отношения приняли всеобщий характер.

В наибольшей степени бартерные расчеты распространены в энергетике, то есть в тех отраслях, чья продукция — наиболее ликвидные как на внешнем, так и на внутреннем рынке природные ресурсы со сравнительно невысокой добавленной стоимостью, — казалось бы, должна "по определению" реализовываться за деньги. В действительности же только "по РАО «ЕЭС России» в феврале [2000 г. – Авторы] чисто денежные платежи без векселей и других инструментов составили примерно 36,5%, с абсолютно ликвидными векселями – 45%. По «Газпрому» денежные платежи и того ниже – чуть больше 20%"[429]. Приведенные данные хорошо иллюстрируют механизм поддержки неэффективных секторов народного хозяйства России. Проблема не в высоких тарифах, как считает автор[430]. Как известно, они существенно ниже, чем в подавляющем большинстве других стран, где трудно представить даже саму постановку вопроса о "внедрении" схем оплаты энергоресурсов, принятых в России. Ресурсы, затраченные на производство продукции, которая никогда не будет продана за деньги, и не могут оплачиваться деньгами. Они либо не будут оплачены вообще, либо в качестве оплаты будет навязываться эта, не принятая рынком продукция.

Естественные монополии России de facto выполняют функции государственного бюджета, субсидирующего предприятия, не выдерживающие конкуренции с эффективными производителями. Проблема усугубляется тем, что часть их продукции не просто неконкурентоспособна, а вообще никому не нужна и производится только потому, что на имеющихся производственных мощностях ее технически можно произвести. Впоследствии она навязывается бюджетам всех возможных уровней (через сложные зачетные схемы, налоговые платежи) или выдается в качестве заработной платы работникам (пусть делают с нею, что хотят), а предприятие годами перемалывает ресурсы, обеспечивая себе хотя и нищенское, но вполне устойчивое существование.

Система практически безвозмездного кредитования неэффективного сектора естественными монополиями, а не государственным бюджетом (что, казалось бы, более естественно), представляется странной лишь на первый взгляд. Граждане России с большим удовлетворением относятся к тому, что зарубежным покупателям российские природные ресурсы обходятся существенно дороже, чем внутренним. Поэтому предложение "играть по единым правилам" — отечественный производитель оплачивает используемые ресурсы на тех же принципах, что и зарубежный — воспринимается как однозначно антипатриотичное. То соображение, что на изъятую с продажи природных ресурсов ренту можно поддерживать неэффективные предприятия в явном, через субсидии из бюджета, а не скрытом, как сейчас, виде, никем всерьез не воспринимается. Дело даже не в том, что это в принципе нереально – ведь, скажем, доля затрат в бюджете на дотации жилищно-коммунальному сектору огромна и с этим как-то мирятся, правда, регулярно вспоминая о том, что в России все же проводится реформа этой сферы. Проблема скорее в том, что даже само движение в направлении превращения скрытой проблемы в явную требует известного мужества и, что еще хуже, явная проблема требует определенных решений, в то время как скрытую всегда можно оставить "до лучших времен".

Естественные монополии стоят у истоков формирования бартерного контура российской экономики. Реализация их продукции за настоящие деньги за рубежом создает возможность предоставления части добываемых природных ресурсов отечественным предприятиям фактически бесплатно (или с растянутой на неопределенный срок оплатой, принятием в качестве оплаты продукции, которую на мировом рынке они могли бы приобрести по более низким ценам и более высокого качества). Понятно, что делают они это не из альтруистических соображений, а под давлением государства, прекрасно осознающего, что нарушение сложившихся отношений немедленно выведет проблему неэффективного производителя из общетеоретических рассуждений в остро практическую плоскость.

Вообще, между естественными монополиями и российским государством сложились достаточно своеобразные отношения, представляющие собой единую систему экономического и неэкономического принуждения. В экономический "блок" входят акцизы, изымаемые при реализации ресурсов, обязательная продажа части валютной выручки, конкурсы на получение лицензий на эксплуатацию месторождений и другие более или менее "цивилизованные" методы экономического взаимодействия между государством и хозяйствующим субъектом.

Однако потребность в средствах, необходимых на содержание неэффективного сектора российской экономики, существенно превышает их величину прибыли, которая может быть получена при сложившемся уровне финансовых изъятий. Увеличение этого уровня – достаточно сложная задача, грозящая существенно осложнить и так непростые отношения сильнейших агентов российской экономики – государства, с одной стороны, и естественных монополий, с другой. Тактически более простым решением является перенос проблемы на уровень “естественные монополии – предприятия”. Противопоставить себя практически всему народному хозяйству естественным монополиям существенно сложнее, чем только органам государственной власти. К тому же данная система отношений сложилась достаточно давно, и требуются лишь корректирующие воздействия, чтобы она устойчиво воспроизводилась. По форме поддержка выражается в неплатежах, генерируемых систематическим невыполнением государством своих бюджетных обязательств (непроплатой государственного заказа, переводом средств в бюджетные организации по статьям, не предусматривающим оплату энергоресурсов, и др.). По сути – это перекладывание обязательств государства, которые оно не может выполнить явно, изъяв средства у естественных монополий, на те же монополии, только в другой форме. Собственно, это не отрицается и на государственном уровне. "Крупнейшими кредиторами (кроме бюджета) оказываются естественные монополии (Газпром и РАО ЕЭС, железные дороги), которые во многих случаях обязываются государством производить поставки бесплатно или в долг (неотключаемые потребители энергии, перевозки части военных грузов и т.п.)"[431].

Так, например, только дебиторская задолженность ОАО "Газпром" за годы реформ составила свыше 150 млрд. руб. (около 6 млрд. долл.), что сопоставимо с половиной годовых доходов государственного бюджета[432]. При этом задолженность бюджетных организаций всех уровней в 1999 г. превысила 24 млрд. руб[433]. Отметим, что попутно решается и вторая задача – за массой второстепенных деталей выяснения отношений между конкретными субъектами хозяйственной жизни вуалируется необходимость решать принципиальные задачи, стоящие перед российской экономикой.

По мнению известного в России специалиста по проблемам нефти и газа В. Крюкова, суть негласных, но устойчивых в выполнении норм и правил взаимодействия ОАО "Газпром" и государства сводится к следующему:

 

·          невмешательство государства в текущие и перспективные дела Газпрома;

·          получение Газпромом (и сохранение в дальнейшем) эксклюзивного права экспорта природного газа – прежде всего в страны Западной Европы;

·          бесперебойное снабжение страны природным газом;

·          выполнение Газпромом своих обязательств в отношении формирования доходной части государственного бюджета[434].

 

Одно из основных условий воспроизводства неэффективного сектора – бесплатный (или, во всяком случае, нерыночный) доступ к ресурсам. Наличие природных ресурсов в стране создает возможность для функционирования данного сектора, а государство, допускающее к "экспортной трубе" только тех агентов, которые "согласны" условно платно реализовывать часть этих ресурсов на внутреннем рынке, делает эту возможность реальностью. Как только неэффективный сектор российской экономики решает проблему получения ресурса, он начинает жить своей жизнью. Не важно, что продукт, производимый в этом секторе, не конкурентоспособен по отношению к импортным товарам, причем почти вне зависимости от размеров налагаемой на них таможенной пошлины. Он и не предназначен для продажи за деньги. Данный продукт создается не для получения прибыли или удовлетворения общественных потребностей в классическом политэкономическом понимании, а для обеспечения процесса воспроизводства как некоей самоценности. Следствием доминирования подобных отношений становится не развитие экономики, предопределяемое "погоней" за прибылью, а ее консервация по форме и деградация по существу. Произведенная продукция все равно в конечном счете будет обменена на другую столь же неконкурентоспособную продукцию внутри неэффективного сектора экономики России, и цикл его воспроизводства замкнется. Именно бартер дает возможность продолжать хозяйственную деятельность тем предприятиям, которым в настоящей рыночной экономике места нет.

В данном контексте интересна проблема соотношения уровней бартеризации экономики и валютного курса. Казалось бы, почти пятикратная девальвация рубля к доллару должна резко поднять конкурентоспособность продукции отечественного производства и решить проблему бартера. Действительно, если при "доавгустовском" курсе рубля еще как-то можно было искать "объективные" причины неконкурентоспособности отечественной продукции, то после практически одномоментного четырехкратного, а впоследствии и большего удорожания импортной продукции подобные "объяснения" стали уже диагнозом: значительную часть продукции отечественного производителя нельзя продать ни за какие деньги, ее можно только поменять на такую же невостребованную рынком продукцию. Когда потребителю предлагается то, что ему не нужно, он не купит это ни за большие, ни за маленькие деньги. Другое дело, если его продукция также не находит своего покупателя. Вот в этом случае только и остается менять ее по бартеру с другим таким же горе-производителем.

10.2.4                Бартер как средство дискриминации эффективного и неэффективного производителя

Через бартер, взаимозачеты, неплатежи, заведомо неликвидные векселя неэффективный контур российской экономики строит свои отношения с государством. Эти, с точки зрения стороннего наблюдателя, "сюрреалистические" отношения, когда налоги "уплачиваются" продукцией, которую невозможно продать за деньги, вполне естественны для открытой экономики с доминирующим неэффективным производителем. Ресурс государственной власти здесь используется не только для принуждения передачи неэффективному производителю природных ресурсов, но и для реализации его продукции.

Бюджет в виде налогов получает не настоящие деньги, а продукцию, "отвергнутую" рынком. В условиях огромных обязательств российского бюджета по различным социальным программам и при систематическом отсутствии на их выполнение настоящих денег, проблема этой продукции решается достаточно просто. Через различные взаимозачетные схемы реципиенты бюджетных средств получают не деньги, которыми могли бы воспользоваться для приобретения продукции по своему усмотрению, а саму продукцию, редко именно ту, которая им действительно требуется, и всегда по ценам, заметно выше рыночных. С другой стороны, с молчаливого согласия государства такая продукция навязывается работникам предприятий различных форм собственности в качестве заработной платы.

Бюджет вынужден принимать в зачет налоговых обязательств предприятия его собственную или полученную по бартеру продукцию. При этом помимо частичного решения проблем сбыта собственной продукции предприятие получает возможность снижать реальный уровень налогообложения. Так как бартерная цена все равно имеет довольно отдаленное отношение к рыночной стоимости продукции, то невозможно избежать соблазна увеличить ее для оптимизации своих налоговых выплат в бюджет. Таким образом, за широким использованием бартерных схем в действительности стоит налоговая дискриминация плохо и хорошо работающих предприятий.

В рассматриваемом контексте проблема налогового бремени вообще приобретает иной смысл. Дело уже не в том, что налоговый пресс тяжел, а в том, что для разных субъектов он различен. Оплата налогов продукцией — одна из форм государственной поддержки неэффективных предприятий, при этом чем выше ставки налогообложения (при неизменной доли бартера в расчетах), тем существеннее эта поддержка, а чем меньше, тем, как это ни парадоксально на первый взгляд, степень поддержки государством неэффективных производств — меньше.

Более того, в конкретных российских условиях снижение уровня налогообложения означает, что величина финансовых ресурсов, перераспределяемых от эффективных предприятий неэффективным и фактически используемых для консервации, а не развития (как обычно декларируется) этих производств, уменьшится. При прочих равных, это может только создать дополнительные условия для развития эффективных производств. Иными словами, в рамках проводимой в настоящее время промышленной политики увеличение доли перераспределения ресурсов через государственный бюджет будет лишь затруднять переход экономики на траекторию подъема.

 

10.2.5                Бартер как проявление "серой" экономики

При анализе бартерных отношений невозможно игнорировать еще одно имманентное им свойство. Бартерные схемы расчетов непрозрачны. Это достаточное условие для создания условий для финансовых злоупотреблений. Говоря словами Петра Карпова — заместителя руководителя Федеральной службы финансового оздоровления и банкротства: "Когда вы совершаете тройную обменную сделку, поди разберись, как у вас получилось на этом деле снять маржу"[435]. Поскольку полученную в качестве налогов бартерную продукцию сам бюджет реализовывать не может, эта продукция поступает в фирмы, с одной стороны, занимающиеся такими операциями, а с другой, имеющие далеко не только формальные связи с администрацией. По оценке Александра Починка, потери бюджета при реализации продукции, поступившей в оплату налогов по бартеру, составляют не менее 30%[436]. Вряд ли правомерно утверждать, что именно эти 30% и составляют уровень воровства при подобных операциях. Выше уже отмечалось, что денежная оценка реализуемой по бартеру продукции имеет достаточно отдаленное отношение к ее рыночной цене, поэтому получить денежный эквивалент бартерной цены невозможно в принципе. Но если закон сознательно сформулирован так, что выполнить его невозможно, то, очевидно, степень отклонения от него начинает определяться личными качествами участников подобных операций. Судя по "почетным местам" России в регулярно публикуемых международными агентствами рейтингах коррумпированности в отдельных странах, особенно идеализировать чистоту таких трансакций нет оснований.

Сложившееся положение не отрицается и в Правительстве РФ: "Обычная практика позволяет также министерствам, ведомствам и администрациям регионов предоставлять привилегии определенным компаниям, в том числе при размещении государственных заказов, оплачиваемых за счет соответствующих бюджетов, что позволяет затем пользоваться услугами таких компаний в частных интересах. В то же время эффективные рыночные компании, являющиеся аккуратными налогоплательщиками и работающие по правилам, зачастую подвергаются усиленному давлению налоговых и иных служб"[437].

Другая сторона непрозрачности бартерных операций – удобство вывода капитала с предприятий. Если руководством взят курс на перевод активов основного предприятия в свою "карманную" фирму, то сделать это в неденежной форме существенно легче и безопаснее.

10.2.6                Бартер и воспроизводство неэффективной структуры экономики

Наконец, бартерная экономика – это самовоспроизводящаяся система. Если бюджет в качестве налогов получает, например, строительные материалы, то он вынужден искать им применение, формируя соответствующую строительную программу. Экономическая целесообразность строительства отступает на второй план – не складировать же материалы в чистом поле, – а технология строительства определяется имеющимися, а не наиболее целесообразными для данного вида работ материалами. Ни на финансирование структурных сдвигов в экономике региона, ни на социальные программы ресурсов как не было, так и нет – структура использования того немногого, что удалось получить в качестве налогов, фактически уже задана. Неэффективная экономика воспроизводит сама себя.

Таким образом, бартер — один из ключевых элементов целостной, хотя и внутренне противоречивой системы российских экономических институтов, обеспечивающей воспроизводство неэффективного производителя. Он будет существовать до тех пор, пока существуют неэффективные производители. В этом смысле любые паллиативные меры, направленные на борьбу с симптомами бартера, а не его причинами, принесут скорее вред, чем пользу. Так, популярный тезис, что все беды от того, что промышленности не хватает денег, что уровень монетизации российской экономики недопустимо низок (18%[438] — ожидаемый уровень к концу 2000 г. против 50-100% для стран с развитой рыночной экономикой) и что стоит "провести управляемые финансовые вливания" и проблема будет решена, не выдерживает никакой критики. Эти "вливания", очевидно, пойдут не на оплачивание потоков, которые настоящими деньгами не могут быть оплачены в принципе, а на валютный рынок, провоцирование нового витка инфляции и другие эффекты, не раз уже пережитые российской экономикой. Примечательно, что ни один из сторонников подобных мер не может внятно объяснить, откуда на улицах даже самых провинциальных российских городов в таком количестве берутся дорогие импортные автомобили, а в магазинах -недешевая западная аудио- и видеотехника и другие импортные товары, которые, очевидно, приобретаются не по бартеру, а за реально существующие в достаточном для подобных покупок количестве рубли и доллары. Естественно предположить, что на востребованный рынком товар деньги есть всегда, на невостребованный же, "по определению", — их нет никогда.

Видимо понимая, что с повышением уровня монетизации экономики не все так просто, ряд сторонников паллиативных мер предлагает "компромиссные" решения, суть которых, как правило, сводится к созданию различных суррогатов денег, клиринговых систем и т.п. Некоторые из этих решений оказываются вполне жизнеспособными. Например, клиринговая система, внедренная в Тульской области. "Это просто поразительно, — делится впечатлениями директор "Клирингового центра БИТ" Станислав Толстиков. – Предприятия стоят месяцами, никто никому ничего не отгружает, потому что нет денег. А три галочки поставил в компьютере – и все сдвинулось с места, через день уже на предприятиях кипит работа"[439].

Проблема в том, что не существует однозначного ответа на вопрос "чего больше в подобных решениях — пользы или вреда?". Вряд ли кому удастся убедить работников предприятия, не вписывающегося в рыночную среду, что для российской экономики от такого производства меньше вреда, когда оно стоит, а не работает, впустую перемалывая общественный ресурс. Очевидно, что у работников подобных предприятий, особенно в небольших городах, где других работодателей просто нет, впрочем, как и у представителей всего неэффективного сектора экономики России, есть логика в попытках сохранить "свои" производства любой ценой. Но надо четко отдавать себе отчет в том, что в действительности стоит за этой логикой. По словам О. Вьюгина, "клиринговые системы – это лучший способ с помощью региональных властей оградить себя от рыночной среды, от конкуренции. То есть законсервировать нынешнюю неэффективную структуру отечественной экономики"[440].

10.2.7                Кому выгоден бартер?

Выше уже отмечалось, что бартер – это форма существования неэффективной экономики. В такой постановке данный вопрос представляется риторическим. Но это не совсем так, поскольку каждый неэффективный производитель "неэффективен по-своему". Относительно менее неэффективные производители достаточно успешно используют бартерные отношения для упрочения собственных финансовых позиций. Действительно, первое, что делает сильное предприятие, – стягивает финансовые и материальные ресурсы слабых поставщиков на себя. Продукцию оно поставляет на условиях предоплаты, финансовые же обязательства выполняет с отсрочкой и на собственных условиях (навязывая бартерные поставки своей, а заодно и чужой продукции). Таким образом, предприятия, находящиеся в более сильной позиции, частично формируют свой оборотный капитал за счет слабых контрагентов (что, кстати, делает их еще слабее), при этом частично решая проблемы и с реализацией собственной продукции.

Обычно бартерная продукция не нужна поставщику ресурсов, но у последнего нет выбора. Как правило, ненужная (непотребляемая) в производстве продукция берется предприятием-поставщиком в надежде расплатиться ею же со своими поставщиками или реализовать за деньги и тем самым отдалить момент оплаты отгруженной продукции[441].

В ходе реализации непрофильной продукции возникают дополнительные расходы, которые заставляют завышать отпускную цену. Для сохранения исходного менового соотношения между отгружаемой и получаемой продукцией цена завышается и на свою продукцию, которой производится расчет. Таким образом, в ходе бартерного товарообмена сознательно завышаются цены на продукцию[442].

Отметим, что бартерные операции в промышленности в целом увеличивают накладные расходы, однако бремя их распределяется неравномерно: чем сильнее конкурентная позиция предприятия, тем в большей степени издержки, порождаемые бартерными отношениями, перекладываются на предприятия со слабой конкурентной позицией.

Общим же правилом является тот факт, что чем лучше финансовые результаты, чем увереннее предприятие чувствует себя на рынке, тем менее оно склонно к бартерным операциям, а если к ним и прибегает, то, как правило, чтобы использовать слабую позицию поставщика для формирования собственного оборотного капитала. Впрочем, если сильное предприятие, устанавливая собственные правила игры контрагентам, и крепнет, то в довольно ограниченном понимании этого слова. Действительно, перетягивая финансовое одеяло, оно чувствует себя лучше, чем те, с кого одеяло стягивают. Но именно такое предприятие через налоговую систему содержит плохо или вообще неработающие производства. С таким грузом еще можно пытаться конкурировать с другими российскими предприятиями, но не с западными производителями, не обремененными подобными проблемами.

10.3          Поиск путей преодоления бартеризации

10.3.1                Дефицит денежных средств и методы борьбы с ним

Абстрагируемся на время от рассмотренного выше утверждения, что добиться долговременного промышленного роста вообще и финансовой устойчивости, в частности, на физически изношенном и морально устаревшем оборудовании невозможно. Сказанное вовсе не означает, что у отечественных предприятий исчерпаны резервы повышения эффективности хозяйственной деятельности. Резервы есть и, как показывают расчеты, немалые.

 

 

Рис. 10.1. Источники дефицита денежных средств и основные методы его устранения

Наиболее существенные из них скрыты в неэффективном управлении, количественной мерой которого являются объемы генерируемых на предприятии денежных потоков и динамика рыночной стоимости бизнеса. Попробуем оценить, насколько велики эти резервы.

Традиционный для большинства российских предприятий дефицит денежных средств описывается следующей классической схемой (см. рис. 10.1).

Схема показывает, что проблема денежного дефицита может решаться либо путем увеличения массы прибыли, либо ускорением оборачиваемости оборотного капитала. Попробуем оценить, насколько продуктивен каждый из названных вариантов и разрешима ли вообще проблема дефицита денежных средств. Для этого, используя методы имитационного моделирования, попытаемся оценить, каков потенциал появления свободных денежных средств у предприятий российской промышленности и в какой степени он может быть мобилизован на практике.

10.3.2                В поисках денежного источника

На примере реально существующих предприятий пищевой промышленности, машиностроения и полиграфии рассмотрим ситуацию, типичную для второй половины 90-х годов. Несмотря на то, что предприятия существенно различны[443], как их проблемы, так и методы решения оказались для них схожими.

Все три предприятия в 1997 году начали осуществлять крупномасштабные инвестиции в развитие своей технологической базы. Предприятие пищевой промышленности закупило фасовочное оборудование, которое позволило ему выйти на новые рынки с продукцией длительного хранения. Предприятие полиграфической промышленности приобрело новую высокопроизводительную печатную машину и некоторые другие виды оборудования, что дало ему возможность существенно расширить спектр предоставляемых услуг, номенклатуру и объемы выпускаемой продукции. Машиностроительное предприятие для увеличения конкурентоспособности своей продукции на внутреннем и внешних рынках начало осуществление крупномасштабных инвестиций в обновление основных фондов и модернизацию технологии с целью увеличения качества выпускаемой продукции[444].

Таблица 10.5

Требуемая интенсивность принятия различных мер
для ликвидации дефицита денежных средств

 

Меры

Предприятие пищевой промышленности

Предприятие машиностроения

Предприятие полиграфии

1. Увеличение объема выпуска продукции по основным продуктовым группам в … раз

 

3

 

3,5

 

2,2

2. Увеличение цен по основным продуктовым группам в … раз

 

2,5

 

2

 

1,25

3. Снижение затрат по основным и вспомогательным сырью и материалам на … %

 

45

 

35

 

30

4. Снижение расходов на оплату труда

Снижение на 90% не решает проблему

Снижение на 90% не решает проблему

Снижение на 90% не решает проблему

5. Снижение управленческих затрат

Полное исключение управленческих расходов не позволяет решить проблему дефицита

Полное исключение управленческих расходов не позволяет решить проблему дефицита

Полное исключение управленческих расходов не позволяет решить проблему дефицита

6. Ускорение оборачиваемости дебиторской задолженности на … дней

60

(с 90 до 30)

15

(с 30 до 15)

20

(с 63 до 43)

при ускорении оборачиваемости кредиторской задолженности на … дней

15

(с 45 до 30)

Не рассматривается

10

(с 80 до 70)

 

 

Масштабные инвестиции в основные средства на этих предприятиях привели к дефициту финансовых ресурсов. Острая потребность в денежных средствах определялась, во-первых, необходимостью возврата взятых для реализации инвестиционных программ на весьма жестких условиях банковских кредитов, во-вторых, тем, что завершение начатых работ требовало значительных денежных средств для произведения оставшихся платежей по оборудованию, проведения строительно-монтажных и пусконаладочных работ. Наконец, для нормального осуществления производственной деятельности операционный остаток денежных средств на расчетном счете не должен опускаться в среднем ниже 2% ожидаемой годовой выручки.

Перед всеми тремя предприятиями, таким образом, встала задача поиска денежных средств для завершения инвестиционных программ и нормального осуществления своей финансово-хозяйственной деятельности.

Итак, для удовлетворения потребности в финансовых ресурсах необходимо либо увеличить массу прибыли, либо ускорить кругооборот оборотного капитала (см. рис. 10.1).

Укрупненная номенклатура продукции, выпускаемой на каждом из трех предприятий, составляет несколько десятков позиций. Следуя известному в менеджменте правилу "20-80"[445], в качестве объекта управления выберем лишь основные из них, формирующие примерно половину выручки от реализации за год.

Решение, которое представляется многим руководителям наиболее простым, – это увеличение цены на производимую продукцию. Однако для решения задачи в исходной постановке рост цен на продукцию должен быть достаточно существенным. Поскольку все три предприятия действуют на высококонкурентном рынке, сколько-нибудь существенное повышение цен здесь невозможно. По этой же причине нереальны и масштабы необходимого увеличения выпуска продукции (см. табл. 10.5).

Наконец, последний крупный резерв повышения прибыли — уменьшение затрат на основные и вспомогательные материалы. Инвестиционные проекты данных предприятий не предполагали сколько-нибудь революционных изменений в производстве: они были направлены, в лучшем случае, на придание продукции новых потребительских свойств. А в рамках используемых технологий резкого сокращения материалоемкости добиться нельзя. Конечно, финансовые проблемы предприятий могут быть решены при снижении закупочных цен на сырье и материалы. Но оно должно составить от 30 до 45%, не менее. Уговорить поставщиков на такие ценовые скидки в условиях слабой конкурентной позиции предприятий, по-видимому, еще сложнее, чем реализовать существенно подорожавшую продукцию или попытаться продать ее в значительно возросшем объеме.

В принципе, предприятия могут урезать фонд оплаты труда, уменьшив либо численность занятых, либо ставки заработной платы. Но и это нереализуемо: управленческий персонал без изменения технологии управления плохо поддается коррекции (тех, кого можно было, уже давно уволили), производственных рабочих нельзя сократить ниже технологически обусловленной потребности, а возможности снижения ставок оплаты труда оцениваются руководителями этих предприятий весьма скромно – не более 5-10%. Главное же, что даже сокращение затрат на оплату труда на 90% не позволяет решить проблему.

Единственным реалистичным способом решения проблемы дефицита денежных средств в этой ситуации выглядит лишь ускорение кругооборота оборотного капитала. Ясно, что договориться с поставщиками об ускорении оплаты на 15 дней, хоть и не так легко, но существенно легче, чем продать утроенный объем продукции по той же цене. И это касается всех указанных предприятий. Рассмотрим данную модель хозяйственного поведения более подробно.

 

10.3.3                Бартерные отношения и эффективность управленческих решений: экспериментальные расчеты

Хозяйственная практика показывает, что бартерные расчеты ведут не только к росту издержек, связанных с их обслуживанием. Зачастую бартер вносит "помехи" в представление руководства предприятия о реальной эффективности продукции, что существенно затрудняет принятие качественных управленческих решений, направленных на исправление финансового положения предприятия. Как правило, высокая доля бартера в расчетах ограничивает сами возможности улучшения положения дел и не позволяет существенно улучшать ситуацию, даже если основные направления таких преобразований в целом понятны.

Рассмотрим эту ситуацию на реальном примере. Предприятие, действующее на высококонкурентном рынке и вовлеченное в бартерные взаиморасчеты, пытается решить задачу поиска свободных денежных ресурсов для возврата взятых на себя ранее финансовых обязательств. Ниже мы покажем, каким образом бартерные взаиморасчеты и показатели оборачиваемости оборотного капитала влияют на эффективность продукции и финансовые возможности предприятия. В результате "смещенного" представления об эффективности продукции предприятие оказывается в весьма затруднительном положении. Модификация же методики оценивания продуктов, учитывающая форму взаиморасчетов, наглядно демонстрирует реальные пути решения проблемы. Как нередко бывает в современной хозяйственной практике, лучшие способы решения финансовой проблемы находятся там, где их искать никто и не собирается.

 

Исходная ситуация

Машиностроительное предприятие, некогда принадлежавшее системе ВПК СССР, после приватизации столкнулось с рядом трудно разрешимых проблем. Производит оно как комплектующие для других производств, так и продукцию конечного потребления, которая приобретается в основном торговыми организациями, впоследствии реализующими эту продукцию конечному потребителю.

К определенному моменту времени у предприятия скопилась задолженность по кредитам банков, в 4,4 раза превышающая годовой объем чистой прибыли. Перед предприятием под угрозой принудительного банкротства стоит задача на протяжении года изыскать ресурсы для полного погашения задолженности по кредитам и выплате необходимых процентов. Финансово-кредитные учреждения либо отказывают предприятию в предоставлении стабилизационных кредитов (кредитная история последнего к этому не располагает), либо предлагают процентные ставки, втрое превышающие среднюю ставку по действующим договорам кредитования (80%).

Согласно рассмотренному выше правилу «20-80», для достижения значительного экономического эффекта нет необходимости управлять абсолютно всеми товарными позициями. Для существенного улучшения ситуации достаточно выделить лишь наиболее крупных из них. Это позволяет при значительной экономии на издержках, связанных с продвижением продукции на рынок, достичь максимальной эффективности принятия управленческих решений[446]. Следуя указанному правилу, из более чем 200 наименований продукции, производимой на предприятии, выделим пять основных позиций, занимающих 61% в суммарном объеме продаж (см. табл. 10.6).

При этом рассматриваемые продукты имеют разные финансовые свойства для предприятия в силу специфики их производства, продаж, закупки сырья. Так, продукты №№ 1 - 3 относятся к продукции, предназначенной для конечного потребления. Отгружаются они преимущественно торгово-посредническим организациям, которые по факту розничной реализации перечисляют денежные средства на расчетный счет рассматриваемого предприятия. Цикл производства этих продуктов не носит продолжительного характера, поэтому с учетом периода поставок основных материалов, используемых в производстве продукции, норматив полной оборачиваемости запасов по данным продуктам составляет от 20 до 40 дней. Так как основное сырье приобретается на высококонкурентном рынке, то у предприятия есть возможность добиться отсрочки оплаты поставок важнейшим поставщикам на 50 - 60 дней. Доля переменных затрат в цене колеблется в интервале 59 - 63%.

 

Таблица 10.6

Некоторые исходные характеристики продукции

 

 

№ п/п

Наименование продукта

Доля в общем объеме товарной продукции

Рентабельность по себестоимости

Средний период инкассации дебиторской задолженности, дни

Оборачиваемость оборотного капитала, дни[447]

1.

Продукт №1

9%

22%

15

-1

2.

Продукт №2

26%

16%

30

15

3.

Продукт №3

10%

16%

45

45

4.

Продукт №4

3%

5%

140

175

5.

Продукт №5

14%

8%

160

194

6.

Прочая продукция

39%

5%

30

22

 

Итого

100%

11%

 

 

 

Продукты №№ 4 - 5 реализуются потребителям, использующим их в качестве комплектующих в сборочном производстве. Основной особенностью этих продуктов является их высокая вовлеченность в бартерные взаиморасчеты по оплате реализованной продукции. На протяжении длительного периода времени доля бартера держится на уровне 65-75% в общем объеме поступлений от реализации. Этим обстоятельством и объясняется длительный период инкассации дебиторской задолженности (см. табл. 10.6).

Норматив запаса материалов составляет в среднем 60 дней. Вторая существенная особенность связана с тем, что материалы, используемые в производстве, можно приобрести только у монополиста. По этой причине рассматриваемое предприятие вынуждено оплачивать поставки материалов с 10-дневной предоплатой. Доля переменных затрат в выручке по данным продуктам составляет в среднем 70%, что предопределяет невысокий эффект масштаба при существенном увеличении объема выпуска продукции.

Серьезная проблема, важная для анализа, – невозможность значительного увеличения цены на продукцию из-за высокой конкурентности рынка и слабой конкурентной позиции предприятия на нем. Существенная экономия на затратах также невозможна из-за высокой степени морального износа оборудования и низкого в среднем уровня квалификации персонала. Таким образом, при заданных объемах производства приведенные уровни рентабельности являются максимально достижимыми. Отметим, что рассмотренная ситуация в середине 90-х годов была типичной для большинства предприятий, некогда принадлежавших к числу промышленных гигантов.

Оставшиеся продукты, отнесенные к группе "прочая продукция", представляют собой группу продуктов, производимых по частным мелким заказам, не носящим серийного характера, что и предопределяет низкий уровень их рентабельности. Именно поэтому нет смысла подробно рассматривать эти продукты, так как даже при удвоении объема их производства прирост прибыли составит незначительную величину. В первую очередь, это связано с тем, что издержки, связанные с продвижением такой массы широко диверсифицированного ассортимента продукции, почти полностью покроют прирост в объеме реализации.

Оценка перспективного плана предприятия при неизменных управляющих параметрах[448] показывает, что предприятие имеет в перспективе небольшую положительную прибыль и при неизменных стартовых условиях к концу второго года получает возможность выплатить лишь половину имеющейся задолженности по кредитам (см. рис. 10.2). Диаграмма, представленная на рис. 10.2, показывает структуру и размер оборотных активов (столбцы над осью абсцисс) и источников их финансирования (под осью абсцисс). Дебиторская задолженность, денежные средства и запасы, из которых в основном состоят оборотные активы, как представлено на диаграмме, финансируются задолженностью по кредитам, которая на начало планируемого периода занимает более половины всех источников финансирования, кредиторской задолженностью поставщикам и бюджету (на диаграмме не подписаны) и собственным оборотным капиталом (СОК).

 

Рис. 10.2. Динамика структуры оборотного капитала в неизменных стартовых условиях, руб.

На диаграмме хорошо видно, что погашение кредита, если на предприятии серьезных преобразований не произойдет, станет результатом постепенного увеличения собственного оборотного капитала, единственным источником которого в данной ситуации является рост чистой прибыли[449]. Дополнительные денежные потоки в сложившейся ситуации не генерируются, а значит, возможностей развиваться у предприятия на протяжении ближайших трех лет не предусматривается. Понятно, что такое положение дел руководство предприятия устраивать не может, поэтому у предприятия возникает задача предпринять серьезные шаги по реструктурированию своей деятельности таким образом, чтобы были изысканы необходимые денежные ресурсы.

 

 

Поиск эффективных направлений: вопросы методики

Решение поставленной задачи требует ясности, по меньшей мере, по следующим двум вопросам. Во-первых, какие из производимых продуктов могут дать прирост денежных потоков при увеличении объема их производства, а какие повлекут только финансовые проблемы. Во-вторых, какими должны быть темпы увеличения объема их выпуска, чтобы рост потребности в оборотном капитале не превысил прирост чистой прибыли (с финансовой точки зрения это означает появление денежного дефицита).

Чтобы решить проблему поиска эффективных продуктов, модифицируем метод, основанный на применении матрицы Бостонской Консалтинговой группы (БКГ)[450]. Согласно данному подходу, все важнейшие продукты компании располагаются в четырех квадрантах плоскости "Рентабельность продукции – Доля в продажах" (см. рис. 10.3а). Исходя из того, в какой из квадрантов попадает продукт, делается вывод о перспективности либо бесперспективности наращивания объемов его производства.

 

Рис. 10.3. Традиционная (а) и модифицированная (б) матрицы БКГ

Такое представление (назовем его традиционным) не учитывает перспективной потребности в оборотном капитале, который при планировании роста часто играет определяющую роль в формировании денежных потоков предприятия. С учетом этого, на рис. 10.3 видно, что расположение продуктов в традиционной матрице (а) не совсем адекватно реальной перспективности продуктов. Так, даже для высокорентабельных продуктов с медленным кругооборотом оборотного капитала характерно то, что увеличение объема их производства зачастую приводит к отрицательным чистым денежным потокам из-за опережающего роста потребности в оборотном капитале (на диаграмме отмечены "стрелкой вниз"). Между тем они часто попадают в квадрант "звезд", что дает основания менеджерам, принимающим решение, ошибочно считать именно эти продукты потенциальными источниками наибольшего финансового эффекта.

Зато действительно перспективные продукты могут оказаться в квадранте "собак" и стать кандидатами на исключение из производственной программы. "Донорами" (светлые квадратики на рис. 10.3) здесь называются такие продукты, которые производят источники финансирования оборотных активов в избыточном объеме, "реципиенты" (темные квадратики) – продукты, которые недопроизводят собственные источники финансирования, а значит, потребляют источники финансирования, создаваемые донорами[451].

Практика хозяйственной деятельности многих предприятий показывает, что, как правило, именно доноры являются наиболее перспективными продуктами, дающими возможность существенно повлиять на улучшение финансового положения. Реципиенты же, даже несмотря на высокие показатели рентабельности, довольно часто влекут большие финансовые проблемы при реализации крупномасштабных программ роста. Недоучет данного фактора ведет к ошибочным стратегическим решениям, которые достаточно быстро проявляются в форме "неожиданных" разрушительных последствий.

Именно поэтому необходимо рассматривать продукты в другой плоскости (рис. 10.3б). В этом, собственно, и заключается суть модифицированного метода. На диаграмме видно, что теперь продукты "упорядочиваются" сообразно их ожидаемому воздействию на финансовое положение предприятия. Под "оценкой продукта" в модифицированном методе понимается вклад продукта в совокупную стоимость компании при заданной стратегии развития[452]. Соотнеся оценку продукта с суммой оборотных активов, получаем реакцию показателя стоимости компании на авансирование дополнительного рубля в оборотный капитал за один его полный кругооборот, связанный с производством и реализацией данного продукта.

Данный показатель (обозначим его символами ) путем несложных арифметических действий преобразуется в следующую формулу:

i

 
, где:

 – индекс продукта;  – момент оценки;  – отдача оборотного капитала по продукции вида  на момент оценки, %;  – средневзвешенная стоимость капитала, привлеченного для финансирования деятельности, связанной с продуктом , %;  – остаток задолженности по кредитам на конец периода, относимый на продукцию , руб.;  - оборотные активы компании на конец периода, обусловленные деятельностью, связанной с продуктом , без учета денежных средств.

Как видно из формулы, соотношение вклада продукта в суммарную стоимость компании и суммы оборотных активов, для этого задействованных, её важнейшей оценкой эффективности использования оборотного капитала, зависит (1) от того, насколько краткосрочная рентабельность оборотного капитала  превышает цену привлечения этого капитала , и (2) от доли оборотных активов, которые финансируются за счет заемных средств.

Экономико-математический анализ показывает, что чем большая доля оборотных активов финансируется заемными средствами, тем выше объем привлекаемых для этих целей кредитных ресурсов, тем сильнее через процентную ставку это будет впоследствии влиять на рентабельность продукции и тем меньше в результате свободных денежных потоков останется в распоряжении фирмы, а это автоматически приводит к снижению оценки рыночной стоимости компании. Увеличение же отдачи оборотных активов приводит к тому, что на 1 вложенный рубль объем прибыли увеличивается в большей степени, что положительно при прочих равных условиях сказывается на размере свободных денежных потоков и ведет к увеличению стоимости компании.

Если же ROWA WACC, это означает, что привлекаемый капитал работает в компании настолько неэффективно, что даже не покрывает собственную цену, поэтому? даже при отсутствии кредитных займов, оценка вклада продукта в стоимость компании будет отрицательной. Этот продукт является нетто-потребителем денежных ресурсов, необходимо либо принять решение относительно дальнейшей целесообразности его производства, либо найти возможность изменить показатели оборачиваемости так, чтобы при неизменной эффективности одного полного кругооборота увеличить отдачу оборотного капитала за счет увеличения числа полных кругооборотов за период.

Если оценка P/WA рассматривается одновременно с оборачиваемостью оборотного капитала, как на рис. 10.3б, то такое представление дает более адекватные возможности выбора наиболее перспективных продуктов, увеличение выпуска которых приведет к генерации дополнительных денежных потоков. А поскольку стоимость компании напрямую определяется ими, выбор перспективных продуктов на основе модифицированного метода оказывается весьма продуктивным и наилучшим образом подходит для решения нашей задачи.

В дальнейшем для анализа роли бартера в определении эффективности индивидуальных управленческих решений будем пользоваться методологией, основанной на приведенном выше скорректированном методе БКГ. Воспользовавшись им, попробуем найти способ решения стоящей перед рассматриваемым предприятием проблемы.

 

Поиск решения: выбор альтернатив

Как следует из модифицированной матрицы БКГ применительно к рассматриваемой ситуации (см. рис. 10.4), наиболее вероятной стратегической опорой эффективного роста для предприятия могут стать Продукты №№ 1 - 3, расположенные в сегментах "звезд" и "дойных коров". При этом Продукт №1 является донором по источникам финансирования, а это означает, что при увеличении объема его выпуска эффект масштаба, увеличивающий рентабельность продукции, будет сопровождаться общим снижением потребности в оборотном капитале. Такая ситуация наиболее предпочтительна, и, конечно же, Продукт №1 — наилучший объект для приложения усилий, направленных на расширение производства.

Проблема заключается в том, что возможности увеличения продаж рассматриваемых видов продукции ограничены медленным ростом спроса на рынке и составляют не более 1 - 3% потенциально возможного прироста ежеквартально. В условиях этих ограничений данные продукты не могут реализовать свой потенциал в полном объеме. Продукты же №№ 4 - 5, относящиеся к разряду "Собак", при любом увеличении объема выпуска приведут к тому, что прирост прибыли будет перекрыт более интенсивным ростом потребности предприятия в оборотном капитале из-за медленной оборачиваемости последнего, что, как было сказано выше, обусловлено высокой степенью бартеризации расчетов по данным продуктам.

 

Рис. 10.4. Распределение продуктов по сегментам модифицированной матрицы БКГ

Поэтому единственно возможной стратегией выхода из создавшегося положения представляется увеличение производства Продуктов №№ 1 - 3 с темпами, соответствующими темпам роста спроса на них. В случае реализации данной стратегии ситуация улучшится (см. рис. 10.5). На диаграмме видно, что при медленном росте величины оборотных активов происходит довольно интенсивная реструктуризация пассивов. Уже к концу второго года все кредитные обязательства заменяются собственными источниками финансирования. В начале третьего года даже появляется свободный остаток денежных средств, так как к тому времени предприятию удается полностью рассчитаться по кредитным обязательствам.

Но исходная задача все-таки осталась нерешенной. В рамках данного подхода кредиты по-прежнему не могут быть возвращены в необходимый срок. Возможности поиска денежных ресурсов в необходимом объеме остаются не ясными. Если предприятие сохраняет прежний уровень бартеризации его, как показывают расчеты, ждет банкротство.

 

Рис. 10.5. Структура оборотного капитала при первой стратегии, руб.

Есть ли выход? Оказывается, что возможности для достижения поставленных целей еще не исчерпаны. На самом деле резервы находятся именно в тех продуктах, рост производства которых невозможен при сложившихся условиях оплаты отгружаемой продукции (Продукты №№ 4 и 5). Речь идет не о том, чтобы пытаться увеличить объемы их выпуска в расчете на дополнительную прибыль (именно в этом и состояла типичная ошибка многих предприятий в 90-х годах), а о том, чтобы с помощью ценовой политики реструктурировать оборотный капитал, создав тем самым предпосылки дальнейшего роста. Основная идея решения проблемы заключается в том, чтобы, поступившись рентабельностью продукции, ускорить ее оплату. А поскольку бартерные отношения с контрагентами по этим продуктам были основным тормозом в развитии предприятия, важнейшей точкой приложения управленческих усилий должно стать изменение договорных условий взаиморасчетов.

В этой ситуации возможен следующий ход: предоставить покупателям значительную скидку в обмен на существенное снижение доли бартера во взаиморасчетах. Многие руководители не идут по этому пути, так как боятся потерять прибыль. Покажем, что предлагаемое решение приводит как раз к улучшению финансового положения предприятия, несмотря на некоторое снижение эффективности.

Переговоры с покупателями продукции данного предприятия показали, что при снижении цены продукции на 5% покупатели готовы снизить долю бартера с 70% в объеме закупок до 30%. При скидке в 10% они готовы довести долю бартера до 10%. Сделаем акцент на том, что здесь идет речь не о прямом ускорении оплаты продукции, а лишь о выборе формы расчета. При этом основной эффект достигается за счет усиления конкурентной позиции по отдельному продукту, которое достигается снижением отпускной цены.

Рис. 10.6. Структура оборотного капитала при второй стратегии, руб.

Исходя из показателей рентабельности, эффективным оказывается предоставить 5%-ю скидку по Продукту №4 и 10%-ю - по Продукту №5. При этом и без того низкоэффективные продукты становятся просто убыточными. Но ускорение оборачиваемости оборотного капитала приводит к тому, что теперь можно и нарастить объем производства Продукта №5 на те самые 3%, которые, по данным маркетинговых исследований и анализа программ развития наиболее крупных корпоративных покупателей продукции предприятия, "примет" рынок.

Как видим, результат хотя и несколько неожидан, однако поставленная задача решена (см. рис. 10.6). Способ решения неочевиден – снижение цены на убыточный продукт. На диаграмме хорошо видно, что по кредитам удается полностью рассчитаться уже к концу года. За пределами этого периода на расчетном счете предприятия начинают генерироваться свободные денежные средства, открывающие новые возможности его дальнейшего развития. В связи со снижением доли бартера в расчетах, уменьшается средняя продолжительность периода инкассации задолженности покупателей, что приводит к ускорению оборота денежных средств, с одной стороны, и снижению издержек на осуществление бартерных операций, с другой.

Данный пример иллюстрирует, что в, казалось бы, безнадежной ситуации, совершенно неожиданная мера позволила решить проблему. Именно снижение цены на готовую продукцию в обмен на снижение доли бартера в расчетах через весь комплекс финансовых взаимосвязей привело к тому, что даже при полной убыточности (вначале) эти продукты смогли дать приток необходимых источников финансирования для погашения немалого долга компании. Сделать это позволяет значительное сокращение оборотных активов при росте масштабов выпуска. Отметим, что рассматривалась лишь продукция, составляющая чуть более 60% в общем объеме продаж. Это означает, что среди нерассмотренных видов продукции также, очевидно, можно найти потенциальные источники положительных свободных денежных потоков.

Что же произошло? Дело в том, что медленный кругооборот капитала приводит к существенному разрыву между суммой оборотных активов, сформированных отдельными продуктами, и источниками их финансирования. При увеличении объема выпуска этот разрыв начинает масштабироваться, что приводит к росту потребности в оборотном капитале, опережающему прирост чистой прибыли. Это ведет к возникновению отрицательных денежных потоков и дальнейшему финансовому ослаблению предприятия. Улучшая условия взаиморасчетов, предприятие, тем самым, ускоряет поступление денежных средств. При снижении отдачи одного кругооборота оборотного капитала удается за счет увеличения количества таких кругооборотов нарастить массу денежных поступлений, что в итоге и дает описанный выше эффект.

Тот факт, что снижение цен в среднем на 5 - 10% в качестве "платы" за существенное снижение доли бартера в расчетах привело к революционному улучшению финансового положения предприятия, говорит о том, что бартерные отношения тормозят развитие многих предприятий, ограничивая эффективность принимаемых ими управленческих решений. "Смещенность" показателей эффективности, вносимая бартерными взаиморасчетами, вынуждает либо модифицировать систему оценки продуктов (и внутрифирменный учет для этих целей), либо принимать решения с "поправкой на интуицию", которая только качественным образом может подсказать, как правильно поступить в отношении того или иного представителя производственной программы, но не может выступать основой для определения долгосрочной стратегии.

Довольно часто менеджеры российских предприятий при планировании выпуска ориентируются на показатели рентабельности продукции и ни при каких условиях не соглашаются идти на существенные уступки в цене в обмен на столь же существенные уступки покупателей в условиях расчетов. Такая политика закономерно генерирует убытки, омертвляет оборотный капитал и во многом способствует углублению кризиса на предприятиях.

К сожалению, даже сегодня, когда доля бартера в расчетах существенно снизилась по сравнению с 1997 г., многие компании тем не менее не желают избавиться от остатков бартера описанным выше способом, хотя такая возможность и существует. В результате немалый потенциал реструктурирования операционной деятельности российских предприятий остается неиспользованным, а значит, бартеризация в той форме, в которой она укоренилась в российской экономике, является до сих пор значимым препятствием для экономического роста российской промышленности.

Результаты проведенных расчетов показывают, что на настоящем этапе проблема эффективного управления оборотным капиталом с целью увеличения положительных денежных потоков для большинства предприятий имеет первостепенное значение. Особенно это важно для предприятий тех отраслей, где длительность полного кругооборота оборотного капитала, обусловленная технологией, сравнительно высока: строительство, машиностроение, добывающая промышленность, сельское хозяйство.

Таким образом, потенциал традиционных мер по решению проблемы дефицита денежных средств является весьма ограниченным по своим возможностям. Из этого, конечно, не следует, что не стоит и пытаться снижать затраты и проводить активную маркетинговую политику, позволяющую лучше продавать продукцию; просто следует отдавать себе отчет в том, что кардинально решить стоящие перед предприятием проблемы таким путем вряд ли удастся. Это объясняет постоянные финансовые затруднения в этих отраслях и высокий уровень неденежной компоненты во взаиморасчетах. Проведенный анализ также указывает на наличие эффективного и надежного внутреннего денежного источника на предприятии, скрытого некачественным управлением и другими специфическими проявлениями сложившейся в российской экономике ситуации.

При этом важно понимать, что рационализация управления оборотным капиталом требует серьезной интенсификации деятельности маркетинговых служб предприятий. Если предприятие предполагает кредитовать потребителей своей продукции на беспроцентной основе и в тех размерах, в которых они пожелают, то, очевидно, любой каким-либо образом полученный им финансовый ресурс будет рано или поздно передан контрагентам. Говорить в этом случае об эффективности использования финансовых ресурсов не имеет смысла, хотя, конечно, можно рассматривать получение средств конкретными предприятиями как одну из форм финансирования промышленности в целом.

Повышение качества управления на предприятиях является первым непростым, но необходимым и вполне реальным шагом в начале длительного пути вывода российской промышленности из летаргического состояния. К сожалению, отечественные экономические институты пока мало способствуют развитию высокоорганизованного производства. Поэтому, в первую очередь, приоритетом российской экономической политики должно стать формирование общественных институтов, адекватных предъявляемым экономике на современном этапе требованиям.

10.3.4                Перспективы развития бартерной экономики

Проведенный анализ показывает, что понятия развитие и бартер плохо сочетаются друг с другом. Развитие бартерных отношений – это дальнейшее воспроизводство неэффективного производителя, ориентированного не на адаптацию к меняющимся условиям, а на самосохранение в максимально неизменном виде, ставящего перед собой не долгосрочные, а сиюминутные цели, иными словами, продолжение деградации отечественной экономики. В этом смысле у бартерной экономики нет будущего.

Вместе с тем бартер – это проявление глубинных свойств российской экономики, один из симптомов ее многочисленных тяжелых болезней. Борьба с бартером — не более чем борьба с высокой температурой при воспалении легких. Известно, что сбить температуру не составляет труда, но это отнюдь не означает победы над болезнью. Более того, концентрация усилий на борьбе со следствием, а не с причиной, скорее приведет к результату, противоположному первоначальным целям. В этом смысле бартер полезен тем, что благодаря ему российская экономика не остановилась окончательно, при этом миллионы людей находятся на рабочих местах, а не на баррикадах.

"Недостатки" бартера являются продолжением его "достоинств". Дав возможность сохранить "устойчивость" экономике, бартер стал значимым элементом специфической системы российских экономических институтов. Именно бартер дает возможность существовать неэффективным производителям за счет эффективных. Более того, бартерные схемы как нельзя лучше позволяют высшему менеджменту российских предприятий манипулировать не принадлежащим им капиталом, что не может не вести к массовым злоупотреблениям.

Перспективы бартерных отношений неразрывно связаны с темпами оздоровления российской экономики, сокращением ее неэффективного сектора. Чем быстрее будет "выздоравливать" отечественная экономика, тем дальше будут отступать бартер, неплатежи и другие формы квазиденежных расчетов. К сожалению, уверенности, что существуют или в обозримом времени проявятся достаточно сильные институциональные факторы, способные оказать значимое воздействие на реформирование российской экономики, пока нет.

В этом смысле известную настороженность вызывает "Стратегия развития Российской Федерации до 2010 года", разработанная фондом "Центр стратегических разработок". Несмотря на оптимистичное видение авторами "Стратегии" будущего России как в средне-, так и в долгосрочной перспективе, даже в этом весьма обширном документе, фактически являющемся программой действий правительства страны, нет убедительных доказательств того, что экономика России "обречена" на поступательное развитие. Знакомство с документом скорее зарождает сомнения в "неизбежности" такого пути.

"Стратегией" предусмотрены три этапа реализации структурной политики. Первый этап – 2000-2002 гг., второй – 2003-2007 гг., третий – 2008-2010 гг. На всех этапах декларируется поддержка отечественного производителя со стороны государства. Почему именно с 2000 г. эта поддержка будет обеспечивать устойчивый экономический рост, в то время как ранее она предопределяла в лучшем случае стагнацию производства, остается до конца неясным. Зато ясно другое. Правительство не видит значимых финансовых источников для осуществления модернизации экономики, не предполагает формировать их в рамках государственного бюджета[453] и не рассчитывает всерьез на иностранный капитал[454]. Авторы "Стратегии" считают, что "финансирование экономического роста в значительной мере будет обусловлено сокращением масштабов оттока капитала", "объем оттока капитала, который в 1999 году превысил 10 процентов ВВП, и есть тот внутренний потенциал роста, причем, преимущественно, инвестиционного. Сокращение масштабов вывоза капитала вдвое могло бы позволить увеличить инвестиции примерно на одну треть, в случае, если бы эти ресурсы оставались в стране и были направлены на инвестиции"[455].

Очевидно, что этот ключевой пункт "Стратегии" является одним из самых уязвимых. Отметим, что "увеличить инвестиции примерно на одну треть" от современного ничтожного уровня в условиях когда "на фоне состояния производственного аппарата, который в большей части морально устарел, физически изношен и достиг критического возраста"[456], "ожидается интенсивное выбытие по возрасту основных фондов инфраструктурных отраслей"[457], означает сделать очень немногое (если не сказать почти ничего). К тому же, если даже и удастся существенно снизить утечку капитала за рубеж, — а многолетний опыт борьбы с этим явлением в рамках российской государственной машины однозначно свидетельствует, что фискальные и даже полицейские меры здесь малоэффективны, — ниоткуда не следует, что "сохраненные" средства будут инвестированы в отечественную экономику. Если собственник считает, что инвестированные средства будут потеряны (неважно по какой причине и в какой форме это произойдет), он не будет их вкладывать, несмотря ни на какие апелляции к его сознательности.

Вместе с тем только "к концу второго этапа будут в основном завершены институциональные реформы, связанные с созданием нормативно-правовой базы институтов рыночной инфраструктуры, акционированием и приватизацией избыточной части государственного сектора экономики, перераспределения активов"[458]. То есть благоприятный инвестиционный климат вряд ли будет создан раньше 2007 г.

В действительности ответ  на вопрос о перспективах модернизации российской промышленности представлен в разделе 3.1.3. Основные этапы и инструменты реализации структурной политики: "Третий этап структурных преобразований будет характеризоваться масштабной модернизацией производственного аппарата всех отраслей экономики при сокращении степени государственного участия в финансировании и поддержке инвестиционных программ и проектов. В частности, продолжатся обновление производственного потенциала в отраслях конечного потребления, развитие сырьевой базы промышленности и отраслей инфраструктуры". Оказывается, "масштабная модернизация производственного аппарата" запланирована на период ПОСЛЕ 2008 г. На чем основаны ожидания роста экономики в предыдущие годы, так и остается не ясным. Если на повышении загрузки имеющихся мощностей, то в самой "Стратегии" их потенциалу дана исчерпывающая характеристика (см. выше), да и данные текущего анализа макроэкономической ситуации подтверждают, что сколько-нибудь значимого, а, тем более, устойчивого роста на этом пути не достичь[459].

 

*  *  *

 

Таким образом, бартер представляется нам не случайным, а вполне закономерным, иммонентным элементом постсоветской хозяйственной системы эпохи "ельцинизма". Именно экономика бартера позволила новоиспеченным предпринимателям извлекать лично для себя немалые доходы, уклоняясь при этом от выплаты как налогов, так и дивидендов, сохраняя минимальный уровень терпимости со стороны трудовых коллективов. Российская экономика в результате приобрела "пестрый" вид: грань между "светлыми" (легальными) и теневыми (нелегальными) экономическими отношениями пролегла не столько между фирмами разной степени законопослушности, сколько внутри фирм, каждая из которых вынуждена совмещать "светлые" и теневые виды деятельности.

Эта неразрывность легальных и нелегальных сторон хозяйственной деятельности вырисовывается еще более рельефно, когда мы переходим от изучения взаимоотношений фирм к анализу их взаимодействия с институтами, призванными обеспечивать защиту прав собственности предпринимателей. 


Глава 11.  Право силы вместо силы права,
или экономика рэкета

11.1          Угроза правам собственности в легальном бизнесе: "грабящие руки" вместо "невидимой руки"

11.1.1                "Руки", управляющие рынком

Мимолетное замечание А. Смита о невидимой руке рынка, которая оптимально руководит производством, стало одним из краеугольных камней неоклассического "экономикса". Однако представление о полной стихийности формирования и развития рыночных институтов является, скорее, своего рода "сакральным мифом" экономистов, нежели отражением объективных фактов.

Даже в Великобритании, чья история считается каноническим образцом становления капиталистического строя, рынок выступает во многом как результат социального конструирования, на что обратил внимание еще К. Поланьи[460]. Чем позже формируются национальные модели рыночного хозяйства, тем отчетливее в них видны следы рукотворности. Современная американская модель рыночного хозяйства несет на себе явный отпечаток "нового курса" Ф.Т. Рузвельта, германская модель – программ Л. Эрхарда, японская модель – концепций американских администраторов оккупационного периода. Еще сильнее заметно сознательное институциональное строительство в новых индустриальных и  постсоциалистических странах, осуществлявших рыночную модернизацию в последней трети XX в.

Чтобы подчеркнуть качественные различия национальных путей рыночной модернизации, современные американские экономисты Тимоти Фрей и Андрей Шляйфер выделяют три основных типа условий развития бизнеса в переходных обществах – модель "невидимой руки" (invisible hand), модель "поддерживающей руки" (helping hand) и модель "грабящей руки" (grabbing hand)[461] (таблица 11.1). Эти модели различаются, прежде всего, тем, насколько обеспечены права собственности предпринимателей и как это осуществляется: в первом случае эти права защищаются законом, во втором случае – правительственными чиновниками, в третьем случае – мафией.

 

 Таблица 11.1

Основные типы условий развития бизнеса в экономиках переходного типа, по Т. Фрею и А. Шляйферу

Модели

Правовая среда

Административное регулирование

Невидимая рука: большинство стран Восточной Европы

Правительство не стоит над законом. Контракты защищаются судами

Правительство следует узаконенным правилам.

Регулирование минимально.

Коррупция слаба

Помогающая рука: КНР, Южная Корея, Сингапур

Правительство стоит над законом, используя власть для помощи бизнесу. Контракты защищаются государственными чиновниками

Правительство агрессивно помогает некоторым предпринимателям

Организованная коррупция

Грабящая рука: большинство постсоветских республик

Правительство стоит над законом, используя власть для получения ренты. Правовая система не работает, контракты защищаются мафией

Многочисленные полусамостоятельные государственные институты осуществляют грабительское регулирование.

Дезорганизованная коррупция

Составлено по: Frye T., Shleifer A. Op. cit.

 

В принципе, даже то, что Т. Фрей и А. Шляйфер называют моделью "невидимой руки", отнюдь не тождественно полному невмешательству государства в дела бизнеса. Просто в данном случае государство выступает в роли не "доброго деспота", как в модели "поддерживающей руки", а стража порядка, который вырабатывает единые для всех эффективные "правила игры" и следит за их выполнением – защищает права собственности, что есть первейшая функция государства в рыночном хозяйстве. Но и эта модель является своего рода идеальным типом, реальная же ситуация в различных странах с модернизируемой экономикой представляет собой, как правило, "смешение всех трех типов".

Таким образом, распространенное среди отечественных либералов (особенно, в начале 1990-х гг.) представление, будто для рыночной модернизации достаточно дать экономическую свободу, и затем все наладится наилучшим образом, следует считать вредной утопией. Чтобы обеспечить защиту прав собственности зарождающегося бизнеса, надо выбирать между "невидимой рукой" закона, "поддерживающей рукой" государственного чиновника и "грабящими руками" бюрократов, коррупционеров и бандитов.

11.1.2                Чьи руки шарят в кармане предпринимателя?

По классификации Т. Фрея и А. Шляйфера, постсоветские республики относятся к модели "грабящей руки": хотя на словах бюрократы придерживаются риторики в духе "поддерживающей руки", в действительности бизнесмены оказываются во враждебном окружении. Кто и как отщипывает "крошки" от предпринимательского "пирога"? Для ответа на этот вопрос обратимся к данным компаративистских исследований условий развития бизнеса, проводившихся в 1996 и 1997 гг. в некоторых постсоциалистических странах под несомненным влиянием и по образцу знаменитых исследований Э. де Сото (таблицы 11.2 и 11.3).

Таблица 11.2

Сравнение условий развития мелкого торгового бизнеса в Москве и Варшаве, 1996 г.

Условия деятельности

предпринимателей

В Варшаве (Польша)

В Москве

(Россия)

Затраты времени на регистрацию, месяцев

0,72

2,71

Количество инспекторских проверок за последний год

9,0

18,56

Доля магазинов, чьи владельцы были за последний год оштрафованы во время инспекторских проверок, %

 

46

 

83

Доля владельцев магазинов, нуждающихся в судебном арбитраже, но не имеющих возможности к нему прибегнуть, %

 

 

10

 

 

45

Доля владельцев магазинов, сталкивавшихся с рэкетом за последние 6 месяцев, %

 

8

 

39

Доля владельцев магазинов, признающих необходимость "крыши" ("зонтика")

 

6

 

76

Составлено по: Frye T., Shleifer A. Op. cit.

 

Согласно социологическим опросам, в "грабеже" российских предпринимателей первоочередную роль играют государственные чиновники. Взимая довольно высокие налоги (порядка 30% от выручки), они не обеспечивают взамен предпринимателям сколько-нибудь эффективной поддержки. Регистрационные процедуры довольно длительны. Предприниматели реже, чем хотели бы, обращаются в суды для разрешения конфликтов, поскольку судебные процедуры длительны и дорогостоящи, а решения судов не всегда предсказуемы и не имеют обязательной силы. Государственные службы буквально терроризируют бизнесменов (особенно, мелких) требованиями мелочной отчетности (на нее уходит почти 20% рабочего времени руководителей фирм) и частыми инспекциями (в мелких магазинчиках Москвы, по данным опроса 1996 г., – в среднем полтора раза в месяц), участники которых считают своим святым долгом наложить штраф. Кредитная поддержка бизнеса находится в жалком состоянии. В такой ситуации даже честные чиновники (те, кто не берет взяток) воспринимались бы бизнесменами как грабители: уплатив государству налоги, предприниматель получает взамен не просто полное равнодушие к своим потребностям, а еще и лишние заботы. Такие налоги заставляют вспомнить "поминки", которыми Российское государство в XVIXVIII вв. откупалось от слишком частых набегов крымских татар (по принципу "заплатишь – будешь иметь беду, не заплатишь – будешь иметь еще большую беду").

Однако честный, не вымогающий взяток чиновник в современной России рискует оказаться музейным экспонатом. Опросы свидетельствуют, что примерно 9 бизнесменов из 10 считают взяточничество повседневным явлением: давать "барашка в бумажке" приходится и при регистрации фирмы, и при регулярных "наездах" проверяющих инспекций. Взятки, с одной стороны, снижают издержки бюрократического надзора (вместо выполнения массы формальностей достаточно выполнить "просьбу" проверяющего инспектора). С другой стороны, повальное взяточничество приучает бизнесменов видеть в государственных чиновниках не доброжелательных помощников, а обладателей "лицензии на грабеж". Соответственно, и государственные служащие привыкают рассматривать свой пост как своего рода "кормление" (по образцу институтов средневекового Московского государства), не связанное к тому же с полезной деятельностью. Возникает одна из институциональных ловушек, когда сиюминутный выигрыш оборачивается тупиком в скором будущем.

Позиция рэкетира в компании лиц, запускающих жадные руки в карман предпринимателя, выглядит едва ли не наиболее благопристойно. Когда бизнесмен платит дань представителям организованной преступности, он знает, что идет на сомнительную сделку с заведомыми нарушителями закона, не прикрывающимися служебным удостоверением, а потому здесь не возникает искаженного представления об общественных функциях. Частота столкновений с уголовным рэкетом оказывается примерно такой же, что и частота встреч с чиновниками-вымогателями.

 

 Таблица 11.3

Сравнение условий развития бизнеса

в пяти постсоциалистических странах, 1997 г.

Условия деятельности
предпринимателей

Польша

Словакия

Румыния

Россия

Украина

Налоги и др. платежи государству, % от выручки

19,4

20,2

22,0

29,9

31,4

Доля затрат рабочего времени менеджеров на официальную отчетность, %

 

10,3

 

11,8

 

8,0

 

18,3

 

25,4

Доля предпринимателей, полагающих, что для получения лицензии необходимы взятки, %

 

19,3

 

42,2

 

17,0

 

91,7

 

87,5

Доля предпринимателей, признающих, что правительственные службы вымогают взятки, %

 

20,0

 

38,0

 

20,0

 

91,0

 

87,0

Доля предпринимателей, признающих, что для защиты договоров надо обращаться в суд, %

 

72,9

 

67,9

 

86,9

 

58,4

 

54,7

Доля предпринимателей, получивших в минувшем году кредит, %

 

48,8

 

27,6

 

24,1

 

17,0

 

13,8

Доля предпринимателей, признавших, что фирмы платят мафии за защиту, %

 

8,0

 

14,9

 

0,6

 

92,9

 

88,8

Составлено по: Johnson S., Kaufmann D., McMillan J., Woodruff C. Why Do Firms Hide? Bribes and Unofficial Activity after Communism // http://www.hhs.se/site/Publications/No150web.pdf.

 

Таким образом, в постсоветской России мы видим не одну "грабящую руку", а целых три: бюрократа, который не помогает бизнесмену, но взимает с него налоги и выматывает административным контролем; взяточника, отказывающегося одобрять деятельность предпринимателя без "бакшиша"; рэкетира, обеспечивающего защиту прав собственности бизнесмена (часто – защиту только от насилия самого рэкетира) в обмен на уплату дани. Первые две социальные роли на практике обычно персонифицируются одним лицом – чиновники налагают на предпринимателей административную узду, чтобы затем иметь возможность ослаблять ее за личное вознаграждение. Такую ситуацию американский исследователь С. Фиш называет "экономикой рэкета": вымогательство у предпринимателей, постоянные посягательства на их права собственности становятся нормой действий и нелегальных, и легальных структур[462]. "Экономика рэкета" – это институциональная форма российского бизнеса второй половины 1990-х гг. Впрочем, схожие обстоятельства наблюдаются во всех постсоветских государствах, на фоне которых Россия выглядит еще отнюдь не худшей. Достаточно отметить, что, согласно оценкам западных экспертов, в ряду 10 республик по степени коррумпированности Россия находится где-то на предпоследних местах, уступая сомнительную честь быть лидерами коррупции кавказским и среднеазиатским "братьям по несчастью" (таблица 11.4).

 

Таблица 11.4

Частота и размер взяток государственным чиновникам коммерческих компаний,

согласно исследованиям ЕБРР и ВБ, 1999 г.

 

Страны

Доля компаний, дающих взятки, в %

Средний размер взяток, в % к годовому доходу компаний

Армения

40,3

6,8

Белоруссия

14,2

3,1

Грузия

36,8

8,1

Казахстан

23,7

4,7

Киргизия

26,9

5,5

Литва

23,2

4,2

Молдавия

33,3

6,1

Россия

29,2

4,1

Узбекистан

46,6

5,7

Украина

35,3

6,5

Источник: Российская Федерация сегодня. 2000. № 17. С. 27.

 

 

11.2          Препятствия для легальной защиты прав собственности

11.2.1                Негативный имидж российского бизнеса

Почему же отечественные предприниматели оказались в столь незавидном положении, когда все рассматривают их как объект вымогательства, но никто не спешит придти на помощь? Можно назвать много причин, препятствующих нормальной, легальной защите прав предпринимателей: низкая законопослушность россиян (традиция неправовой свободы); слабость и малоэффективность самих законодательных норм, направленных на защиту прав собственности; низкие ресурсы органов правопорядка, которые не в силах поддерживать даже те законодательные нормы, которые уже есть. Однако по большому счету все эти факторы трудно назвать первостепенными. Главная причина заключается в том, что большинство россиян (включая законодателей и стражей закона) просто не считают защиту бизнеса первостепенной задачей. В самом деле, с начала радикальных рыночных реформ прошло почти десятилетие, а степень защищенности предпринимателей если и улучшилась, то отнюдь не качественно.

Почему же беды предпринимателя в постсоветской России не считают объектом первостепенных забот? Для любого россиянина ответ не составит особого труда: в бизнесменах видят не трудолюбивых производителей, а нахрапистых и аморальных хищников, грабить которых – не преступление, а своего рода восстановление социальной справедливости ("экспроприация экспроприаторов").

Негативный имидж бизнесменов в глазах основной массы россиян можно, в принципе, принять за аксиому, не требующую доказательств в силу ее постоянного подтверждения повседневным опытом. Поскольку, однако, в науке доводы к самоочевидности не принимаются, сошлемся хотя бы на один из недавних социологических опросов. В Таблице 11.5 показаны результаты исследования, выполненного в 1998 г. в Санкт-Петербурге Центром социологических исследований факультета социологии СПбГУ. В его ходе респондентам, в частности, предлагалось ответить на открытый вопрос "Закончите следующее предложение: “В России, чтобы достичь успеха в бизнесе, нужно…”". Большая часть опрашиваемых (47,4%) недвусмысленно называла такие качества, нужные, по их мнению, для занятия бизнесом, которые вызывают однозначно негативные ассоциации, – наличие "лапы", готовность нарушать нормы закона и морали, умение изворачиваться[463]. Петербуржцы, для которых занятие предпринимательством ассоциируется с положительными человеческими качествами, составили менее трети респондентов (30,9%).

 

Таблица 11.5

Мнения россиян о том, что необходимо для занятия бизнесом

(по данным социологического обследования в Санкт-Петербурге, 1998 г.)

Характер

названных факторов

Доля респондентов, давших ответы, в %

Совокупная доля респондентов по категориям ответов, в %

Негативные факторы

 

 

Иметь связи, покровительство

Преступать закон

Нарушать нормы морали

Крутиться, приспосабливаться

17,3

14,2

10,9

5,0

47,4

Неопределенные факторы

 

 

Иметь деньги

Изменить жизнь в российском обществе

Хитрость

Победить преступность

Удача

16,6

6,7

2,0

1,8

1,3

28,4

Позитивные факторы

 

 

Обладать умом, творческими способностями

Иметь знания, навыки, опыт

Иметь силу, волю, энергию, целеустремленность

Работать

Обладать честностью, порядочностью

9,7

7,6

6,2

4,7

2,7

30,9

 

* В рубрику "Неопределенные факторы" сведены те ответы, в которых названы качества предпринимателей, не определяемые однозначно как позитивные или негативные.

Составлено по: Безгодов А.В. Очерки социологии предпринимательства. Под ред. Д.П. Гавры. СПб.: ООО “Издательство «Петрополис»”, 1999. С. 201.

 

Таким образом, спустя десяток лет после начала интенсивного "воспитания" уважению к предпринимательской деятельности во "второй столице" России примерно половина людей считает бизнесменов скорее "проклятыми буржуями", чем "солью земли русской". Понятно, что в провинции, где народ живет победнее, чем в "столицах", и где либеральная ментальность укоренилась гораздо слабее, имидж бизнесменов еще менее привлекателен.

Если "бизнес" прочно ассоциируется с "криминалом" и "воровством", то вполне понятно, почему никто не торопится протянуть молодому российскому бизнесу руку помощи. Большинство явно или неявно считает предпринимателей своего рода "легальными преступниками" и уверено, что относиться к ним надо именно в соответствии с криминальными "понятиями", то есть по принципу "права силы".

11.2.2                Этот криминальный, криминальный, криминальный российский бизнес

 В какой степени, однако, оправдан негативный имидж российского бизнеса? Быть может, отечественные предприниматели – "без вины виноватые"? Нет, российских предпринимателей трудно назвать невинными овечками. Представления "простых людей" о предпринимателях как о жуликах, увы, не слишком расходятся с реальным положением дел.

Действительно, в 1990-е гг. главным генератором криминогенности в России стал именно молодой бизнес. Кажется, будто отечественные предприниматели задались специальной целью подтвердить крылатую фразу из "Золотого теленка", что "все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем". Впрочем, складывается впечатление, что и не слишком крупные наживаются примерно таким же образом.

Криминальность в поведении российских бизнесменов можно проследить по трем направлениям: отношения с клиентами, отношения с государством, отношения с коллегами по бизнесу.

Что касается отношений с клиентами, то здесь на поверхности наиболее заметен банальный, но массовый их обман. Хрестоматийным примером может быть история с "МММ", после которой у десятков тысяч людей ненависть к бизнесменам стала своего рода условным рефлексом. Если, однако, глубже рассмотреть главные источники доходов новых "акул бизнеса", то выяснится, что само первоначальное накопление капиталов в конце 1980-х — начале 1990-х годов было основано именно на злоупотреблениях по отношению к рядовым гражданам. В экономической теории широко используется термин "рентоориентированное поведение" — так называют погоню за прибылью, извлечение которой основано не на конкуренции за рубль покупателя, а на использовании каких-либо привилегий. Зарубежные исследователи "загадочной России" давно отмечают, что в начале 1990-х годов Россия превратилась буквально в "рай для присвоения ренты". По оценке А. Ослунда, в 1992 г. рентные доходы превышали 80% российского ВВП (в т. ч. 30% — от спекуляции энергоресурсами и металлами, еще 30% — от льготных кредитов)[464]. Это "рентоискательство" заложило фундамент практически всех крупных состояний: по существу, оно стало перераспределением национального богатства в пользу "новых русских". Поскольку подобное предпринимательство деструктивно для общества (выгоды "рентоискателей" — это потери остальных членов общества), то вполне естественно, что рядовые граждане считают такой бизнес криминальным, даже если формально нарушения правовых норм и не происходит.

Хотя без негласной санкции правительства радикал-реформаторов массовое извлечение ренты в принципе было бы невозможным, в отношениях с правительством бизнес тоже не придерживается честных "правил игры". Уклонение от регистрации сделок и уплаты налогов, подкуп правительственных чиновников, тайный вывоз капиталов за рубеж — все это стало настолько заурядным, что воспринимается как часть профессиональных навыков для тех, кто решает плавать в мутной воде бизнеса. Сошлемся для примера хотя бы на данные о масштабах неоформленных сделок: их доля в выручке отечественных предпринимателей составляет по оптимистическим оценкам порядка 8 – 15%[465], а по пессимистическим – около 30%[466]. В 1994 г. российское правительство считало, что более 42% фирм не могут считаться легитимными, поскольку не платят налогов и даже не имеют официального разрешения заниматься бизнесом[467]. Российская экономика быстро приобрела "пестрый" характер — настолько тесно в ней официальная деятельность переплетается с неофициальной, "теневой".

Наконец, и в отношениях друг с другом бизнесмены не склонны быть слишком щепетильными. По данным анкетного опроса российских предпринимателей, проведенного в 1997 г. под руководством В.В. Радаева, с нарушениями деловых обязательств сталкиваются 82% предпринимателей, из них 50% — иногда, а 32% — часто[468]. Систематическое нарушение деловых обязательств и нечестная конкуренция естественным образом дополняются (и ограничиваются) использованием услуг мафии для выбивания долгов и устранения конкурентов. Предпринимателей убивают едва ли не так же часто, как главарей мафиозных группировок, что заставляет усомниться в существовании заметных различий между легальным и мафиозным бизнесом[469].

Возникает вопрос: почему в российском бизнесе девиантное (с точки зрения нормального рядового гражданина) поведение выступает скорее правилом, чем исключением? Часто это объясняют тем, что правительство навязало предпринимателям "правила игры", честно соблюдать которые просто невозможно (очень сильный "налоговый пресс", слабая законодательная база, низкая эффективность реальной правоохранительной деятельности и т. д.). В таком объяснении есть большая доля истины. Однако тогда остается непонятным, почему отечественные предприниматели и прочие россияне без особого возмущения приняли подобные "правила" и "играют" по ним уже лет десять. Для понимания глубины проблемы зададимся вопросом: в какой степени российская экономическая ментальность в принципе признает и одобряет бизнес как индивидуальное стремление к обогащению?

11.2.3                Роль экономической культуры в развитии предпринимательства

Когда российские "шокотерапевты" начинали реформы, то они были твердо убеждены, что, подобно тому, как вода всюду течет сверху вниз, реформирование экономики любой страны происходит на основе универсальных рецептов неоклассического "экономикса". Неудачи радикальных рыночных реформ в России стали началом разочарования в универсализме неоклассических рецептов. В наши дни становится очевидным: методов "лечения" экономики, в равной степени пригодных и для Америки, и для Японии, и для Новой Гвинеи, к сожалению, нет. Дело в том, что развитие любой экономической системы (рыночной ли, командной или смешанной) в какой-либо конкретной стране ограничено рамками национальной экономической культуры, которая во многом определяет лицо национальной модели экономики.

Экономическая (хозяйственная) культура (экономическая ментальность) есть совокупность стереотипов и ценностей, влияющих на хозяйственное поведение. Эти стереотипы и ценности являются общими для крупных социальных общностей (этносов, конфессий). Национальная хозяйственная культура нематериальна и часто трудноуловима, но именно она определяет форму развития экономических систем в той или иной стране (подробнее см. главу 2). Ее изменения очень медленны, поэтому, например, экономика переживающей НТР Японии имеет множество особенностей, роднящих ее скорее с хозяйственным строем доиндустриальной Японии, чем современной Америки.

Важнейшим компонентом экономической культуры являются господствующие представления об этически допустимых ("правильных") формах и образцах поведения, которые становятся фундаментом правовой культуры. Национальная экономическая культура (ментальность) обуславливает, в свою очередь, специфику развития преобладающих форм криминального поведения.

Каковы культурологические основы современного рыночного хозяйства? Вспомним полемику по этому поводу между двумя великими немецкими экономистами-социологами рубежа XIXXX веков Максом Вебером и Вернером Зомбартом.

В. Зомбарт считал "духом" капитализма всякое стремление к получению денежного богатства[470]. В таком случае предпосылкой развития капитализма, по Зомбарту, является стремление к роскоши, расточительству, престижному потреблению. Перечисляя основные типы капиталистических предпринимателей, он называл среди них разбойников и феодалов, спекулянтов и купцов.

Напротив, М. Вебер отмечал, что объяснять сущность буржуазного предпринимательства только лишь "стремлением к денежному богатству" принципиально недостаточно[471]. Он выделил два качественно различных типа "стремления к наживе": один основан на использовании различных форм насилия (обман, грабеж, взятки и т. д.), другой — на использовании добровольного и взаимовыгодного обмена. Жажда наживы любой ценой, по его мнению, не только не является буржуазной, но, напротив, тормозит развитие нормального рыночного хозяйства. "Повсеместное господство абсолютной беззастенчивости и своекорыстия в деле добывания денег, — подчеркивает Вебер, — было специфической характерной чертой именно тех стран, которые по своему буржуазно-капиталистическому развитию являются «отсталыми» по западноевропейским масштабам"[472]. Формирование "нормального" капитализма возможно, по Веберу, только там и тогда, где и когда побеждает мораль "честной наживы", предполагающая взаимовыгодность экономических отношений для всех ее участников. Если капитализм "по Зомбарту" имманентно предполагает принцип "не обманешь — не продашь", то капитализм "по Веберу" основан на морали "честность — лучшая политика".

Экономическая история ХХ века, когда к рыночному хозяйству стали приобщаться страны "третьего мира", предоставила обильный материал для сравнения возможностей развития капитализма "по Зомбарту" и "по Веберу". Там, где бизнес приобретал черты своеобразного общественного служения (это, прежде всего, регион конфуцианской цивилизации), рыночное хозяйство развивалось весьма эффективно, ускоряя развитие общества. Если же предпринимательство воспринималось как своекорыстная нажива любой ценой (как, например, во многих странах Африки), то рыночное хозяйство приобретало форму нароста, паразитирующего на национальной экономике. Сама история вынесла своеобразный вердикт: чтобы предпринимательство стало основой экономической жизни общества, оно должно иметь в глазах большинства населения имидж честного и достойного занятия.

11.2.4                Этическая оценка предпринимательства в российской экономической культуре

Когда радикал-реформаторы в 1992 г. закладывали на долгие десятилетия вперед фундамент российской модели переходной экономики, то за желаемый образец явно или неявно брали американское хозяйство. Американская либеральная модель рыночного хозяйства есть наиболее чистое выражение идеологии "протестантской этики" с характерными для нее фигурой himselfmademan`а (в буквальном переводе — "человек, который сделал себя сам") как образцом жизнедеятельности и культом "честной наживы". Но в какой степени эти этические нормы совместимы с российской культурой[473]?

Существует ли в российской экономической культуре благожелательное отношение к деятельному индивиду, обязанному своей карьерой только самому себе? Для ответа на этот вопрос необходимо выяснить, насколько велика в российской культуре ценность индивидуализма. Мнение, что русские, в отличие от западноевропейцев и тем более американцев, ставят коллективистские ценности намного выше индивидуалистических, встречается настолько часто, что его можно считать тривиальной банальностью. Сравнительные этнокультурологические исследования в общем подтверждают эту точку зрения. Англо-саксонские страны (США, Великобритания, Австралия), где доминирует протестантская этика, характеризуются самыми высокими индексами индивидуализма, в странах Западной Европы с преобладанием католицизма индивидуализм развит слабее, еще слабее — в конфуцианских и мусульманских странах Азии и в православной Восточной Европе[474]. При слабости индивидуалистических ценностей himselfmademan воспринимается большинством окружающих как выскочка, который делает свою карьеру, "идя по головам". Естественно, что в таких условиях бизнесмен классического типа — бизнесмен как единоличный лидер — выглядит этической аномалией, антиобщественным элементом.

Существует ли, далее, в российской экономической культуре качественное разграничение "честного" и "нечестного" бизнеса? И на этот вопрос также придется дать отрицательный ответ. Дело отнюдь не сводится к тому, что в советскую эпоху жажда богатства клеймилась как моральное извращение. Характерная деталь: в классической русской литературе XIX века нет буквально ни одного вполне положительного образа предпринимателя, зато отрицательных — сколько угодно. Дореволюционные русские писатели, от А.С. Грибоедова до А.П. Чехова, считали людей, отдавших свои силы презренной материальной наживе, "мертвыми душами", рядом с которыми даже лентяй Обломов выглядит положительным персонажем[475]. Ничего похожего на поэтизацию предпринимательства в духе О. Бальзака, Дж. Лондона и Т. Драйзера в отечественной литературе нет и в помине. Схожую картину рисует знакомство с русским фольклором: среди народных пословиц многие осуждают погоню за богатством (сошлемся лишь на общеизвестное "От трудов праведных не наживешь палат каменных"), но трудно найти ее одобряющие. О чем-либо, похожем на "Поучения Простака Ричарда" Б. Франклина, не может быть и речи. Можно, видимо, утверждать, что традиционная российская (православная?) экономическая ментальность в принципе не знает понятия "честная нажива" и склонна негативно оценивать любые способы индивидуалистического обогащения. Конечно, в советский период это осуждение индивидуалистического стремления к достатку не могло не усилиться, но семена падали на хорошо подготовленную почву.

В принципе современная ситуация в российском бизнесе не так уж сильно отличается от ситуации в той "России, которую мы потеряли". Специалисты по экономической истории хорошо знают, что отечественные предприниматели дореволюционного периода также не служили образцом морального образа действий. "Рентоискательство" у власть имущих, обман покупателей и продавцов, ложные банкротства были вполне обыденными явлениями, а "честный бизнес" конфессиональных меньшинств (старообрядцы, евреи) — исключением, подтверждающим общее правило. Современное развитие бизнеса происходит, однако, в условиях более низкой правовой защищенности (у "купцов-аршинников" взятки мог вымогать городничий или городовой, но не уголовный рэкетир), потому девиантное поведение предпринимателей проявляется в более явных, откровенных формах, чем в дореволюционный период.

11.2.5                Криминальность бизнеса как следствие культурологического стереотипа

Говорят, будто с падением коммунистического режима исчезли и "советские" предрассудки о "греховности" индивидуального обогащения. На самом деле российская традиция этического осуждения погони за богатством не исчезла, а приобрела превращенную форму.

"Прорабы реформ" были в известном смысле революционерами, стремясь сделать индивидуалистический бизнес вместо третируемой аномалии одобряемой нормой. Но, как это часто бывает у революционеров, они, не замечая того, находились в плену у тех культурных норм, с которыми боролись. Изначально, в полном соответствии с российской традицией, либеральные радикал-реформаторы не видели принципиальной разницы между "честным" и "бесчестным" бизнесом, равно приветствуя любое частное предпринимательство. При отсутствии этики бизнеса и господстве представлений о заведомой аморальности бизнеса это было воспринято (не могло не быть воспринято) как разрешение "делать деньги" любыми средствами[476]. Иначе говоря, российские реформаторы решили строить "капитализм" не по Веберу, а по Зомбарту.

Предпринимательство стало легальным и официально одобряемым, однако культурологический стереотип, представляющий занятие бизнесом как этическую аномалию, продолжает действовать. Человек, решившийся стать предпринимателем, сразу попадает в ситуацию морального вакуума: для подавляющего большинства россиян бизнес (любой бизнес!) однозначно ассоциируется не столько с "трудолюбием" и "инициативностью", сколько с "нечестностью" и "обманом". Начинающий предприниматель априори подвергнут со стороны общества моральному осуждению, и сам на себя он не может не смотреть как на лицо, стоящее во многом за чертой общепринятых норм. Поскольку бизнесмен обречен (независимо от своего личного поведения) олицетворять для сограждан вора и жулика, то у него отсутствуют этические "тормоза"[477]. Заранее "осужденный", он с легкостью совершает противоправные действия: его уже подвергли моральному остракизму, и потому действительно совершаемые правонарушения мало вредят его репутации[478]. Бизнесмен не стесняется действовать против общества, общество (в лице правительства или отдельных индивидов) также не стесняется действовать против любого предпринимателя, не разбирая правых и виноватых.

 

 

Рис. 11.1. Порочные круги отчуждения российского бизнеса от общества.

 

Таким образом, главную причину криминальности российского бизнеса и, соответственно, слабости легальной защиты прав бизнесменов мы видим не столько в ошибках правящей элиты, сколько в принципиальной рассогласованности ценностей классического либерализма и российских культурных традиций[479]. Попытка механически привить к российской “почве” западную модель индивидуалистического бизнеса оборачивается тотальной криминализацией экономики. Российская экономическая этика неизбежно провоцирует развитие в процессе рыночных реформ криминального капитализма, который, в свою очередь, закрепляет стереотип аморальности предпринимательства. Образуются порочные круги (см. рис. 11.1), обрекающие отечественного предпринимателя на незавидную роль "чужого среди своих", к которому испытывают сложную смесь чувств зависти и брезгливости и к которому ни официальные лица, ни рядовые граждане не торопятся прийти на помощь[480].

 

11.3          Нелегальная защита прав собственности

В условиях, когда предприниматель не может рассчитывать на сколько-нибудь существенную поддержку официальных инстанций в защите своих прав собственности, ему приходится искать суррогаты государственной системы. Спрос на нелегальную защиту прав собственности бизнесменов не мог не породить предложения. Сформировавшаяся в России теневая система защиты прав собственности получила название "крыша", которое на протяжении 1990-х гг. постепенно входит в международный лексикон, как ранее в него вошли "колхоз", "ГУЛаг" и "спутник".

Можно выделить три направления "крышестроительства": использование покровительства организованной преступности ("бандитские крыши"), создание частных служб безопасности (коммерческие "крыши") и, наконец, использование неформального покровительства официальных правоохранительных органов ("милицейские крыши")[481]. В каждом из этих случаев наблюдается ползучая приватизация правоохранительной деятельности – перетекание реального выполнения этой функции в руки внегосударственных институтов.

11.3.1                Бандит как защитник прав собственности

Исторически и логически первичной формой теневой защиты прав собственности предпринимателей в России могла быть только "бандитская крыша". Как уже указывалось в начале данной части, предпринимательство в России стало зарождаться еще в советский период, когда примерно с 1960 – 1970-х гг. "цеховики" и спекулянты начали создавать настоящие подпольные фирмы. Естественно, новоиспеченные "буржуи" сразу оказались под пристальным вниманием отечественного криминалитета. Первоначально отношения между подпольными миллионерами и уголовниками повторяли сюжет "Золотого теленка", причем для облегчения мошны новоявленных Корейко использовались методы не столько артистичного Остапа Бендера, сколько недалекого Паниковского. Когда бандиты "наезжали" на теневых дельцов и забирали у них все, что только можно, те, понятное дело, не рисковали обращаться в милицию. Однако противостояние теневых предпринимателей и криминалитета долго продолжаться не могло, поскольку объективно не было выгодно ни тем, ни другим.

Важным рубежом в экономической истории отечественной организованной преступности стала совместная сходка "воров в законе" и "цеховиков" в 1979 г. в Кисловодске, когда неорганизованные поборы были заменены планомерной выплатой подпольными предпринимателями 10% от их доходов в обмен на гарантированную безопасность от преступного мира[482]. "Кисловодская конвенция" первоначально действовала только в южных регионах СССР, где подпольное предпринимательство цвело особенно пышно, но затем постепенно стала тем образцом, по которому строились отношения теневых предпринимателей с уголовниками и в других регионах.

С тех пор и по сей день основным видом доходов российской организованной преступности остается рэкет – взимание поборов за безопасность сначала с нелегальных, а с конца 1980-х гг. – и с большинства легальных предпринимателей. Поскольку новоиспеченные предприниматели не получали сколько-нибудь существенной правовой поддержки, они были обречены оказаться "в объятиях" мафии. К середине 1990-х гг. под контролем "бандитских крыш" находилось, по некоторым оценкам, около 85% коммерческих предприятий – в сущности все, кроме занятых охранным бизнесом или работающих под прямой протекцией правоохранительных органов[483]. Впрочем, подобную оценку можно считать существенно завышенной по принципу "у страха глаза велики": по данным социологических опросов предпринимателей, с силовыми вымогательствами лично сталкиваются только 30-45%[484]. Это можно объяснить тем, что подавляющая доля предпринимательских единиц является крайне мелкими и неустойчивыми, поэтому у их руководителей не возникает особой нужды в защите, а у бандитов – желания обкладывать их данью.

Введенная "кисловодской конвенцией" бандитская "десятина" превратилась в устойчивый компонент издержек российского предпринимательства: в начале 1990-е гг. А. Лившиц оценил потери коммерческих структур от рэкета той же цифрой – 10%[485]. Когда криминальные авторитеты помогают своим подопечным "налаживать отношения" с нерадивыми должниками, то "крыша" забирает еще 50% от суммы возвращенного долга. Поскольку использование альтернативных легальных институтов в защите прав собственности предпринимателей остается крайне малорезультативным, подобные тарифы признаются приемлемыми. Возмущение у бизнесменов вызывают не регулярные платежи как таковые, а нередкие случаи, когда криминальные правоохранители теряют чувство меры и назначают за свои услуги слишком высокую дань, либо стремятся полностью подчинить контролируемые фирмы. Если же криминальные правоохранители имеют "чувство меры", то российские предприниматели сами ищут с ними контактов, не дожидаясь визита криминальных "инспекторов"[486]. К середине 1990-х гг. в России сформировалась настоящая система "криминальной юстиции", выполняющая функции полиции, арбитража и судебных исполнителей. Высокая плата за ее услуги во многом компенсировалась скоростью и безусловностью решений[487].

Отношения предпринимателей и криминальных правоохранителей существенно варьируются в зависимости от масштабов фирм.

Мелкие предприниматели не в силах использовать какие-либо альтернативные механизмы защиты своих прав и потому они наиболее беззащитны перед мафиозным "беспределом". Свободно выбирать, покровительство какой группировки более выгодно, предприниматель не может, поскольку рэкет-бизнес организован по принципу локального монополизма типа картеля. Единственная "инстанция", в которой теоретически можно обжаловать действия слишком нахрапистого "защитника", – это криминальный авторитет более высокого ранга, контролирующий данную территорию или вид бизнеса. Вполне понятно, что "волки" помогают "овцам" лишь тогда, когда это выгодно самим "волкам". Довольно действенной защитой от чрезмерных посягательств для многих предпринимателей служит сама незначительность их бизнеса, не вызывающая особого аппетита у бандитов и позволяющая при необходимости уйти из зоны контроля "отморозков".

Чем крупнее фирмы, тем чаще "бандитская крыша" становится лишь одним из субститутов, наряду с частными службами безопасности и "милицейскими крышами". Для большого бизнеса бандитские авторитеты становятся обыкновенными наемниками, которых используют для отдельных поручений. Характерна в этом отношении судьба знаменитого "вора в законе" В.И. Иванькова ("Япончика"): в конце 1960-х – начале 1970-х гг. он в составе банды Г.А. Карькова ("Монгола") грабил "цеховиков", ювелиров и антикваров; в начале 1980-х гг. "Япончик" этим промыслом занимался уже во главе собственной банды; в начале 1990-х гг. он эмигрирует в США, где в 1995 г. был арестован за выбивание долгов для банка "Чара". Эту криминальную биографию можно считать своего рода символом изменения ролей во взаимоотношениях отечественных бизнесменов и бандитов.

Усиливающаяся конкуренция со стороны "коммерческих крыш" и "милицейских крыш" неизбежно ведет к тому, что после бурного всплеска первой половины 1990-х гг. криминальное силовое предпринимательство постепенно возвращается к исходной ситуации, существовавшей до легализации бизнеса. К концу 1990-х гг. под "бандитскими крышами" остаются в основном те сегменты рынка, где высока доля нелегальных операций и где оплата происходит наличными (прежде всего, это сфера розничной торговли). Сохранению "бандитских крыш" в ситуациях, когда их использование становится для бизнесмена невыгодным, способствует нерыночный характер взаимоотношений между "защитником" и охраняемым, которому крайне трудно разорвать ранее заключенный неформальный контракт с мафией без помощи альтернативных правоохранительных служб (по принципу "вход – рубль, выход – два")[488].

11.3.2                Защита бизнесменов – дело рук самих бизнесменов

Монополия бандитов на охранный бизнес стала давать трещины, когда в начале 1990-х гг. в предпринимательство пошли уже не отчаянные авантюристы, а бывшие номенклатурщики высоких рангов. "Бандитская крыша" хороша для защиты от мелкой шпаны и от других уголовников, но вряд ли ей по плечу противодействие используемым крупным бизнесом современным методам "грязной" конкуренции, включающим воровство информации, переманивание специалистов, силовое устранение конкурентов руками наемных киллеров и т.д. Поэтому крупный бизнес предъявил спрос на "крыши", чьи работники имеют не только грубую силу, но и ум, умение использовать специальную аппаратуру, многие особые навыки. Одновременно появилось и предложение нужных кадров: после крупных реорганизаций КГБ/ФСБ, МВД и армии из силовых структур толпами стали уходить, по своей и не по своей воле, многие профессионалы, желающие найти новую работу в соответствии со своей квалификацией, но за "настоящие деньги"[489]. Первые частные охранные агентства сформировались еще в 1991 г. под вывеской сыскных бюро, в 1992 г. частная охранная деятельность была официально узаконена. Таким образом, охрана легальных предпринимателей быстро сама стала одной из отраслей предпринимательской деятельности, дающей занятость десяткам тысяч специалистов.

Использование услуг частных охранников – из собственной службы безопасности или нанятых из агентства — имеет ощутимые преимущества в сравнении с "бандитской крышей". Во-первых, их услуги обходятся заметно дешевле: если бандиты за возврат долга берут 50%, то частные агентства – 15-40%[490]. Во-вторых, почти отсутствует риск, что защитник решит "подмять" того, кого он защищает. В-третьих, нет моральных издержек от сотрудничества с уголовниками (впрочем, эти соображения волнуют наших предпринимателей, кажется, менее всего). Слабой стороной использования этой формы защиты является необходимость постоянных и крупных расходов на оплату квалифицированных специалистов и на специальное оборудование – независимо от того, есть ли необходимость в их использовании в данный момент времени. Данная ситуация отчасти схожа со страховкой: платежи идут, а страхового случая может не наступить. Однако в отличие от страховки само наличие служб безопасности предотвращает возможные покушения на права собственности.

Можно усомниться в правомерности рассмотрения "коммерческих крыш" как разновидности нелегальной защиты прав собственности. Однако специалисты указывают на сходство методов их работы именно с криминальными силовыми структурами – угрозы распространения компромата на противников, постоянные контакты с бандитами в поисках приемлемого консенсуса. Проверка частных охранных фирм, проведенная МВД во второй половине 1998 г., показала, что каждое пятое из них занималось незаконной деятельностью[491]. Еще более криминализированной должна быть работа служб собственной безопасности крупных фирм, поскольку они работают на одного клиента и избавлены от пристального надзора МВД. Официальный статус "коммерческих крыш" все же является сильным ограничителем использования ими откровенно "грязных", нелегальных методов.

11.3.3                Легальные стражи порядка в роли нелегальных защитников прав собственности

Последним словом в силовом предпринимательстве стало исполнение ролей нелегальных защитников прав собственности самими официальными стражами порядка. Конечно, определенная связь бизнеса с работниками МВД и иных органов наблюдалась еще в советские времена, когда теневые предприниматели были вынуждены подкупать стражей порядка, чтобы те глядели на их деятельность сквозь пальцы. Однако к концу 1990-х гг. ситуация принципиально меняется: нелегальные услуги работников охраны порядка используют легальные предприниматели, причем речь идет уже не об оплате невмешательства, а о выполнении за плату того, чем эти работники должны были бы и так заниматься по долгу службы.

Важную роль в вовлечении официальных служителей закона в коммерческую правоохранительную деятельность сыграли охранные агентства: отставные сотрудники органов сохраняли активные контакты с оставшимися на службе, используя их возможности за дополнительную плату. Соблазненные высокими доходами своих бывших коллег, которые не шли ни в какое сравнение с весьма скудной зарплатой работников милиции и иных органов, официальные стражи порядка постепенно стали по собственной инициативе использовать свое служебное положение для неофициальной правоохранительной деятельности на коммерческих началах. В создавшихся условиях такой выбор, с экономической точки зрения, абсолютно оправдан; немалое количество "чудаков", занимающихся охраной порядка исключительно за зарплату, своим существованием лишь доказывают, что в России еще далеко не все ведут себя в соответствии с моделью "человека экономического".

"Милицейская (фээсбэшная, руоповская и т.д.) крыша" является, с точки зрения нуждающихся в защите предпринимателей, наилучшей разновидностью силового предпринимательства. Как и при использовании услуг охранных агентств, защита предоставляется за более низкую плату и с меньшим риском для самого бизнесмена. Качество же защиты оказывается еще более высоким: работающие в органах могут бесплатно использовать служебные базы данных и спецоборудование, легко маскировать выполнение заказов своих клиентов ретивым выполнением прямых служебных обязанностей (например, устраивать "охоту" именно на тех бандитов, которые угрожают опекаемым ими бизнесменам). Поэтому помощь "милицейских крыш" превращается в дефицитное благо, которое распределяется не столько по рыночному принципу "тем, кто больше заплатит", сколько по советскому принципу "своим людям" (тем, кто имеет своих, лично знакомых людей в органах)[492].

Законность действий нелегальных защитников бизнеса из числа людей в мундирах весьма относительна. Не говоря уже о незаконности самого использования служебного положения в целях личного обогащения, многие работники органов с избытком используют в этой роли те "милые" традиции советских времен, которые уже давно заставляют простого обывателя бояться милиции едва ли не сильнее бандитов, – избиение задержанных, фальсификацию улик, выбивание признаний побоями и т.д. "Милицейские крыши" могут использовать силовые методы, пожалуй, даже несколько свободнее "бандитских крыш", поскольку официальные лица имеют вполне законное право на применение насилия, границы которого определены законодательством довольно расплывчато. В крайних своих проявлениях оказание нелегальных правоохранительных услуг работниками органов ведет к появлению настоящей "милицейской мафии", мало чем отличающейся от обычной мафии.

Совмещение функций официальных и неофициальных стражей порядка определенным образом трансформирует отношение работников органов к преступникам. С одной стороны, рэкетиры начинают рассматриваться как коммерческие конкуренты, бороться с которыми надо уже не за страх и не за совесть, а за собственный кошелек. С другой стороны, защитники порядка в мундирах теряют интерес к качественному уменьшению рискованности бизнеса, поскольку это вызвало бы снижение спроса на их неофициальные услуги. Формируется государственно-уголовный паритет[493]: государственные служащие становятся своеобразными партнерами уголовников, играя с ними в одни "игры" как партнеры, а не противники.

11.4          Выбор предпринимателем оптимального института защиты прав собственности

Таким образом, к концу 1990-х гг. в России сложилась "плюралистическая" система защиты прав собственности, в которой легальная правоохранительная деятельность дополняется (а во многом, заменяется) тремя разновидностями нелегальной. В таблице 11.6 показаны основные сравнительные особенности различных существующих в современной России институтов защиты прав собственности предпринимателей.

 

Таблица 11.6

Альтернативные механизмы защиты прав собственности предпринимателей в постсоветской России

Характеристики

Официальная правовая система

"Бандитская крыша"

"Коммерческая крыша"

"Милицейская крыша"

Субъекты

Официальные лица из правоохранительных органов

Представители организованной преступности

Охранные агентства, собственные службы безопасности

Официальные лица из правоохранительных органов

Объекты

Все легальные предприниматели

Преимущественно мелкие и нелегальные предприниматели

Крупные легальные предприниматели

Легальные предприниматели, имеющие личные связи с работниками правоохранительных органов

Уменьшающиеся издержки

Незначительны.

Угрозы неорганизованной преступности.

Риск несоблюдения контрактов.

Вымогательство государственных чиновников.

Угрозы организованной и неорганизованной преступности.

Риск несоблюдения контрактов.

Вымогательство государственных чиновников.

Угрозы организованной и неорганизованной преступности.

Риск несоблюдения контрактов.

Вымогательство государственных чиновников.

Дополнительные издержки

Налоги.

Издержки административного контроля.

Охранная дань.

Оппортунистическое поведение "защитников".

Заработная плата охранникам.

Специальное оборудование.

Доплата к заработкам работников правоохранительных органов.

 

Поскольку разные системы защиты прав собственности конкурируют друг с другом, у предпринимателей появляется определенная возможность выбора той из них, которая представляется наиболее оптимальной. Конечно, говорить о рынке правоохранительных услуг можно лишь с большими оговорками. Как уже отмечалось, отказаться от ставших обременительными услуг "бандитской крыши" крайне тяжело, а добиться услуг "милицейской крыши", наоборот, весьма трудно. И все же можно попытаться построить гипотетическую абстрактную модель, показывающую степень оптимальности разных форм защиты прав собственности для предпринимателей различного масштаба.

 

 

 NBPRP                                                          NBPRP

 

 NBPRP                                                          NBPRP

 NBPRP

Рис. 11.2 Динамика чистых выгод от защиты прав собственности в зависимости от масштабов прибыли.

Рассмотрим, какой должна быть зависимость чистой выгоды предпринимателя от защиты прав собственности (net benefit of property right protectionNBPRP)[494] от величины получаемой предпринимателем прибыли ().

Если предприниматель апеллирует только к официальной правовой системе, то для совсем мелких предпринимателей чистая выгода будет, видимо, отрицательной: существенные угрозы отсутствуют, а легальный статус предполагает довольно ощутимые издержки. По мере роста масштабов бизнеса и объема прибыли официальная правовая система все же начнет приносить некоторую чистую выгоду, но довольно незначительную (см. рис. 11.2а).

Когда используются услуги "бандитской крыши", предпринимателям мелкого и среднего масштаба они будут давать существенную пользу, но чем крупнее прибыль, тем в большей степени угроза исходит от самого "защитника", которому будет трудно справиться с соблазном поставить прибыльную фирму под свой полный контроль (см. рис. 11.2б).

Использование "коммерческой крыши" для мелких фирм заведомо нерентабельно (угрозы невелики, а оплата охранников недешева), в дальнейшем чистая выгода станет линейно расти (см. рис. 11.2в).

Если у предпринимателя есть возможность использовать "милицейскую крышу", то это будет, скорее всего, выгодно при любом масштабе бизнеса, причем с ростом его масштабов чистая выгода от использования такой защиты станет расти более быстрыми темпами, чем при использовании "коммерческой крыши", поскольку у продолжающих службу в органах возможностей гораздо больше, чем у отставных (см. рис. 11.2г).

 Наконец, предприниматель имеет еще одну, пятую альтернативу: вообще не защищать свои права собственности по принципу "бедность – лучшая защита". Такое поведение будет выгодным только для очень мелких предпринимателей, по мере роста масштабов бизнеса чистая выгода быстро станет отрицательной (Рис. 11.2д).

Совместив все эти графики в одном, мы получаем жирную огибающую кривую, которая показывает оптимальную стратегию поведения предпринимателя (Рис. 11.3). Согласно этой модели, оптимизирующие стратегии защиты таковы: мельчайшему бизнесу целесообразно вообще ни утруждать себя никакой защитой (т.е. заниматься неформальной деятельностью, уклоняясь от опеки уголовных рэкетиров); мелким и средним предпринимателям надо смириться с необходимостью находиться под "бандитской крышей"; крупным предпринимателям выгоднее быть под "коммерческой крышей"; предпринимателям любого масштаба, кроме самого мельчайшего, следует стремиться попасть под "милицейскую крышу". Рассчитывать только на официальную правовую систему, согласно данной модели, отечественному предпринимателю не выгодно ни при каких обстоятельствах. Конечно, эта гипотетическая модель может рассматриваться только как самое первое приближение к пониманию исследуемой проблемы и требует эмпирической проверки.

 

Рис. 11.3. Оптимизация предпринимателем защиты прав собственности

До сих пор мы рассматривали экономику рэкета с позиции жертв – предпринимателей. Для углубления понимания проблем, взглянем теперь на неё с точки зрения не "овец", а "волков" – организованных преступников.

11.5          Организованная преступность – государство в государстве?

В отечественной и зарубежной публицистике и даже в научных изданиях стало едва ли не общим местом паническое утверждение, что Россия превратилась в "мафиократию" – организованная преступность заменяет и вытесняет власть официальных государственных структур[495]. Чтобы выяснить, насколько справедлив этот стереотип, надо сначала обрисовать самые общие признаки уголовной организованной преступности[496] как социально-экономического феномена, а затем охарактеризовать отечественную "красную мафию" как единство общего и особенного. Приоритетное внимание в нашем обзоре данной проблемы будет обращено на освещение вопроса, какие именно экономические функции государства выполнялись отечественными гангстерами и в какой степени.

Изучение организованной преступности как экономического феномена началось еще в 1960-е гг., когда возникло новое направление неоинституционализма – экономическая теория преступности (economics of crime), особым разделом которой стала экономическая теория организованной преступности (economics of organized crime)[497]. Экономический анализ показывает, что организованная преступность является неоднозначным явлением, в нем определенным образом соединяются признаки сразу трех институтов – фирмы, государства и общины.

11.5.1                Преступная организация как фирма.

Профессиональная преступность столь же стара, как и цивилизация. Примерно такой же возраст имеет и организованная преступность: пиратские флотилии и разбойничьи банды встречаются уже на самых первых страницах истории. Однако современная организованная преступность, возникшая примерно век тому назад, имеет принципиальные отличия от преступных организаций доиндустриальных обществ. Возникновение организованной преступности современного типа – это качественно новый этап развития преступного мира. Если "архаичные" бандиты являлись маргиналами, аутсайдерами общества, то деятельность современных мафиози строится в основном по законам бизнеса, а потому мафия стала довольно органическим институтом рыночного хозяйства.

Общеизвестно, что главная цель гангстерских преступных организаций – извлечение максимальной материальной выгоды. В связи с этим целесообразно вспомнить созданную М. Вебером концепцию двух принципиально различных типов “жажды наживы”[498]. Авантюристическая жажда обогащения (в т.ч. путем грабежа и воровства) наблюдается в самых разных обществах с древнейших времен. Но только в условиях капиталистического строя складывается отношение к богатству как к закономерному результату рациональной деятельности по производству потребительских благ. Поскольку существует два типа “жажды наживы”, постольку существует и два вида организованной преступности – традиционная и современная.

Традиционная организованная преступность (в качестве примера можно вспомнить, например, пиратов Карибского моря XVII в. или банду знаменитого Картуша – "короля" парижских грабителей начала XVIII в.) была всецело основана на насилии. Современная организованная преступность совершает главным образом "преступления без жертв" – занимается деятельностью, от которой выигрывают (хотя бы и иллюзорно) не только преступники, но и те, кто пользуется их услугами.

Формулируя определение организованной преступности, отечественные и зарубежные криминологи единодушно подчеркивают такие ее характеристики, как:

 

а) устойчивость и долговременность,

б) стремление к максимизации прибыли,

в) тщательное планирование своей деятельности,

г) разделение труда, дифференциация на руководителей разного уровня и исполнителей – специалистов разного профиля,

д) создание денежных страховых запасов (“общаков”), которые используются для нужд преступной организации.

 

Нетрудно увидеть, что все эти признаки полностью копируют
характерные особенности легального капиталистического предприни-
мательства[499]. По своей организационной структуре современная
мафия[500] также в основном схожа с обычной фирмой (или с финансово-промышленной группой).

Таким образом, современная организованная преступность является, по существу, особой отраслью бизнеса – экономической деятельностью профессиональных преступников, направленной на удовлетворение антиобщественных и остродефицитных потребностей рядовых граждан.

Трактовка современной организованной преступности как преимущественно экономического феномена уже нашла отражение даже в официальных определениях организованной преступности. Например, в США закон 1968 г. о контроле над преступностью характеризует организованную преступность как “противозаконную деятельность членов высокоорганизованной и дисциплинированной ассоциации, занимающейся поставкой запрещенных законом товаров или предоставлением запрещенных законом услуг”[501]. А в 1993 г. Генеральный секретарь ООН в докладе “Воздействие организованной преступной деятельности на общество” определил организованную преступность как деятельность преступников, объединившихся на экономической основе для предоставления незаконных услуг и товаров или для предоставления законных услуг и товаров в незаконной форме[502].

Почему же профессиональные преступники, занятые производством запрещенных товаров и услуг, создают организованные сообщества, а не ведут вольную жизнь независимых одиночек? Экономический подход предполагает, что любая форма поведения обусловлена в конечном счете поиском выгоды – стремлением максимизировать результат или минимизировать затраты. Организованная преступность как общественный институт также имеет экономическую подоплеку.

Прежде всего, очевидно, что организованность становится необходима преступникам, когда их деятельность требует разделения труда.

С экономической точки зрения, преступная деятельность как таковая слагается из двух компонентов:

1) "перераспределительная преступность" – преступные действия, сводящиеся исключительно к перераспределению доходов вне связи с каким-либо производством (кражи, грабежи и т.д.), и

2) "производительная преступность" – преступный бизнес, приносящий доходы от производства и продажи запрещенных законом или остродефицитных товаров и услуг.

В первом случае преступная деятельность, как правило, не требует разделения труда (либо оно минимально). Эффект масштаба при этом отрицателен: увеличение численности преступной группы не намного увеличивает "эффективность" преступных действий (количество добычи, приходящейся на каждого бандита), но сильно повышает вероятность попасться в руки стражей порядка. Поэтому преступления такого рода совершаются либо преступниками-одиночками, либо относительно немногочисленными группами (бандами), срок деятельности которых недолог (часто они изначально создаются, чтобы "сорвать куш и разбежаться")[503].

Во втором случае, напротив, преступная деятельность "обречена" на коллективизм, поскольку преступное производство подчиняется тем же закономерностям, что и производство легальное, т.е. требует разделения труда и специализации. При этом возникает проблема трансакционных издержек – издержек создания и поддерживания устойчивых отношений между многочисленными участниками преступного бизнеса. "Формируя организацию и предоставляя некоему авторитету (“предпринимателю”) право направлять ресурсы, можно сократить некоторые рыночные издержки", пишет Р. Коуз[504]. Именно поэтому при переходе преступников к новым, производительным преступным промыслам формируются возглавляемые криминальными авторитетами преступные группы – мафиозные фирмы, каждая из которых минимизирует издержки налаживания взаимоотношений между преступниками разных "специальностей".

Занятые экономической деятельностью преступники должны налаживать отношения также с окружающей общественной средой. Чем шире размах преступной деятельности, тем дороже обходится противодействие конкурирующих преступников и правоохранительных органов. Поэтому широкомасштабная стационарная преступная деятельность требует заключения взаимовыгодных негласных контрактов, с одной стороны, между преступными бандами и, с другой стороны, бандитов с органами правопорядка. Преступные организации делят сферы влияния (территории, виды деятельности), договариваясь о правилах сотрудничества и конкуренции. Блюстители порядка получают от мафии постоянное денежное содержание (или иные полезные услуги, например, помощь в сдерживании неорганизованной преступности), обязуясь не проявлять "чрезмерного" служебного рвения[505]. Создание преступной организации уменьшает расходы на договоренности и взятки, приходящиеся на одного гангстера, поскольку уменьшается число участников сделки (главари банды действуют от имени всех ее членов).

Негласный контракт мафии с органами правопорядка невозможен, если рядовые граждане будут слишком решительно его осуждать, требуя ликвидации коррупции. Чтобы предотвратить общественное возмущение, организованная преступная группа должна заключить негласные контракты и с обществом, и с неорганизованной преступностью. Мафия обычно сама минимизирует вызывающие криминальные действия (убийства, грабежи)[506] и сдерживает их проявления со стороны неорганизованных преступников. Рядовые граждане получают возможность покупать запрещенные и дефицитные товары или услуги, многие из них находят работу на мафиозных предприятиях.

Неорганизованные преступники также включаются в систему негласных контрактов как своего рода "субподрядчики" преступных организаций. Получая право действовать на территории, контролируемой преступной организацией, неорганизованные преступники платят за это "дань". "Работа" без "лицензии" крайне опасна – нарушителей своих прав собственности мафия судит без бюрократических проволочек и без чрезмерного гуманизма. Неорганизованные преступники могут пользоваться "консультациями" организованных гангстеров, позволяющими снижать издержки преступлений.

В результате налаживания мафией негласных внешних связей создается атмосфера своего рода "общественного согласия". Все участники этой системы негласных контрактов получают некую выгоду (хотя бы иллюзорную). Пока соблюдаются "правила игры", организованная преступность малозаметна и не воспринимается как общественная проблема[507].

Таким образом, организованная преступная группа представляет собой систему негласных отношенческих контрактов, минимизирующих трансакционные издержки преступной деятельности (см. рис. 11.4).

 

Рис. 11.4. Система контрактов преступной организации

 

Модель преступной организации как системы негласных контрактов носит, естественно, обобщенно-абстрактный характер. Реальная организованная преступность стремится к этому идеалу, но далеко не всегда его достигает. В наибольшей степени ему соответствует организованная преступность Японии, которая действует совершенно открыто, поддерживая тесные связи с полицией[508].

11.5.2                Преступное сообщество как теневое правительство

Деятельность преступных организаций, которые считаются типичными для организованной преступности (мафиозные "семьи" Италии, якудза в Японии, китайские триады и др.), отнюдь не сводится к нелегальному предпринимательству. Все эти мафиозные организации существовали еще до того, как сформировались современные нелегальные рынки (рынок наркотиков, "живого товара", оружия, антиквариата, угнанных автомашин и т.д.): если рынки нелегальных товаров стали складываться только после Второй мировой войны, то почти все знаменитые мафиозные ассоциации (за исключением американской "Коза Ностра") активно действовали по меньшей мере с середины XIX в. Превращение преступных сообществ в подобия легальных фирм соответствует, очевидно, достаточно развитому уровню их развития. На ранних стадиях мафиозные организации играют роль, скорее, своего рода теневых правительств. Впоследствии эти черты сходства заметно ослабевают, но полностью не исчезают. Чтобы доказать это, рассмотрим рэкет-бизнес, с которого, как правило, и начинается история любой мафиозной организации.

Рэкет – это сбор гангстерами "дани" под угрозой причинения физического и имущественного вреда. Собирая дань, преступная организация обычно гарантирует обложенным "данью" предпринимателям защиту от вымогательств других преступных групп или преступников-одиночек. Чтобы гарантировать стабильную плату, рэкетиры стремятся брать на себя роль верховного арбитра в спорных ситуациях, связанных с имущественными спорами между своими клиентами (долговые обязательства, исполнение контрактных соглашений).

Занимаясь рэкетом, преступная организация продает услуги по защите прав собственности – защите от всех криминальных элементов, в том числе и от членов данной организации. Правоохранительные услуги всегда относят к числу общественных благ (public goods), производство которых является монополией государства. Поэтому развитие рэкет-бизнеса следует рассматривать как форму криминального политогенеза, создания теневого эрзац-правительства, конкурирующего с официальным правительством[509]. "…Мафия выполняет функции правительства (исполнение законов и криминальное судопроизводство), – пишет по этому поводу известный американский экономист-криминолог Э. Эндерсон, – в той сфере, где законная судебная система терпит фиаско в осуществлении своих полномочий"[510]. Выполнять функции криминального правительства, которое берет на себя организацию "теневого" правосудия, под силу не преступникам-одиночкам и не мелким конкурирующим бандам, а только крупным организациям, действующим долгие годы[511]. Кроме того, возникает необходимость в постоянной координации действий различных преступных организаций с целью предотвращения взаимных столкновений из-за спорных территорий. Для этого создаются специальные "советы директоров", состоящие из руководителей крупнейших преступных "семей", на регулярных собраниях которых осуществляется стратегическое планирование криминальной деятельности и урегулирование конфликтов[512].

Начав с монополизации публично-правовых функций, крупные преступные организации быстро переходят к монополизации отдельных видов криминального производства – осуществляют своего рода "национализацию". В сущности, каждая преступная организация стремится создать вместо гангстерского рыночного хозяйства гангстерскую командную экономику, полностью заменив конкуренцию централизованным распределением. Однако в полной мере это практически невыполнимо: помимо противодействия со стороны других преступных организаций и правоохранительных органов полной монополизации преступного бизнеса одной организацией препятствует сама технология криминального производства.

Давно уже отмечено, что различные "черные" рынки – рынки запрещенных товаров и услуг – подвержены организованности и монополизации в разной степени. Например, наркобизнес контролируется организованной преступностью в большей степени, чем проституция, а среди наркорынков сильнее монополизированы рынки героина и кокаина, в то время как рынок марихуаны и гашиша – гораздо слабее. В преступных промыслах, как и в легальных, монополизируются лишь те отрасли, где объективно существуют монополистические барьеры: эффект масштаба, возможность захватить редкие сырьевые ресурсы. Поскольку во многих сферах криминального бизнеса таких барьеров нет, то сколько-нибудь полная его монополизация заведомо невозможна. Поэтому полная "национализация" каких-либо криминальных промыслов "теневым правительством" не удается[513]. Развитая организованная преступность предстает перед исследователем как сеть локально-монополистических фирм, схожих с суверенными княжествами, между которыми не прекращается конкуренция за передел старых и освоение новых рынков.

Таким образом, говорить о мафии как о "государстве в государстве" можно лишь тогда, когда преступная организация занимается правоохранительным бизнесом либо выступает как монополист на рынке каких-либо товаров и услуг.

 

 

 

11.5.3                Преступная организация как община

Внутренняя организация мафии имеет, как уже отмечалось, заметные черты сходства с обычной фирмой (разделение труда, иерархичность). Легальная фирма, будучи участником рыночных отношений, по своей внутренней структуре является миниатюрной командной экономикой; аналогично, преступная организация конкурирует с другими организациями, однако внутри нее элементы конкуренции сознательно подавляются. Но в мафиозных «семьях» есть черты, невозможные в обычных фирмах: круговая порука мафии далеко превосходит обычную лояльность служащих корпораций. Например, нормой поведения членов преступных сообществ является готовность жертвовать собой ради "общества" (например, отказываться от сотрудничества с полицией даже под угрозой тяжелого наказания), чего крайне трудно было бы ожидать от сотрудника легальной фирмы.

При объяснении монолитности преступных организаций обычно говорят, что нарушение "омерты" (закона молчания) наказывается смертью (часто не только самого нарушителя, но и членов его семьи). Однако страх сурового наказания – отнюдь не единственное, а, возможно, и не главное условие сплочения гангстеров. Основой мафиозных объединений, как подчеркивает немецкий социолог Л. Паоли[514], выступают прежде всего отношения "ритуального родства", вытекающие из "братского" контракта, который заключает на неограниченный срок каждый новый член преступной группы. На членов мафиозных объединений возлагаются обязанности оказывать друг другу материальную и иную помощь. "Подпись" под таким неформальным контрактом означает, что новичок не только отныне разрывает свои связи с семьей и старыми друзьями, но и обязан при необходимости пожертвовать даже собственной жизнью ради интересов преступной группы. Это предполагает господство внутри группы альтруистических взаимоотношений без ожидания наград, по типу отношений в архаичных общинах. Младшие члены мафии не имеют права отказываться от выполнения распоряжений старших. Отношения фиктивного родства придают криминальным организациям экстраординарную прочность, которую невозможно найти в предпринимательских фирмах.

Конечно, "мафиозное братство" характерно прежде всего для "старых" преступных организаций (триады, якудза, сицилийская мафия), зародившихся еще в до- и ранне-индустриальных обществах. Впоследствии мафия как тип организации подверглась процессу вырождения. Многие первоначально выполняемые ею функции частной силовой защиты перешли в ведение государственных или общественных организаций (полиции, суда, политических партий и т. д.). Дух общинного коллективизма также стал постепенно улетучиваться, заменяясь обычным стремлением к личной выгоде. Поскольку, однако, "мафиозное братство" служит эффективным противодействием усилиям стражей порядка уничтожить преступные организации, общинная ментальность сохраняется в них гораздо прочнее, чем в обычном мире законопослушных граждан.

Таким образом, преступные организации следует считать не только криминальными фирмами, не только теневыми правительствами, но и преступными братствами общинного типа. В современном мире основным "лицом" мафиозных организаций становится "лицо" фирмы, а функции теневых правительств и преступных братств уходят на задний план, но окончательно не исчезают.

11.5.4                Экономическая эволюция организованной преступности

Для развития организованной преступности необходим в первую очередь устойчивый и высокий спрос на запрещенные законом или остродефицитные товары и услуги. Поэтому экономическая история организованной преступности[515] – это поиск лидерами мафий особых рыночных ниш, закрепление и расширение своих позиций в ожесточенной конкурентной борьбе, а также периодическое "перепрофилирование", вызванное изменениями рыночной конъюнктуры. Экономическая история "долгоживущих" мафиозных сообществ показывает, что при всей национальной специфике набор основных преступных промыслов и даже последовательность их смены очень схожи (см. таблицу 11.7).

Неразвитость рыночного хозяйства, отсутствие элементарных условий безопасности бизнеса допускают широкое развитие “услуг безопасности” (рэкета). Когда рыночный строй стабилизируется, мафия проникает в инфраструктурные виды бизнеса (погрузочно-разгрузочные работы, строительство), которые не вызывают интереса у “большого капитала”. На более высокой стадии развития мафия приобретает способность к саморазвитию относительно независимо от легального бизнеса. Если раньше гангстеры занимались в основном нелегальным производством легальных услуг для предпринимателей, то теперь они начинают заниматься производством запрещенных товаров. Становление “общества массового потребления” вызывает переориентацию на ростовщичество и азартные игры, а недовольство этим обществом порождает наркобизнес. Во всех случаях мафия следует за общественным спросом, одновременно искусственно стимулируя его.

 

Таблица 11.7

Стадии экономической эволюции
крупнейших организованных преступных сообществ

Основные

преступные

промыслы

“Коза

Ностра”

(США)

Мафия

(Италия)

Якудза

(Япония)

Триады

(Китай, чайнатауны)

Рэкет

с 1890-х гг.

с начала
Х
IХ в

 

с начала ХХ в.

Контроль над инфраструктурой

 

с 1920-х гг.

 

с 1950-х гг.

с начала

ХХ в.

 

 

Азартные игры, ростовщичество

 

с 1940-х гг.

 

 

с середины ХVIII в

 

Наркобизнес

с 1940-х гг.

с 1950-х гг.

с 1970-х гг.

с 1970-х гг.

“Беловоротнич-ковые” преступления

 

с 1970-х гг.

 

с 1970-х гг.

 

с 1980-х гг.

 

 

По мере того как мафиозное сообщество обогащается и “окультуривается”, оно проявляет все более глубокий интерес к инфильтрации в легальный бизнес. Эта тенденция особенно усиливается в условиях активного экономического роста, дающего возможность делать “большие деньги” законным или полузаконным образом. Можно предположить, что “беловоротничковая” мафиозная преступность есть преддверие полного растворения гангстерского сообщества в законном бизнесе (пока таких примеров еще нет).

Рис. 11.5 показывает модель экономической эволюции организованных преступных сообществ. Эта модель отражает обобщенную закономерность развития, очищенную от случайных обстоятельств (каким был, например, “сухой закон” в США, породивший массовое бутлеггерство и резко ускоривший развитие и консолидацию организованной преступности в стране). Некоторые стадии в этой модели могут меняться местами, сжиматься и даже выпадать.

 

Рэкет

Контроль над инфраструктурой

Азартные игры, ростовщичество

Наркобизнес

“Беловорот-ничковая” преступность

Легальный бизнес (?)

 

Рис. 11.5. Модель экономической эволюции организованных преступных сообществ

Из этой схемы четко видно, что называть "государством в государстве" можно, скорее, ранние формы организованной преступности (специализированные на рэкет-бизнесе), чем развитые. Впрочем, в той мере, в какой отдельным преступным организациям удается приблизиться к монополизации подпольного ростовщичества, наркобизнеса и т.д., зрелые формы организованной преступности также приобретают сходство с государственными институтами.

 

11.5.5                Чем организованнее преступность, тем лучше для общества

 Самый важный аспект в экономической теории организованной преступности – это вопрос о степени ее общественной опасности. В современной отечественной криминологической литературе (особенно, популярной) господствует мнение, что именно организованная преступность несет обществу наибольшую опасность и потому должна быть главным объектом правоохранительной деятельности. Экономисты глядят на эту проблему принципиально иначе[516].

Что касается "преступлений без жертв", типа деятельности сутенеров или наркоторговцев, то здесь применимо стандартное сравнение моделей конкурентного и монополизированного рынков: монополизация ведет к росту цен при сокращении объема продаж криминальных товаров (например, наркотиков), что является позитивным для общества результатом.

Для анализа ситуации применительно к "преступлениям с жертвами" целесообразно использовать предложенную американским экономистом Манкуром Олсоном логическую модель, сравнивающую "бандита-гастролера" и "оседлого бандита". Рациональный преступник, который постоянно меняет объекты преступных посягательств (воровства или грабежа), практически совершенно не заинтересован в благосостоянии своих жертв и потому будет забирать у них все, что только можно. Естественно, "в мире, где действуют бандиты-гастролеры, никто не видит никаких… побудительных мотивов производить или накапливать все, что может быть похищено…"[517]. Ситуация принципиально меняется, указывает М. Олсон, когда вместо многих кочующих из одного района в другой бандитов-гастролеров формируется одна преступная организация, монополизирующая преступную деятельность на какой-либо территории. "Пастуху" выгодно, чтобы его "овцы" были сыты; чтобы у мафиозной "семьи" были стабильно высокие доходы, ей необходимо заботиться о процветании местных жителей и бизнесменов. Поэтому рациональная мафиозная "семья"-монополист не будет воровать или грабить на своей территории сама и не будет позволять делать это посторонним преступникам. Преступная организация увеличит свою выручку, торгуя "охраной", защитой от преступлений, которые она готова совершить сама (если ей не заплатят), и преступлений, которые совершат другие (если она не будет держать на расстоянии посторонних преступников). Следовательно, "если какая-либо “семья” имеет абсолютные возможности для того, чтобы совершать и монополизировать преступления на конкретной территории, преступность там будет невелика, или (за исключением “охранного” рэкета) ее не будет вообще"[518]. Это может показаться удивительным, но модель М. Олсона убеждает, что с экономической точки зрения и преступники, и законопослушные граждане заинтересованы в максимальной монополизации криминальных промыслов.

Таким образом, экономическая теория доказывает, что для общества организованная преступность (монополизация преступных промыслов) предпочтительнее преступности дезорганизованной (конкурентной организации преступных промыслов). Экономисты авторитетно предостерегают против популистских "крестовых походов" на организованную преступность, результатом которых станет не снижение, а увеличение социальных издержек. Воистину, О. Уайльд был прав, когда говорил, что лучший способ борьбы с пороком – это примириться с ним.

До сих пор речь шла о "классической" мафии, рождающейся и развивающейся в условиях "нормального" рыночного хозяйства. В командной экономике и в условиях переходной экономики уголовная организованная преступность сохраняет свои основополагающие черты, но имеет и многие существенно специфичные особенности.

 

11.6          Взлет и падение уголовного рэкета

Организованная преступность в России – явление довольно старинное. Помимо обычных "соловьев-разбойников", которых на наших больших дорогах всегда было более чем достаточно[519], можно вспомнить хотя бы казацкие "республики" XVIXVII вв., отечественный аналог пиратских сообществ Карибского моря того же времени. Однако роль "разбойного элемента" в истории России оказалась гораздо более значительной, чем за рубежом: многие эпизоды "крестьянских войн" при близком рассмотрении имеют отношение скорее к криминальной истории, чем к истории классовой борьбы. Что же касается более близких к нашим дням времен, то экономическая история отечественной организованной преступности XX в. исследована пока гораздо хуже, чем история зарубежных преступных организаций. И все же, хотя многие детали еще не ясны, ключевые характеристики "красной мафии" и основные поворотные моменты ее эволюции можно выделить уже сейчас[520].

11.6.1                Организованная преступность в СССР: "воры в законе" как криминальное правительство

 Сообщество "воров в законе" – наиболее старая и известная криминальная группировка России. Современная отечественная организованная преступность как система вышла именно из этого сообщества. Ранние этапы его истории (примерно до 1970-х гг.) довольно туманны и отчасти легендарны. Точно известно одно: формирование (его относят к концу 1920-х – началу 1930-х гг.) этого сообщества произошло в местах заключения, что для "нормальной" организованной преступности совершенно аномально. Уже из самого названия этого сообщества следует, что его члены занимались сугубо "перераспределительной" деятельностью (карманные кражи, воровство, грабежи) и потому, в соответствии с ранее данным определением, это сообщество относилось не к современному, а к традиционному типу организованной преступности. Необычно, однако, то, что это сообщество смогло добиться очень высокой степени самоорганизации, которая за рубежом возникала только в преступных организациях современного типа.

Главным признаком "воровского" сообщества стало соблюдение его членами довольно жесткого свода правил – "воровских понятий":

1)     строгая корпоративная солидарность ("вор в законе" не имеет права даже замахнуться на своего "коллегу", не то чтобы давать на него показания);

2)     запрещение иметь какие-либо контакты с официальными властями (даже служить в армии);

3)     запрещение заниматься обычным трудом (даже в местах лишения свободы);

4)     обязанность контролировать поведение всех других преступников в местах заключения;

5)     отказ от личного имущества (идеальный "вор в законе" не имеет ничего своего, он получает средства либо от преступных операций, в осуществлении которых играет роль организатора, но не исполнителя, либо от "добровольно-обязательных" отчислений других преступных элементов).

Для выработки и контроля за выполнением "воровских понятий" использовались многие институты, во многом схожие с институтами доиндустриальных общинных коллективов: "воровская присяга" при приеме ("коронации") новых членов, регулярные "воровские сходки" для обсуждения и решения важнейших вопросов, "воровской суд" над нарушителями "понятий", сбор средств в "воровской общак" (резервный фонд для оказания помощи самим преступникам в местах заключения и членам их семей).

 

Таблица 11.8

Сопоставление "воровских понятий" с бюрократическим
"кодексом чести"

"Воровские понятия"

Характеристики идеального номенклатурщика сталинской эпохи

Корпоративная солидарность – преданность "воровскому" сообществу

Корпоративная солидарность – номенклатура как "орден меченосцев"

Запрещение иметь какие-либо контакты с официальными властями

Запрещение иметь какие-либо контакты с "врагами народа"

Запрещение заниматься обычным трудом

Специализация только на управленческой работе

Обязанность контролировать поведение всех других преступников

Обязанность контролировать поведение всех других советских граждан

Отказ от личного имущества – жизненные блага безвозмездно предоставляются другими преступниками

Отказ от личного имущества – жизненные блага предоставляются за государственный счет бесплатно или полубесплатно

 

Первоначально "воры в законе" были своеобразным криминальным правительством, управляющим местами заключения. Характерно, что "воровские понятия" являются своего рода зеркальным отражением "кодекса чести" идеального государственного чиновника, естественно, в российском представлении (таблица 11.8). Сталинская эпоха породила особую породу советских администраторов, у которых служебная деятельность полностью вытесняла частную жизнь ("Новое назначение" А. Бека дает яркое описание всех достоинств и недостатков этого социального типа). "Воры в законе" – это вариация на ту же тему: криминальные структуры всегда в определенной степени дублируют институты официального мира. Подобно государственным чиновникам, которых по приказу начальства перебрасывали с одного поста на другой, "воры в законе" также никогда не были привязаны к какой-то конкретной территории, как "семьи" зарубежных преступных организаций. Поэтому некоторые криминологи, подчеркивая специфику "воров в законе", выделяют их в особую организационную форму – "кооперацию профессиональных преступных лидеров" (своеобразный преступный "клуб" или "каста"), отличную от "преступных синдикатов" (типа "Коза Ностра") или "организованных преступных группировок" (типа солнцевской "братвы" 1990-х гг.)[521]. С институциональной точки зрения, точнее было бы сформулировать вывод, что классические "воры в законе" представляли собой криминальное правительство, организованное на общинных принципах (наподобие правящей касты в государстве инков Тауантисуйю).

Естественно, что официальные советские органы отнюдь не были склонны мириться с "двоевластием" в обширном мире ГУЛага, и период попустительства (1930-е – 1940-е гг.) сменился периодом ожесточенных репрессий против носителей воровских традиций (1950-е гг.), в ходе которых первое поколение "воров в законе" было почти полностью "ликвидировано как класс". Однако затем наступило "возрождение", связанное с качественными изменениями в самих преступных промыслах.

В 1960-е гг., после массового развертывания теневого "цехового" бизнеса, появились профессиональные преступники нового типа, которые специализировались уже не на карманных кражах, а на "стрижке" подпольных предпринимателей. Первоначально бандиты просто грабили "цеховиков", но вскоре начали заниматься классическим рэкетом – сбором постоянной дани в обмен на гарантии защиты. Если ранее организованная преступность России специализировалась на насильственной перераспределительной деятельности, то теперь ее главной специализацией стало производство незаконных охранительных услуг. Появилась насущная потребность внести в стихийный рэкет-бизнес элементы организованности: упорядочить размеры дани, разделить сферы влияния разных группировок и т. д. Организаторские таланты "воров в законе" оказались очень кстати, но теперь для наведения порядка не только в тюрьмах и лагерях, но, прежде всего, на свободе. Именно благодаря "ворам в законе" была принята знаменитая "кисловодская конвенция" 1979 г., регламентирующая условия сосуществования уголовных элементов и "цеховиков".

Таким образом, в советский период наиболее консолидированное криминальное сообщество, "воры в законе", выполняло роль криминального правительства, причем решения "воровских сходок" осуществлялись, пожалуй, более последовательно, нежели постановления Совета Министров. Что касается "черного бизнеса" рыночного типа (наркобизнес, организованная проституция, торговля оружием и т.д.), то в брежневский период он только начинал формироваться.

 

11.6.2                Перестройка в обществе – перестройка в мафии: от криминального правительства –
к сети криминальных фирм

 Существование организованной преступности в нашей стране после долгого (с 1960-х гг.) периода замалчивания было официально признано только на закате советской истории, когда в 1988 г. в МВД вновь стали создаваться специальные подразделения, призванные бороться именно с преступными организациями. Однако это решение опоздало "на целую эпоху": к концу истории СССР "красная мафия" стала уже настолько влиятельным институтом социально-экономических отношений, что усилия органов правопорядка напоминали попытки вычерпать море дырявой ложкой. Кроме того, курс радикал-реформаторов на строительство капитализма "любой ценой" буквально парализовал какое-либо противодействие организованной преступности со стороны государства[522]. Наивные либералы надеялись (либо делали вид), что мафиозные менеджеры ринутся в бизнес, чтобы честно "делать деньги". Однако ослабление официальных государственных структур создало в конце 1980-х – начале 1990-х гг. вакуум власти, который в значительной степени заполнился властью мафии, боссы которой отнюдь не торопились заниматься производительной деятельностью. Этот период стал периодом наибольшей силы отечественной мафии, когда она действительно на какое-то время стала "государством в государстве". Поэтому Б.Н. Ельцин не сильно преувеличивал, назвав в 1994 г. страну, президентом которой он был, "самым крупным мафиозным государством в мире" и "сверхдержавой преступности"[523].

Эволюция криминальных промыслов. Как уже упоминалось, главным источников доходов отечественной мафии в 1990-е гг. стали доходы от рэкета – нелегальной деятельности по защите прав собственности легальных и нелегальных предпринимателей. Быстро пролетело время "отморозков", которые вламывались к мелким предпринимателям с оружием в руках и требовали "вознаграждения" за то, что они оставили бедного бизнесмена в живых и без сломанных рук и ног. Подобные налеты только ускоряли становление "нормального" рэкет-бизнеса, когда "бандитские крыши" устанавливали твердый тариф за покровительство, оберегая своих "овечек" от "стрижки" посторонними бандитами[524]. Рэкет-бизнес в России приобрел стандартную структуру иерархичной олигополии: "низовые" группировки находятся под покровительством криминальных "авторитетов" более высокого ранга, уступая им за это часть доходов ("пирамида рэкета"); контролируемые территории жестко поделены, чтобы каждый предприниматель мог находиться под покровительством только одной группировки[525]. "Российский криминальный мир стал единственной силой, которая может дать стабильность, обеспечить выплату долгов, возврат банковских кредитов, – цитирует американский криминолог Ф. Вильямс одну из восторженных оценок деятельности "красной мафии" в постсоветской России. – Спорные вопросы владения собственностью решаются им эффективно и справедливо. Он взял на себя государственные функции законодательной и судебной власти"[526]. С этой оценкой можно согласиться, по крайней мере, в том, что "красная мафия" занималась правоохранительной деятельностью справедливее и эффективнее официальных властей, которые скорее вредили предпринимателям, чем помогали им.

Помимо контроля над легальным бизнесом "красная мафия" сохранила жесткий контроль над бизнесом нелегальным, методично подчиняя или ликвидируя преступников-одиночек и мелкие самостоятельные группировки. Стало шаблоном утверждение, что радикальные рыночные реформы подняли огромную волну преступности. На самом деле, однако, следует удивляться тому, что эта волна не оказалась гораздо более высокой, как прогнозировали криминологи. Специалисты объясняют это тем, что "за годы перестройки преступность мафиозизировалась настолько, что, по существу, стала самоуправляемым антисоциальным явлением, самозащищающимся и самоограничивающим свой рост"[527]. Таким образом, отечественная практика, похоже, подтверждает защищающие мафию экономические теории: организованность преступного мира России не дала превратиться большой волне во всесокрушающее цунами.

По мере того, как в 1990-е гг. в производстве охранительных услуг росла конкуренция со стороны коммерческих охранных агентств, а также коммерциализированных государственных силовых структур, "русская мафия" постепенно утрачивала роль абсолютного лидера в защите прав собственности. Растущую долю в ее доходах стали занимать обычные криминальные промыслы, характерные и для современных зарубежных преступных организаций. Отечественная организованная преступность все активнее занимается экономическими ("беловоротничковыми") преступлениями, наркобизнесом, торговлей оружием и антиквариатом, порнобизнесом и многим иным. Тем самым из криминального правительства "красная мафия" постепенно превращается в совокупность криминальных фирм, которые занимаются лоббированием своих интересов в правительственных кругах – точно так же, как и вполне обычные фирмы.

Атмосфера всеобщей дезорганизации первоначально создавала условия для широкой диверсификации (многопрофильности), а не для концентрации по относительно немногим нишам преступного бизнеса. К середине 1990-х гг. ситуация в стране относительно стабилизировалась, и теперь пошел не только территориальный, но и "отраслевой" раздел сфер влияния[528]. Процесс сужения специализации также подчеркивает, что происходит трансформация российской организованной преступности в сеть криминальных фирм.

 

 

Эволюция криминального сообщества. Проявлением сильных институциональных изменений, происходящих в "красной мафии", являются изменения в среде самих "воров в законе" – того преступного сообщества, которое играет роль своего рода стержня криминального мира России. К концу 1990-х гг. становится очевидным, что настоящие "воры в законе", "наркомы" преступного мира, имеют шансы стать вымирающими "зубрами". Как ранее отмечалось, классические "воры в законе" соответствуют той стадии развития преступной организации, когда она выполняет роль криминального правительства. По мере коммерциализации мафии старые "понятия" начинают только мешать. В самом деле, можно ли представить теневого предпринимателя, который демонстративно отказывается иметь какие-либо контакты с властями и обладать личной собственностью? Поэтому размывание сообщества "воров в законе" идет и извне, и изнутри.

С одной стороны, новые криминальные авторитеты часто не ставят ни в грош "воровские" традиции, отказываются от "коронации" и рассматривают "воров" как обыкновенных конкурентов, от которых лучше избавиться. Там, где такие авторитеты берут верх над "ворами" (как в "бандитском" Петербурге), преступность становится более агрессивной и кровавой, поскольку у новых авторитетов еще не сформирована "культура согласия".

С другой стороны, само звание "вора в законе" подвергается сильнейшей девальвации. Уже в конце 1980-х – начале 1990-х гг. число "законников" стало быстро расти (с 512 в 1988 г. до 660 в 1990 г.[529]), что, естественно, сопровождалось ухудшением качества кадров. Первоначально пройти "коронацию" мог, как правило, лишь уголовник с большим тюремным стажем, что автоматически означало его органическую преданность криминальным "понятиям". В новую эпоху звание "вора" стали просто покупать[530], в результате чего его получали преступники, не отбывшие ни единого срока и довольно молодые. Эти "новые русские" криминального мира привносят с собой атмосферу коррупции, подкупая старых, более авторитетных "воров", чтобы те выносили выгодные им решения. Судя по всему, коррупция поразила это нелегальное правительство не в меньшей степени, чем правительство легальное.

Таким образом, сообщество "воров в законе" теряет старое "лицо", и по мере того, как криминальных "наркомов" окончательно сменят криминальные "новые русские", оно полностью трансформируется в сеть криминальных фирм, как это происходит и с зарубежными мафиозными организациями.

 

Таблица 11.9

Характеристики выявленных групп организованных преступников

Характеристики

1989 г.

1992 г.

1995 г.

Общее число групп

485

4.352

8.222

Численность групп свыше 10 человек

14

79

151

Численность групп, существующих свыше 1 года

80

873

1.639

Численность групп, имеющих связи

коррумпированные

межрегиональные

международные

 

6

39

н/д

 

721

1.388

254

 

857

1.065

363

Составлено по: Лунеев В.В. Ук. соч. С. 303.

 

Отечественная мафия достаточно многочисленна, но по степени организованности пока заметно уступает зарубежным "образцам". Количество организованных преступных групп измеряется тысячами (см. таблицу 11.9), однако "настоящих" преступных сообществ – крупных, стабильных, с межрегиональными и международными связями, имеющих своих людей в органах власти, – заметно меньше: по заведомо неполным данным Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД РФ, в середине 1990-х гг. их насчитывалось в России порядка 150, они объединяли примерно 12 тыс. человек[531]. Кровавые "разборки" показывают, что консолидация крупных преступных сообществ и раздел "сфер влияния" еще не вполне завершились, хотя в сравнении с первой половиной 1990-х гг., когда страна походила на Чикаго времен Аль Капоне, прогресс весьма заметен. "Воровские сходки" по-прежнему остаются главным институтом криминального менеджмента, они проходят регулярно, но носят, как правило, региональный, а не общесоюзный характер[532]. Центрального координирующего органа (своего рода совета директоров), по типу американской "комиссии", еще не создано[533], и, с учетом широких географических масштабов страны и усиливающейся атмосферы разобщенности, вряд ли следует ожидать в ближайшее время его возникновения. Известная аморфность, впрочем, не мешает активному налаживанию контактов крупных российских группировок с ведущими мировыми преступными сообществами, что создает предпосылки для формирования в будущем своего рода мирового криминального правительства – "Большой пятерки" (итальянская мафия, якудза, триады, колумбийские наркокартели, "русская мафия")[534].

В целом по уровню своего развития "русская" мафия 1990-х гг. схожа с сицилийской мафией начала века (период 1880-х – 1920-х гг. в истории Сицилии называют "царством мафии"), когда мафиозные семьи едва ли не полностью контролировали слаборазвитую экономику острова, занимая при этом даже официальные посты в органах муниципальной власти[535]. Развитие рыночного хозяйства при стабилизации политической власти ведет всегда к тому, что организованная преступность занимает свое "законное место" в обществе, превращаясь из системы криминальной власти в сеть криминальных фирм, находясь в "динамическом равновесии" с силами правопорядка и не претендуя на политическую власть[536]. Подобная трансформация "красной мафии" еще не завершена, но вектор развития обозначился уже в конце 1990-х гг., когда на смену квази-демократическим идеям "многовластья" пришла идея "сильного государства". По мере того, как эта идея будет трансформироваться из лозунгов в реальную повседневность, функции "красной мафии" как теневого правительства окончательно станут рудиментом.

 

*  *  *

Таким образом, фирмы постсоветской России стали главными субъектами приспособления к рынку. Это демонстрируется, в частности, тем, что они берут на себя даже ту функцию, которую при обычных условиях выполняет государство, — защиту прав собственности предпринимателей. Конечно, выполнение этих не свойственных фирмам функций в принципе не может отличаться достаточно высокой эффективностью: полулегальные и откровенно нелегальные правоохранители демонстрируют скорее право силы, чем силу права. И все же эти суррогаты делают возможным развитие рыночного хозяйства, хотя и в уродливой форме экономики рэкета.

Какую же тогда роль в рыночной модернизации постсоветской России играет само государство, если защиту прав собственности – одну из основных его функций – вынуждены выполнять сами фирмы? Этот вопрос мы рассмотрим в финальной части монографии.

 


Часть 3. Государство в современной России

Предыдущие части нашего исследования были направлены на анализ того, как меняется поведение основных микроэкономических агентов (как формируются новые нормы и правила) в условиях радикального изменения макроэкономической среды, с которого и начался процесс системной трансформации российского общества. Как показывает опыт России, макроэкономические меры  вовсе не оказывают того прямого и непосредственного воздействия на агентов микроэкономики, которое им предписано в традиционной экономической парадигме. Стандартный набор рекомендаций для перехода к рынку, "либерализация + финансовая стабилизация + приватизация" (возможны варианты: много и сразу или небольшими дозами, т.е. шоковая терапия или градуализм), испытанный в разных вариантах, привел в различных постсоциалистических странах к очень разным результатам. Попытаемся выяснить, какую роль в успехе или неуспехе наших реформ сыграл сам их инициатор.

В начале трансформации именно существующий государственный аппарат (правительство) выступил инициатором системных изменений, став дестабилизирующим устоявшийся экономический порядок фактором. Данная, заключительная часть монографии представляет собой попытку провести институциональное исследование как собственно изменений макроэкономической среды, так и, главным образом, трансформации самого государства как особого рода организации.

Трудность поставленной задачи заключается  в том, что нельзя рассматривать существующее в настоящее время государство как некое целое, для которого возможно устойчивое существование целей, приоритетов, механизмов, последовательное проведение соответствующей политики и т.д. Российское государство 1990-х гг. является, как мы полагаем, неустойчивым набором формальных и неформальных институтов с довольно коротким периодом существования (или всей жизни), находящихся под сильным влиянием лоббистов различных групп влияния, многие из которых остаются либо скрытыми, либо нелегальными. Перечень такого рода государственных институтов велик, но в наиболее общем виде их можно разделить на следующие группы.

1) Институты, унаследованные из квазисоциалистического прошлого:

а) формальные – система трудовых отношений; пенсионная система; здравоохранение и образование;

б) неформальные – ожидания патернализма со стороны государства как со стороны домохозяйств, так и со стороны предприятий; теневой сектор экономики.

2) Новые рыночные институты (преимущественно формальные): частная собственность, рынки товаров, денег, капитала, негосударственная финансовая система, механизмы банкротства и др.

3) Новые квазирыночные институты, которые отражают процессы адаптации экономических агентов к неприятным для них институциональным изменениям (преимущественно неформальные): бартер, механизмы ухода от налогов, "черный нал" и так далее.

Сложные взаимодействия между этими институтами остаются неизвестной компонентой, влияющей не только на принятие тех или иных решений на уровне правительства и государства в целом, но и, главное, на реакции и стратегии адаптации различных участников рынка к изменениям институциональной среды.

Таким образом, современное постсоветское государство подобно двуликому Янусу, один лик которого глядит в прошлое, а другой – в будущее. Если резкое разрушение старой институциональной системы централизованно управляемой экономики произошло в относительно сжатые сроки, то процесс формирования новой системы институтов представляет собой длительный и сложный процесс. Взаимодействие традиционных институтов с новыми демонстрирует гамму вариантов от исчезновения традиционного института, замещения исходных отношений новым типом, адаптации и ассимиляции вплоть до полного отторжения привнесенного извне института. Трудности становления новых типов взаимодействий усугубляются тем, что формирование рыночных норм и правил происходит во многом спонтанно, наугад, в отсутствии представлений о желаемой конфигурации институционального пространства,  в условиях обострения деструктивных процессов в экономике и обществе.

Двойственная природа государства, которое, с одной стороны, выступает в качестве основного генератора институциональной среды (по крайней мере, в области формальных норм и правил), а с другой – является одним из активных участников рыночных взаимодействий, приобретает особенно конфликтные формы  в период системной трансформации, что приводит к противоречию целей и политик.

Поиск ренты, различные формы оппортунистического поведения, характерные как для государственного аппарата, так и для взаимоотношений между фирмами (бизнесом) и государством,  между субъектами Федерации и центром, выступают внешними проявлениями искаженной с точки зрения  долгосрочной перспективы развития общества институциональной структуры. Непосредственным результатом существующего институционального устройства становится рост трансакционных издержек вместе с увеличением бюрократического аппарата и расширением возможностей для коррупции.

Общая логика третьего раздела такова: от анализа возможностей институционального подхода в понимании целей и функций государства в условиях трансформации (глава 12) к общему обзору роли государства в подготовке и проведении реформ (глава 13), затем к исследованию основных механизмов деятельности постсоветского государства – старых, унаследованных от советского общества (главы 14),  и новых, адекватных рыночному хозяйству (глава 16). В 14-й главе делается акцент на функциях перераспределения, что закономерно ставит вопрос об оптимальном политическом деловом цикле, который рассматривается в 15-й главе. Эта глава служит "мостиком" между перераспределением существующих благ и созидательным началом государственной власти, ростки которого рассматриваются в последней главе монографии.

В двенадцатой главе (И.В. Розмаинский, М.Ю. Малкина) дается общая характеристика институционального подхода к анализу роли государства в рыночных и переходных экономических системах. Согласно институциональной теории, государство является, прежде всего, генератором институциональной среды, которая определяет ограничения выбора хозяйствующих субъектов, формирует их структуру стимулов и предпочтений, влияет на соответствующую степень рациональности поведения, способствует координации действий и снижает степень неопределенности. Государство можно определить поэтому как набор нерыночных институтов принятия решений. Важнейшей характеристикой государства как организации особого рода является его двойственная природа – с одной стороны, оно само формирует "правила игры", с другой – должно им подчиняться. Главными из этих правил являются правила, связанные со спецификацией и защитой прав собственности, а также соблюдением контрактных обязательств, без чего рыночное хозяйство не может нормально существовать.

В переходных системах государство призвано выступать в качестве инициатора изменений институциональной среды, а также должно поддерживать создание конкурентной альтернативы “институциональным ловушкам”.

Для перехода российской экономики на путь подлинного развития необходимо не только правовое обеспечение государством хозяйственной жизни и связанное с этим создание эффективных правил игры, но и радикальная смена общественной идеологии, предполагающая резкий социальный остракизм в отношении теневых видов деятельности и поощряющая честный и созидательный труд.

 В тринадцатой главе (А.В. Дементьев) проводится ретроспективный анализ политики проведения российских реформ. Хотя именно российское государство инициировало попытки рыночной модернизации, оно унаследовало от своего советского прошлого многочисленные институты, формирующие ее высокую инерционность. Это и государственная (общенародная) собственность на средства производства, и отсутствие во многих отраслях равновесных цен и рыночных сигналов, заменяемых государственным регулированием цен и централизованным размещением ресурсов. Устойчивость такого рода системы базируется на существовании "бюрократического рынка", отражающего институционализацию форм адаптации экономических агентов к такой структуре, а также на своего рода стабилизаторах, позволявших сглаживать ее недостатки. В течение длительного периода политика государства в области институционального планирования была неопределенной, что создало для экономических агентов возможность адаптироваться к существующей "недореформированной" структуре с искаженными сигналами и стимулами, провоцирующей возникновение "институциональных ловушек". Тем не менее институциональный базис, определяющий рамки реально существующей в настоящее время экономики и возможности для ее дальнейшего реформирования, сформирован, и стержнем его можно считать создание института национальной государственности, появление частной собственности в результате приватизации (запрет на пересмотр результатов которой позволяет считать рыночные преобразования необратимыми), развитие финансовой системы и Центрального банка, зарождение рынков товаров, труда и капитала.

В четырнадцатой главе (А.В. Ермишина §§1, 2, М.Ю. Малкина и И.В. Розмаинский § 3, З.Б.-Д. Дондоков и И.В. Дондокова §4), посвященной государству всеобщего распределения,  подробно рассматриваются наиболее важные рудименты старых функций, воспроизводящиеся в новом, постсоветском государстве, – управление государственной собственностью, государственное регулирование коммерциализированных отраслей, перераспределение финансовых средств и социальная политика. Конечно, эти функции нельзя трактовать только как рудиментарные, поскольку они выполняются и современными государствами в развитых странах. Однако именно в этих видах деятельности пережитки советского прошлого прослеживаются наиболее рельефно.

Начальные параграфы этой главы посвящены проблемам остаточной государственной собственности и прямого государственного регулирования. В государственной собственности сохраняется огромное число объектов, которые отличаются организационным и правовым многообразием. Основной проблемой в этой области является сложность эффективного управления. Однако существуют механизмы, которые позволяют отчасти компенсировать влияние дифференциации интересов или оппортунистического поведения агентов. Прежде всего, это реальная возможность сменяемости государственных служащих. Хотя в управлении государственной собственностью главная роль принадлежит совершенствованию формальных правил, однако именно здесь могут иметь большое значение неформальные институты, оказывающие прямое и косвенное регулирующее воздействие на объекты государственной собственности. Пример же подобного должно подавать само государство, и тогда в общественном сознании государственная собственность будет равнозначна национальной или народной собственности. Важное значение имеет также распространение идеологии, препятствующей оппортунистическому поведению, и создание институтов общественного контроля.

Российская ситуация характеризуется низкой формализацией контрактных отношений. Это служит источником противоречивости государственного регулирования. Так, многим регулируемым отраслям в период перехода к рынку государством были определены взаимоисключащие роли — обеспечить экономический подъем и развитие экономики и одновременно служить основным источником доходов государственного бюджета всех уровней, а также обеспечивать выполнение социальных функций. Налицо имплицитный контракт между слабым государством и сильными заинтересованными группами. Государство дает субъектам инфраструктурных отраслей возможность получать монопольную ренту в обмен на обеспечение минимального уровня социальной стабильности в стране и финансовой состоятельности государственного бюджета и бюджетных организаций.

Тематика следующего параграфа охватывает прежде всего сферу бюджетного перераспределения государственных финансов. Становление межбюджетных отношений в России рассматривается сквозь призму  истории создания нового контрактного государства, принципом взаимоотношений в котором является федерализм. Особенностью текущей ситуации является неравенство отношений Центра с субъектами Федерации, при этом формальное равноправие субъектов, определенное конституцией, "дополняется" договорным принципом взаимоотношений республик с Центром. Неустойчивость институтов межбюджетных отношений способствует развитию экономического оппортунизма, который проявляется в отказе от перечисления налогов в федеральный бюджет, попытках установить барьеры  на региональных рынках, закреплении в региональных законах полномочий, прямо противоречащих Конституции РФ, и т.д. Однако проявления оппортунистического поведения и сценарии взаимоотношений регионов с Центром нельзя рассматривать исключительно в негативном плане как результат недостаточной спецификации  и защиты прав собственности и неразвитости контрактных отношений. Оппортунистические формы поведения являлись продуктом неэффективности устаревших институтов, не способных функционировать в новой среде. Именно благодаря (а не вопреки) таким видам поведения происходил отбор новых институтов, которые позволяли сохранить целостность государства. Пути усиления начал бюджетного федерализма связаны со становлением системы формальных институтов, которые не ограничиваются только выработкой законодательных норм, направленных на определение общих принципов организации государственной власти, разграничение предметов ведения и полномочий, но включают действие механизмов ответственности за нарушение законодательства.

Следующий параграф посвящен исследованию государственной социальной политики. Современные социальные процессы в России характеризуются изменением взаимоотношений между государством и отдельными членами общества. Государство в значительной степени сняло с себя ответственность за обеспечение условий общественного развития, что привело к резкому падению доверия к государственным структурам и проводимой ими политике. В условиях современной российской модернизации наблюдается не только процесс зарождения и становления предпосылок социальной ориентации экономики, формирование элементов гражданского общества,  демократического политического режима, но и сохранение институтов социальной защиты и обеспечения, адекватных советскому периоду, для которых определяющими признаками являлись государственный патернализм и уравнительность.

В пятнадцатой главе (С.Г. Шульгин) проводится сравнительный анализ существующих теоретических подходов к проблеме поиска ренты, которая рассматривается как извлечение дохода без создания добавленной стоимости. Эффективность такого рода "контрпродуктивной" деятельности зависит от размеров делимого "пирога" и количества вовлеченных в рентоискательство игроков. Неоинституциональный подход к исследованию рентоориентированного поведения  выделяет в качестве причин существования политической ренты неполноту и асимметричность информации, а также недостаточную спецификацию прав собственности на частные блага, представляемые общественным сектором. Рассмотрен вопрос влияния возможностей по поиску ренты на формирование политического делового цикла.

Финальная, шестнадцатая глава (Н.А. Кравченко §1, 3, А.В. Дементьев и И.В. Розмаинский §2) рассматривает, в какой степени постсоветское государство выполняет те функции, которые должны стать для него самыми важными, поскольку именно они адекватны рыночной системе хозяйства.

Начальный параграф этой главы рассматривает существующие формальные и неформальные институты защиты безопасности и прав собственности применительно к правам инвесторов. В течение переходного периода были заложены, хотя и несовершенные, основы правовой защиты участников рынка. Однако, как показывает практика,  наличие формальных норм и правил, даже подкрепленное специально созданными структурами, не является достаточным для того, чтобы произошли изменения в области применения этих норм. В частности, формальное наличие гарантий защиты прав инвесторов не является достаточным для их защиты. Тем не менее процесс становления отсутствовавших ранее механизмов защиты прав собственности постепенно развивается, и темпы его довольно высоки. Насколько успешно и быстро будет происходить формирование системы защиты прав в настоящее время, по нашему мнению, в большей степени зависит от развития неформальных институтов — норм и правил взаимодействий — и их взаимодействия с формальными правилами. Развитие неправовых и внегосударственных институтов защиты прав собственности является очевидной угрозой, с которой связано сохранение сложившейся ситуации.

В следующем параграфе анализируется деятельность государства как генератора конкурентной среды. Основными функциями конкуренции в условиях ограниченной рациональности экономических агентов является обеспечение многообразия форм хозяйственной деятельности на рынке, а также селекция наиболее эффективных решений и организаций. В плановой экономике феномен конкуренции в большей степени характерен для сферы распределения, что проявляется в форме борьбы за присвоение ренты. Система, в которой преобладают стимулы к такого рода непроизводительной деятельности, в которой распределительная эффективность оказывается более высокой по сравнению с производственной, склонна к самоподдерживанию текущей институциональной матрицы. Возникает так называемый "эффект блокировки", порождаемый зависимостью поведения экономических агентов от институциональных рамок, в которых они возникли, что означает воспроизводство неравных условий конкуренции (различного рода административные барьеры, ограничения на вход на рынок). Это требует от правительства более решительных и последовательных действий в формировании институциональной среды,  которая способствует доминированию стимулов к повышению производительной эффективности, а не стремление получить какие-либо распределительные преимущества. Практика деятельности антимонопольных органов в области поддержки конкуренции и официальная статистика указывают на высокую степень монополизации товарных рынков и о широкомасштабной противоправной монополистической деятельности в России. Это свидетельствует о недостаточной правовой базе регулирования и необходимости повышения эффективности судопроизводства и исполнения судебных решений. Государство оказывается и главным тормозом развития, если оно не в состоянии обеспечить недискриминационный характер своих взаимоотношений с бизнесом и гарантировать защиту прав собственности.

В финальном параграфе шестнадцатой главы исследуется политика государства в области стимулирования экономического роста. Устойчивое развитие имеет множество целей. Среди них рост дохода на душу населения является лишь одной из многих задач развития, которые включают рост качества жизни как за счет снижения стоимости частных благ и расширения общественных благ, так и за счет сглаживания неравномерности распределения созданного дохода. С позиций институционального подхода государство не только имеет  сравнительные преимущества в осуществлении инноваций, имеющих характер общественных благ, но и обеспечивает взаимодействия между правительством, частным сектором, неправительственными организациями и другими элементами гражданского общества. В условиях системной трансформации правительство  является одной из немногих консолидирующих сил,  и для целей развития оно должно в большей степени взять на себя функции поддержки становления и эффективного функционирования частного сектора, а также обеспечение  стабильности экономики (предсказуемость и определенность изменений в законодательстве, ограничение спекуляций, предупреждение кризисов) и снижение неравномерности распределения доходов между гражданами и территориями. Безусловно, это необходимые, но вряд ли достаточные условия для развития. Создание условий для наращивания и активизации инновационного потенциала представляется определяющим фактором развития для нашей страны. Так как основная масса инноваций генерируется за счет взаимодействия двух составляющих, в качестве которых выступают возможности, создаваемые новой техникой и технологией,  и готовность к их восприятию со стороны потребителей,  то государственной задачей является созидательная деятельность по обоим упомянутым направлениям. Следовательно, основные усилия со стороны регулирующих и управляющих органов надо сосредоточить не столько в области поиска новых источников инвестиций, сколько в создании механизмов повышения их эффективности, к числу которых относится стимулирование создания рыночных институтов.

Проделанный анализ позволяет сделать вывод о том, что повышение роли государства в создании институциональных предпосылок для развития рыночной экономики создаст надежные предпосылки для экономического роста и процветания нашей страны в XXI веке.


Глава 12.  Основы институционального подхода к анализу роли государства

12.1          Анализ институциональной среды как отправной пункт институционального подхода к изучению роли государства

Институциональный подход к анализу государства[537] — так же, как и к анализу других хозяйствующих субъектов, — отличается от неоклассического. В неоклассической теории государство требуется только в особых случаях "провалов рынка". Это такие случаи, в которых рынок не в состоянии обеспечить эффективное размещение ресурсов. Обычно выделяются четыре случая "провалов рынка": монополия; внешние эффекты; общественные блага; асимметричная информация[538]. Во всех этих случаях вмешательство государства — соответственно, в виде регулирования деятельности монополий, устранения внешних эффектов, производства общественных благ, обеспечения равномерного распределения информации между контрагентами — позволяет добиться "улучшения по Парето", т.е. достичь оптимального размещения ресурсов.

Таким образом, из неоклассической теории следует, что рыночная экономика без государства и рыночная экономика при наличии государства отличаются только разной степенью эффективности в размещении ресурсов и, соответственно, разной величиной благосостояния их участников. Но не существует фундаментальных различий в их функционировании. Иными словами, государство не вносит ничего принципиально нового в рыночную экономику, оно лишь несколько поднимает уровень эффективности ее деятельности.

Кардинальное отличие институционального подхода от неоклассического состоит в том, что рыночная экономика без выполнения государством некоторых определенных функций вообще не может нормально существовать. Дело в том, что нормальное функционирование такой экономики основано на наличии и соблюдении определенных — моральных и правовых — норм[539], "правил игры" (акцент на значимости которых как раз и отличает институциональный подход от других школ экономического анализа). Эти правила игры, или институциональная среда — создают рамки, в которых осуществляются взаимодействия между хозяйствующими субъектами в рыночной экономике[540]. И именно государство создает значительную часть таких правил игры – а именно, формальные правила игры (или формальные институты) – закрепленные законодательно или инструктивно нормы и правила, регламентирующие деятельность частных и юридических лиц. Другим элементом институциональной среды являются неформальные правила игры (или неформальные институты) – обычаи, традиции, стереотипы поведения, ценностные установки.

Согласно институциональной теории, институциональная среда играет огромную роль в функционировании и развитии экономики — роль, недооценка которой фундаментально обедняет экономический анализ (и в том числе и понимание роли государства). Можно выделить следующие аспекты этой роли (которые в определенной мере взаимосвязаны между собой).

А) Ограничение выбора. Неоклассическая теория рассматривает, по сути, два типа ограничений выбора хозяйствующих субъектов: бюджетные (доходы и цены) и натуральные ("физические" ресурсы) ограничители. Отличием институционального подхода является введение в экономический анализ третьего типа ограничений — институциональных. Этими ограничениями как раз и являются формальные и неформальные институты – правила, лимитирующие действия частных и юридических лиц (следует учитывать, что институты включают санкции юридического или социального характера, которые вступают в силу при нарушении указанных правил[541]).

Б) Влияние на структуру стимулов. В зависимости от характера правил игры (например, четкая определенность и защищенность прав собственности или, наоборот, неопределенность отношений собственности) хозяйствующие субъекты стимулируются к эффективному использованию ресурсов для максимизации личного дохода от производственной деятельности или же к непроизводительному употреблению ресурсов в целях поиска ренты и/или непосредственного участия в криминальных видах деятельности. Известный неоинституционалист Т.Эггертссон в работе "Институциональная экономическая теория в переходных экономиках"[542] предложил при анализе общественного выбора ввести дополнительно кривую социальных возможностей /"social frontier"/, которая расположена левее кривой производственных возможностей и сдвиг которой вправо расширяет границы выбора. Резонно предположить, что сдвиг вправо может происходить под воздействием отмены различных ограничений на права собственности, замены менее эффективных норм более эффективными, культурной эволюции общества, а также просто под влиянием времени, когда институциональный вакуум, стимулирующий оппортунистическое поведение и повышающий трансакционные издержки, заполняется неформальными институтами с собственными формами защиты.

В) Снижение степени неопределенности и выполнение координирующей функции. Наличие правил игры структурирует взаимодействия между хозяйствующими субъектами и тем самым облегчает координацию между ними. Это сужает возможный диапазон действий субъектов и, тем самым, снижает степень неопределенности.

Г) Выполнение распределительной функции. Существование институтов неизбежно означает наличие различных ограничений и прав у разных групп хозяйствующих субъектов. При этом расширение прав одних субъектов обычно невозможно без сужения прав других. Таким образом, каждой институциональной среде соответствует свое распределение политической и экономической власти среди частных и юридических лиц.

Д) Влияние на степень рациональности поведения. В отличие от неоклассической теории, институциональный подход не трактует поведение агентов как характеризующееся свойством полной рациональности (и, следовательно, как направленное на оптимизацию целевой функции). В зависимости от институциональной среды (особенно, ее неформальной составляющей) поведение людей в разных сферах хозяйственной жизни может варьироваться от полностью рационального до привычного и рутинного. Например, успешное снижение формальными институтами степени неопределенности или поощрение неформальными институтами индивидуального накопления богатства повышают степень рациональности поведения (см. также параграф 1 в главе 1).

Е) Влияние на степень следования личным интересам. В зависимости от эффективности юридических санкций и от типа неформальных правил поведение людей может варьироваться от оппортунизма до полного исключения проявления личного интереса – "послушания"[543]. Так, неэффективность юридических санкций за нарушение формальных правил стимулирует оппортунистическое поведение, а абсолютное доминирование в обществе христианской этики (в ее православном или католическом варианте) может способствовать распространению "послушания".

Ж) Формирование предпочтений. Поскольку институциональная среда влияет на структуру стимулов, степень рациональности и степень следования личным интересам, то можно говорить о ее влиянии как на характер предпочтений агентов, так и на степень зависимости предпочтений от ограничений. Например, если в экономике доминирует такой тип неформальных правил игры, который соответствует традиционному обществу, то предпочтения отдельно взятого человека будут в очень значительной мере зависеть от его реального дохода (см. в главе 2 материалы о традиционализме российской экономической культуры).

С точки зрения институционального подхода, для фундаментального понимания сущности и функций государства в экономике необходимо глубокое осознание всех указанных аспектов той роли, которую играет институциональная среда в рыночном хозяйстве. Вместе с тем трактовка институциональной среды в качестве сложного единства формальных и неформальных институтов отнюдь не предполагает отсутствия учета различий между этими двумя основными типами правил игры.

Различия формальных и неформальных правил игры заключаются в следующем.

Во-первых, формальные институты привносятся извне, создаются сознательно, государством, а неформальные возникают спонтанно, путем эволюционного отбора.

Во-вторых, формальные институты обеспечены правовыми и административными гарантиями, неформальные же имеют неправовые формы защиты (мораль, этика, психологические стереотипы, быт и пр.). Иными словами, выполнение формальных правил игры достигается юридическими санкциями, а выполнение неформальных правил – социальными санкциями (типа социального остракизма и т.д.).

В-третьих, создание формальных институтов — дело дорогостоящее, они всегда связаны с конкретными финансовыми издержками, которые, собственно, и сравниваются с будущей (предполагаемой) экономией на трансакционных издержках (в том случае, конечно, если формирование этих институтов является продуктом рационального выбора); неформальные же институты воспринимаются как бесплатные.

В-четвертых, неформальные институты гибко, перманентно подстраиваются к меняющейся среде; формальные же меняются редко, быстро, значительно — тогда, когда накоплена критическая масса несоответствия или когда правовой вакуум в функционировании неформальных институтов представляет реальную угрозу для достижения общественно значимой цели.

В-пятых, неформальные правила всегда занимают то пространство, которое остается незанятым формальными институтами, хотя они могут возникать и как субституты.

Формальные и неформальные институты находятся в сложном взаимодействии. В работе А.Е.Шаститко[544] на основе анализа трудов Д.Норта и других неоинституционалистов выделены шесть форм взаимосвязи между формальными и неформальными институтами:

1.        "Неформальные правила могут быть расширением, продолжением, дополнением формальных правил, поскольку последние определяют набор альтернатив без учета обстоятельств той или иной единичной сделки".

2.        "Неформальные правила являются источником формирования и изменения формальных правил, когда система их развивается эволюционно, путем малых приращений, через отбор элементов, ее составляющих".

3.        "Неформальные правила, являющиеся слаборазличимой или даже невидимой канвой общественной жизни, определяют набор доступных альтернатив в виде набора формальных правил".

4.        "Неформальные правила могут быть заменителями формальных".

5.        "Неформальные правила могут противоречить формальным, что является следствием особенностей изменения каждого вида: если неформальные правила изменяются только эволюционно, их действие и трансформация непрерывны, то формальные правила подвержены дискретным изменениям".

6.        "Особенность их взаимодействия связана с распределением ресурсов в условиях существующих неформальных правил и существованием «асимметричности распределения силы в конфликте по поводу установления формальных правил»".

Распространяя терминологию современной экономической теории на предмет изучения институциональной экономики, следует признать, что формальные и неформальные институты могут соотноситься как субституты, комплементы, либо независимые правила. Причем в любом из перечисленных отношений они могут быть лишь частично. Например, трудно представить формальные и неформальные правила, которые могли бы быть абсолютными субститутами.

В то же время следует разграничивать свойства и механизм взаимодействия формальных и неформальных правил. Когда мы говорим о взаимозаменяемости или взаимодополняемости правил, речь идет об их свойствах. Когда же анализируется способ их взаимного влияния при одновременном использовании, речь идет о механизме взаимодействия. С нашей точки зрения, можно выделить следующие типы взаимодействия:

§         противоречие друг другу, в пределе — взаимоисключение;

§         разделение сфер влияния (мирное, либо конфликтное);

§         взаимное усиление (синергетический эффект);

§         взаимное ослабление;

§         нейтральное отношение, "непересечение".

Возьмем, например, случай, когда формальные и неформальные правила являются субститутами (заменителями). Они могут либо мирно сосуществовать, занимая собственные "сегменты" (скажем, институт официального и гражданского брака, институт банковского и взаимного кредита), либо государство предусматривает санкции административного и (или) правового характера против неформальных институтов (например, законы, запрещающие бартер и взаимозачеты).

Другой случай: — из жизни правил–комплементов (взаимодополняющих друг друга). Если общественная мораль и ценностные установки общества направляют сознательные действия бизнесменов на соблюдение договорной дисциплины, то наблюдается синергетический эффект: одновременно усиливается значимость закона и подкрепляется сила ценностных установок общества. Если же положение обратное, то происходит ослабление и формальных, и неформальных правил.

Перечисленные типы взаимодействия существуют и внутри самих формальных и неформальных правил, то есть различные формальные правила также могут соотноситься как субституты, комплементы, либо быть независимыми друг от друга. То же касается и неформальных правил.

Как уже было неоднократно отмечено, формальную составляющую институциональной среды – формальные правила игры – непосредственно создает государство. Но при этом в рамках институционального анализа возможно признание серьезного влияния государства и на неформальные правила игры (см. параграф 14.4). Для полного понимания всех этих аспектов деятельности государства необходимо сперва обратиться к рассмотрению его природы и отличий от других типов хозяйствующих субъектов в экономике.

12.2          Сущность и основные функции государства в рыночной экономике с точки зрения институционального подхода

В рамках институционального подхода государство можно определить как особый тип организации, который фундаментально отличается от других организаций, функционирующих в рыночной экономике.

А) Государство наделено властью, или политической волей.

Б) Для соблюдения своей политической воли государство создает особые институты принуждения и наказания – "институты применения насилия". Эти институты по характеру и механизму действия существенно отличаются от институтов рынка.

В) Государство является органом достижения общественных целей и в то же время представляет собой аппарат чиновников, принимающих решение от имени всего общества, которые преследуют свои личные цели и лоббируют групповые цели (например, олигархических союзов), поэтому самому государству присуще "раздвоение". В то время как "типовой" агент хозяйственной деятельности (фирма или домохозяйство) в рыночной экономике, как правило, руководствуется личным эгоизмом (даже тогда, когда его выбор, с точки зрения современной неоклассической теории, нельзя назвать полностью рациональным), чиновник совмещает в своем выборе общественные, групповые и личные цели таким образом, чтобы достичь максимума благосостояния в условиях особых ограничений, наложенных спецификой его деятельности. В связи с этим деятельность чиновника, принимающего решения о распределении государственных средств, отчасти напоминает нормативное действие строго по инструкции, а отчасти — торг, или рыночный обмен.

Г) Если при принятии решений негосударственный субъект, как правило, руководствуется относительными предельными полезностями, которые ему достаточно хорошо известны (хотя и здесь существуют феномены нерационального выбора, асимметричной информации, трансакционных издержек получения необходимых данных, измерения блага, принятия решения и т.д.), то для лица, принимающего решение от имени государства, система предпочтений формируется искусственно. Ее можно представить как взвешенную среднюю арифметическую индивидуальных предпочтений, в которой сами веса представляют сложное произведение различных коэффициентов: политического (социального) предпочтения, индивидуального и группового влияния, инерции, обеспеченности решения институтами реализации и пр.

Д) Решения, принимаемые государством, носят глобальный характер, касаются одновременно целой группы (или вообще всех) субъектов и действуют длительное время. Они связаны с гораздо большими "единовременными затратами" и большим "сроком окупаемости", поэтому здесь в максимальной степени требуется просчитывать и нейтрализовывать возможные риски. Возьмем, к примеру, принятие закона. Подготовка закона и проведение процедуры его принятия, согласования, утверждения требует массы времени, а также финансовых, интеллектуальных, материальных и прочих затрат. Последствия от непроработанного закона носят длительный характер и приводят к колоссальным потерям в благосостоянии в течение долгого времени. Кстати, это является одной из причин того, что в Российской Федерации до сих пор действует ряд законов, принятых еще в СССР[545].

Е) Ответственность государства за принимаемые решения реже и в меньшей степени персонифицирована, так как сами решения почти всегда носят коллективный характер. А значит, лица, принимающие решения, несут солидарную ответственность. Феномен солидарной ответственности, с одной стороны, порождает круговую поруку, с другой — коллективную безответственность ("не с кого спросить").

Все вышеперечисленные особенности государства позволяют определить его как набор нерыночных институтов принятия решений. Но не менее важен следующий аспект. С легкой руки Д. Норта, в современной институциональной традиции институты трактуются как "правила игры", а организации – как "игроки"[546]. Так вот, уникальное свойство государства как организации заключается в том, что оно не только, как другие организации (фирмы, домохозяйства), должно подчиняться правилам игры, но, в отличие от этих прочих организаций, само непосредственно формирует эти правила (точнее, их формальную часть). Таким образом, с точки зрения институционального подхода, сущность государства двойственна.

Какие же правила игры в рыночной экономике создаются указанным "набором нерыночных институтов принятия решений"?

Главными из этих правил являются правила, связанные со спецификацией и защитой прав собственности. Эти правила настолько важны с точки зрения институциональной теории, что в рамках этой теории с их созданием связывается генезис государства. Без них немыслимо само существование рыночного хозяйства. Чтобы уяснить это, обратимся к фундаментальному значению термина "рынок". "Рынок — это, прежде всего, место встречи продавцов и покупателей; между ними осуществляется обмен по цене, о которой удалось договориться. При этом происходит добровольное отчуждение своей собственности и присвоение чужой. Следовательно, рынок означает взаимную передачу прав собственности"[547]. Таким образом, функционирование рыночной экономики можно представить как непрерывно продолжающийся среди ее участников добровольный обмен правами собственности.

Ясно, что такой обмен не может происходить, если права собственности не специфицированы и не защищены. Права собственности, определяющие принадлежность благ участникам рыночного хозяйства, — которые в таком хозяйстве являются децентрализованными и обособленными друг от друга, — являются необходимым условием для функционирования такого хозяйства. Поэтому любой обмен (правами собственности) "... предполагает наличие того или иного гаранта — лица, группы лиц или иного социального института, который выполнял бы роль субъекта, фиксирующего, признающего и защищающего перераспределившиеся между партнерами права собственности на предмет сделки"[548]. Конечно, в принципе в качестве подобного гаранта могут выступать сами участники рыночной экономики. Однако этот путь решения проблемы спецификации и защиты прав собственности не является эффективным, так как в таком случае происходит отвлечение части ресурсов от непосредственно производственной деятельности. Кроме того, отдельные участники рыночного хозяйства не имеют стимулов самостоятельно решать данную проблему, так как выгоды от занятия такой деятельности могут, по их расчетам, быть значительно ниже издержек.

Следовательно, возникает необходимость в том, чтобы гарантом соблюдения прав собственности была некая "внешняя сила". Такой силой как раз и оказывается государство. С точки зрения Д. Норта[549], генезис государства следует трактовать как следствие осуществления следующего своеобразного обмена: участники рыночной экономики передают вновь возникающей организации – государству — права на совершение "насилия" (т.е. физического ограничения их спектра возможностей) для успешного осуществления спецификации и защиты прав собственности; за это они же готовы оплачивать данную деятельность государства в виде налогов. Таким образом, "природа государства определяется властными отношениями, возникающими между гражданами и государственным аппаратом"[550]. Иными словами, "... государство — особый вариант властных отношений, возникающих в результате передачи гражданами части прав по контролю за своей деятельностью..."[551].

И главной сферой деятельности, которую граждане позволяют государству контролировать, как раз и является спецификация и защита прав собственности. Полностью специфицированное право собственности, в свою очередь, включает целый набор прав: владения, пользования, распоряжения, управления, на доход, на капитальную стоимость блага, на безопасность, на переход блага по наследству или по завещанию, бессрочность, запрещение вредного использования и ответственность в виде взыскания[552]. В ходе обмена в рамках рыночной экономики происходит передача набора прав или его отдельных элементов одним (частным или юридическим) лицом другому. Отсюда следует также, что государство должно нести ответственность за соблюдение контрактных обязательств, поскольку контракты — не что иное, как договоренности между хозяйствующими субъектами по поводу изменения структуры распределения прав собственности. Бесперебойно функционирующая система контрактов позволяет значительно уменьшать неопределенность будущего и координировать действия экономических субъектов.

Таким образом, без четкой спецификации и защиты прав собственности и без гарантирования соблюдения контрактных обязательств (а значит, и без развитой судебно-правовой системы) рыночное хозяйство не может нормально функционировать. Низкая степень спецификации и защиты прав собственности нарушает связь между усилиями данного хозяйствующего субъекта и результатами, которых ему удается добиться. Это, в свою очередь, отбивает стимулы к легальной производственной деятельности и создает предпосылки для поиска политической ренты (см. главу 15) и/или непосредственного участия в сделках чисто криминального характера (см. пункт Б в параграфе 1 настоящей главы). Кроме того, в экономике сокращается общее количество легально заключаемых контрактов и увеличивается соблазн оппортунистического поведения, т.е. поведения, связанного с нарушением взятых обязательств и вообще правовых и моральных норм. При этом правила, регламентирующие защиту прав собственности и заключаемых контрактов, начинают создаваться криминальными структурами (см. гл. 11, посвященную роли организованной преступности как субститута государства в области защиты прав собственности и контрактов).

Не намного менее важны другие аспекты формальной составляющей институциональной среды, за которые несет ответственность государство. Один из них — денежное обращение. Без него невозможно нормальное функционирование системы контрактов, поскольку оно обеспечивает как средство всеобщего соизмерения контрактных обязательств, так и средство их выполнения. Ясно, что таким средством как раз и являются деньги (подробнее об этом см. параграф 10.1). Государство должно обеспечивать организацию денежного обращения и поддерживать его стабильность. Кроме того, оно несет ответственность за создание такого количества денег, которое соответствует потребностям в них, порожденным общественным производством. Невыполнение государством этих функций ведет к двум взаимосвязанным последствиям: инфляции и демонетизации хозяйства. Последнее представляет собой вытеснение из обращения денег бартером и прочими денежными заменителями. При этом важно отметить, что такое вытеснение происходит не только при избыточном количестве денег, но и при их недостатке. Не следует также забывать, что одна из важнейших функций денег, как известно, — единица счета (мера ценности). Благодаря этой функции через ценовую систему удается обеспечивать информацию о обращающихся на рынках товарах, а следовательно, эффективность функционирования экономики. Таким образом, инфляция и демонетизация, – являющиеся следствием невыполнения государством указанной функции организации денежного обращения, — приводят к искажениям в ценовой и контрактной системах и к общеэкономическому и технологическому упадку хозяйства (а не просто к несколько более низкому уровню его эффективности).

Еще один аспект – правила, регламентирующие доступ агентов хозяйственной деятельности на те или иные рынки (в том числе и доступ нерезидентов на отечественные рынки, т.е. внешнеторговая политика). Эти правила являются основным фактором, влияющим на степень монополизированности или конкурентности национальной экономики. Чем в большей степени государство стремится к обеспечению равных возможностей доступа для всех субъектов экономики, тем более конкурентны рыночные структуры такой экономики. С другой стороны, предвзятость государства в распределении прав доступа на рынки среди хозяйствующих субъектов и благоприятствование тем субъектам, которые находятся в более выгодном положении вследствие "естественного" хода вещей, — т.е. благоприятствование естественным монополиям (о прямом государственном регулировании естественных монополий см. параграф 14.2), — лимитирует возможности свободной конкуренции. Сущность же конкуренции с точки зрения институционального подхода[553] в том, что она представляет собой процесс, через который осуществляется эволюционный отбор наиболее эффективных инноваций, не только в области технологий, но и в организационной сфере (подробнее см. параграф 16.3). Поэтому чрезмерная монополизация хозяйства обрекает его не упадок, причем не только технологический. В то же время государство должно защищать определенный круг монополистов, а именно тех из них, чья монополия образована вследствие создания нового продукта или технологии. Деятельность таких новаторов должна быть защищена государственной системой патентов и лицензий (что является частным случаем самой первой из рассмотренных функций государства). Отсутствие такой системы снижает стимулы к техническому развитию[554].

В общем, "монополия возможна без государственной поддержки, монополия может быть установлена с помощью государства, государство само может создать монополию, но свобода и конкуренция недостижимы без вмешательства государства"[555].

Не меньшую роль играет политика государства, связанная с определением и изменением прав хозяйствующих субъектов на остаточный доход от производственной деятельности, и следовательно, также с распределением экономической власти среди разных групп этих субъектов. Этот аспект затрагивается в различных элементах социальной политики государства (см. параграф 14.4). Чрезмерная "зарегулированность" в виде больших налогов и социальных трансфертов отбивает стимулы к труду и инвестициям, к легальной производственной деятельности, нацеленной на эффективное использование имеющих ресурсов и на обновление способов такого использования (т. е. на технический прогресс). С другой стороны, отсутствие какой-либо продуманной социальной политики может привести к чрезмерно неравномерному распределению экономической власти среди субъектов (т. е. к чрезмерно неравномерному распределению дохода и богатства среди них), что может отбить стимулы у самых незащищенных групп агентов к честной производительной деятельности и побудить их к уклонению от соблюдения формальных правил игры и/или к организованным действиям по их изменению. Ясно, что и несоблюдение правил, и их нестабильность не благоприятствуют эффективной экономической деятельности.

 

12.3          Государство в переходной экономике как генератор институциональной среды

В переходных системах государство выполняет особые функции, так что требуется создание особой институциональной теории государства для таких систем. Во-первых, в переходных системах государство формирует само себя как набор институтов новой системы. Во-вторых, в переходных системах государство участвует в формировании институтов рынка, создает институциональную среду. Рассмотрим сначала первый аспект.

С точки зрения институционального подхода, государство, характерное для плановой экономики, существенным образом отличается от государства, "подходящего" для рыночной экономики. Хотя бы потому, что в плановом хозяйстве оно не отделено от экономики. Или потому, что государственные организации представляют единое целое — скажем, нет разделения фискальных и монетарных властей, являющегося столь важным фактором макроэкономической стабильности в рыночной экономике. Более того, государство в рыночной экономике в значительной мере ориентируется на неформальные институты, за которыми остается примат даже при формировании формальных институтов. В этом особая цель, миссия рыночной экономики, основанной на принципах политической демократии, свободы индивидуального выбора. Государство же, характерное для планового хозяйства, напротив, подчиняет всю систему неформальных институтов системе формальных институтов. Неформальные институты здесь имеют соподчиненный характер, и в этом суть административно-командной системы. Эти идеи согласуются с приведенной М. Вебером классификацией основных ("идеальных") типов правления, которые имеют свои собственные, особенные институциональные основы. Так, "рационально-легальный" тип правления (соответствующий рыночному хозяйству) основан на формальном праве, имеющем рациональные предпосылки, "традиционный" тип правления — на исторически, традиционно сложившихся нормах, обычаях, а "харизматический" — на преданности личности лидера, вере в его "уникальные способности, геройство, силу духа и ораторский талант" (последние два типа характерны для планового хозяйства)[556].

Что же касается роли государства по формированию институциональной среды в переходных системах, то эта роль в рамках институционального подхода может быть рассмотрена с нескольких точек зрения.

А) Если придерживаться общепризнанного тезиса о том, что для естественного формирования институтов в процессе отбора требуется длительное время, 300-400 лет, то роль государства в переходных системах сводится к тому, что для ускорения этого процесса оно призвано выступать в качестве инициатора изменений институциональной среды. По сути, должно произойти обратное тому, что имело место в эволюционирующих системах (в Нидерландах, Великобритании и других странах Запада), где формальные институты зачастую лишь закрепляли уже действовавшие неформальные нормы и правила и давали им юридические гарантии. Однако формальные институты недостаточно просто создать, они начинают реально работать лишь тогда, когда дополняются и подкрепляются неформальными нормами и отношениями. В противоположной ситуации мы имеем конфликт институтов и неработающие законы.

Б) Одновременно государство призвано фиксировать и давать правовые гарантии нарождающимся уже на базе существующих законов и норм, а также расцветающим в институциональном вакууме неформальным отношениям. В переходных системах процесс конкуренции неформальных институтов (удачно названный В.Л.Тамбовцевым метаконкуренцией[557]) значительно ускоряется, нередко срок их жизни исчисляется несколькими годами, институциональная и организационная структуры меняются динамично, чему в немалой степени способствует отсутствие внутренних жесткостей, присущих архаичным системам. Поэтому в переходных системах государство неизбежно сталкивается с проблемой существования и необходимого закрепления временных, переходных институтов, регламентирующих поведение организаций "переходного типа". Например, еще в первой половине 1990-х годов были популярны такие финансовые учреждения, как чековые и пенсионные инвестиционные фонды и компании, торговые дома, товарные и фондовые биржи. Во второй половине 1990-х годов на смену традиционной бирже пришли Российская Торговая Система, телефонные торги, а инвестиционные фонды и компании уступили место финансовым компаниям и финансово-промышленным группам. Не случайно в принятом законодательстве "О рынке ценных бумаг" (1996) появляются статьи, регламентирующие деятельность так называемых "саморегулируемых организаций на рынке ценных бумаг" (ПАРТАД, НАУФОР, НФА, АУВЕР). В целом недолговечность действующих норм является причиной огромных расходов на законодательную деятельность и ее низкой эффективности.

В) Институты старой системы также обладают некоторой живучестью, инерционностью. Это может быть связано как с безвозвратными издержками, так и с косностью мышления. Они существуют в виде маргинальных, остаточных норм, правил и отношений, адаптирующихся к новой среде. Из плеяды такого рода мутантов наиболее интересен институт бартера, который можно рассматривать как деформированный вариант прямых хозяйственных отношений между предприятиями социалистической системы хозяйствования (см. параграф 10.2). А практикуемые сегодня взаимозачеты очень сильно напоминают те номинальные расчетные отношения, которые имели место при плановом распределении ресурсов и продуктов. Не случайно такие системы получили название "институциональных ловушек": достаточно один раз включиться в игру с их правилами, чтобы втянуться и завязнуть "по уши". Функция государства в переходных системах, таким образом, сводится к созданию мощной конкурентной альтернативы "институциональным ловушкам" (например, поддержанию вексельных форм расчетов). Важную роль здесь также мог бы сыграть реально действующий закон о банкротстве (который сегодня невозможно запустить именно в силу высоких трансакционных издержек получения истинной информации о финансовом положении предприятий, практикующих неденежные формы взаимоотношений). В сложившихся условиях скорее практикуется не экономическое, а политическое банкротство. Случаев реального банкротства, в том числе введения внешнего управления, немного, но все они похожи как близнецы-братья. Везде особый интерес проявляет администрация, которая обычно либо решает свои собственные политические проблемы, либо лоббирует интересы какой-нибудь бизнес-группировки.

Следует отметить, что, выступая в качестве генератора институциональной среды, государство в переходной экономике неизбежно сталкивается с рядом существенных проблем.

А) Отсутствие практического национального опыта и преемственности институтов рынка. Хотя следует отметить, что последнее утверждение нельзя принимать абсолютно, потому что, например, в нашей стране в условиях плановой системы отдельные островки рынка, функционирующие в условиях особого риска и дополнительных ограничений, представляла теневая экономика, зародившаяся внутри этой системы. Как это ни странно, именно она представляла первоначальную основу для формирования новой институциональной среды. Именно бывшие фарцовщики, цеховики, нелегальные торговцы "черного рынка" и подпольной, "домашней" сферы услуг составили первые ряды российских предпринимателей, именно у них был опыт неформальных рыночных взаимоотношений.

Б) Дискретность институционального пространства, т. е. отсутствие внутреннего единства институциональной среды, позволяющего рассматривать ее как качественно целое и непрерывное образование. Это создает дополнительные трансакционные издержки функционирования переходных систем.

В) Необходимость решать в переходных экономиках множество проблем, несвойственных стабильно функционирующим системам. Общая макроэкономическая нестабильность и постоянная борьба с разного рода кризисами сужают так называемые "горизонты планирования", переключая внимание властей с разработки стратегических программ долгосрочного характера на решение сиюминутных задач (снижение дефицита бюджета, выбивание кредита МВФ, реструктуризация внешнего долга, спасение банковской системы, обеспечение топливом, борьба с утечкой капиталов, долларизацией экономики, обналичиванием, толлингом и пр.). Эти сиюминутные задачи требуют создания адекватных рабочих норм, правил и организаций, которые можно назвать "институтами антикризисного управления". Для приведения таких институтов в действие нередко требуется преобразование всего институционального пространства, изменение формальных норм. Примеров тому в России 1990-х годов достаточно. Например, учреждение Ассоциации реструктуризации кредитных организаций (АРКО) потребовало внесения изменения даже в Гражданский кодекс РФ. Введенная в него поправка о возможности преобразования акционерных обществ в некоммерческие организации стерла грань между указанными типами учреждений, имевшими до этого разные права в управлении, получении доходов и распределении имущества в случае ликвидации[558].

Нередко указанные сиюминутные задачи требуют особых жестких мер, которые часто имеют побочные эффекты, воздействуя на функционирование других секторов экономики. Например, в разгар августовского финансового кризиса ЦБ РФ ввел жесткий контроль за перечислением валюты за рубеж с целью предотвращения массового оттока капитала, катастрофического обвала рубля и истощения столь необходимых для выплаты внешних долгов валютных резервов государства. Незамедлительно дал себя знать побочный эффект этого решения: новые правила перечисления валюты значительно усложнили работу импортеров, нарушили нормальные взаимоотношения с иностранными партнерами, что привело к росту у них трансакционных издержек и снижению и без того подорванной кризисом эффективности импорта.

В общем, экономика с пораженными воспроизводственными процессами, постоянно высвечивающимися "узкими местами", функционирующая, в буквальном смысле слова, в полуаварийном состоянии (то атомная лодка затонет, то загорится телебашня, то взорвется система газоснабжения...), на грани фола, требует особого управления. И тогда меняются общественные приоритеты и "первой скрипкой правительства" становится Министерство по чрезвычайным ситуациям, на обеспечение деятельности которого отвлекается все больше ресурсов общества.

12.4          Проблема "институциональной неадекватности" российского государства

Изложенный выше материал наводит на мысль о необоснованности и неправильности лозунгов большинства российских реформаторов, призывающих полностью устранить государство из сферы управления экономикой в целях быстрейшего и эффективного "перехода к рынку". Неудачи российской экономики в 1990-е годы в очень значительной мере были обусловлены подобными антиэтатистскими настроениями.

Конечно, рыночная экономика не совместима с директивным планированием, государственным регулированием большинства цен или государственной собственностью на большую часть средств производства в стране. Но ведь, как уже стало ясно, этим не исчерпываются возможные способы участия государства в хозяйственной жизни. Оно может участвовать в ней, не только распределяя или используя имеющиеся ресурсы, но и обеспечивая взаимодействие частных владельцев этих ресурсов, на что и указывает институциональный подход. Поэтому можно в значительной мере согласиться с известным петербургским профессором Н.В. Расковым, утверждающим, что "рыночная экономика начинается с государства, оно должно найти свое место в этой системе хозяйства. Оно не должно ни самоустраняться, ни брать на себя не свойственные ему функции"[559].

Представляется, что российское государство в 1990-е годы в целом не справилось с выполнением большинства своих институциональных функций (а возможно, нередко даже и не пыталось это сделать). Его "институциональная неадекватность" характеризовалась следующими (в значительной мере взаимосвязанными) аспектами.

Прежде всего, российская экономика, особенно на старте "перехода к рынку", отличалась чрезвычайно плохой спецификацией прав собственности. В начале 1990-х годов государство отказалось от управления государственными предприятиями, создав условия для так называемой "номенклатурной приватизации", т. е. для частного присвоения бывшей государственной собственности руководящим составом госпредприятий[560] (детальный анализ природы государственной собственности и аспектов, связанных с ее управлением, дан в параграфе 14.1).

При этом в нашей экономике очень низка степень государственной защиты прав собственности и заключаемых контрактов (см., например, материал о правовой незащищенности инвесторов в России в §16.1). Во многом это следствие неразвитости судебно-правовой системы и традиционного для России доминирования исполнительной власти над другими ветвями власти. Например, такие явления, как отсутствие в законах определения механизмов их реализации, неисполняемость законов, аморфность формулировок, содержащихся в их текстах, несоответствие различных законов друг другу и "юридические пустоты" (типа наличия в одном законе отсылки на другой закон, который пока еще не принят), представляли собой общее место в России 1990-х годов[561]. Более того, российское государство нередко само нарушало собственные обязательства по тем контрактам, в рамках которых оно являлось одной из сторон[562].

Кроме того, российское государство не обеспечивало стабильного и эффективно функционирующего денежного обращения. За 1990-е годы резко сократился коэффициент монетизации (отношение денежного агрегата М2 к ВВП), и "живые" деньги оказались вытесненными бартером, неплатежами и прочими "суррогатами". Эти негативные процессы многие эксперты считают следствием недостаточности денежной массы относительно потребностей в деньгах реального сектора, "денежным голодом" промышленности. Сталкиваясь с нехваткой денег, российские предприятия зачастую вынужденно переходили на бартер[563], что не способствовало частому заключению долгосрочных контрактных обязательств (без которых немыслима эффективная рыночная экономика). Впрочем, наиболее фундаментальные причины бартеризации российской экономики были связаны с общей правовой незащищенностью формировавшейся в 1990-е годы экономической системы (см. параграф 10.1).

Очень важен был также тот факт, что система формальных институтов России 1990-х годов (особенно, в первой половине этого периода) характеризовалась чрезвычайно высокой нестабильностью. Содержание законодательных и нормативных актов непрерывно подвергалось бесконечным ревизиям[564]. В результате многие законы, а также постановления и распоряжения исполнительной власти, "проживали" чрезвычайно короткую "жизнь" (не сопоставимую со стандартами промышленно развитых стран), при этом отличаясь очень большим количеством. Для иллюстрации приведем следующие данные (см. таблицу 12.1).

 

Таблица 12.1

Сроки действия нормативных актов по экономическим проблемам (дней)

 

Постановлений и распоряжений правительства

Указов и распоряжений президента

Год

Кол-во

Средний срок действия

Максимальный срок действия

Минима-льный срок действия

Кол-во

Средний срок действия

Максимальный срок действия

Минима-льный срок действия

1992

272

777

1649

18

70

881

1758

54

1993

272

645

1345

13

84

640

1377

2

1994

235

431

1090

11

25

477

927

78

1995

125

291

686

21

9

339

621

63

1996

73

164

374

17

24

155

342

12

*Составлено на основе: Мау В., Волосатов А. Правовая база экономической реформы: проблема устойчивости // Вопросы экономики. 1998. N 8. С. 89.

 

В. Мау и А. Волосатов объясняют неустойчивость вновь принимаемых нормативных актов двумя основными причинами: во-первых, техническими и политическими ошибками при разработке и принятии документов; во-вторых, противостоянием социально-экономических сил, групп интересов, оказывающих влияние на ход принятия политических решений и выработки документов. "...Прибыль на «инвестиции» в лоббирование нормативного акта окупается гораздо быстрее любых других форм инвестиций"[565]. Это еще один аспект "институциональной неадекватности" российского государства: оно создало условия, максимально благоприятные для поиска ренты агентами хозяйственной деятельности в постсоветской России. Более того, оно само (в лице своих чиновников) стало одним из самых активных "рентоискателей", постоянно вводя такие формальные правила игры, которые позволяли ему перераспределять доходы и богатство в свою пользу. Одним из наиболее вопиющих примеров может служить Постановление Правительства РФ N 601 от 17.05.97 г., которое вменило в обязанность соответствующим субъектам маркирование аудио-, видео- и компьютерной техники голографическими марками.

Все эти аспекты касались "неадекватности" государства в области обеспечения формальных институтов, соответствующих эффективной рыночной экономике. Однако не следует забывать об уже упомянутом косвенном влиянии государства на неформальные институты. Это влияние, как правило, недооценивается даже большинством представителей институционального подхода (не говоря уже о неоклассиках) и заслуживает особого рассмотрения. Дело в том, что государство своими действиями – прежде всего через средства массовой информации — явно или неявно способствует формированию и изменению общественной идеологии, т.е. системы общественных целей и предпочтений, в значительной мере влияющей на цели и предпочтения отдельных хозяйствующих субъектов[566]. Сама же общественная идеология находится в сложных отношениях взаимной зависимости с неформальными правилами игры и оказывает огромное влияние на человеческое поведение, начиная от степени следования личным интересам и заканчивая макроэкономическими решениями (типа склонности к сбережению).

В экономической истории в качестве иллюстрации экономической роли общественной идеологии, например, можно выделить период развития капитализма в XVII-XIX веках в ряде протестантских стран — прежде всего, в США и Швейцарии, — где доминировала этика крайних протестантских сект — "пуританская этика". Сутью этой этики являлась идеология "мирского аскетизма": сочетание максимальной отдачи в производственной сфере (интенсивные затраты труда во всех видах, включая предпринимательство, быстрое накопление капитала) и жестких ограничений в потребительской сфере (сравнительно малые объемы потребления и небольшое количество времени, расходуемое на отдых). При этом данная этика стимулировала абсолютно честное поведение в хозяйственной жизни и максимальную ответственность при соблюдении контрактных обязательств. Таким образом, пуританская этика обеспечила очень большие стимулы к труду, предпринимательству, сбережениям и инвестициям, что оказало положительное влияние на экономический рост, в частности, и на становление западного капитализма как эффективной экономической системы, в целом[567].

Другим примером мощного влияния общественной идеологии на экономическое поведение служит коммунистическая идеология в СССР и некоторых других тоталитарных государствах двадцатого века. Несомненно, что одной из причин быстрого экономического развития СССР в 1920-1950-е годы — наряду с жесточайшими методами государственного принуждения и изобилием ресурсов — была сталинская идеология, рассматривавшая труд как "дело чести, доблести и геройства". Таким образом, советская экономика в указанный период времени отличалась очень высоким значением "отношением труда к отдыху" (work/leisure ratio) и отсутствием аспектов "отлынивания"[568], что, безусловно, стимулировало хозяйственное развитие. С другой стороны, замедление роста в 1970-1980-е годы в определенной мере было вызвано неявным проникновением в советскую идеологию мотивов иждивенчества и уклонения от интенсивного труда — это воплотилось в известной сентенции: "Они делают вид, что нам платят за то, что мы делаем вид, что работаем".

На наш взгляд, драматические события, происходившие в 1990-е годы в экономике основной части бывшего СССР — России, также во многом можно объяснить особенностями группового поведения, связанными с общественной идеологией. Дело в том, что на рубеже 1980-1990-х годов, в период развала СССР и становления России как государства с рыночной экономикой, в стране произошла радикальная смена общественной идеологии. Коммунистические ценности были резко "демонтированы".

Возник огромный идеологический вакуум. Он стал быстро заполняться оголтелой пропагандой в государственных средствах массовой информации "буржуазных ценностей", а точнее, пропагандой быстрого, немедленного обогащения любой ценой, потребления дорогих, престижных товаров и в целом "красивой жизни". Активно внедрявшаяся через все СМИ новая общественная идеология – идеология "красивой жизни" — оказала мощное влияние на цели и предпочтения большинства хозяйствующих субъектов российской экономики. Самым общим следствием насаждения такой общественной идеологии стало всеобщее пренебрежение к честному созидательному труду. "Трудяги" были поставлены в положение изгоев. Создалась уникальная ситуация, при которой общественное признание стали получать те субъекты, которые в рамках своей хозяйственной деятельности открыто нарушали формальные правила игры, т.е. представители теневой экономики, особенно ее криминальной составляющей. "Героями дня" стали проститутки, финансовые спекулянты, а то и просто отъявленные бандиты. Те же, кто прямо не становился "криминальным элементом", получили большие стимулы к оппортунистическому поведению[569].

Таким образом, насаждение в государственных средствах массовой информации общественной идеологии "красивой жизни" привело к тому, что неформальные правила игры, структурирующие рамки поведения между российскими хозяйствующими субъектами, пожалуй, еще больше отклонились от тех, что соответствуют эффективной рыночной экономике, по сравнению с дореформенным периодом. "Прыжок" из "традиционного (советского) общества" в постсоветское "общество массового потребления" обернулся ломкой тех жалких остатков честности, ответственности, альтруизма, которые еще присутствовали в поведении "гомо советикуса". Государство через внедрение новой общественной идеологии "красивой жизни" привело к чрезвычайно высокой степени оппортунизма в поведении, создало угрозу постепенной ликвидации грани между легальными н нелегальными формами хозяйственной деятельности (см. Заключение настоящей книги).

Отсюда следует, что для перехода российской экономики на путь подлинного развития, а не упадк,) необходимо не только правовое обеспечение государством хозяйственной жизни и связанное с этим создание эффективных правил игры, но и радикальная смена общественной идеологии, предполагающая резкий социальный остракизм в отношении теневых видов деятельности и поощряющей честный и созидательный труд с элементами аскетизма и альтруизма. Представляется, что все эти перемены возможны лишь в случае такой реформы системы государственной власти, при которой резко повысится степень разделения трех ветвей власти (что предполагает, в частности, достижение подлинной независимости судов[570]), а особенно степень ответственности исполнительных органов перед представительными органами и населением в целом.

Ключевая проблема российской государственности заключается в том, что само государство в лице своих чиновников отнюдь не желает подчиняться каким-либо "правилам игры", которые оно устанавливает для других "игроков" (организаций). При этом указанные "правила игры" постоянно изменяются таким образом, чтобы поставить в благоприятное положение те группы хозяйствующих субъектов, которые в наибольшей степени приближены к государственным чиновникам. "Когда министры не ответственны перед парламентом и народом, когда они сами никак не защищены законом, то в правовом смысле слова нет и правительства, есть некий аппарат при авторитарной личности, который служит ей и меняется по ее прихоти… В этом и состоит главная парадигма российской исполнительной власти, и нет смысла гадать, придерживается ли она монетаризма, кейнсианства или либерализма. На самом деле она руководствуется лишь авторитаризмом"[571]. Вот эту "парадигму авторитаризма" российской власти и необходимо сменить для преодоления ее "институциональной неадекватности" и для будущего успешного формирования в России институциональной среды, соответствующей эффективной рыночной экономике.


Глава 13.  "Революция сверху"
и её последствия

 

Данная глава посвящена анализу роли государства в формировании институциональной среды в современной России. Для этого мы сначала попытаемся охарактеризовать те институты экономики советского типа, которые будут важны далее для анализа роли государства в трансформационном процессе. Это позволит нам учесть тот факт, что институциональная динамика носит принципиально инерционный характер и более точно понять природу инкрементного процесса институциональных изменений от одного стабильного состояния[572] (с устойчивым набором формальных правил и неформальных ограничений) к другому.

13.1          Институты командно-административной экономики

Каковы основные черты институциональной структуры и организации функционирования советской экономики? Здесь следует обратить внимание не только на формальные "внешние" институты, но и на функционировавшую десятилетиями систему стимулов экономических агентов, стереотипов их поведения и механизмов адаптации к институциональной среде. Нет нужды говорить, что сформировавшаяся в принципиально иных условиях культура политических, правовых, экономических отношений еще долгое время будет определять характер развития экономической ситуации в России (до 80% основных фондов, которые используются сегодняшними предприятиями, созданы при советской власти, около 70% работников получили образование в старой системе, и через десять лет такие еще будут составлять почти половину).

Итак, сложившаяся уже к середине 60-х годов (и просуществовавшая без значительных изменений до 1988 года) структура советской экономики базировалась на следующих фундаментальных принципах.

Во-первых, преобладала государственная (общенародная) собственность на средства производства. Справедливости ради следует отметить, что существовала и кооперативно-колхозная форма собственности, однако реальный контроль над ней был сосредоточен в руках государства.

Во-вторых, отсутствовали механизмы рыночной конкуренции, замещаемые жестким государственным регулированием цен практически по всем видам продукции, определяемых по затратному методу. Вся экономическая система была выстроена на основе строгой иерархической структуры управления материальными потоками.

В-третьих, товарно-денежные отношения имели второстепенное значение (в основном для обслуживания населения). Деньги же играли лишь учетную функцию и, отчасти, выданные в виде заработной платы, оказывали влияние и на движение материальных ресурсов (рабочей силы), не являющихся прямым объектом натурального распределения.

В-четвертых, сам факт отсутствия равновесных цен и рыночных сигналов к их коррекции не мог не привести к возникновению товарного дефицита – этой неотъемлемой черты "социалистической" экономики – и, следовательно, колоссальных структурных диспропорций.

Ниже мы более подробно остановимся на перечисленных особенностях (недостатках) советской экономики и политике государства в этой связи, а также выявим факторы, обусловившие закономерность «российского»  варианта смены институциональной среды и в какой-то степени предопределившие столь длительный переход к рыночной экономике.

В советской Конституции было записано, что субъектом государственной собственности является весь советский народ. Но мог ли он выступать в роли residual claimant, т. е. предъявлять права на остаточную собственность? Нет, ведь народ фактически был отстранен от голосования и не имел отношения к реальному выбору. Может быть, как считали Милован Джилас и Михаил Восленский[573], этим собственником являлась номенклатура – все руководители, входившие в административную и партийную иерархии? Однако, если внимательнее посмотреть на цели и приоритеты номенклатуры, ее возможности свободно распоряжаться объектами общенародной собственности, то оказывается, что этот "новый класс" правильнее было бы считать исполнителями с весьма специфической целевой функцией. Номенклатура не имела возможности напрямую подменить общенародные интересы своими собственными, и в этом крылось противоречие, ведущее к крайне неэффективному управлению собственностью. Чтобы разрешить это противоречие, необходимо было подавать обществу своеобразные "сигналы" того, что деятельность чиновников осуществлялась во имя и на благо процветания народа. Затевались грандиозные проекты (строительство Дворца Советов, БАМа[574] и т.д.), на "управлении" которыми можно было сделать карьеру и нажить состояние. С экономической точки зрения, все эти "стройки коммунизма" представляли собой невиданную по масштабам растрату ресурсов, так как у советской бюрократии просто отсутствовали (в нормальном понимании) критерии эффективности таких проектов. Таким образом, в советской экономике фактически не существовало верховного собственника, то есть не было субъекта – носителя права конечного контроля и права на остаточный доход. В этом смысле "общенародность" собственности заключается в ее "ничейности". Конечно, в каждом по-советски широкомасштабном проекте можно было найти заинтересованную группу людей, однако их "заинтересованность" никак не сочеталась с эффективностью управления собственностью. Если еще можно было найти субъектов прав владения, пользования, управления и т.д., то конечными правами не был наделен НИКТО!

Проблемой размещения материальных ресурсов в масштабах всего народного хозяйства призван был заниматься Госплан. По сути, механизмы реализации общенародной собственности были осуществлены через централизованное управление этой огромной государственной монополией[575]. На практике такая командно-административная система оказалась чрезвычайно громоздкой, негибкой и слишком грубой, чтобы быть эффективной: Госплану удавалось отследить и агрегировать только около 4% реальной номенклатуры продукции, что вело к огрублению оценок, управляющих воздействий и, в конечном итоге, вызвало отставание в системе технологических допусков на продукцию[576]. Это не могло не сказаться и на уровне производственной культуры подавляющего числа работников советских предприятий. Тенденциям огрубления, являвшимся следствием высоких издержек измерения, а также являющимся следствием ограниченной рациональности органа центрального планирования (даже с учетом применения западной электронно-вычислительной техники у Госплана была бы возможность обработать информацию лишь о 100 тысячах из более миллиона наименований продукции), в какой-то степени противостояли институты военной приемки, потребительского спроса и Госстандарта. Роль последнего была исключительно важна, так как он не позволял предприятиям дезинформировать центр и подменять плановые задания (спускаемые по разнарядке) по номенклатуре продукции.

Такая грубая, и вместе с тем хрупкая советская система централизованного планирования не смогла бы функционировать длительное время, если бы институционализация форм адаптации экономических агентов к ней не привела бы к появлению своего рода стабилизаторов, позволявших сглаживать ее недостатки. К их числу следует отнести постоянную корректировку планов, направленную на приведение в соответствие реальных возможностей предприятия со спускаемыми сверху разнарядками. В результате план становился похожим не на закон, а лишь на систему ориентиров, что дискредитировало саму идею планирования, однако позволяло всей системе работать.

Другим таким институтом была денежная система. С одной стороны, она обеспечивала функционирование рынков конечной продукции – потребительского и колхозного, где действовали относительно независимые потребители и (пусть в ограниченном количестве) производители и где расчет осуществлялся посредством наличных денег. С другой стороны, существовали безналичные деньги в форме финансовых планов, служащих подтверждением выполнения плана по материальным поставкам и уменьшающих вероятность недобросовестного поведения директоров предприятий, так как это служило дополнительным инструментом контроля за их деятельностью.

Еще одной важной задачей финансовой системы являлось кредитование предприятий через специальные отраслевые банки по практически нулевым процентным ставкам[577].

Такие кредиты позволяли предприятиям привлекать дополнительные ресурсы (производственные фонды и рабочую силу) в обход Госплана, взаимодействуя на горизонтальном уровне между собой, что, несомненно, увеличивало их способность адаптироваться в меняющихся условиях. Однако это порождало и проблему "мягких бюджетных ограничений", когда предприятие распоряжалось фактически не принадлежащими им ресурсами. В свою очередь, такое поведение приводило к широкомасштабному товарному дефициту, причем в отсутствие внутренних стимулов в системе попытка заменить их жесткой бюрократической субординацией оборачивалась возникновением "бюрократического рынка". Товарный же рынок не мог удовлетворить потребительский спрос населения, в результате чего накапливался огромный инфляционный навес, лишь частично аккумулировавшийся в сберкассах. Инфляция, таким образом, грозила перейти из подавленной формы в открытую[578].

Одним из принципов государственной экономической политики служило также финансирование секторов, связанных с конечным потреблением (легкая и пищевая промышленность, сельское хозяйство), по остаточному принципу. Несбалансированная в натуральных потоках экономическая система выживала за счет "недофинансирования" предприятий, не принадлежащих к приоритетным секторам (таким как оборонная и тяжелая промышленность, транспорт, металлургия, энергетика). Естественно, это служило своего рода макроэкономическим стабилизатором в весьма неустойчивой системе натурального планирования, но вместе с тем порождало товарный дефицит и приводило к гигантским структурным диспропорциям в экономике, позволявшим тем не менее довольно длительное время осуществлять политику догоняющей импортозамещающей индустриализации. Доминирование крупных предприятий – монополистов в своих секторах, лишенных обратной связи с потребителем (и потому имевших крайне негибкую производственную базу) и незаинтересованных в увеличении прибыли, кроме накапливавшихся годами деформаций в относительных ценах, привело к еще одной проблеме: появление институционального инвестора требовало наличия у последнего крупного запаса денежных средств, что в условиях уже российской экономики повлияло на выбор варианта приватизации в пользу бесплатного.

Следует подчеркнуть, что устойчивость институтов отнюдь не гарантирует их эффективность, хотя и является необходимым условием для ее достижения. Искаженная природа стимулов как следствие деформированной структуры относительных цен привела к тому, что даже незначительное ослабление и так крайне низкого уровня контроля над исполнителями, а также внешних факторов стабильности (благоприятная конъюнктура экспортных цен, наличие внешнего врага и т.д.) вывело систему из равновесия. Необходимость перемен стала осознаваться практически всеми членами общества, но неясность пути реформирования и неопределенность относительно результатов преобразований, а также высокая инерционность системы не дали пойти политикам во времена перестройки дальше полумер, что окончательно разрушило традиционный уклад в экономике, но не создало эффективной замены. В этом и состоит «переходный» характер отечественной экономики, когда уже не работают старые институты, а эффективность новых снижается из-за сильнейшего влияния неформальных ограничений (по своей природе инерционных), являвшихся продолжением и конкретизацией старых, отмирающих правил поведения экономических агентов.

13.2          Модернизация системы в рамках старой структуры

В 1986 году внутренние источники советской экономики, во многом построенной по принципу импортозамещающей индустриализации, были истощены[579]. Попыткой осуществить столь необходимые реформы (однако в рамках социалистического выбора) стала политика "ускорения". М.С. Горбачеву удавалось привлекать солидные западные кредиты под обещания демократических реформ[580]. Внешние заимствования направлялись на реализацию грандиозных проектов, формируя огромные заделы производства[581]. Но весь пар опять уходил в свисток, так как советская система не была способна к повышению отдачи от инвестиций.

Выбор в качестве альтернативы радикальным реформам варианта политики построения социализма "с человеческим лицом" был во многом обусловлен феноменом "исторической обусловленности" или, другими словами, зависимости текущего состояния экономики от траектории предшествующего развития. Опираясь на опыт Чехословакии, Венгрии, Югославии и Китая (кстати, не очень удачный), советское руководство планировало наделить госпредприятия значительными свободами, оставив всю систему планового распределения в целом без изменений. Выходят Законы "Об индивидуальной трудовой деятельности" и "О государственном предприятии (объединении)", предполагавшие большую самостоятельность предприятий и ростки производственной демократии (выборность директоров). В дополнение к уникальному сочетанию старых и новых институтов, регламентирующих зачастую несовпадающие типы обменов, появились Законы "О кооперации" и "Об аренде и арендных отношениях", положившие начало трансформации отношений собственности, развитию реальных рыночных отношений и частного предпринимательства. Так называемый "эффект более позднего развития" не уберег от проблем, неизбежно возникающих в силу принципиального несовершенства институтов, и результаты оказались далеки от ожидаемых. Формально государственные ресурсы стали перекачиваться в частный сектор, еще больше снижая эффективность государственного.

Изменение институциональной базы советской экономики происходило на фоне грандиозных перемен в политической жизни страны. Бурная демократизация общественной жизни, снятие железного занавеса формировали предпосылки для возникновения класса людей, готовых поддержать рыночные реформы. "Идеологические предприниматели" получили возможность накапливать политический капитал, реализуемый в виде расширения их электората. Кроме того, как указывал Д. Норт, "хотя приверженность идеологии является необходимым условием для массовой поддержки революции, эту приверженность трудно поддерживать длительное время"[582]. Здесь мы сталкиваемся с фундаментальным противоречием в объяснении выбора между политикой "шоковой терапии" и градуализма: с одной стороны, очевидно, что крупные институциональные изменения (особенно это касается традиций и стереотипов поведения, укоренившихся в повседневном поведении) происходят медленно; с другой стороны, затягивание процесса неопределенности, свойственной экономике переходного типа, увеличивает вероятность скатывания в так называемую "институциональную ловушку", в которой начинают воспроизводиться все неэффективности текущего состояния. Как же это противоречие разрешалось в России?

13.3          Реформирование реформ: "контрреволюция сверху"?

13.3.1                Необходимость радикализации реформ

При определении стратегии и тактики реформ необходимо учитывать неразрывную связь политики и экономики. Распад СССР стал одним из крупнейших событий мировой истории конца ХХ века. Распад СЭВ и "парад суверенитетов" союзных республик имели следствием разрыв традиционных экономических связей, что предопределило падение взаимного товарооборота и объемов производства, сокращение рынков сбыта. Центр лишился существенной доли перераспределяемых им ресурсов – главного рычага своего влияния. Попытка создать экономический союз на основе горизонтальных связей между предприятиями не увенчалась успехом во многом из-за политических разногласий. Агонией старой политико-экономической системы стало выступление ГКЧП в августе 1991, после провала которого стало ясно: восстановление прежней системы невозможно, а множество альтернатив будущего развития России фактически сократилось до двух взаимоисключающих вариантов.

Первым был путь эволюционного развития – планомерное выстраивание новых экономических и политических институтов, постепенный отказ от плановой системы в экономике при сохранении большой доли государственных закупок и одновременной поддержке механизмов рыночной конкуренции. Но осенью 1991 года такой вариант развития событий был уже нереализуем. Россия не имела необходимых институтов государственности, окончательно утратив инструменты контроля. В результате перестают заключаться обязательные хоздоговора на следующий год, фактически прекращаются поставки зерна, государство становится банкротом, а валютные резервы страны исчерпаны. В действительности эти обстоятельства предопределили и последовательность будущих институциональных преобразований, сделав невозможными воплощение в жизнь программы "500 дней" Г.А. Явлинского (проведение сначала приватизации, потом – либерализации) и директора Института народнохозяйственного прогнозирования Ю.В. Яременко (структурная перестройка экономики как необходимое условие либерализации).

В конце 1991 года в условиях полного разрушения финансовой системы времени на институциональные и структурные преобразования, призванные дополнять либерализацию экономики, не оставалось времени. В условиях инфляционного, платежного и общего системного кризисов России предстояло пойти по иному пути, а именно — решиться на радикальные меры: либерализацию цен[583] и хозяйственных связей при резком ужесточении бюджетно-денежной политики, открытие экономики (нулевые импортные пошлины и ограничения на ввоз), затем – приватизацию, финансовую стабилизацию и структурные реформы.

Первыми результатами либерализации цен стали: уменьшение финансовой несбалансированности за счет введения НДС и существенного снижения ценовых субсидий, ликвидация денежного навеса, появление механизмов более эффективного распределения ресурсов в экономике на основе конкуренции, устранение дефицита товаров, структурный сдвиг в сторону демилитаризации экономики.

Оборотная сторона "шоковой терапии" состояла в ускорении темпов падения производства[584] и подрыве политической базы для финансовой стабилизации. Дополнительными факторами, объясняющими феномен "отложенной" стабилизации, стали отсутствие в Конституции четкого механизма взаимодействия между тремя ветвями власти и огромная инерция бюрократического рынка, вошедшего в кровь и плоть новых начинаний. Непоследовательность денежной и бюджетной политики была обусловлена, по сути, коалиционным характером исполнительной власти, причем к традиционно мощным аграрному и военно-промышленному лобби добавились группы давления, выражающие интересы ТЭК, импортеров и банковского сектора.

В условиях слабой демократии рентоориентированное поведение групп интересов (что в принципе ничем не отличается от кланово-административной системы бюрократического рынка) и, как следствие, политика "мягкого вхождения в рынок" вызвали многочисленные популистские решения, подорвавшие систему государственных финансов и инициировавшие фискальный кризис.

Здесь уместно подробнее остановиться на особенностях реформирования банковской системы. Фактически она началась сразу после принятия Россией постановления «О государственном банке РСФСР и банках на территории республик» в июле 1990 года. В конце этого же года Верховный Совет России принял Закон «О Центральном банке России» и «О банках и банковской деятельности на территории России», что послужило основой для формирования двухуровневой банковской системы в стране. Закон обеспечил формирование коммерческих банков, которое пошло по трем основным направлениям:

1)        преобразование филиалов  и отделений бывших специализированных государственных банков (за исключением Сбербанка, который, сохранив свою филиальную сеть в регионах, практически обеспечил себе монопольное положение в сфере обслуживания физических лиц);

2)        создание коммерческих банков по отраслевому принципу, когда министерства и ведомства контролировали деятельность предприятий отрасли через обслуживание их финансовых потоков; так были созданы Агропромбанк, Мосбизнесбанк, Промстройбанк из бывших Россельхозбанка, Жилсоцбанка и Промстройбанка соответственно;

3)        создание банков организациями и предприятиями за счет передачи в уставной капитал собственных средств предприятия, что позволяло последним получать льготные кредиты.

На рынок были допущены иностранные и совместные банки с участием иностранного капитала, роль которых, однако, невелика.

Льготный режим при создании финансовых учреждений обеспечил их бурный рост в первые годы реформ, который не остановился даже при ужесточении требований Центрального банка по лицензированию банковской деятельности. Максимум по числу кредитных организаций был достигнут в 1996 году (8184[585]). Причинами такого положения вещей стали высокая доходность операций с валютой, а также отрицательные реальные процентные ставки в период высокой инфляции. В результате сформировалась развитая сеть негосударственных банков, однако усложнилась задача по управлению такой системой, обеспечению ее устойчивости, к тому же возникла проблема с  концентрацией банковского капитала. Суммарная капитализация банковской системы России даже до финансового кризиса была недостаточной для потребностей экономики, а особенности конкуренции в банковском секторе предопределили характер тенденций концентрации банковского капитала в России, когда доминирующую роль в этом процессе играет ЦБ, ужесточая требования по надежности и устойчивости банков, регулируя слияния и поглощения банков. В этот процесс могут включаться неформальные банковские объединения и общества, формируя холдинги и устанавливая межбанковские соглашения по взаимным гарантиям вкладов, что в будущем может благоприятно сказаться в плане выдачи синдицированных кредитов реальному сектору.

Однако эта проблема – связь коммерческих банков и реального сектора – так и не решена в России. Проводившаяся в 1992-1994 годы политика выделения централизованных кредитов в стремлении поддержать производство лишь оттягивала решение проблемы реструктуризации предприятий и самой банковской системы. Первые долгое время не испытывали проблем с привлечением внешних средств, что избавляло их от необходимости в структурной реорганизации производства. Для банковской системы такая политика обернулась потерей стимулов для кредитования реального сектора и привлечения средств со стороны населения и предприятий.

 К осени 1994 года сложились необходимые институциональные условия для осуществления стабилизационной программы (повысились политическая устойчивость демократического режима в результате принятия новой Конституции и независимость Центрального банка от парламента, появилась необходимая финансовая инфраструктура для осуществления неэмиссионного кредитования дефицита государственного бюджета).

13.3.2                Политика макроэкономической стабилизации

После введения на валютном рынке наклонного коридора обменного курса в июле 1995 года и перехода к режиму управляемого валютного курса в мае 1996 года возможности для спекулятивной деятельности для коммерческих банков резко уменьшились, но появились новые, а именно — игры с государством в рынок ГКО. Раскручивание этого рынка и крах его в 1998 году стали платой за относительную финансовую стабилизацию, достигнутую в 1997 году.

Финансовая стабилизация, являясь необходимым условием экономического роста, не достаточна для его устойчивого поддержания. Сохранилась неопределенность в роли государства и допустимых масштабах вмешательства в экономику при откровенно слабых возможностях осуществления государством своих прямых обязанностей – защиты легальных прав собственности и формирования институциональной среды. При отказе от инфляционного финансирования бюджетного дефицита произошло резкое снижение государственных доходов и расходов. В условиях отсутствия необходимых структурных реформ в общественном секторе это негативно сказалось на системе социального обеспечения, образовании, медицине, науке и культуре. Своим следствием это имело деградацию человеческого капитала – важнейшего фактора долгосрочного высокотехнологического экономического роста.

Учитывая масштабность преобразований, либерализация цен и торговли произошла в кратчайшие с исторической точки зрения сроки. За 1992-1994 годы экономические агенты приспособились к высокой инфляции и новым ценовым соотношениям в экономике, которые, во многом благодаря искусственно поддерживаемому высокому курсу рубля, сохранились вплоть до августовского кризиса 1998 года. В условиях либерализованной экономики изменения ценовых пропорций, если они имеют эндогенный характер, отражают, в общем, результаты максимизационной деятельности экономических агентов и, тем самым, индуцируют институциональные изменения "снизу". В России в силу высокой энергоемкости производства ситуация осложняется из-за высоких цен на продукцию естественных монополий, являющихся в этом смысле экзогенными для всей промышленности. Это существенно искажает структуру производственных издержек, к тому же проблема не решается автоматически на микроуровне, а требует целенаправленной политики со стороны государства[586] (см. параграф 14.2).

Относительно быстрое восстановление промышленности после финансового кризиса 1998 года[587] произошло на фоне нового всплеска в изменении относительных цен в экономике, что подталкивает микроагентов к модификации способов организации бизнеса. Однако следует признать, что вызванное двукратным падением реального курса рубля оживление в экономике, практически целиком основанное на эффекте импортозамещения, а также высоких ценах на нефть, происходит в прежних институциональных рамках и, во многом именно поэтому, принципиально неустойчиво. Независимость банковского сектора от реального позволила быстро преодолеть последнему последствия финансового кризиса, но делает невозможным перспективу долгосрочного подъема промышленности, основанного на привлечении инвестиций.

Таким образом, можно утверждать, что с достижением относительной финансовой стабилизации завершился первый, самый сложный и самый важный этап геополитической и социально-экономической трансформации в России. Сформированная на этом этапе институциональная структура определяет рамки реально существующей в настоящее время экономики и возможности для ее дальнейшего реформирования.

В новое тысячелетие российская экономика вступает с уже сформировавшимся институциональным базисом, который будет определять характер дальнейшей экономической трансформации. Длительный период неопределенности в отношении политики государства в области институционального планирования предоставил возможность экономическим агентам адаптироваться к существующей "недореформированной" структуре, и это требует от правительства более решительных и последовательных действий в области институциональных реформ.

Говоря о результатах прошедших преобразований в области формирования институтов рыночной экономики, следует выделить создание, прежде всего, института национальной государственности.

Созданы независимый Центральный Банк и институты финансовой системы: рынки корпоративных ценных бумаг, региональных и муниципальных облигаций, частная депозитарная и регистраторская системы, индустрия аудита и брокерских услуг и т.д.

Предприняты попытки реформирования налоговой системы страны, однако все они могут оказаться тщетными, если не будет проведена налоговая амнистия и, как следствие, восстановлено взаимное доверие государства и бизнеса.

13.4          К новой теории реформ

К началу XXI века среди большинства экономистов во всем мире практически не осталось разногласий по поводу того, каковы условия для устойчивого и самоподдерживающегося экономического роста: рынки должны быть свободными, собственность – защищенной, торговля между странами – беспрепятственной. Для достижения этих целей правительствам надо, с одной стороны, проводить политику минимального вмешательства в экономику в сфере ценообразования и управления деятельностью предприятий, с другой – служить надежным гарантом выполнения контрактных обязательств, ответственным образом подходить к проблеме регулирования, проводить сбалансированную бюджетную политику, устранять различного рода торговые барьеры. Когда государство в лице правительства выполнит данные условия, можно ожидать роста национального дохода.

После краха коммунистических режимов в Европе в конце 80-х – начале 90-х годов, новые правительства не испытывали недостатка в подобного рода рекомендациях. Некоторым странам удалось достичь большинства из поставленных целей сравнительно быстро, другим – нет. И причину следует искать не только в различных стартовых условиях и степени разбалансированности экономики к моменту начала рыночных реформ, но и в проводимой политике. Если среди стран с переходной экономикой конечные цели реформирования различались несущественно, то политические ограничения, конфигурация институциональной среды, наличие влиятельных групп интересов и т.п. варьировались весьма значительно. Успех реформ в огромной степени предопределялся способностью (возможностью) обеспечить "базу" для дальнейших преобразований.

Россия в процессе реформирования экономики столкнулась с проблемой преодоления инерции "административного рынка". В ущерб долгосрочным целям приходилось решать тактические задачи: формирование сил, способных поддержать продолжение реформ, противодействие лоббированию со стороны "заинтересованных" лиц (stakeholders), препятствующих проведению реформ[588].

Однако реформаторам предстояло осуществить не только трансформацию производственных отношений в рыночном направлении, но и провести кардинальную структурную перестройку, суть которой состояла в переходе от индустриальной к постиндустриальной экономике. "А формирование новых секторов экономики, когда уже действует жесткая индустриальная система со своими приоритетами и мощными группами интересов, — задача никак не более легкая, чем создание современных секторов непосредственно"[589].

Наконец, еще одним вызовом, с которым пришлось столкнуться России 90-х годов, стала всеобщая глобализация экономической деятельности, в условиях которой возросшая мобильность мирового капитала, многократно увеличившиеся объем и скорость информационных потоков сформировали принципиально новые условия для вхождения в мировое сообщество, с которыми необходимо считаться при определении долгосрочной стратегии экономических реформ. Речь здесь идет о необходимости формирования качественно новой системы институтов, позволившей бы российской экономике полноценно использовать свои сравнительные конкурентные преимущества и стать полноправной участницей глобального рынка.

Рассмотрим причины неудач реформ в России и попытаемся, выдвинуть институциональные и политико-экономические обоснования нового подхода к теоретическому анализу процесса реформирования экономики.

 

 

 

 

13.4.1                Попытка реализации "Вашингтонского консенсуса"[590]

Экономические реформы начала 90-х годов в России в целом базировались на принципах, получивших в литературе название "раннего Вашингтонского консенсуса"[591]:

1.      Установление фискальной дисциплины. Общий бюджетный дефицит должен быть достаточно малым, чтобы быть профинансированным без использования инфляционного налога. Операционный дефицит не должен превышать 2% ВВП.

2.      Государственные расходы должны быть перенаправлены с политически значимых статей (администрирование, оборона, субсидии) на финансирование образования, здоровья, инфраструктуры.

3.      Налоговая реформа заключается в расширении налогооблагаемой базы и улучшении налогового администрирования.

4.      Финансовая либерализация — достижение умеренных положительных процентных ставок.

5.      Обменный курс должен быть унифицированным и находиться на уровне, достаточном для конкурентоспособности экономики в сфере нетрадиционного экспорта.

6.      Торговая либерализация — квоты должны быть заменены на тарифы, которые надо постепенно снижать до уровня 10%.

7.      Прямые иностранные инвестиции – стимулируются путем отмены барьеров для входа иностранных фирм на рынок.

8.      Приватизация предприятий, находящихся в государственной собственности.

9.      Дерегулирование экономической деятельности. Регулирование со стороны государства должно касаться лишь вопросов безопасности, охраны окружающей среды и надзора за финансовыми институтами.

10.  Права собственности должны быть гарантированными и доступными для неформального сектора.

В качестве несколько модифицированной версии Вашингтонского консенсуса может служить Декларация о сотрудничестве с целью поддержания устойчивого роста мировой экономики (1996 г.). Среди 11 пунктов декларации для стран с переходной экономикой, как справедливо замечает Мария Лавинь, наиболее значимыми являются:

пункт 1 (денежная, бюджетная и структурная политики коплементарны и поддерживают друг друга),

пункт 3 (о необходимости создания благоприятного климата для частных инвестиций),

пункт 7 (целью бюджетной политики должен стать сбалансированный в среднесрочном плане бюджет и сокращение государственного дефицита),

пункт 9 (структурные реформы должны быть последовательными с акцентом на рынок труда),

пункты 10 и 11 (предостережение против коррупции в общественном секторе)[592].

После десяти лет рыночных реформ большинству западных экономистов[593] стало очевидно, что реформы в России оказались гораздо более сложной и неоднозначной задачей. Появился целый ряд публикаций, в которых реформаторы (а вместе с ними и международные финансовые организации, предлагавшие в разное время советы по реформированию российской экономики) обвинялись в недооценке институциональных факторов, а также критиковался сам подход "шоковой терапии" в сфере институциональных реформ[594]. Мы уже говорили, что выстраивание нового институционального базиса требует времени. Абсолютно справедливой является критика действий правительства в сфере создания не только новых правил ведения бизнеса, но и механизмов принуждения к соблюдению этих правил. Однако следует учитывать и политическую реализуемость тех или иных шагов в этом направлении, а этот вопрос как раз менее всего затрагивается в теоретических моделях, и весьма незаслуженно.

При анализе той или иной государственной политики необходимо четко различать цели данной политики и средства их достижения. Здоровая финансовая система, низкая инфляция и бюджетный дефицит, стабильный обменный курс и т.п. являются лишь средствами для достижения устойчивого экономического роста и улучшения благосостояния граждан. Следует признать, что ни одна из этих целей не была реализована в полной мере. Такие важные изменения, как приватизация и либерализация экономики, не должны сами по себе становиться ядром политики реформ и подменять собой конечные цели реформирования. В противном случае,  это может привести к искажению проводимой политики в пользу краткосрочных мер, когда стратегические цели отходят на второй план. Такого рода противоречие между целями и средствами, долгосрочными ориентирами и краткосрочными выгодами не может найти объяснение в наивности экономистов или ленивости политиков. Разрыв между теорией и практикой обусловлен не применением "правильных" или "неправильных" теорий, а является следствием политического антагонизма, наличием очень ограниченного набора реализуемых альтернатив дальнейшего развития (не всегда желательных), существующими институциональными рамками принятия решений.

Экономические реформы последнего десятилетия в странах с переходной экономикой оказались так или иначе под значительным влиянием Вашингтонского консенсуса. С другой стороны, сам процесс трансформации плановой хозяйственной системы и события, его сопровождающие, повлияли на пересмотр этой политики; тот факт, что предлагаемые и реализуемые меры экономической политики не привели к желаемому результату, вызвал интерес к поиску альтернативных подходов. После финансового кризиса в Восточной Азии рекомендации Вашингтонского консенсуса стали все чаще подвергаться критике, причем и со стороны представителей Бреттон-Вудских институтов – идеологов прежнего подхода. Так, бывший ведущий экономист Всемирного Банка Джозеф Стиглиц призывает к формированию  общественного мнения в поддержку "пост-Вашингтонского консенсуса".

 

13.4.2                Институциональный подход к теории реформ

Предыдущее обсуждение показало, что при исследовании переходной экономики необходимо расширить существующие рамки теоретического анализа данной проблематики путем включения в рассмотрение институтов. Исторические, культурные, политические и социально-экономические факторы играют определяющую роль в периоды, когда экономические агенты вынуждены действовать в условиях неопределенности, как в случае переходной экономики. Далее мы попытаемся с теоретической точки зрения объяснить динамику переходной экономики, а также проанализировать возможные следствия с точки зрения экономических реформ.

Неопределенность, присущая всем экономическим системам, в переходных экономиках достигает огромных масштабов и носит принципиально структурный характер. Институты прошлого более не являются операциональными, а новые формальные институты не созданы (например, не обеспечиваются механизмы принуждения к соблюдению новых правил).

Политики сталкиваются с такого рода "структурной" неопределенностью и вынуждены с ней считаться. Однако они также являются и главными действующими лицами, способными снизить неопределенность путем создания новых формальных институтов.

Динамика переходного процесса во многом определяется тем фактом, что результаты экономических реформ влияют на действия политиков и наоборот. К примеру, "плохие" реформы могут повлиять на экономическое поведение так, что укоренятся старые привычки и стереотипы, а появляющиеся новые не возникнут из-за преступности и коррупции, вызывая (замыкая) так называемый "порочный круг".

Взаимосвязь между реформами и экономической деятельностью, степень обусловленности одного другим зависят от того, какие результаты демонстрирует экономика. Это, в свою очередь, влияет на "экономические привычки" агентов, поддержку дальнейших реформ, их направление и скорость.

Для анализа динамики развития формальных и неформальных институтов, а также взаимоотношения между ними, можно выделить два аналитических инструмента: 1) представить переходный процесс как три стадии институционального развития и 2) воспользоваться концепцией траектории развития.

Первая стадия переходного процесса (от плановой экономики к рыночной) берет начало, когда страна имеет стремление и получает возможность идти по пути реформ самостоятельно или вынуждена это делать под влиянием внешних факторов. Эта стадия – условно называемая нами "стагнацией" — может быть либо короткой, как в первом случае, либо очень длинной, когда существует давление извне, а внутри страны нет консенсуса по поводу стратегии реформ.

Вторая стадия представляет собой этап реформ формальных институтов: принятие законов о праве на частную собственность, о конкуренции, банкротстве и т.д. Нет смысла лишний раз говорить, что крайне желательно в этом случае иметь децентрализованную экономику, в которой значительная доля предприятий приватизирована, решения агентами принимаются самостоятельно и рыночные стимулы являются определяющими. Однако на практике это условие редко выполняется. Неформальные институты должны также, пусть и медленно, меняться. Однако трудно ожидать конгруэнтности формальных и неформальных институтов на этой стадии хотя бы потому, что они характеризуются разной скоростью изменения и имеют принципиально различную природу.

На протяжении второй стадии переходного процесса неопределенность достигает максимума, так как требуется время для применения и принятия новых правил и механизмов регулирования. Только при возникновении  новых институтов неопределенность может начать снижаться. В идеале неопределенность должна постепенно снижаться на второй и третьей стадиях, однако, поскольку границы стадий не определены, всегда возможен откат назад, и такого снижения может не произойти. Тем не менее процесс перехода может завершиться лишь при значительном сокращении неопределенности.

К началу третьей стадии основные формальные институты уже сформированы, предельные изменения возможны, но носят лишь характер "тонких настроек", необходимых при внедрении новых правил. На этом этапе акцент смещается в сторону  изменения поведенческих характеристик экономических агентов. Важным здесь является то обстоятельство, что люди принимают сложившуюся систему формальных институтов по сути. Завершением этой стадии можно считать наступление "гармонии" между формальными и неформальными институтами, иначе новые институты будут неэффективными, и переходный процесс скатится в предыдущую стадию.

Концепция траекторий развития говорит о необходимости учета специфики данной страны, начиная от географического положения региона и заканчивая культурными особенностями нации. Эффект предшествующего развития (path dependence effect) в большей степени сказывается на первой стадии, непосредственно следующей за социалистическим периодом. Далее, по мере реформирования экономики все новые события становятся важными. Хотя теория траектории предшествующего развития является полезным инструментом для объяснения особенностей переходных процессов в отдельной стране, оказывается весьма трудным точно предсказать, будут ли и в какой стране те или иные реформы успешными или нет. Об этом говорит также так называемая теорема Элстера о невозможности, которую надо иметь в виду при анализе стационарного состояния постсоциалистической экономики[595]. В соответствии с ней невозможно предсказание долгосрочных глобальных изменений и чистых эффектов применения различных механизмов (тенденций) и контр-механизмов (контр-тенденций), то есть с учетом издержек на "внедрения"  и последствий крупномасштабных изменений в экономической системе. Это утверждение очень близко по духу к мнению Хайека о неизбежности существования разрыва между объяснением и предсказанием, а также о том, что все предсказания относительно пост-социалистического развития должны носить глобальный характер[596]. Однако сам Элстер указывал на возможность уточнения такого рода прогноза, подчеркивая необходимость использования "институциональной логики" при анализе смешанных систем, а также использования междисциплинарного подхода (истории, социологии и компаративистики)[597].

Перед тем, как перейти к анализу возможных способов применения данного подхода к проблеме выбора оптимального вектора реформ, следует указать на некоторые ограничения данного метода. Во-первых, такой подход указывает на необходимость анализировать каждую страну в отдельности. Но это означает, что невозможно дать никаких общих рекомендаций на этот счет. Во-вторых, институциональный анализ фокусирует внимание на нескольких направлениях одновременно, значит, должны быть учтены достаточно сложные взаимодействия между агентами, и их формализация представляется крайне проблематичной.

Политическая стабильность и грамотная макроэкономическая политика до сих пор (по крайней мере, до появления критических замечаний со стороны научного сообщества в отношении "Вашингтонского консенсуса") считались единственными предпосылками для устойчивого экономического развития. Однако, как показала практика реформ, в странах с переходной экономикой они не являются достаточными. Проведенные ведущими западными экономистами исследования показали, что без существенных институциональных преобразований экономический рост, обусловленный только макроэкономическими реформами, является неустойчивым[598]. Институциональные преобразования, направленные на повышение производительности труда, способны облегчить фискальные задачи государства и ликвидировать многие диспропорции в экономике, повышая тем самым эффективность реформ на макроуровне.

В контексте выбора стратегии и тактики реформ, более пристальное внимание институциональным факторам следует уделять еще и потому, что некоторые институциональные реформы могут принести ощутимые результаты уже в краткосрочном периоде. Это обстоятельство представляется весьма важным при составлении "пакета реформ" и определении последовательности реформирования, так как государство нуждается в поддержке своих действий в области экономической политики (даже если оно получило, казалось бы, неограниченный кредит доверия со стороны населения). Но именно это обстоятельство является сугубо специфической характеристикой отдельно взятой страны и отнюдь не является "общим местом" для стран с переходной экономикой.

В этом смысле, к примеру, антимонопольная политика государства способна расширить "базу реформ", то есть увеличить потенциальное количество "выигрывающих" от конкретных преобразований. Если население видит, что борьба с локальными естественными монополиями и картельными образованиями  помогает снизить цену, которую оно платит за электричество, отопление, продукты и т.д., если население видит, что власти озабочены развитием инновационного предпринимательства и свободной торговли, то оно гораздо более склонно мириться с личными неудобствами и потерями в благосостоянии в расчете на то, что государству удастся построить более эффективную экономику. Это снижает степень недовольства проводимой политикой и уменьшает вероятность формирования антиреформистских групп давления, что увеличивает политическую желательность и общественную поддержку реальных экономических преобразований. Однако, справедливости ради, следует указать на то, что из среды "проигравших" в результате таких преобразований могут возникнуть противоположные по своему влиянию группы интересов, причем их интересы оказываются выраженными более четко, а рычагов для их лоббирования оказывается больше. Поэтому определяющим является расклад политических (и иных) сил в каждой стране.

Последовательность реформ. С точки зрения предложенного анализа представляется важным указать на тот факт, что, во-первых, некоторые, так называемые, "желательные" реформы, сформулированные как Вашингтонский консенсус, независимо от того, насколько широко они определены, могут быть вообще неприменимы в конкретно взятой стране. Во-вторых, в тех странах, где подобного рода рекомендации потенциально применимы, последовательность (в том смысле, в каком она трактуется мировыми финансовыми и экономическими институтами) осуществления практических действий не имеет значения.

Первое утверждение исходит из того, что такой пакет реформ подходит только к странам, которым не приходится слишком много внимания уделять проблемам формирования собственной государственности, новой конституции, проблемам этнических меньшинств, установлению нового языка, вводу новой валюты, поиску новых торговых партнеров, развитию новых секторов промышленности и т.д. Некоторым странам (Туркменистан, Узбекистан) приходится решать задачу не только перехода от плановой экономике к рыночной, но также, фактически, деколонизации.

Второй тезис касается релевантности рекомендаций по последовательности реформ. Дискуссия о том, что должно осуществляться в первую очередь —  стабилизация, либерализация, приватизация или реструктуризация, – на практике оказывается бесполезной, так как  ведется де-факто апостериори, к тому же различия между этапами весьма размыты. Более того, влияние интересов нового возникающего частного сектора на реализацию конкретных мер по реформированию всегда недооценивается, что неизбежно ведет к коррекции первоначальных планов. Все это не означает, что последовательность не имеет значения. Напротив, она важна, но ошибочно было бы рассматривать только стандартные экономические реформы и предлагать конкретные меры на основе абстрактного анализа.

Приоритеты реформ. Предыдущее рассмотрение вопросов последовательности реформ тесно связано с определением приоритетов в отношении отдельных направлений реформирования. Однако для нас в этой связи более важным представляется не вопрос выбора оптимального времени для осуществления того или  иного мероприятия, а вопрос применимости его в конкретной стране.

Например, является ли приватизация необходимой составляющей для любого пакета реформ в любой стране с переходной экономикой без исключения? Или вопрос должен ставиться по-другому, а именно: каким образом на свет должен появиться частный сектор? Россия продвинулась на пути приватизации государственной собственности, пожалуй, дальше любой другой страны с переходной экономикой, но эффективность нового частного сектора остается крайне низкой (см. §8.3 и §14.1). Некоторые производства не рекомендуется закрывать по социальным соображениям, и это оказывается определяющим.

Методы реформ. Далее возникает вопрос: должны ли страны с одинаковыми экономическими условиями применять одни и те же реформы? Традиционный подход дает положительный ответ. Институциональный подход может дать аналогичный ответ тогда и только тогда, когда политические, социальные, культурные особенности, а также сама структура экономики имеют много общего. Значительное изменение вектора реформ в Чехии и Словакии после их отделения друг от друга лишний раз подтверждает справедливость данных рассуждений.

Скорость реформ. За годы реформ дискуссия между сторонниками так называемой "шоковой терапии" и градуализма приняла несколько иной оттенок, нежели десять лет назад. Выше мы уже говорили о стадиях переходной экономики и о взаимодействии формальных и неформальных институтов. Под таким углом зрения вопрос переходит в плоскость именно институционального анализа, и проблема, которую приходится решать политикам, — это уменьшение неопределенности, что может быть достигнуто путем выстраивания формальных институтов "коллинеарно" неформальным, когда для этого есть все необходимые (не только экономические) условия. Иначе приходится мириться с длительным периодом приспособления вторых к первым.

Каким же образом приведенный выше подход может помочь ответить на вопрос: почему Россия достигла гораздо более скромных результатов в процессе реформ, чем, скажем, Польша или Чехия? Дело в том, что трудности, с которыми пришлось столкнуться реформаторам в этих странах, не были так уж радикально отличными, однако их было в России больше и с ними пришлось бороться одновременно. Во-первых, страны Восточной Европы не имели проблем с национальной интеграцией и федеральным устройством. Действительно, одной из причин распада Чехословакии на два независимых государства стала фактически неспособность Праги справиться с катастрофическим спадом в тяжелой промышленности Словакии. Российское федеративное устройство с существенной децентрализацией власти обусловило длительное противодействие принятию налогового кодекса и программам макроэкономической стабилизации, которые требовали бы существенного сокращения государственных дотаций регионам или приводили бы к росту безработицы. Первому российскому президенту и его правительствам так и не удалось создать более эффективную в экономическом плане федеральную структуру.

Во-вторых, наиболее конкурентные сектора в российской экономике сконцентрированы как по отраслям, так и географически. В такой ситуации значительной политической властью обладают как отдельные губернаторы, так и широко представленные в Думе лоббистские группы давления, способные сформировать мощные коалиции, противостоящие проведению реформ, выгодных обществу в целом, но ущемляющие их «узкокорпоративные» интересы. Ни одна промышленная группа в Польше или Чехии не обладала столь сильными политическими и экономическими рычагами, воздействовавшими на государственную политику реформ[599].

Все это привело к тому, что одну из ключевых задач реформ – достижение сбалансированного бюджета – так и не удалось решить. И это обстоятельство, по крайней мере в настоящее время, перечеркивает многие результаты реформ последнего десятилетия XX века в России.

Действительность показала, что успехи и неудачи реформ в разных странах должны рассматриваться в контексте политических и институциональных ограничений, характерных для каждой страны, и без учета национальной специфики, на основе лишь общей теории весьма рискованно строить конкретные практические рекомендации. Сложность процесса реформирования «без карты» предопределяет и функции государства, которые доминируют в постсоветской России. Их анализу и посвящены следующие главы.

 

 


Глава 14.  Государство всеобщего перераспределения

 

Анализ экономической деятельности государства мы начнем с функций, доминирующих в современных  условиях, в которых по-прежнему преобладают элементы, оставшиеся от Советского Союза. Конечно, это — уже не функции командной экономики, однако и не функции, типичные для развитой рыночной экономики. К сожалению, в центре деятельности государства оказалось не производство, а перераспределение, не созидательные функции, а редистрибутивные. Отчасти это связано с распределением и перераспределением государственной собственности между центральными и местными властями, отчасти это связано  с перераспределением функций управления, отчасти — с перераспределением доходов. Печально лишь то, что это перераспределение происходит в условиях падения производства, сопровождающегося уменьшением источников дохода, источников богатства, которое съеживается как шагреневая кожа.

 

14.1          Остаточная государственная собственность:
проблемы эффективного управления

Актуальность проблемы государственной собственности в постсоветской России обусловлена двумя причинами.

С одной стороны, значительная часть объектов бывшей “общенародной” собственности в настоящее время формально осталась закрепленной за государством, но в отсутствии эффективной системы управления реально не получила определенного статуса и нуждается в управляющих воздействиях, направленных на спецификацию прав собственности и достижение общегосударственных целей.

С другой стороны, неудачи экономических реформ в России обычно связываются с низкой управляемостью народного хозяйства. Стремление “усилить” роль государства в экономике часто понимается как усиление государственного регулирования, расширение масштабов прямого участия государства и аккумулируемых им ресурсов в процессах производства, распределения, обмена и потребления. При этом особая роль отводится институту государственной собственности, объекты которой считаются наиболее управляемыми в силу использования методов непосредственного административного воздействия.

Действительно, право собственности государства в той или иной степени используется для его прямого и косвенного воздействия на экономику страны в целом. Именно поэтому кажется естественным стремление государства сохранить свое участие в важнейших и крупнейших компаниях России, прямо влияющих на условия хозяйственной деятельности практически всех экономических субъектов.

Помимо повышения степени управляемости экономикой через объекты государственной собственности, существование государственной собственности обусловлено выполнением государством социально значимых функций при невозможности их исполнения на базе частной собственности в современных условиях.

Институциональный анализ государственной собственности в постсоветской России возможен на основе анализа ее функций в обществе и роли в потенциале государства. Прежде всего следует выявить экономическую природу и роль государственной собственности в потенциале государства. Далее необходима структуризация объектов госсобственности с целью выделения однотипных групп, для которых целесообразно использовать одинаковые управляющие воздействия. Оценка результатов управления государственными предприятиями в современной России позволяет определить важнейшие меры по совершенствованию механизма управления остаточной государственной собственностью.

14.1.1                Экономическая природа и функции государственной собственности

С позиций институциональной теории существование различных форм собственности, в том числе и государственной, в долгосрочном плане объясняется минимизацией трансакционных издержек, связанных с некоторыми видами деятельности. Права государственной собственности могут и должны существовать там, где, с одной стороны, возможно обеспечить режим исключительного доступа, а с другой — сравнительные преимущества частной или общей собственности выражены слабо. Система государственной собственности предполагает существование режима исключительности доступа к ресурсам не только аутсайдеров, но и инсайдеров, совладельцев государственной собственности. Исключительность доступа поддерживается формальными правилами, согласно которым доступ к редким ресурсам регулируется ссылками на коллективные интересы общества в целом. Это предполагает, во-первых, установление общего принципа достижения общественного интереса (блага общества), а во-вторых, разработку механизма реализации общего принципа в конкретных формах и методах принятия решений по использованию каждого отдельного ресурса государственной собственности (т. е. голосование, делегирование полномочий профессиональным экспертам, единоличное распоряжение и т.д.).

В этих условиях никто из инсайдеров не находится в привилегированном положении. Как индивидуумы все исключены из доступа к ресурсам, поскольку ничья ссылка на личный интерес не признается достаточной для их использования. Совладельцы государственной собственности не обладают единоличными исключительными, продаваемыми на рынке правами по использованию ресурсов.

Основным и главным документом, фиксирующим формальные правила в стране, является Конституция. Конституция — это договор, который определяет составного собственника — государство (т.е. совладельцев, их доли при голосовании, их доли в госсобственности, общую структуру государственного административного аппарата)[600]. Даже самые высшие государственные лица не в праве изменять ни саму Конституцию, ни ее любой пункт. Конституция, являясь фундаментом всего государственного устройства, может изменяться только самим совокупным собственником (в демократическом государстве — всеми гражданами страны на общегосударственном референдуме).

С точки зрения структуры соответствующих пучков правомочий можно выделить ряд важнейших отличий государственной собственности от других форм[601]. Некоторые из них не являются специфическими для государственной собственности и в равной мере характерны для любых форм объединения прав нескольких собственников в единый пучок правомочий (партнерства, корпоративная собственность). Любая групповая собственность поощряет поведение, выгоды от которого достаются какому-то одному участнику группы, а издержки распределяются среди всех ее членов. И, наоборот, она ослабляет стимулы к принятию решений, издержки которых ложатся на кого-то одного, а выгоды делятся между всеми членами группы. Особенность государственной собственности в том, что здесь эти трудности проявляются в наивысшей степени.

Первое важнейшее отличие государственной собственности от других форм — принудительное участие всех граждан страны в совладении государственной собственностью. Никто не может свободно распоряжаться своей долей собственности, продать или передать ее. “Владение государственной собственностью не добровольно; оно обязательно до тех пор, пока некто остается членом общества”[602]. Уклониться от совладения некоторым объектом собственности данного государства можно, лишь переехав в другую страну и сменив гражданство, тогда как держатель акции может продать ее, не покидая города. Многочисленность совладельцев ресурсов позволяет таким образом распределить между ними риск и издержки, что каждый из совладельцев несет ничтожно малую долю. Поэтому обычно в режиме государственной собственности осуществляются неприбыльные или низкорентабельные дорогостоящие проекты, имеющие своей целью реализацию общественного интереса (строительство и содержание дорог, театров, библиотек, музеев, научных и образовательных учреждений, оборонных предприятий и т.д.).

Второе отличие связано с наивысшей степенью опосредованности владения государственной собственностью — через установленную в обществе систему правил и процедур. Отсутствие прямой связи между целями, интересами, поведением отдельных совладельцев и результатами использования ресурсов порождает сложности контроля и управления объектами государственной собственности (principal-agent problem).

Члены общества слабее заинтересованы в контроле за результатами использования государственной собственности. Усилия отдельного совладельца по налаживанию эффективного контроля за деятельностью государственных служащих потребуют от него значительных затрат времени и средств, тогда как участие в дележе выгод от установления такого контроля неизбежно примут все члены общества. Вследствие менее эффективного, чем в частных фирмах, контроля за поведением управляющих у тех появляется больше возможностей злоупотреблять своим положением в личных интересах. Кроме того, отсутствует совершенный механизм эффективного управления государственной собственностью. Экономическая эффективность такого механизма понимается как сравнительная, а не абсолютная. В конечном счете необходимо признать экономическую неэффективность практически любого механизма управления государственной собственностью.

Третье отличие связано с наивысшей степенью рассогласованности интересов отдельных совладельцев государственной собственности и общества в целом, отдельных групп совладельцев внутри общества, и, наконец, интересов отдельных совладельцев. “Общественный интерес” сложнее определить и измерить, чем частный: “...бюрократ имеет больше стимулов производить то, в чем, как он думает, нуждается общество, и меньше стимулов производить то, на что общество предъявляет спрос. Мнение бюрократа о том, что общество должно иметь, обычно называют «интересами общества»2”[603]. Часто рассогласованность интересов отдельных совладельцев государственной собственности зависит от соотношения политических сил.

Кроме того, необходимо учитывать и интересы отдельных государственных служащих, которым в некоторых случаях более выгодно оппортунистическое поведение. Ведь выгоды от использования государственной собственности в личных целях достаются самому чиновнику, тогда как возникающие в связи с этим экономические потери несут все члены общества, и на его долю совладельца государственной собственности приходится ничтожно малая их часть.

Четвертое отличие связано с формальной и неформальной реализацией прав государственной собственности. В зависимости от степени распространения системы государственной собственности, а также от ряда других факторов (в частности, организации системы контроля), возникает существенное различие между правом государственной собственности де-юре и этим же правом де-факто. Если формально ресурсы находятся в государственной собственности, то фактически вполне может осуществляться режим свободного доступа, групповой или индивидуальной собственности. Данная ситуация будет лишь определять (а) набор правомочий, которые могут реализовывать экономические агенты, и (б) особенности технологии передачи правомочий от одного экономического агента другому[604]. Формальные и неформальные права собственности соответствуют сравнительным преимуществам их реализации.

В результате возникает тенденция стихийной приватизации государственной собственности. Поскольку реальное осуществление правомочий возлагается на чиновников, которые в то же время являются экономическими агентами, обладающими своими интересами, как правило, не совпадающими с интересами тех, кого они представляют, а возможности контроля за их деятельностью ограничены, постольку права собственности на самом деле превращаются в частные. Если данного превращения не происходит, то тенденция сохраняется, что выражается прежде всего, в распространении взяточничества, коррупции, вымогательства и т.п.

Под спонтанной приватизацией подразумевается использование доступа к ресурсам в личных целях, не обусловленное системой формальных правил[605]. Возможность такого доступа обусловлена, с одной стороны, высокими издержками защиты права государственной собственности, а с другой — сформировавшимися, в частности, в России институтами административного рынка, позволявшего обеспечить торговлю правом нарушать формальные правила[606]. Возникшая система административного рынка создает дополнительные препятствия для формирования эффективных прав собственности в силу эффекта зависимости существующего набора альтернатив от предшествующих изменений (path-dependence).

Итак, совладельцы государственной собственности не могут производить концентрацию своего богатства в избранных ими областях (не могут, например, увеличить свою долю “собственности” в здравоохранении, уменьшив свою долю “собственности” в обороне), расщеплять пучки правомочий и специализироваться в реализации частичного правомочия только одного типа, осуществлять действенный контроль за своими агентами.

Однако результаты анализа государственной собственности еще не означают, что государственная собственность всегда и во всех случаях неэффективнее частной. Есть причины, объясняющие ее длительное существование в условиях рыночной экономики.

В ряде случаев государственная собственность может быть наиболее эффективным средством решения проблемы трансакционных издержек. В основном она оказывается необходима при производстве многих общественных благ (таких как оборона и правопорядок). Однако из практики известно (и подтверждено теорией), что общественные блага вполне могут производиться и частным образом. В то же время частные блага производятся и на предприятиях, находящихся в государственной собственности. Выбор между государственным и частным способами производства любого общественного блага регулируется сопоставлением издержек, присущих этим способам: выживает тот из них, который реализуется с минимальными затратами. При этом необходимо оценивать полные затраты, а не те, которые непосредственно связаны с производством. Например, когда говорят, что производство того или иного общественного блага государством соответствует общественной традиции, то есть регулируется, на первый взгляд, неэкономически, — фактически речь идет о том, что совокупные издержки частного производства, включающие как прямые, так и сопряженные (связанные с реализацией социальной инновации, заключающейся в изменении общественного мнения и ломке существующей традиции), оцениваются как более высокие, чем издержки государственного производства данного общественного блага[607]. Особое значение имеет учет издержек институциональной трансформации, факторами которых В. Полтерович называет следующие: отвлечение ресурсов из традиционных сфер инвестирования на создание новых институтов; издержки дезорганизации; издержки перераспределения переходной ренты[608].

Многие общественные блага, действительно, эффективнее производить государственным, нежели частным способом, но в этом, по справедливому замечанию В. Тамбовцева, “государство может убедиться лишь на собственном опыте, приходя в своей эволюции к гораздо более сложной структуре расходов, чем сбор доходов и расходование оставшейся части на личные нужды работников организации, именуемой государством”[609].

Важное значение имеет соотношение государственной собственности и потенциала государства. Потенциал государства можно определить как способность “эффективно проводить и пропагандировать коллективные мероприятия”[610] и, технократически, как совокупность аккумулируемых государством различных видов ресурсов. Эффективно управляемая государственная собственность способствует приумножению государственных ресурсов, а значит, и повышению потенциала государства. В то же время неэффективно используемые государственные ресурсы, наоборот, влияют на способность государства организовывать коллективные действия, разрушают потенциал государства.

В отчете Всемирного Банка о мировом развитии в странах с переходной экономикой рекомендуется провести систему мероприятий по повышению эффективности государственного управления. По мнению авторов отчета, на первом этапе восстановления конструктивной роли государства в экономике оно должно отказаться от выполнения тех функций, которые не в состоянии выполнять хорошо, поскольку использование ограниченных бюджетных ресурсов на некачественное выполнение тех или иных задач означает неэффективное расходование этих ресурсов. Функции государства должны быть ограничены лишь теми, которые реально могут быть осуществлены при имеющемся потенциале возможностей. В отношении к государственной собственности это означает значительное сокращение ее доли, в первую очередь за счет объектов, где организация эффективного управления требует больших затрат.

На втором этапе, полагают авторы исследования, “сжавшееся” государство должно заняться наращиванием своего потенциала и, по мере его роста, может начать расширять круг выполняемых функций. Одной из основных задач становится обоснование последовательности “восстановления” функций и определение их оптимального набора и уровня осуществления[611].

Однако при таком подходе, по мнению В. Тамбовцева, возникает целый ряд проблем: “Отказ государственных структур от того или иного вида деятельности, который ранее был привычен для населения, — пусть даже эта деятельность выполнялась плохо и неэффективно, — означает не что иное, как снижение потенциала государства (если понимать потенциал не как объем аккумулированных средств, а как способность организовывать коллективное действие). Ведь если государство перестает предоставлять то или иное общественное благо, люди вынуждены приобретать его на свои средства, и “сжатие” государства становится вычетом из бюджета граждан (если, разумеется, не происходит адекватное снижение налогового бремени, вполне компенсирующее повышение расходов семей).

Кроме того, плохо выполняемая, но все-таки выполняемая государством функция может быть исключена из его деятельности только в том случае, если спонтанное развитие в ходе реформирования уже создало тот или иной институциональный субститут негосударственного характера, осуществляющий предоставление того же самого общественного блага. Если же такого заменителя нет, уход государства из соответствующей сферы, приводя в соответствие его функции имеющемуся потенциалу, способен привести либо к возникновению острого социального конфликта, либо к утрате определенной части потенциала экономического развития страны.

Для России современного переходного периода яркими примерами являются государственная собственность на учреждения науки и высшего образования: если бы государство полностью прекратило их финансирование, возможностям будущего экономического роста страны был бы нанесен невосполнимый ущерб. Другой пример — негативные социально-политические последствия отказа государства от финансовой поддержки жилищно-коммунального хозяйства в условиях, когда доходы населения не позволяют полностью оплачивать соответствующие услуги.

Интересно, что названная проблема снижения потенциала государства в результате “сжатия” его функций не возникает, если сам потенциал трактовать как сумму традиционных — финансовых — ресурсов, а не как способность к организации коллективного действия. В этом случае обозначенный экспертами Всемирного Банка первый этап действительно позволяет правительству сконцентрироваться только на хорошо решаемых задачах и параллельно накапливать возможности для роста своего потенциала. Возникающие при этом социальные проблемы и напряжения как бы выводятся за рамки рассмотрения и полагаются не влияющими на этот процесс накопления (или расширения) возможностей государства.

Для современного российского государства вполне актуально именно технократическое видение своего потенциала, хотя в наиболее очевидных случаях оно учитывает и возможность включения в нее социально-организационной составляющей. Однако следствием организационно-пропагандистски неподготовленное “сжатие” государства вызывает адекватное “сжатие” его доходов в силу стремления и граждан, и фирм “уйти из-под” государства в ответ на его уход из привычных сфер предоставления общественных благ. Ситуация грозит “схлопыванием” государства, со всеми катастрофическими последствиями[612].

В этой ситуации, следовательно, государству необходимо поддерживать рациональное число объектов государственной собственности, постоянно совершенствуя механизм контроля и управления этими объектами.

Признание сосуществования альтернативных форм собственности в переходной экономике позволяет преодолеть ограниченность неоклассического подхода, предполагающего, что вмешательство государства в случае с провалами рынка будет связано с Парето-улучшением[AE1] [613]. Во всех же остальных случаях право частной собственности является наиболее приемлемым, и только приватизация может решить все проблемы неэффективности функционирования экономики. Однако оценка издержек по обеспечению спецификации и защиты прав собственности вполне может привести к выводу о предпочтительности сохранения имеющейся ситуации.

Практически в любой экономике встречаются элементы всех форм собственности. Вместе с тем их соотношение постоянно меняется в зависимости от характера экономического и социального развития. Согласно теории прав собственности, в замкнутом, однородном, технологически статичном обществе издержки организации экономики на принципах, характерных для системы государственной собственности, могут быть достаточно невелики, но стремительно нарастают по мере расширения масштабов экономической деятельности, ускорения технических изменений, усложнения информационной среды. В результате сторонники теории прав собственности приходят к выводу, что чем сложнее общество, тем важнее для его процветания и просто выживания становится институт частной собственности[614].

14.1.2                Структуризация объектов государственной собственности

В широком смысле основным объектом собственности современного государства является его материальное пространство вместе с заключенными в нем природными ресурсами, то есть земельные площади, недра земли, водная поверхность и воздушное пространство над территорией конкретной страны. Однако в отношении многих из этих объектов невозможно обеспечить исключительность, и фактически они функционируют в режиме свободного доступа при некотором контроле и регулировании со стороны государства, как правило, неэффективном.

Государство является крупнейшим собственником и другого недвижимого и движимого имущества. Ряд объектов недвижимого имущества позволяет считать государство собственником-предпринимателем.

В России согласно ГК РФ (ст. 212) и Закону “О собственности в РСФСР” к государственной собственности относится собственность Российской Федерации (федеральная собственность) и собственность субъектов Федерации. Равной формой признается муниципальная собственность, которая по своей сути также является государственной. Она включает имущество органов власти и управления РСФСР, ресурсы континентального шельфа и морской зоны, культурные и исторические ценности, средства госбюджета, государственные банки, золотой запас, алмазный и валютный фонд, республиканские пенсионный, страховые, резервные и иные фонды, средства производства в промышленности, предприятия транспорта, связи, информатики, ТЭК, иные предприятия и имущество.

Российскому государству принадлежат 13786 унитарных предприятий и 23099 учреждений[615]. Оно является участником (акционером) в 2500 АО, представляющих базовые отрасли народного хозяйства, где его доля превышает 25% уставного капитала (в том числе 382 АО – 100% акций, 470 АО – более 50% акций, 1601 АО – от 25 до 50% акций). Кроме того, в отношении 580 АО используется “золотая акция”[616].

В федеральной собственности закреплены пакеты акций еще 697 АО, которые производят продукцию (товары, услуги), имеющую стратегическое значение для обеспечения национальной безопасности государства. Перечень таких АО утвержден Постановлением Правительства Российской Федерации от 17 июля 1998 г. №784 “О перечне акционерных обществ, производящих продукцию (товары, услуги), имеющую стратегическое значение для обеспечения национальной безопасности государства, закрепленные в федеральной собственности, акции которых не подлежат досрочной продаже”. С учетом других актов в собственности РФ закреплены акции 847 АО[617].

Таким образом, государственная собственность включает предприятия следующих организационно-правовых форм: казенные предприятия, государственные или муниципальные унитарные предприятия[618] и акционерные общества с долей собственности РФ или ее субъектов. Именно данная часть государственной собственности является объектом дальнейшего анализа.

Определение методов управления государственной собственностью требует ее структуризации с целью выделения однотипных групп объектов, для которых целесообразно использовать одинаковые управляющие воздействия. В. Бандурин и В. Кузнецов выделяют три группы объектов по степени значимости и функциональному назначению.

Первая группаобъекты, предназначенные для выполнения общегосударственных задач, к числу которых следует отнести объекты, прямо связанные с обеспечением обороны и безопасности, функционированием органов государственной власти (законодательной, исполнительной, судебной); контролем за природопользованием и охраной окружающей среды, охраной памятников истории и культуры и т.д. В эту же группу должна быть включена большая часть природных ресурсов – недра, лесной фонд, водные ресурсы, воздушное пространство.

На данную группу должно распространяться исключительное право федеральной собственности, позволяющее прямо и оперативно применять все возможные методы управления, формулируемые исходя из меняющейся политической ситуации и оптимизируемые по критериям эффективности.

Вторая группа — объекты, обеспечивающие поддержание и развитие экономического потенциала страны — предприятия электроэнергетики, по добыче и переработке нефти и газа, по добыче и переработке драгоценных металлов и камней, радиоактивных и редкоземельных элементов, предприятия авиакосмической техники, атомного машиностроения, по разработке и производству систем вооружения и боеприпасов, трубопроводного транспорта и другие.

Перечень объектов этой группы с течением времени может меняться. По мере развития рыночного хозяйства и улучшения общей экономической ситуации в стране число таких объектов в составе федеральной собственности может сокращаться за счет их перехода в негосударственные формы, причем передача должна осуществляться только на основании критериев эффективности.

Для объектов второй группы наряду с федеральной допустимо существование совместной собственности, например, через закрепление за государством контрольных пакетов акций или специального права, предоставляемого “золотой акцией”.

Третья группа — объекты, через которые государство берет на себя функции проведения централизованной социально-экономической политики и социальной защиты населения: учреждения и организации здравоохранения; высшие и средние специальные учебные заведения; общеобразовательные школы; учреждения культуры и искусства; федеральные органы социального страхования и социального обеспечения; учреждения социальной защиты (дома престарелых, реабилитационные центры для инвалидов и др.).

На большинство объектов этой группы должно распространяться полное право федеральной собственности. Вместе с тем цели и методы управления имуществом таких объектов должны учитывать некоммерческий характер их деятельности и ориентироваться на рационализацию расходования федеральных средств, направляемых на соответствующие цели[619].

Объекты второй группы целесообразно дополнительно классифицировать по величине государственного участия, по степени закрепления государственной доли и по уровню ликвидности. Так, государственная доля в предприятии может составлять: 100% (государственные АО или унитарные предприятия); 75% + 1 акция (квалифицированное большинство акций); 50% + 1 акция (контрольный пакет акций); 25% + 1 акция (блокирующий пакет); "золотая акция".

По степени закрепления государственного участия можно выделить: казенные предприятия; предприятия с закрепленным у государства пакетом акций (не подлежат продаже); предприятия с частично закрепленным госпакетом акций (продажа по постановлению Правительства РФ); предприятия с незакрепленным госпакетом акций (продажа в обычном порядке).

По уровню ликвидности объекты государственной собственности (ГС) делятся на следующие категории:

§         низколиквидные (неликвидные) объекты ГС;

§         стабильные, среднерисковые объекты ГС;

§         высоколиквидные объекты ГС;

§         «голубые фишки» (blue chips) – акции компаний, ликвидность которых на рынке является наивысшей.

В целом приведенная классификация позволяет перейти к изложению проблем управляемости объектов государственной собственности.

14.1.3                Управляемость объектов госсобственности

Отличительная черта государственных предприятий — отсутствие права на свободную продажу всех остальных правомочий. Тем самым, во-первых, исключается возможность специализации разных членов “команды” в раздельном выполнении функции принятия риска и функции управления, как это происходит в частных корпорациях. Поэтому государственные агенты не будут распределяться в соответствии с относительными преимуществами, которыми они обладают в выполнении той или иной из этих задач. Во-вторых, становится невозможно выразить капитализированную стоимость будущих последствий текущих действий менеджмента, т.е. получить рыночную оценку его управленческой состоятельности. В-третьих, происходит ослабление контроля со стороны собственников (налогоплательщиков) за поведением менеджмента, поскольку они лишены права продать свою долю в капитале государственного предприятия. В-четвертых, из-за отсутствия возможностей для поглощений частный рынок оказывается незаинтересован в судьбах государственных предприятий. Он будет уклоняться от участия в их реорганизации[620]. Поэтому возможности менеджеров получать разного рода неденежные удовлетворения за счет ресурсов предприятия оказываются намного выше.

Многие исследования зарубежных экономистов по анализу сравнительной экономической эффективности предприятий, находящихся в собственности государства и частных лиц, показывают, что государственные предприятия при прочих равных условиях проявляют следующие особенности: устанавливают более низкие цены на свою продукцию; имеют большие мощности; больше средств тратят на строительство зданий и помещений; используют более капиталоемкие технологии; имеют более высокие операционные издержки; реже пересматривают цены, слабее реагируют на изменения в спросе; производят менее разнообразную продукцию; медленнее осваивают новую технику; имеют более продолжительные сроки службы высших управляющих[621].

Исследование Р. Капелюшниковым предприятий российской промышленности в 1997-1999 гг. показало, что предприятия с крупнейшим собственником в лице государства находятся в заметно более тяжелом положении в сравнении с предприятиями других форм собственности[622]. Они имели более низкие показатели загрузки производственных мощностей (52%) и рабочей силы (75%), две трети предприятий из этих групп оценивали свое текущее финансовое положение как "плохое", каждое второе было убыточным. Эти предприятия чаще других прибегали к бартеру и были лидерами по производству убыточной продукции (на ее долю приходилась почти четверть всего выпуска). При этом они поддерживали объем производственных мощностей практически на неизменном уровне и увеличивали численность занятых, что можно рассматривать как свидетельство устойчивого нежелания государственных предприятий расставаться с избыточными активами, будь то физический или человеческий капитал.

Предприятия с доминированием государства также проигрывали всем остальным группам предприятий как с точки зрения использования производственных активов, так и с точки зрения текущего финансового положения. Доля бартерных сделок достигала на них 70%, никакого денежного вознаграждения в течение месяца, предшествовавшего опросу, не получила треть их персонала! Но, несмотря на это, государственные предприятия продолжали поддерживать практически неизменным запас производственных мощностей и наращивали численность рабочей силы. Характерно также, что доля вынужденных увольнений в общем числе выбытий была у них минимальной — 9% против 10-23% в группах предприятий других форм собственности.

Уровень задолженности перед банками у преимущественно государственных предприятий превосходил более чем вдвое тот уровень, который они считали для себя "нормальным". Поэтому неудивительно, что среди государственных предприятий каждое второе предприятие не предполагало обращаться в следующем квартале за получением кредита. Государственные предприятия имели почти вдвое ниже ставку процента, по которой планировали получать кредиты в начале 1999 г. (20%, в сравнении с 35-40% для предприятий других форм собственности). Это позволяет предполагать наличие у них доступа к льготным кредитам, по ставкам ниже рыночных. Государственные предприятия имели самую высокую долю средств, поступавших из внешних источников, — 45%. Скорее всего, причиной этого было предоставление им субсидий со стороны государства. Но их инвестиционные проекты отличались самой низкой рентабельностью, составившей лишь 5%. Возможно, это свидетельствует о вынужденном характере значительной части осуществлявшихся ими капиталовложений.

Таким образом, в условиях переходной экономики России государственные предприятия в целом сохраняют вышеназванные негативные особенности управления. Кроме того, именно они в наибольшей степени сохраняют стереотипы "нерыночного" поведения и имеют наибольшие препятствия на пути реструктуризации.

Результаты проведенных исследований подтверждают, что в рамках режима государственной собственности особенно остро стоит проблема управления поведением исполнителя. Основные претензии государства как собственника к деятельности менеджеров акционерных компаний с государственным участием сводятся к непрозрачности деятельности как для рядовых акционеров, так и для государства; уменьшению доли “сторонних” акционеров путем осуществления дополнительной эмиссии без их согласия в пользу “своих” инвесторов; перекачиванию материальных и финансовых активов из материнской компании в дочерние, как правило, контролируемые менеджерами или связанными с ними фирмами.

В унитарных государственных предприятиях существуют и свои специфические проблемы управления. До сих пор отсутствует полный реестр унитарных предприятий, содержащий информацию об их активах и основных результатах финансово-хозяйственной деятельности. Анализ деятельности унитарных предприятий позволяет предположить, что их количество явно не соответствует возможностям государства по управлению ими и контролю их деятельности. Во многом это связано с тем, что отсутствуют четкие критерии необходимости создания и функционирования унитарных предприятий. Многие из этих предприятий получили свой статус в основном в силу низкой ликвидности имущества, поэтому их основная деятельность не всегда отвечает интересам государства.

Другая группа проблем унитарных предприятий связана с несовершенством формальных институтов. Так, функции по управлению унитарными предприятиями (равно как при осуществлении полномочий собственника) четко не разделены между федеральными органами исполнительной власти; организационно-правовая форма ряда унитарных предприятий, созданных до вступления в силу Гражданского кодекса РФ, не предусмотрена действующим законодательством; с большинством руководителей унитарных предприятий контракты не заключены, а имеющиеся не предусматривают ответственности руководителей. При этом трудовое законодательство, эффективно защищая права руководителей, создает значительные трудности для применения к ним мер ответственности за результаты деятельности предприятия.

В соответствии с законодательством руководитель унитарного предприятия имеет широкий круг полномочий в отношении государственного имущества, включая самостоятельное управление финансовыми потоками и использование прибыли. При этом круг полномочий собственника определен исчерпывающим образом. Не предусмотрено обязательное проведение периодических аудиторских проверок, что затрудняет контроль за их финансово-хозяйственной деятельностью.

На практике широкие полномочия руководителей унитарных предприятий в отсутствии действенных инструментов и порядка управления, контроля и мотивации руководителей приводят к переводу части финансовых потоков унитарных предприятий в фирмы-спутники, заключению инсайдеровских сделок в интересах руководителей, к недополучению доходов в федеральный бюджет. Неудивительно в этой связи, что Закон “О государственных и муниципальных предприятиях в РФ” (который должен дополнить соответствующие нормы Гражданского кодекса РФ) до сих пор не принят[623].

14.1.4                Поиск эффективных механизмов управления государственной собственностью

Основным элементом механизма управления предприятия с государственным участием является институт государственных представителей. Этими представителями могут быть государственные служащие или иные граждане РФ по договору на представление интересов государства в АО. В настоящее время количество государственных представителей составляет около 2000 человек, из которых 92% — работники федеральных органов исполнительной власти, 8% — работники различных ведомств. Привлечение профессиональных менеджеров к управлению государственными пакетами акций носит единичный характер (основные причины – неурегулированность оплаты их деятельности, сложный механизм передачи пакетов акций в доверительное управление).

По имеющимся оценкам, этот институт не может быть признан эффективным. Представительство в нескольких АО, отсутствие квалификации, отсутствие материальных (легальных) стимулов, отсутствие внятных (оформленных в договорах) целей представительства, отсутствие механизмов имущественной ответственности для снижения рисков государства, отсутствие отчетности о состоянии дел в АО и принятых решениях и др. резко снижают эффективность деятельности государственного представителя. При этом одинаковые требования предъявляются к АО с разными долями участия государства, хотя возможности влияния отнюдь не равнозначны. Поэтому управление предприятиями со стороны представителей государства носит формальный и пассивный характер[624]. По словам бывшего председателя ГКИ А.Коха, в 1996 г. при номинальной стоимости государственного пакета акций в 7 трлн. руб. (а экспертная оценка пакета — 1500 трлн. руб.) было получено 120 млрд. руб. в качестве дивидендов, т.е. 2% годовых, что в 10 раз ниже уровня инфляции[625].

Иногда деятельность государственных представителей наносит прямой ущерб государству. Так, на ряде стратегически важных для обеспечения национальной безопасности предприятий государственным представителем было допущено размывание федерального пакета акций[626]. Единичные примеры активного вмешательства представителей государства в деятельность курируемых предприятий в основном связаны с личными качествами государственных служащих. Таким образом, отсутствие эффективных институтов управления объектами государственной собственности создает ситуацию, когда результаты управления оказываются зависимыми от конкретных личностей.

Весьма низкий уровень управления федеральными пакетами акций 1993-1996 гг. обусловил продолжение поиска новых методов управления смешанной собственностью, адекватных реалиям постприватизационного периода. Альтернативой институту государственных представителей в настоящее время могут стать представление интересов государства в АО на договорной основе (для физических лиц — институт поверенных в делах государства) и передача пакетов акций в доверительное (трастовое) управление.

Попытки использования других вариантов распоряжения государственным имуществом в основном выразились в залоге государственных пакетов акций для получения кредитов коммерческих банков. Особенности организации залоговых аукционов (например, заявки участников принимал банк, который также участвовал в аукционе) и их результаты позволяют предположить, что государственные органы явились в данных случаях выразителями интересов не общества в целом, а его отдельных членов. Фактически залог акций завершился их продажей, ни по одному из обязательств, обеспеченных залогом акций, кредит не был возвращен государством. Предполагаемое повышение эффективности деятельности предприятий, акции которых послужили предметом залога, в результате появления частного инвестора, по нашим оценкам, не состоялось.

В настоящее время сделаны лишь первые шаги по организации представления интересов государства в АО на договорной основе: приняты базовые документы для внедрения института поверенных, на базе 3 вузов (АНХ при Правительстве РФ, РЭА имени Г.В. Плеханова и Высшей школы приватизации и предпринимательства) начата подготовка таких специалистов из числа госслужащих и предпринимателей, некоторые уже прошли аттестацию. В целом этот механизм пока не работает, главным образом из-за отсутствия конкретных решений в вопросе об источниках оплаты соответствующей деятельности.

В качестве другого варианта повышения эффективности управления государственными пакетами акций рассматривается передача пакетов акций в доверительное (трастовое) управление.

Постановлением Правительства РФ от 7 августа 1997 г. №989 (редакция от 17 апреля 1998 г.) были утверждены общие (безотносительно отраслевой специфики) "Правила передачи в доверительное управление закрепленных в федеральной собственности пакетов акций, созданных в процессе приватизации, и заключении договоров доверительного управления этими акциями". Определялось, что доступ к этим операциям могут иметь физические лица, имеющие лицензию на работу с ценными бумагами, и юридические лица, чьи собственные средства составляют величину не менее 20% стоимости передаваемого в управление пакета акций.

Первоочередными объектами доверительного управления в декабре 1997 г. стали АО "Востсибуголь", "Хакасуголь". Однако дальнейшее продвижение в этом направлении затормозилось ввиду противоречий, возникших между федеральными органами управления и региональными властями.

Ограниченно или селективно использовались и другие инструменты управления государственными долями. Особо важным объектом, где происходило параллельное внедрение нескольких новых способов управления государственными пакетами акций, стало ОАО "Газпром". Здесь одновременно был заключен трастовый договор с руководителем Правления ОАО на управление 35%-ным государственным пакетом акций и учрежден новый орган представительства интересов государства в компании — коллегия, которая должна была действовать в рабочих органах ОАО и руководствоваться Основными положениями структурной реформы в сферах естественных монополий, одобренных Указом Президента РФ от 28 апреля 1997 г.
№ 426.

Коллегии представителей государства также действуют в АО "Росгазификация" и РАО "ЕЭС России" (позднее эта практика была распространена и на холдинг "Связьинвест"). В РАО "ЕЭС России" коллегия представителей государства была образована еще в 1992 г., но действовала во многом формально, не проходя персонального обновления. Сужение возможностей внутрикорпоративного контроля со стороны государства в РАО "ЕЭС России" во многом было предопределено вхождением президента РАО в число представителей государства, а также и тем, что интересы субъектов Федерации представляли, как правило, гендиректора региональных энергетических компаний. Эти обстоятельства во многом обусловили высокую степень конфликтности при реформировании этой естественной монополии в 1997-1998 гг.

Кроме того, "укрепление" того или иного предприятия (холдинга) с государственным участием иногда происходит за счет вклада в его уставный капитал государственных пакетов акций других предприятий (включение в уставный капитал "Связьинвеста" перед продажей его блокирующего пакета акций контрольных пакетов акций АО "Ростелеком", "Центральный телеграф", ряда других предприятий, аналогично — по ряду угольных и нефтяных компаний). Осуществлялась передача пакетов акций в доверительное управление управляющим (центральным) компаниям ФПГ или в управление холдинговым компаниям (ФПГ “Русхим”, РАО “Биопрепарат”, “Носта-Газ-Трубы”, АО “Росмясмолторг”, спецстроительство и др.). В качестве инструмента управления государственной собственностью применяются персональные назначения в Советы директоров постановлениями Правительства РФ или распоряжениями Президента РФ (РАО “Газпром”, РАО “Норильский никель”, нефтяные компании и др.), устанавливается порядок голосования государственным пакетом акций на собраниях акционеров. В некоторых случаях имела место реструктуризация ("секьютиризация") долгов бюджету, передача в зачет долгов федерального бюджета пакетов акций в некоторые регионы (Москва, Калмыкия, Кировская, Свердловская, Новосибирская области, Красноярский край), а также переаттестация государственных представителей, выявление фактов голосования за размывание федерального пакета.

Все вышесказанное со всей очевидностью свидетельствует о желательности достижения позитивных сдвигов в системе управления принадлежащей государству собственностью в рамках масштабной комплексной реформы всей системы управления государственным имуществом. В связи с данной проблемой Институтом экономики проблем переходного периода был разработан набор мероприятий краткосрочного, среднесрочного и долгосрочного характера.

По мнению экспертов Института, в краткосрочном плане (срок реализации — до 1 года) возможно проведение переаттестации государственных представителей с целью выявления тех АО, в которых они голосовали за размывание федерального пакета, и проверка таких предприятий на предмет соблюдения законодательства об АО.

В среднесрочном плане (со сроком реализации 2-3 года) основным вопросом является спецификация правомочий государства как собственника в различных АО в зависимости от ряда критериев, важнейшим из которых (до окончательного утверждения их перечня) следует считать размер доли государства в уставном капитале АО. Для крупных и мажоритарных пакетов акций (от 25% уставного капитала) речь должна идти о совокупности норм и процедур, позволяющих государству, как стратегическому собственнику, осуществлять функции управления, для миноритарных пакетов акций (менее 25%) — о совокупности норм и процедур, позволяющих государству, как одному из многих собственников, осуществлять функции контроля за деятельностью предприятия.

Спецификация правомочий государства как собственника в различных АО в сегодняшних условиях требует решения трех частных задач:

§           придание большей четкости и регламентированности деятельности лиц, представляющих интересы государства в АО, посредством внесения корректив в уже действующие нормативные акты по этим вопросам (в основном вне рамок законотворчества Федерального Собрания РФ);

§           введение элементарных механизмов контроля за финансовыми потоками и процессом воспроизводства капитала в смешанных компаниях с участием государства cо встраиванием этих механизмов в схемы деятельности лиц, представляющих интересы государства в АО;

§           инвентаризация и ранжирование имеющихся в собственности государства пакетов акций в регионально-отраслевом разрезе с точки зрения исполнения доходной части бюджетов всех уровней, проведения назревших институциональных реформ, а в дальнейшем — проведения активной структурно-промышленной политики.

При этом необходимо понимать, что одним лишь усилением регламентации деятельности представителей государства в АО нельзя добиться радикального повышения их ответственности за свои действия. Очевидно, что необходимы и позитивные стимулы. В этой связи законодательного разрешения требует одна из ключевых проблем в деятельности представителей государства в АО, связанная с неопределенностью в вопросах об источниках оплаты соответствующей деятельности. Эта проблема еще более усложнилась в связи с принятием нового закона о приватизации, согласно которому государственные или муниципальные служащие, представляющие интересы государства, не могут получать в открытых акционерных обществах вознаграждение в денежной или иной форме, а также покрывать за счет последних и третьих лиц расходы на осуществление своих функций.

В целях стимулирования работы представителей государства и поверенных необходимо предусмотреть отчисление им некоторой доли дивидендных выплат, которые поступают от госпакетов. В качестве механизмов контроля и предотвращения злоупотреблений возможно определение максимальных и минимальных границ отчислений.

В долгосрочном плане (срок реализации — до 5 лет) речь может идти о постепенном выстраивании логичной системы управления принадлежащими государству акциями, долями, паями в акционерных обществах и иных предприятиях смешанной формы собственности на основе индивидуального подхода к каждому объекту управления с использованием программно-целевых методов, что предполагает обязательное определение целей участия государства в капитале того или иного предприятия, четкую формулировку стоящих в связи с этим задач, документальную фиксацию путей воздействия на объект управления и наличие эффективных инструментов контроля[627].

*   *   *

 

Проблема остаточной государственной собственности является одной из самых сложных и актуальных в условиях переходной экономики. Ее особая острота обусловлена проблемами государственного бюджета и дефицитом финансовых ресурсов. В этой связи повышение эффективности управления объектами государственной собственности может стать одним из способов снижения дефицита бюджета и повышения платежеспособности страны.

Результаты процесса управления государственной собственностью определяют уровень жизни, социальную защищенность, состояние здоровья, интеллектуальное развитие, безопасность и многие другие общепризнанные человеческие ценности многих российских граждан. Государственная собственность охватывает огромное число объектов, расположенных на всей территории страны и за ее пределами, которые отличаются большим организационным и правовым многообразием, охватывают широкий спектр отраслей национального хозяйства и предназначены для использования в самых разнообразных направлениях.

В условиях государственной собственности крайним образом обостряются проблемы групповой собственности, результатом чего является сложность эффективного управления. Однако существуют механизмы, которые позволяют отчасти компенсировать вредное влияние дифференциации интересов или устранить основание оппортунистического поведения агентов. Прежде всего, это реальная возможность сменяемости государственных служащих. Часто данная форма контроля оказывается неэффективной ввиду значительных издержек измерения результативности деятельности исполнителей, несовершенства политического рынка и как следствие рациональной неосведомленности избирателей.

Стимулом повышения эффективности управления государственной собственностью может быть конкуренция со стороны других государств, угроза формирования экономической, а через нее и политической зависимости, утрата репутации, увеличение эмиграционных потоков.

Хотя в управлении государственной собственностью главная роль принадлежит совершенствованию формальных правил, однако именно здесь могут иметь большое значение неформальные институты, оказывающие прямое и косвенное регулирующее воздействие на объекты государственной собственности. В первую очередь речь идет о возрождении частично утраченной традиции бережного отношения граждан к социально значимым объектам государственной собственности — национальным паркам, памятникам природы, истории и культуры, спортивным и другим сооружениям, где невозможно или нецелесообразно постоянно поддерживать режим исключительного доступа. Пример же подобного должно подавать само государство и тогда в общественном сознании государственная собственность будет равнозначна национальной или народной собственности. Важное значение имеет также распространение идеологии, препятствующей оппортунистическому поведению, и создание институтов общественного контроля.

14.2          Государственное отраслевое регулирование
в постсоветской России

14.2.1                Причины регулирования

Считается, что особенности функционирования некоторых отраслей порождают необходимость прямого государственного регулирования их деятельности. Хотя рамки регулирования довольно гибкие, но основные причины прямого государственного регулирования можно объединить в четыре группы[628].

1) Естественная монополия[629]. Классическими примерами естественных монополий на федеральном уровне являются передача электроэнергии, нефти и газа, железнодорожная инфраструктура, а также отдельные подотрасли связи, а на региональном уровне — коммунальные услуги, включая теплоснабжение, канализацию, водоснабжение и т.д. В условиях монополии при отсутствии регулирования фирма устанавливает такой максимизирующий прибыль объем выпуска, что ресурсы оказываются распределены неоптимально, потому что монопольная цена выше предельных издержек, а выпуск оказывается меньше, чем общественно необходимый. Потребители лишаются премии, а фирма получает сверхприбыль, которая способствует неравенству доходов в обществе. Следовательно, естественная монополия нуждается в регулировании, результатом которого должно быть установление цены, близкой к цене конкурентного рынка, но обеспечивающей покрытие высоких постоянных затрат.

2) Отрасли, свободный вход в которые приводит к грубому нарушению общественного порядка. Например, регулирование теле- и радиовещания не связано с обеспечением экономической эффективности, однако вещание ограничено определенными волнами и каналами, поэтому свободный вход в данные отрасли может привести к распространению помех в эфире. Возникает необходимость лицензирования этих видов деятельности, как способ ограничения входа в отрасли, а ценовое регулирование здесь, как правило, отсутствует.

3) Возможность деструктивной конкуренции. Отрасли с такими характеристиками, как высокая капиталоемкость и наличие избыточных мощностей, нуждаются в защите от деструктивной конкуренции. Избыточные мощности в условиях конкуренции побуждают к неоправданному снижению цен. Высокая капиталоемкость отражается в высокой доле постоянных издержек. Конкурентное падение цен может привести к их снижению до уровня средних переменных издержек. Следовательно, в таких отраслях ценовые войны разрушительны и для производителя, и для потребителя. Кроме того, в данных отраслях, как правило, регулируется уровень не максимальных, как в случае естественной монополии, а минимальных цен. Примером отраслей, где возможно появление деструктивной конкуренции, являются некоторые виды транспорта[630].

4) Острое общественное неприятие "несправедливости", возникающей иногда в отраслях общественного значения. Одним из ярких примеров является экономика железных дорог. Острая конкуренция на железных дорогах действительно может создать реальные проблемы. Более ста лет назад сосуществование в отрасли конкурентной (на маршрутах с большим объемом движения) и монопольной (на маршрутах с низким спросом) моделей стало причиной значительной разницы тарифов в различных городах США. В городах, где отсутствовала конкуренция, тарифы были выше, чем в тем местах, где сосуществовали две или более железнодорожных компании. Кроме того, на многих неконкурентных маршрутах тарифы на короткие расстояния превышали тарифы на конкурентные длинные маршруты, в противоречие общему представлению о том, что тарифы должны увеличиваться по мере роста издержек вместе с расстоянием. Крупные перевозчики часто предлагали более привлекательные тарифы, чем небольшие компании. Разница тарифов привела к большому возмущению неудовлетворенных пассажиров, их многочисленные обращения в государственные органы послужили причиной принятия мер по регулированию тарифов в отрасли[631].

Схематически причины регулирования изображены на рисунке 14.1.

 

Рис. 14.1. Причины регулирования отраслей

 

В системе мер государственного регулирования отраслей наибольшее значение имеет ценовое регулирование, так как именно оно определяет доходность предприятия и платежеспособный спрос потребителей.

Очевидно, что главным аргументом регулирования является общественная значимость отрасли или продукции. Наличие естественной монополии может быть лишь одной из нескольких причин необходимости ее регулирования. Не каждая естественная монополия регулируется, не всякая регулируемая отрасль относится к естественной монополии. Однако большинство регулируемых отраслей имеют в своем составе естественно монопольные сегменты.

В порядке убывания государственного вмешательства можно выделить: государственную компанию с государственным управляющим, государственную компанию с частным управляющим и частную регулируемую компанию. Этим трем формам соответствуют три формы контрактов[AE2] : операционные (performance), управленческие (managerial) и регуляционные (regulation)[632]. Объектом настоящего анализа являются регуляционные контракты, а также адаптивное поведение частных регулируемых компаний (государство может быть одним из акционеров такой компании).

Следует отметить, что государственные компании демонстрируют во многом сходные с частными регулируемыми фирмами модели поведения. Данное обстоятельство связано с повышенной сложностью контроля эффективности управления государственной собственности, в рамках которой зачастую создаются условия для стихийной или спонтанной приватизации.

 

14.2.2                Регулирование: нарушение прав собственности или специфический контракт?

Инструментарий новой институциональной теории позволяет рассматривать государственное регулирование фирм с двух позиций: как размывание прав собственности[633] и как долговременный специфический контракт между государством и фирмой, занимающейся особым видом деятельности.

Через контроль ценообразования для большинства регулируемых предприятий в одностороннем и принудительном порядке государством вводятся ограничения на допустимый размер прибыли фирмы, то есть ограничивается ее право на присвоение остаточного дохода. Таким образом, происходит размывание прав собственности, которое перестраивает ожидания экономического агента, снижает для него ценность ресурса, меняет условия обмена. Регулируемые фирмы вынуждены вырабатывать адаптивные модели поведения, минимизирующие издержки или упущенную прибыль, возникающие вследствие государственного регулирования. Следовательно, действия государства по регулированию ценообразования частных фирм не могут соответствовать критерию эффективности и снижают уровень благосостояния общества.

Однако критерию эффективности не противоречит дифференциации прав собственности, которая носит добровольный и двусторонний характер. Главный выигрыш от рассредоточения правомочий теоретиками прав собственности видится в том, что экономические агенты получают возможность специализироваться в реализации того ли иного частичного правомочия (например, в праве управления или в праве распоряжения капитальной стоимостью ресурса). Перераспределение прав в соответствии с относительными преимуществами, которые имеет каждый из участников хозяйственного процесса в каком-то виде деятельности, повышает общую эффективность функционирования экономики[634].

Вместе с тем экономисты признают, что в реальности отделить процессы расщепления от процессов размывания прав собственности очень трудно: "Никакая четкая граница, — пишет С. Чен, — не отделяет ограничения прав, являющиеся результатом частных договоров, от ограничений, подпадающих под юрисдикцию судов или принудительную власть правительства"[635].

Поэтому регулирование одновременно можно трактовать как контракт между государством и фирмой, который является добровольным и соответствует интересам обеих сторон. Посредством такого контракта государство реализует общественный интерес: избыточная прибыль, которая может быть получена в некоторых отраслях в силу естественных условий их организации, должна поступать потребителям в форме дохода от снижения цен. А фирма, в соответствии с контрактом, получает доступ к специфическим ресурсам или особому виду деятельности, и главное — полную или частичную защиту от конкурентов.

В этом случае возникают проблемы эффективности контракта и контроля его соблюдения. Эффективными считаются такие контрактные отношения, которые минимизируют трансакционные издержки путем создания системы стимулов для участников обмена и механизма разрешения конфликтов, что способствует повышению благосостояния обеих сторон. Таким образом, анализ контрактных проблем может быть дан на основе таких ключевых параметров, как (1) информация, необходимая для оценки результативности деятельности регулируемого предприятия; (2) система стимулов повышения эффективности предприятия, вознаграждения и санкции; (3) достоверность обещаний сторон. В этом случае рассматриваемые ниже модели адаптационного поведения регулируемых фирм связаны с уклонением от соблюдения контракта и могут быть оправданы только в случае заключения контрактов, не отражающих интересы регулируемых фирм или в случаях оппортунистического поведения государства при выполнении своих контрактных обязательств.

Для исследования российской ситуации нами принимается контрактная теория регуляционных отношений. Все регулируемые фирмы до перехода страны к рыночным отношениям находились в государственной собственности. Передачу части собственности от государства в частное владение можно рассматривать как одно из условий контракта в обмен на частичное ограничение права присвоения новым собственником остаточного дохода.

Контрактный подход к регулированию, однако, не исключает необходимости совершенствования самих контрактов, а также наличия оппортунистического и рентоориентированного поведения со стороны государства.

 

14.2.3                Способы адаптации  регулируемых фирм

Особенности регуляционных контрактов приводят к формированию регулируемыми фирмами особых форм поведения, которые не свойственны фирмам, действующим в условиях конкуренции. Регулируемые фирмы в условиях российской действительности должны приспосабливаться не только к издержкам, которые они несут в связи с регулированием, но и к устойчивому неисполнению условий контрактов со стороны государства. Несмотря на наличие особенностей российской действительности, поведение регулируемых фирм в целом укладывается в традиционные виды: неоправданное завышение издержек, поиск ренты и различные формы оппортунистического поведения.

Завышение издержек. В условиях регулируемого ценообразования акционеры более терпимо относятся к оппортунистическому поведению менеджеров. При наличии верхнего предела прибыли менеджеры могут удовлетворять свои личные потребности, не ущемляя их интересов. Стремление акционеров фирмы-монополиста к получению прибыли ослабевает, а расходование средств администрацией становится более бесконтрольным. Поведение менеджеров регулируемой фирмы характеризуется стремлением превратить всю "избыточную" прибыль в разного рода неденежные формы.

В. Кокорев показывает, что сдерживание цен на продукцию естественной монополии на уровне средних издержек приводит к росту трансформационных и трансакционных издержек[636]. Рост трансформационных издержек обусловлен недостаточными стимулами к экономному расходованию ресурсов в условиях установленной государством, а не рыночной конкуренцией цены. Рост имплицитных трансакционных издержек связан с тем, фирма-монополия менее заинтересована в проведении мероприятий по внедрению новых технологий или рационализации структуры управления, результатом которых может стать оптимизация материальных и финансовых потоков[637].

Рост эксплицитных трансакционных издержек находит свое отражение в более быстром росте накладных расходов[638]. В. Кокорев считает, что менеджеры естественно-монопольных компаний имеют сильные стимулы к увеличению не только личного богатства, но и благосостояния всего бюрократического клана. "«Плюшевые» офисы для руководителей, бассейны для сотрудников, кафетерии с дотируемыми ценами и т.п. — все это ложится ощутимым бременем на плечи покупателей продукции естественной монополии".[639] Трансакционные издержки возрастают вместе с увеличением бюрократического аппарата и возможностей для коррупции.

Таким образом, вся "избыточная" прибыль потребляется внутри фирмы, а регулирующим государственным органам она демонстрируется под видом более высоких издержек. Поэтому основную часть дополнительного дохода, права на который лишены акционеры, присваивают не столько потребители, сколько менеджеры регулируемых фирм.

Российская практика дает многочисленные примеры завышения издержек субъектами естественной монополии. Во всех отраслях, содержащих естественно-монопольные сегменты, заработная плата традиционно превышает среднюю заработную плату по промышленности, их работники пользуются большими социальными льготами по сравнению с работниками других отраслей.

Проведенные Госстроем комплексные аудиторские проверки предприятий ЖКХ во многих городах показали, что в большинстве случаев имело место завышение реальных расходов на 30-40%. Причинами завышения тарифов обычно являлись завышение заработной платы сотрудников и рентабельности, незаконное списание материально-технических ресурсов, расходование выделенных средств не по назначению. По некоторым оценкам, только в результате финансовых злоупотреблений производственные услуги дорожают на 10-15%[640].

В результате аудиторских проверок локальных естественных монополий, действующих в отрасли жилищно-коммунального хозяйства Ростовской области[641], также были выявлены такие типичные нарушения, как завышения заработной платы и тарифной ставки рабочих первого разряда основной профессии (соответственно, и общего фонда заработной платы), завышение эксплуатационных расходов, отнесение непроизводственных затрат на себестоимость реализованной продукции. В некоторых тарифах учитывались даже расходы на заграничные командировки.

Значительные резервы сокращения себестоимости были вскрыты при проверке цепочки дочерних независимых фирм субъектов естественных монополий — "подрядчиков" и "субподрядчиков", рентабельность которых превышала порой 50% за счет увеличения тарифов на ремонтные работы в среднем на 20%. Через сеть подрядчиков также втридорога закупались сырье, материалы, оборудование.

Монополисты активно манипулируют амортизацией и ремонтным фондом: завышают стоимость основных фондов, увеличивают амортизационные отчисления. Занижение налогооблагаемой прибыли позволяет им создавать неконтролируемые финансовые резервы. Задача же обновления производственного парка как не решалась, так и не решается.

Поиски ренты и квазиренты. Регулирование деятельности отдельных отраслей в той или иной форме может приводить к созданию ренты [AE3] или квазиренты [AE4] для фирм. Для регулируемой фирмы рента возникает, если установленная на рынке цена p больше, чем минимальная цена p’[642], достаточная для того, чтобы привлечь фирму на данный рынок, и равна (p — p’)•q, где q — объем реализованных товаров. Квазирента появляется в случае, если регулируемая цена p выше средних переменных издержек р , и на объем выпуска q квазирента равна (p — р)•q.

Существование ренты и квазиренты создает стимулы у регулируемых фирм для расходования ресурсов в попытках воздействия на государственные органы в целях ее перераспределения. Фирмы добиваются распределения ренты и квазиренты в свою пользу, прибегая к формальным и неформальным способам, вплоть до подкупа государственных чиновников. Результатом такого поведения является, с одной стороны, принятие регулирующими органами предвзятых решений, а с другой стороны, расходование ресурсов вне связи с полезной деятельностью. Часто эти издержки компенсируются в очень небольшой степени или вообще не компенсируются получаемыми выгодами. Виды деятельности, которые не имеют никаких социальных функций помимо перераспределения ренты или квазиренты, называют поиском ренты, а издержки, связанные с затратами ресурсов и искажением решений в результате такой деятельности, — издержками влияния[643].

Таким образом, поведение регулируемых фирм характеризуется поиском ренты и квазиренты и способствует росту издержек влияния, бремя которых в конечном счете перекладывается на покупателей продукции регулируемых фирм.

Результатом подобного поведения регулируемых фирм может быть "захват" органов регулирования. Согласно теории "захвата" (Capture Theory), разработанной представителями чикагской школы, часто фирмы заинтересованы в регулировании отрасли, потому что в этом случае они могут "захватывать" (убеждением, взятками или угрозами) органы регулирования и использовать их с целью защиты от конкуренции. Сначала компании лоббируют законодательные органы, добиваясь статуса регулируемой отрасли, затем предпринимают попытки "захвата" самих работников регулирующего органа.

 

Сторонники этой теории обычно полагают, что соответствующая цель регулирования состоит в исправлении рыночной неэффективности. Однако давление отрасли на органы регулирования на позволит принять необходимые нормативные документы и ликвидировать рыночные провалы.

В доказательство этой теории приводится тот факт, что различные заинтересованные группы по-разному воздействуют на регулирование. Заинтересованные группы конкурируют друг с другом в своем влиянии на законодательные органы: лучше организованные и наиболее влиятельные тратят больше средств, пытаясь продвинуть собственные интересы через законодательные органы и вызвать симпатии регуляторов. Согласно более общей теории заинтересованных групп (Interest-Group Theory)[644], группы фирм, потребителей или другие группы могут "захватывать" регулирующий орган прямо или косвенно. При этом доминирующие группы получают выгоды за счет других групп.

Называют три причины, почему регулирующие органы, скорее всего, окажутся "захваченными"[645].

Во-первых, регулирующие органы обычно укомплектовываются экспертами по регулируемой отрасли, которые работали в данной отрасли или в близких правительственные органах и, следовательно, им дороги интересы отрасли.

Во-вторых, сотрудники органов регулирования часто ожидают получить привлекательные рабочие места в регулируемых компаниях после увольнения из органов регулирования. Услуги экспертов по регулированию действительно ценны для компаний, и перспективы получения работы могут увеличивать их симпатии к регулируемой фирме.

В-третьих, так как регулирующие комиссии часто ограничены в ресурсах, они могут полагаться на хорошее финансирование многих из своих расходов регулируемыми предприятиями. Эти расходы могут быть "возмещены" регулируемым компаниям в форме повышения разрешенной прибыли.

В истории развития регулирования в США и других развитых странах можно найти факты, действительно подтверждающие эти теории[646]. Так, Р. Эскерт показывает, что вновь назначаемые работники органов регулирования в своем большинстве ранее были заняты на государственной службе, в то время как после увольнения из органов регулирования большая их часть уходит работать в регулируемые отрасли[647].

Проблема кадрового обеспечения является актуальной и для российских органов регулирования. Заработная плата государственных служащих значительно ниже заработной платы работников аналогичного уровня во многих регулируемых компаниях, поэтому оказывается довольно сложным привлечь к регулированию квалифицированных сотрудников. Уже известны примеры, когда лучшие из отраслевых специалистов, бывшие сотрудники регулирующих органов, уходят на высокооплачиваемые должности в регулируемые компании.

Результаты совместного исследования Европейского банка реконструкции и развития и Всемирного банка 3 тыс. компаний в 20 странах с переходной экономикой показывают, что степень "захвата" государственных органов отдельными компаниями наиболее высока в Молдове, России, Украине, Азербайджане[648]. При этом более высокая степень "захвата" государства сочетается с меньшей эффективностью государственного управления[649].

 

Теория заинтересованных групп объясняет также появление перекрестного субсидирования во многих регулируемых отраслях. В результате перекрестного субсидирования часто оказывается, что доминирующая группа потребителей получает преимущества над другими группами через решения регулирующих органов о необходимости субсидирования. Гипотеза о том, что регулирующие органы порождают перекрестное субсидирование, была проверена на основе статистических данных за периоды в истории Америки, когда еще оставались несколько нерегулируемых штатов. Промышленные потребители покупают большие количества электроэнергии, чем домохозяйства, их число относительно невелико, так что они могут более эффективно лоббировать регуляторов. Таким образом, согласно этой гипотезе, отношение тарифов для населения к тарифам для промышленных потребителей должно быть выше в регулируемых штатах, при том, что различия в издержках обеспечения услуг обеим группам не существенны. Статистические исследования подтвердили эту гипотезу: регулирование вынуждало население субсидировать промышленных потребителей[650].

Однако возможность "захвата" регулируемого органа может быть ослаблена, если отрасль регулируется несколькими комиссиями. В этом случае давление со стороны доминирующей группы на нескольких регулирующих субъектов затруднено. Тот же эффект наблюдается, когда регулирование отрасли осуществляется на разных уровнях — и федеральными, и региональными органами одновременно. Например, утверждение тарифов на многие жилищно-коммунальные услуги в России осуществляется вначале местной тарифной комиссией, а затем региональной, и вводится решением главы региональных властей. Однако в этом случае издержки влияния повышаются вместе с ростом масштабов регулирования.

Неэффективность регулирования проявляется в резко различающихся результатах воздействия на цены. В ряде исследований американских ученых эмпирически было доказано, что в таких отраслях, как электроэнергетика и телефонное обслуживание, регулирование способствовало установлению цен на 10-20% ниже в сравнении с нерегулируемой монополией. Но эти рынки представляют случай устойчивой естественной монополии. Напротив, в отраслях транспорта, где естественная монополия не является устойчивой, и где в прошлом конкуренция была официально подавлена через ограничение входа и контроль минимальных цен, эмпирические исследования показывают противоположные результаты. Регулирование в этих отраслях американской экономики способствовало повышению цен. До отмены государственного контроля в середине 1960-х гг. регулирование железных дорог, грузового и водного транспорта, возможно, стоило американцам целых $4 — 9 миллиардов в год за счет более высоких тарифов[651]. Подобные заключения были сделаны и относительно регулирования авиаперевозок. За период 1969-1974 гг., регулирование, по оценкам Т. Килера, способствовало повышению стоимости авиабилетов в среднем на 22 — 52%. Ежегодно это составляло от $1,4 до $1,8 миллиардов долларов общественных потерь[652]. Главные причины этих непомерных тарифов — различные формы X-неэффективности, появившейся в результате неоправданного регулирования этих отраслей.

Ярким примером неэффективности регулирования служит сравнение нерегулируемых внутриштатных и регулируемых федеральных тарифов на авиарейсы по Калифорнии и Техасу. В 1975 году на маршрутах одинаковой длины и соединяющих одни и те же города, внутренние тарифы были существенно ниже. Дерегулирование авиалиний и грузовых перевозок в концу 1970-х и начале 1980-х привело к снижению цен, главным образом из-за появления новых конкурентов. Например, стоимость авиабилетов на рынках, обслуживаемых People Express, уменьшилась на 40 — 50%. За период с 1976 по 1983 гг. цены на грузовые перевозки на коротких и средних расстояниях упали на 12-14 %[653].

Однако многие из этих достижений впоследствии были утеряны. Причиной, по мнению большинства экономистов и политиков, послужила снисходительная антимонопольная политика в течение правления администрации Рейгана, поощряющая слияние компаний и недобросовестную конкуренцию. Таким образом, дерегулирование приветствуется лишь в той мере, в которой оно заменяет регулирование конкуренцией.

Оппортунистическое поведение. Характерной особенностью регулируемых фирм является наличие оппортунистического поведения в следующих формах: сокрытие информации от регулирующего органа; злоупотребление монопольным положением; снижение качества продукции и услуг.

Завышение издержек тесно связано со стремлением регулируемых фирм к информационной закрытости. В российской экономике реальное положение дел монополистов является, как правило, тщательно скрываемой информацией, регулирующий орган не всегда имеет дело с достоверными и надежными данными. Таким образом, трудности создания эффективной системы регулирования социально значимых отраслей в российской экономике усугубляются также непрозрачностью финансовых потоков в регулируемых отраслях.

Так как во многих случаях регулируемые фирмы оказываются монополистами на рынке, практика выявляет немало фактов злоупотребления монопольным положением. Практически раз в месяц Министерство по антимонопольной политике России возбуждает дела о нарушении антимонопольного законодательства в отношении МПС России, и ежегодно антимонопольными органами рассматривается порядка 200 заявлений по фактам нарушений антимонопольного законодательства железными дорогами. Эта статистика достаточно стабильна в течение ряда последних лет[654]. Среди типичных примеров — расширение утвержденного МПС и Минэкономики перечня работ и услуг, оплачиваемых по договорным тарифам. Вместо регулируемых тарифов потребителям часто навязываются необоснованно высокие договорные тарифы или дополнительные услуги, не предусмотренные прейскурантом, часто завышаются объемы фактически проведенных работ и оказанных услуг. Как правило, такие ситуации имеют место в районах, где железные дороги являются практически единственным видом транспорта. Также наблюдается дискриминация грузовладельцев, имеющих собственный подвижной состав. За перевозку собственным парком даже по официальным расценкам им приходится платить больше, чем за перевозку парком железной дороги.

Другой формой оппортунистического поведения регулируемых фирм является снижение качества производимой продукции или услуг. Во многих регулируемых отраслях существуют высокие издержки измерения качества производимой продукции или услуг, поэтому регулируемая фирма имеет возможности снижать качество в условиях установленных государством цен.

 

 

 

 

14.2.4                Особенности регулирования в России

Контракты между государством и регулируемыми фирмами большей частью являются формальными. Одновременно в этой сфере достаточно широко используются и имплицитные контракты. В существующих условиях неопределенности регуляционные контракты не могут быть полными.

Российская ситуация характеризуется низкой формализацией контрактных отношений. Это служит источником противоречивости государственного регулирования. Так, многим регулируемым отраслям в период перехода к рынку государством были определены взаимоисключащие роли — обеспечивать экономический подъем и развитие экономики и одновременно служить основным источником доходов государственного бюджета всех уровней, а также обеспечить выполнение социальных функций. При этом приоритетными оказались фискальная и социальная функции.

Неэффективность существующих контрактов между государством и регулирующими органами в России отражается в наличии практики перекрестного субсидирования. Покупатели регулируемых предприятий делятся на три группы: население, бюджетные организации и коммерческие потребители. Как правило, органы регулирования устанавливают наименьшие тарифы для населения, часто на уровне или даже ниже себестоимости. Тарифы для бюджетных организаций выше, но эту группу потребителей отличает крайне низкая дисциплина платежей. Самыми высокими оказываются тарифы для коммерческих потребителей. Таким образом, в большинстве случаев решается проблема доходов, выпадающих за счет первых двух групп потребителей. Но спрос коммерческих потребителей является наиболее эластичным, они проявляют большую активность в поиске альтернативных поставщиков услуг там, где это возможно. Многие предприятия строят собственные генераторы электрической энергии и водозаборы с высокой себестоимостью производства, предпочитают использовать сотовую связь для междугородных и международных переговоров вместо электросвязи и т. д. При этом издержки предприятий оказываются сравнимыми с регулируемыми тарифами, а качество услуг и надежность поставок намного выше. Таким образом, регулируемые фирмы теряют наиболее выгодных клиентов, а значит, и значительную часть дохода. Если эти тенденции окажутся устойчивыми, то в недалеком будущем основными потребителями продукции и услуг регулируемых компаний останутся бедное население и неплатежеспособные бюджетные организации.

 

Особо нужно сказать о задолженности бюджетных организаций, которая составляет значительную долю в общей сумме задолженности. Ведь именно само государство как собственник этих предприятий в конечном счете оказывается должником регулируемых компаний. Таким образом, неплатежи со стороны бюджетных организаций являются проявлением нарушения контракта государства и регулируемых фирм. Достоверность обещаний и дисциплина выполнения обязательств со стороны государства как института, определяющего правила игры в целом, имеют важнейшее значение для повышения эффективности контрактных отношений.

Особенностью отношений данных сторон является ситуация, когда одна из сторон контракта (государство) выступает в то же время в качестве арбитра в разрешении спорных вопросов. Поэтому совершенствование регуляционных контрактов должно быть направлено на повышение их формализации, полноты и эффективности.

14.2.5                Как отрегулировать систему регулирования

Совершенствование отраслевого регулирования в России связано со следующими важнейшими направлениями. Прежде всего, необходимо четкое определение критериев целесообразности регулирования для различных отраслей: при каких условиях отрасль или производство отдельных видов продукции должно подвергаться регулированию и, что особенно важно, когда и при каких условиях возможно дерегулирование и каков его механизм. Ведь "регулирование в лучшем случае является бледной заменой конкуренции. Оно не может предписывать качество, повышать эффективность, или требовать инноваций, потому что такое действие вторглось бы в сферу управления. Но когда оно оставляет эти вопросы на усмотрение отрасли, это отрицает защиту потребителей, которую допускает конкуренция. Регулирование не может устанавливать цены ниже издержек компании, однако они могут быть завышены. Конкуренция способна на это, и компания с высокими издержками вынуждена искать средства для их сокращения. Регулирование не увеличивает потребление, устанавливая цены на самом низком уровне в соответствии со справедливой доходностью. Конкуренция дает и такой результат. Регулирование не в состоянии поощрять деятельность в общественных интересах, вознаграждая и штрафуя. Конкуренция способна и на это"[655].

В тех же случаях, когда регулирование действительно необходимо, оно будет наиболее эффективно при создании механизмов, обеспечивающих эффективные контрактные отношения между всеми сторонами, а также в условиях соответствующей институциональной среды.

Крупнейшие российские многопродуктовые компании ОАО "Газпром", РАО "ЕЭС России", железные дороги под управлением МПС имеют в своем составе естественно-монопольное ядро и, следовательно, являются субъектами естественной монополии на федеральном уровне, их деятельность подлежит прямому государственному регулированию. Важность государственного регулирования этих объектов обостряется макроэкономическим эффектом их деятельности.

В период перехода от командной экономики к рыночным методам хозяйствования деятельность субъектов естественной монополии на федеральном и локальном уровнях является важнейшим фактором как макро-, так мезо- и микроэкономической стабильности. Отсутствие адекватного механизма отраслевого регулирования привело к ситуации, в результате которой тарифная и товарно-кредитная политика важнейших инфраструктурных отраслей стала одной из причин инфляции издержек, тяжелого финансового положения большинства предприятий. Нельзя переоценить роль естественных монополий в формировании "институциональных ловушек" на основе всеобщего кризиса неплатежей, побочными следствиями которого оказались подвижность собственности большинства российских предприятий, препятствия демонополизации экономики и развитию конкуренции.

Налицо имплицитный контракт между слабым государством и сильными заинтересованными группами. Государство обеспечивает субъектам инфраструктурных отраслей возможность получать монопольную ренту в обмен на обеспечение минимального уровня социальной стабильности в стране и финансовой состоятельности государственного бюджета и бюджетных организаций.

Поэтому искусственное сдерживание тарифов на продукцию и услуги естественных монополий не может решить проблем страны и самих регулируемых компаний. Эффективность реформирования экономики естественно-монопольных структур, создание механизма действенного государственного регулирования ценообразования естественных монополий, организация конкуренции и дерегулирование потенциально конкурентных сегментов данных отраслей могут стать основой реального снижения тарифов, создать предпосылки роста в других отраслях российской промышленности.

Успешность вышеназванных действий зависит от ликвидации возможности получения субъектами естественных монополий природной и монопольной ренты и внедрения институтов, ослабляющих влияние отраслевых заинтересованных групп. Наиболее реальный путь — формирование достаточно сильной коалиции антимонопольных сил в лице не связанной с ТЭКом крупной промышленности и общественных организаций, представляющих интересы мелкого бизнеса и домохозяйств.

 

14.3          Институциональные ловушки на пути становления бюджетного федерализма

14.3.1                Модификация типов соглашений в сфере бюджетного перераспределения

Бюджетное перераспределение — наиболее интересная сфера государственных финансов, наглядно демонстрирующая взаимодействие институциональной среды с принятием эффективных решений в сфере общественного выбора. Эта идея удачно высказана во вступлении к одному из исследований в области бюджетных отношений: “Новейшая динамичная теория федерализма активно ищет ответ на следующий вопрос: какая институциональная форма государства предоставляет наиболее широкую степень свободы в процессе формирования оптимальных институтов, призванных через государственную деятельность заниматься сбором доходов и выполнением задач?”[656]

История межбюджетных отношений в России — история создания нового контрактного государства, основополагающим принципом взаимоотношений в котором является федерализм.

Концепция российского федерализма ведет свою историю с 26 апреля 1990 года, когда Верховный Совет СССР принял закон "О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации", который положил начало реформированию федеральных отношений. Во-первых, он выравнивал правовой статус автономных и союзных республик. Во-вторых, впервые учреждал практику договорных отношений и соглашений между автономными республиками и образованиями (округами и областями) и союзными республиками.

Ставший уже нарицательным призыв президента Б.Ельцина "Возьмите ту долю власти, которую сами сможете проглотить", создал своего рода неопределенность в статусах республик, их правомочиях и вызвал процесс, получивший название “парад суверенитетов”. Правовой вакуум породил региональную инициативу — от стремления изменить статус путем самостоятельного подписания учредительного Союзного договора до создания собственных законов и прямой конфронтации с Центром.

Значительным продвижением в развитии новых отношений стало подписание федеральных соглашений. Процесс был запущен в 1991-1992 годах. Две из 21 республики — Татарстан и Башкортостан — настаивали на подписании Союзного договора (фактически, межгосударственного соглашения с РФ, уравнивающего их статус с Россией), семь республик — на подписании Федеративного договора и только 4 республики согласились подписать предложенное рабочей группой Верховного Совета РФ “Соглашение о разграничении предметов ведения и полномочий между органами госвласти Российской Федерации и органами госвласти республик”. Начавшиеся национальные движения вынудили правительство РФ пойти на ускоренное (без необходимых проработок) заключение в 1992 году Федеративного договора, который легитимен и по сей день и содержит целый ряд неопределенностей. Между тем угроза распада целостного российского государства в 1992-1993 годах усилилась: две республики (Чечня и Татарстан) вообще отказались от подписания Федеративного договора, другие приняли его условия как временные, продолжая борьбу за “национальное самоопределение”.

Процесс подписания Федеративного договора очень сильно напоминал политический торг, в котором лишь декларировалось формальное равенство республик, а фактически цена участия каждой из республик в этом договоре в значительной мере определялась ее фактическим политическим влиянием и экономической развитостью. Например, для Республики Башкортостан в Федеративном договоре предусматривалось объемное приложение, в котором, в частности, определялось право республики на самостоятельное определение общих принципов налогообложения и сборов в бюджет с учетом принятого в республике законодательства, а также право самостоятельного создания в республике законодательной и судебной системы, прокуратуры, адвокатуры и нотариата.

Закрепление принципов федерализма произошло в принятой в 1993 году Конституции РФ. Статьей 11 Конституции Российской Федерации (часть III) предусматривалась новая форма соглашений между органами государственной власти Российской Федерации и органами власти субъектов Российской Федерации — “Договоров о разграничении предметов ведения и полномочий”. Первый такой договор был подписан с Республикой Татарстан 15 февраля 1994 года. Он дополнялся рядом межправительственных соглашений: об экономическом сотрудничестве; о взаимодействии в области охраны окружающей среды; в области высшего образования; о реализации и транспортировке нефти и продуктов нефтехимической переработки; по вопросам собственности; о взаимном делегировании предметов ведения и полномочий в оборонных отраслях промышленности; об урегулировании отношений в вопросах таможенного дела; о разграничении полномочий внешнеэкономических связей; о бюджетных взаимоотношениях; о координации борьбы с преступностью и другими правонарушениями; в области банковского дела, денежно-кредитной и валютной политики. Выработанный пакет соглашений стал своего рода эталоном, моделью, на основе которой стали формироваться взаимоотношения республик с Центром. Главным принципом заключения договоров был учет национальных, материально-технических, природно-географических, демографических, политических условий в каждой конкретной республике.

Таким образом, договорный принцип взаимоотношений республик с Центром стал дополнять конституционный принцип этого взаимоотношения, что позволяло поддерживать некоторое политическое равновесие. В то же время, по мнению отдельных ученых, договорный принцип является лишь переходным, он закрепляет неравенство регионов и противоречит принципу бюджетного федерализма[657].

Постепенно появляются собственные Конституции девятнадцати республик и Уставы субъектов Федерации, многие из которых прямо противоречат принятому федеральному законодательству. Поэтому одной из форм создания единого конституционно-правового пространства стало предоставление на экспертизу в Министерство юстиции Российской Федерации актов, принятых в субъектах Федерации. Так, с середины 1995 по июнь 1996 года на такую экспертизу поступило более 16 тысяч нормативных правовых. Однако 14 из 89 субъектов Федерации (Алтай, Адыгея, Башкортостан, Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкесия, Саха (Якутия), Удмуртия, Коми-Пермяцкий, Усть-Ордынский, Таймырский автономные округа, Ивановская, Тамбовская, Московская области) проигнорировали это решение и не сочли необходимым присылать свои нормативные акты на экспертизу в Минюст, а 2 из этих субъектов Федерации официально уведомили Минюст о том, что не считают целесообразным это делать[658]. В 1996-1998 годах на экспертизу в Министерство юстиции РФ поступило уже 44 тысячи нормативных актов, принятых в субъектах РФ, половина из них оказались несоотвествующими Конституции РФ и федеральным законам[659].

Конфликты, возникающие в законодательной деятельности, был призван решать Конституционный Суд РФ, Арбитражный суд РФ и Генеральная Прокуратура РФ. Однако в ответ на это республики создают собственные структуры со схожими полномочиями.

Как результат нарастающих бюджетных проблем в 1997 году правительство впервые было вынуждено официально признать нереальность только что утвержденного бюджета, представив в Государственную Думу проект закона "О секвестре расходов федерального бюджета на 1997 год". Это был первый значительный провал. Требовался кардинально новый подход к межбюджетным отношениям. Этот подход был найден, им оказалось построение межбюджетных отношений на основе принципов бюджетного федерализма. В то же время финансовый кризис 1998 года стал мощным стимулом развития центробежных тенденций в российской государственности и потребовал особого внимания к развитию новых форм межбюджетных отношений.

Новым этапом на пути становления российского федерализма было принятие 24 июня 1999 г. Федерального закона "О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации", определяющего единые условия и порядок подготовки проектов договоров и соглашений, и Концепции реформирования межбюджетных отношений в Российской Федерации в 1999-2001 годах, а также учреждение Фонда финансовой поддержки регионов. Впервые межгосударственные отношения приобрели строго формализованную основу.

В развитии межбюджетных отношений прослеживается “столкновение” интересов: Центра, понимающего, что без сохранения важных атрибутов государственности, каковыми являются Центральный Банк с монопольным правом эмиссии, федеральный бюджет, двухканальная система сбора налогов, армия и правоохранительная система, о едином экономическом и политическом пространстве уже не может быть и речи, и регионов, пытающихся “приватизировать” как можно больше институтов государственности, расположенных на параллели власть-собственность.

Кроме прямой законодательной инициативы возникают и другие формы институтов влияния регионов на Центр. Наибольший интерес представляют Ассоциации экономического взаимодействия субъектов РФ. В настоящее время насчитывается 8 таких ассоциаций: “Северо-Запад”, “Центральная Россия”, “Черноземье”, “Большая Волга”, “Северо-Кавказская”, “Большой Урал”, “Сибирское соглашение”, “Дальний Восток и Забайкалье”. Целью ассоциаций является координация усилий в законотворческом процессе, защита совместных интересов в федеральном Центре. В то же время такие формы объединения являются значительным шагом в создании единого макроэкономического пространства. Другим важным элементом укрепления федеративного устройства является участие субъектов Федерации в выработке и реализации общегосударственных программ развития, однако идея “бюджетов развития” после кризиса 1998 года, в буквальном смысле слова, “повисла в воздухе”.

И, наконец, наиболее развитой формой объединения снизу для защиты общих интересов стало создание партий власти региональных элит — своего рода монопольно-политических союзов, целью которых является оказание совместного давления на Центр. Однако такого рода объединения не являются устойчивыми, так как интересы субъектов Федерации на самом деле внутренне противоречивы, и каждый создает свою “идеальную систему взаимоотношений с Центром”, исходя из реальных условий существования региона, которые значительно различаются.

Описанная нами модификация межбюджетных отношений прошла длительный отбор эффективных институтов, а сама иниициатива, как правило, являлась реакцией на высокие трансакционные издержки, связанные с новыми формами оппортунистического поведения, к анализу которых мы переходим.

14.3.2                Проявления оппортунизма в сфере межбюджетных отношений как стимул институционального развития

Следует выделить некоторые, наиболее типичные для России формы экономического оппортунизма в сфере межбюджетных отношений:

1.      Отказ от перечисления налогов в федеральный бюджет, заявление о введении “одноканальной системы” сбора налогов. Такие действия активно практиковали республики Башкирия, Татария, Чечня, Якутия в 1992-1993 гг. Они имеют тенденцию повторяться каждый раз, когда Россия сталкивается с очередным финансовым кризисом. Так, в разгар кризиса 1998 года президентом Калмыкии К. Илюмжиновым было сделано заявление о суверенитете республики и отказе от обязательств перед федеральном бюджетом. Самое страшное, что политика “бюджетного сепаратизма” чрезвычайно заразительна, она является своего рода “институциональной ловушкой”: чем больше регионов следуют ей, тем меньше у других регионов оснований, желаний и возможностей исполнять взятые на себя обязательства. И действительно, политика “бюджетного сепаратизма” позволяла союзным республикам распоряжаться большими ресурсами, за счет которых финансировались региональные программы, что повышало заинтересованность населения в отделении республики в самостоятельное государство. В то же время бремя финансирования общефедеральных социальных программ, фундаментальной науки, вооруженных сил, поддержки депрессивных регионов возлагалось на те регионы, которые добросовестно исполняли свои обязательства. Таким образом, возникали неравные условия для регионов, и единственным способом избежать печальной участи “дойной коровы” было следование практике “бюджетного сепаратизма”.

2.      Выбивание межбюджетных льгот и привилегий. Например, по данным А.Н. Аринина, “в 1994 году в результате "особого" межбюджетного режима Башкортостан перечислил в федеральный бюджет лишь 12% всех собранных налогов, Татарстан — 16, Карелия — 5, Ингушетия — 11%, а Саха (Якутия) вообще ничего. В то же время Москва перевела в федеральный бюджет 40% всех собранных налогов, Московская и Нижегородская области — по 42, Санкт-Петербург — 43, Самарская область — 45% и т.д.”[660]. Формируется особый тип национального (регионального) сознания, когда выбивание бюджетных льгот и привилегий рассматривается как сила политического лидера, его авторитет в Центре, что обеспечивает ему успех на очередных выборах. Так, недавняя победа губернатора Магаданской области местными политологами связывается именно с созданием (при его правлении) на территории республики свободной экономической зоны. Такого рода поведение также можно рассматривать как своего рода “институциональную ловушку”: поведение неэффективно, разрушительно, с точки зрения общегосударственных интересов, но оно весьма продуктивно, так как обеспечивает единство интересов регионального лидера и населения, проживающего на вверенной ему территории.

3.      Попытки скрыть реальные бюджетные возможности региона, прикинуться “бедной овечкой”, сослаться на прошлую историческую несправедливость (типа: “регион всегда получал от Центра меньше, чем другие, этим объясняется его более низкий уровень бюджетного потенциала”). И снова “ловушка”. Потому что нет никакого смысла изыскивать внутренние источники покрытия расходов, проводить мероприятия по улучшению сбора налогов, экономии, уменьшению нерациональных расходов, когда доходы можно получить более легким путем — путем перераспределения федерального бюджета.

4.      Предоставление самому себе льгот, создание особых, привилегированных условий. Одной из наиболее ярких форм наделения себя самого полномочиями было создание в Калмыкии без уведомления Федерального центра оффшорной зоны, позволившей привлечь огромные российские капиталы, которые создавали в том числе и дополнительные доходы республиканского бюджета. Кроме того, в обход федерального законодательства президент Калмыкии становится президентом корпорации "Калмыкия", владеющей пакетами акций крупнейших предприятий. А 5 тысяч предприятий оффшорной зоны за представленные им налоговые льготы ежегодно перечисляют 30 млн. долл. непосредственно в “Фонд программ президента Республики Калмыкии”[661].

5.      Другой формой экономического оппортунизма стало переведение органами государственной власти автономий и ряда краев и областей РСФСР под свою юрисдикцию материальных и природных ресурсов, которые находились на их территориях. Неравномерность распределения природных ресурсов, а также разный уровень развития материально-технической базы нередко воспринимается регионом как право на извлечение ренты за счет других регионов. Например, уровень производства в расчете на душу населения национального дохода и ВВП в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском автономных округах заметно выше, чем в других регионах. В них сосредоточено 92,5 % запасов российского газа (соответственно 89% — в Ямало-Ненецком и 3,5% — в Ханты-Мансийском) и 50,7% нефти (11% и 39,7%). Чтобы избавиться от функции доноров, указанные округа начали усиленно проводить политику сепаратизма по отношению к Тюменской области, в которую они входят. Политику присвоения рентных доходов проводит и Республика Саха, на территории которой добывается 99,5% всех российских алмазов. Например, в 1995 году федеральный бюджет вообще не получал налоговых доходов от разработки этих месторождений и продажи алмазов, напротив, государство выделило для этих целей беспроцентный кредит из федерального бюджета в размере 2 млрд. долл.

6.      Попытки установить контроль за ситуацией на региональном рынке посредством ограничения доступа других покупателей, вплоть до учреждения пограничного режима. Например, после августовского кризиса 1998 года ряд регионов, в частности город Москва, ввели особые пограничные посты, наложили прямые запреты на вывоз продовольствия из региона.

7.      Прямые антирыночные действия, направленные на торможение реформ — в виде государственного регулирования цен, прямого вмешательства в деятельность хозяйственных агентов, ограничения свободы торговли, а также эмиссии денежных суррогатов. Примером может служить Ульяновская область, где длительное время сохранялась карточная система распределения продуктов.

8.      Подталкивание местного населения к национальным демонстрациям, митингам, игнорированию выборов, референдумов, развертывание в СМИ националистической пропаганды. Примером такого поведения являются и проходившие в республиках в 1991-1992 годах съезды национальных движений, и состоявшаяся 2 ноября 2000 года демонстрация в Республике Марий-Эл против принятия федерального бюджета на 2001 год в окончательном, третьем, варианте.

9.      Перекладывание ответственности. Иными словами, объяснение невыполнения обязательств по заработной плате, пенсиям, пособиям неперечислением трансфертов из федерального бюджета.

10.  Закрепление в статьях регионального законодательства полномочий, прямо противоречащих Конституции РФ, например:

Þ  права приостановки действия законов и нормативных актов РФ, если они противоречат Конституции (Уставу) или законам субъектов Федерации (Якутия, Башкортостан, Тыва, Коми),

Þ  права приостановления действий актов федеральных законов исполнительной власти, если они противоречат законодательству или интересам населения субъекта Федерации, высказанным на референдуме (Саратовская область),

Þ  права объявления военного положения, заключения мира или объявления войны (Тыва),

Þ  права принятия собственных законов о воинской службе (Якутия, Тыва),

Þ  права введения чрезвычайного положения без согласования с Президентом России и Советом Федерации (Бурятия, Коми, Тыва, Башкортостан, Калмыкия, Карелия, Северная Осетия, Ингушетия),

Þ  согласие субъекта на дислокацию военных формирований (Северная Осетия-Алания),

Þ  определение природных ресурсов собственностью субъекта Федерации (Ингушетия, Якутия, Тыва),

Þ  самостоятельное участие в международных отношениях (Дагестан, Татарстан, Башкортостан, Тыва, Ингушетия, Коми, Краснодарский край, Свердловская и Новгородская области). Так, в настоящее время субъектами Федерации заключено более 200 международных соглашений[662].

Таким образом, практика взаимоотношений Центра и республик демонстрирует и случаи “вымогательства” (2, 3, 5, 6, 8), и случаи “отлынивания” (1, 4, 7, 9, 10), то есть два классических варианта экономического оппортунизма, изучаемые неоинституциональной теорией.

Описанные выше взаимоотношения порождали и новые, извращенные формы соглашений, которые не всегда носили гласный характер, противоречили принципам демократии. С нашей точки зрения, можно выделить три типа сценария, по которому обычно развивались события:

§         Согласительный сценарий. “Обмен” дополнительных региональных полномочий (власти и собственности) на политическую поддержку союзного руководства. Особенно в такого рода взаимоотношениях с центром преуспели республики Татарстан, Башкортостан, Кабардино-Балкария, Северная Осетия-Алания, Саха-Якутия в 1994-1995 годах.

§         Конфронтационный сценарий. В некоторых случаях политика оппортунизма может вызывать ответную реакцию той стороны, чьи интересы она нарушает, особенно если существует угроза ее распространения как схемы поведения. В таком случае имеет место обмен “антиблагами”, при котором обе стороны в расчете на получение временных выгод или политических преимуществ готовы нести издержки, тогда возможно новое равновесие при частичной реставрации менее эффективных институтов, но такое равновесие в длительном периоде вряд ли является устойчивым. Так, после скандального заявления Народного Хурала Республики Калмыкии об отказе от перечисления налогов в федеральный бюджет, прозвучавшего после августовского кризиса 1998 года, федеральный Центр предпринял решительные меры: Центральный банк приостановил деятельность Национального банка Республики Калмыкии, а министерство финансов — предоставление финансовой помощи республики и финансирование федеральных программ на территории республики. В результате Народный Хурал отменил свое решение. Хотя задолженные федеральному бюджету 236 млн. рублей так и остались в бюджете республики, Центр постепенно зачел их как выплаченные республике трансферты. В качестве другого примера следует вспомнить безуспешную попытку правительства Кириенко поставить под контроль экспорт нефти компанией “Татнефть” — попытку, вызвавшую сопротивление со стороны президента Татарстана М. Шаймиева.

§         Трансформационный сценарий. Такой сценарий может появиться в развитие либо согласительного, либо конфронтационного сценария. При этом обе стороны приходят к третьему, предварительно не планируемому, соглашению. Например, в обход решения Конституционного Суда РФ в Республике Татарстан был проведен референдум, в ходе которого большинство населения республики высказалось за отмену института прописки. Московские власти нашли способ временного решения конфликтной ситуации, “модифицировав” этот институт для Республики Татарстан.

Описанные выше формы проявления оппортунистического поведения и сценарии взаимоотношений регионов с Центром ни в коем случае нельзя рассматривать исключительно в негативном плане как результат недостаточной спецификации и защиты прав собственности и неразвитости контрактных отношений. Такой спецификации в условиях полураспада прежних институтов административно-командной системы и унитарного государства просто и быть не могло, она сама рождалась именно в ходе конкуренции институтов, их естественного отбора. В не меньшей степени оппортунистические формы поведения являлись продуктом неэффективности устаревших институтов, не способных функционировать в новой среде. Как это ни странно звучит, именно благодаря (а не вопреки) таким видам поведения происходил отбор новых институтов, которые позволяли сохранить целостность государства, найти компромиссное, равновесное решение.

Регион-Центр: разделенные финансы. В ходе эволюции финансовой системы государства во взаимоотношениях регионов с Центром возникли новые интересные тенденции. Приведенная ниже таблица 14.1 свидетельствует о том, что все еще наблюдается асимметрия между доходами и расходами бюджетов различных уровней, причем за приведенные 5 лет картина поменялась на диаметрально противоположную: в 1992 году федеральный бюджет нес на себе непропорционально высокую (в сравнении с доходами) долю общегосударственных расходов, в 1997 году в таком положении оказались бюджеты субъектов РФ, в то время как доля доходов федерального бюджета стала существенно превышать долю его расходов.

 

Таблица 14.1

Фактические пропорции распределения доходов и расходов
бюджетной системы

 

 

Расходы

Доходы

Бюджеты

1992

1997

1992

1997

·      Федеральный

61,4

41,7

55,9

44,8

·      Консолидированные бюджеты субъектов РФ

 

38,6

 

58,3

 

44,1

 

55,2

в том числе:

 

 

 

 

·      региональные

10,1

-

16,5

-

·      местные

28,5

-

27,6

-

 

Источник: Финансы: Учебник для вузов. Под ред. проф. М.В.Романовского, проф. О.В.Врублевской, проф. Б.М.Сабанти. М.: Изд-во “Перспектива”; Изд-во “Юрайт”, 2000. С. 186.

 

Таблица показывает увеличение бюджетной нагрузки регионов. В то же время интересна и структура доходов и расходов федерального и регионального бюджетов.

Доходы. Как известно, 80% всех бюджетных поступлений идет от НДС, налога на прибыль, акцизов и подоходного налога с граждан. Именно эти налоги и представляют наибольший интерес в плане деления между уровнями бюджетной системы, что, собственно, и происходит в современной налоговой системе. Так, налог на прибыль формируется за счет фиксированной ставки отчисления в федеральный бюджет и гибкой региональной ставки, ограниченной верхним пределом. В то же время в большинстве западных стран проведено более четкое разграничение принадлежности каждого налога. Так, основным источником доходов муниципальных бюджетов там является местный налог с продаж, при установлении которого регионы руководствуются как своими потребностями, так и реально существующей проблемой сокращения поступлений в бюджет вследствие “ухода” товара за пределы региона.

Расходы. Прежде всего, практически полностью финансирование социальной сферы и народного хозяйства перешло на региональный уровень. Так, уже в 1997 году федеральный бюджет финансировал лишь 18% всех расходов на социальную сферу и 27% расходов на народное хозяйство[663]. В то же время расходы на правоохранительные органы, армию и оборону остаются прерогативой федерального бюджета, и это также выступает одним из важных факторов сохранения федеративного устройства.

Проблема дефицита (профицита) бюджета. Эта проблема связана с решением вопроса, как, в каких пропорциях происходит урезание (или увеличение) соответствующих статей расходов. Поскольку регионы по-разному задействованы в различных расходных статьях, принцип урезания (прирезания) доходов также является для них небезынтересным. В настоящее время найдено решение этой проблемы — в виде законодательного закрепления структуры расходов: 4% — на науку, 3% — на культуру, 2% — на высшую школу и т.д.

14.3.3                Бюджетный федерализм:
проблемы и противоречия

Бюджетный федерализм — тот принцип, в пользу которого фактически произошел институциональный отбор, он соединяет в себе элементы унитаризма и федерализма. Благодаря ему становится возможным осуществлять спецификацию прав собственности и защиту контрактов.

В основе бюджетного федерализма лежат следующие принципы построения межбюджетных отношений:

§         самостоятельность бюджетов различных уровней: самостоятельное осуществление бюджетного процесса органами государственной власти и местного самоуправления, наличие и законодательное закрепление собственных источников доходов, право самостоятельно определять направления расходования и источники финансирования, недопустимость изъятия дополнительно полученных законным способом доходов или экономии в бюджет более высокого уровня, недопустимость компенсации дефицитов и потерь бюджетов одних уровней за счет других;

§         четкое (законодательное) разграничение расходов и доходов между бюджетами различных уровней;

§         равенство бюджетных прав субъектов Российской Федерации, а также равенство бюджетных прав муниципальных образований;

§         выравнивание уровней минимальной бюджетной обеспеченности субъектов РФ, муниципальных образований;

§         равенство всех бюджетов субъектов РФ во взаимоотношении с федеральным бюджетом, равенство местных бюджетов во взаимоотношениях с бюджетами субъектов РФ;

§         нормативно-расчетные (формализованные) методы организации межбюджетных отношений, в том числе предоставления финансовой помощи.

Невыполнение этих принципов, нечеткое отражение их в законодательстве и других нормативных актах, наличие внутренних противоречий в этих актах либо отсутствие разработанных механизмов реализации указанных принципов становятся причиной политического торга, рентоискательства в сфере межбюджетных отношений, проявлений бюджетного оппортунизма.

Между тем несоблюдение принципов бюджетного федерализма может быть объяснено не только и не столько субъективными причинами, но и объективными обстоятельствами, одним из которых является фактическое неравенство республик, в частности, с точки зрения их экономического и природного потенциала. Поэтому важным предметом политического торга до сих пор остается модель распределения доходов. Более того, легитимно оформленное (то есть формальное) неравенство республик во взаимоотношениях с Центром — то наследство, которое досталось от десятилетней истории реформирования бюджетных отношений, и с ним придется еще долгое время считаться. И, наконец, несмотря на конституционное закрепление равенства, фактически субъекты Федерации имеют совершенно различный статус, разное политическое влияние на Центр.

Бюджетный федерализм пытается совместить решение двух противоречивых задач: соблюдение справедливости в отношениях республик с Центром и выравнивание уровня бюджетной обеспеченности. Последнее предусматривает перераспределение средств между субъектами Федерации. С одной стороны, бюджетное выравнивание — результат объективного неравенства республик и потому оно справедливо. С другой стороны, такое выравнивание способно подорвать стимулирующую функцию, направленную на изыскание собственных финансовых ресурсов, порождать иждивенческие настроения.

Невозможность раз и навсегда закрепить механизмы перераспределения доходов также связана с постоянно воспроизводящейся диспропорциональностью в источниках поступления средств и их расходовании — как между бюджетами различных уровней, так и между бюджетами одного уровня. Причиной этого являются и общая макроэкономическая нестабильность, и постоянные смены политического курса. В связи с этим в законодательстве должны быть предусмотрены такие процедуры выравнивания диспропорций, которые позволяли бы оперативно реагировать на эти диспропорции, оставались прозрачными для заинтересованных сторон, не нарушали их видения справедливости, поддерживали центростремительные, а не центробежные устремления регионов. Ясно, что это одна из самых важных проблем бюджетного федерализма на современном этапе. В настоящих российских условиях эта проблема усугубляется еще следующими обстоятельствами: когда не достигнута макроэкономическая стабильность, существует большая доля неопределенности относительно будущего, структура налоговых доходов бюджетной системы остается весьма подвижной, а значит, невозможно окончательное закрепление налогов или их четкое, окончательное распределение между бюджетами различных уровней. Не случайно появление в таких условиях так называемых регулирующих доходов, устанавливаемых ежегодно в законе о бюджете, в отличие от так называемых собственных доходов, формирование которых происходит на постоянной основе и закрепляется в Бюджетном кодексе РФ.

Несмотря на указанные трудности в становлении бюджетного федерализма, некоторые подвижки в этом направлении все-таки имеются.

Во-первых, в настоящее время российская модель предусматривает строгое закрепление за каждым из бюджетов собственных налоговых источников и единые проценты отчислений от основных налогов в федеральный бюджет (например, налог на прибыль согласно установленным в законе нормативам распределяется между тремя бюджетами).

Такая модель имеет свою “правую” и “левую” оппозиции. “Правая” (радикальная) оппозиция настаивает на возврате к одноканальной системе сбора налогов — в республиканский бюджет и отчисление из него в федеральный бюджет согласно единому нормативу или фиксированной суммы. Так, в приведенной ниже табл. 14.2, составленной А.Лавровым и В.Христенко, собраны аргументы сторонников “одноканальной системы” и представлена серьезная контраргументация против данной системы.

“Левая” (перераспределительная, радикальная) модель предлагает введение дифференцированных пропорций распределения основных налогов, в частности налога на прибыль, и особенно налога на природные ресурсы с целью выравнивания бюджетной обеспеченности регионов без дополнительных схем перераспределения через федеральный бюджет.

Во-вторых, установлены формы межбюджетных отношений, благодаря которым собственно и осуществляется “бюджетное выравнивание”. В современном понимании они включают виды финансовой помощи, оказываемые бюджетами различных уровней друг другу, систему взаимных расчетов между ними и бюджетные компенсации — суммы, утверждаемые и передаваемые из бюджета одного уровня в другой для возмещения выпадающих доходов или покрытия дополнительных расходов, вызванных решениями органов власти другого уровня.

 

Таблица 14.2

Аргументы “за” и “против” одноканальной модели сбора налогов

 

Аргумент

Контраргумент(ы)

1.

Россия наконец станет подлинной федерацией

Федераций с таким бюджетным устройством не было, нет и быть не может. Основополагающий признак единого государства – налоги, уплачиваемые населением и предприятиями непосредственно в центральный (федеральный) бюджет. Нет таких налогов – нет единого государства, есть некое объединение государств типа ЕС. Субъекты Федерации не являются посредниками между населением и федеральными властями. Они не могут и не должны решать, сколько денег и где нужно тратить на общегосударственные нужды – это дело граждан, для того и избирающих федеральные власти

2.

Исчезнет сепаратизм, между Центром и регионами воцарится полное согласие

В 1991-1993 гг. Татарстан, Башкортостан, Якутия, Чечня явочным порядком перешли на “одноканальную” модель. До сих пор разбираемся с последствиями. Регионы в явном виде разделятся на “доноров” и “иждивенцев” (последним «одноканальная» модель явно невыгодна). Начнется бесконечный торг, а затем и конфликты вокруг размеров “оброка” в федеральный бюджет. Федеральное правительство станет не нужным. Все дела будут решать 10-15 самых крупных “удельных князей”, подминающих под себя остальных. Очень скоро они поделят между собой армию и ядерные боеголовки, начнут печатать деньги и потребуют вступления в ООН

3.

Произойдет необходимая для бюджетной системы России децентрализация, сократится якобы чрезмерно высокая доля доходов, “уходящих” в Москву для последующего перераспределения между регионами

Уже сегодня Россия имеет самую децентрализованную бюджетную систему в мире с весьма незначительным, если учесть межрегиональные различия, уровнем прямого перераспределения средств между региональными бюджетами. Так, доля субъектов Федерации в общих налоговых доходах страны в 1997 г. составила 56% (для сравнения: в Канаде в середине 1990-х гг. – 54%, Германии – 53%, США – 45%, Индии – 35%, Австралии – 33%, Бразилии – 28%). Финансовая помощь из федерального бюджета регионам в России составляет всего 2,5% ВВП, тогда как в США – 3%, в Канаде – 4%, в Индии – 4,8%, в Австралии – 6,5%. Основная проблема – не в пропорциях между уровнями бюджетной системы России, а в механизмах межбюджетных отношений, соотношении самостоятельности и ответственности региональных и местных властей

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Аргумент

Контраргумент(ы)

4.

Улучшится собираемость налогов, так как регионы будут заинтересованы поскорее выполнить “оборок” с тем, чтобы получать дополнительные доходы в свои бюджеты

Найдутся тысячи причин не перечислять “оброк” в федеральный бюджет (несогласие с его размером, недовольство правительством, забота о местном населении). Единственно возможное противоядие – снимать (а еще лучше – сажать) губернаторов, не перечисливших положенного “оброка” (примерно так действуют в Китае). Что касается роста доходов регионов, то нет никаких гарантий, что он будет использован в интересах населения, а не, например, для субсидирования экономики. К тому же “живых” денег вряд ли удастся собрать больше (во всяком случае, никто не мешает делать это же сейчас)

5.

Регионы перестанут обращаться в федеральное правительство за помощью, а будут все свои проблемы решать сами

Примерно для 30 субъектов Федерации не хватит всей суммы собираемых на их территории налогов для финансирования самых минимальных бюджетных потребностей. С учетом неизбежного перераспределения расходов число таких регионов может возрасти до 45-50. Им все равно придется помогать из федерального бюджета. Все нынешние проблемы останутся, а вот ресурсов для их решения уже не будет

6.

Экономика пойдет в гору, рекой потекут инвестиции, так как на местах “виднее” что нужно для этого делать, кому помогать, а с кого “брать”

Предприятия окажутся в полной зависимости от региональных властей (произвол, коррупция, неэффективные субсидии и льготы, сращивание госаппарата и бизнеса), появится 89 налоговых режимов, барьеры для перемещения товаров и капиталов. Единый внутренний рынок исчезнет. Договариваться о поставках начнут не предприятия, а губернаторы. Если не договорятся, начнутся торговые войны. Об экономическом росте можно будет забыть

7.

За последние годы определился баланс финансовых потоков между федеральным бюджетом и каждым регионом, поэтому нужно лишь его зафиксировать и перестать “гонять” деньги из Москвы и обратно

Баланс финансовых потоков между федеральным бюджетом и отдельно взятыми регионами очень неустойчив (вплоть до изменения знака). Сколько-нибудь надежно рассчитать на его основе размер “взноса” или финансовой помощи не только на ближайшие 3 года, но и на 1999 г. невозможно. Если “взносы” в федеральный бюджет будут установлены в фиксированной сумме, их съест инфляция. Деньги в Москву мешками не возят, основная часть собранных налогов и так используется на местах через систему казначейства. Эту практику нужно совершенствовать, но “одноканальная” модель этому только повредит, так как окончательно запутает, кому, за что и сколько платить

8.

Внутри субъектов Федерации “одноканальная” система уже успешно действует

Это не так. Бюджеты муниципалитетов фактически утверждаются субъектом Федерации. Муниципалитеты не делают никаких взносов в региональный бюджет. В каждом регионе есть 1-2 “донора” (крупных города), для которых по решению региональных властей установлены самые низкие нормативы отчислений от федеральных и региональных налогов (как следствие – типичный конфликт между губернатором и мэром областного центра). “Выкаченные” из них средства перераспределяются в пользу сельских районов (в основном – субъективно)

Источник: Лавров А., Христенко В. Экономика и политика российского бюджетного федерализма // http://minfin.park.ru/off_inf/93.htm.

 

В ходе эволюции межбюджетных отношений в РФ возникли следующие виды финансовой помощи бюджетов друг другу:

·          Дотации — средства, предаваемые бюджету другого уровня на безвозмездной и безвозвратной основе для целевого финансирования текущих расходов. Существовали преимущественно до 1994 года;

·          Нормативно-долевые дотации (трансферт) — средства, передаваемые бюджету другого уровня на безвозмездной и безвозвратной основе без указания конкретной цели расходования. Появление такой формы регулирования было связано с образованием Фонда финансовой поддержки регионов (ФФПР) — в составе федерального бюджета, и Фонда финансовой поддержки муниципальных образований (ФФПМО) — в составе бюджетов субъектов Федерации. Принимаемые ежегодные законы о соответствующих бюджетах включают статьи, регулирующие образование указанных фондов. Каждому субъекту Федерации (муниципальному образованию) устанавливается своя доля в Фонде поддержки, которая с 1999 года стала рассчитываться по единой методике. Методика расчета нормативно-долевой дотации предусматривает выравнивание бюджетных доходов на душу населения, но до сих пор она остается предметом ожесточенного спора. В настоящее время трансферт — единственный вид финансовой помощи, имеющий строго формализованную расчетную основу;

·          Субвенции — бюджетные средства, передаваемые бюджету другого уровня или юридическому лицу на безвозмездной и безвозвратной основе для осуществления целевых расходов;

·          Субсидии — бюджетные средства, предоставляемые бюджету другого уровня, юридическому или физическому лицу на условиях долевого финансирования целевых программ;

·          Бюджетные ссуды — бюджетные средства, предоставляемые бюджету другого уровня на возвратной, безвозмездной или возмездной основе в пределах финансового года на срок не более 6 месяцев.

Если в системе трансфертов была введена некоторая упорядоченность, то система получения ссуд и субвенций до сих пор не имеет прочной законодательной базы и основывается на устоявшейся практике взаимоотношений региональных лидеров с Центром, нередко сопровождающейся “выбиванием” федеральных средств.

Подрывает основы бюджетного федерализма и система взаимозачетов и расчетов суррогатами, практикуемая во взаимоотношениях Центра с регионами. Даже в самых экономически развитых регионах наполняемость бюджета “живыми деньгами” составляет лишь 50-60%, в то время как в ряде регионов она вообще не превышает 25-30%. Остальное наполнение осуществляется за счет суррогатов: векселей, облигаций, взаимозачетов и бартерных схем расчетов. При этом неизбежно возникают высокие трансакционные издержки, связанные с ведением переговоров и разработкой индивидуальных схем расчетов с каждым крупным налогоплательщиком. Периодически проводятся программы всероссийских зачетов взаимных требований органов власти и крупнейших налогоплательщиков и предприятий-бюджетополучателей. В этом зачете участвуют бюджеты различных уровней. Однако такая практика таит в себе опасность, что предприятия, которые в состоянии вовремя расплатиться с налоговой системой, начнут сознательно задерживать эти платежи, накапливая их к зачету, оправдывая такое поведение накопленной дебиторской задолженностью.

До кризиса местные власти (всего 130 субъектов Федерации, крупные города) активно размещали свои займы, которые превратились в суррогатные деньги. Уже в 1996 году треть всех доходов и расходов территорий стала обеспечиваться денежными суррогатами. В консолидированном бюджете 1996 года они заменили 145 триллионов рублей. А реальные деньги уходили в тень, в наличный оборот, начинали жить своей независимой жизнью.

Важной проблемой, затрагивающей региональные интересы, остаются и взаимоотношения субъектов Федерации с естественными монополиями, с собственностью на которые государство до сих пор не определилось. Например, 1 квт-час электроэнергии в 1999 году оплачивался по дифференцированным региональным тарифам: Курганская область — 37 коп., Оренбургская область — 19 коп., Иркутская область — 6 коп. А газификация Курганской области, находящейся лишь в 100 км. от месторождения, составляет лишь 3%, в то время как Орловской — 90%[664]. Эти факты также свидетельствуют о фактическом неравенстве в отношениях субъектов Федерации с Центром, препятствуют становлению федерализма.

Пути усиления начал бюджетного федерализма таковы:

§           Принятие законов об общих принципах организации государственной власти, разграничении предметов ведения и полномочий, об основах налоговой системы и бюджетного устройства, о разграничении государственной собственности, о природо- и землепользовании и др.

§           Разработка механизмов ответственности за нарушение федерального законодательства и постановлений органов федеральной исполнительной власти.

§           Создание унифицированной системы трансфертов, основанной на формализованном подходе к их выделению.

§           Сокращение бюджетных ссуд как источника покрытия дефицита бюджета.

§           Прекращение практики безвозмездного финансирования сезонных программ.

§           Развитие муниципального рынка облигаций, используемого ради привлечения финансовых средств для региональных программ.

§           Создание фондов кризисного реагирования и мобилизации ресурсов.

14.4          От государства всеобщего перераспределения
к социальному государству

14.4.1                Функции и механизмы социальной политики государства

Деятельность государства в социальной сфере служит механизмом предупреждения или снятия социальной напряженности, неизбежно возникающей в рыночной экономике. По отношению к социальной системе государство выполняет роль постоянно действующего стабилизатора, обеспечивающего создание и действие защитных механизмов с помощью подчиненной ему иерархии управления. В этом и заключается его отличие от частного сектора, основной целью которого является получение прибыли.

Социальная политика как политика перераспределения доходов ставит перед собой задачу откорректировать связанное с производством первичное распределение доходов при помощи системы трансфертных социальных услуг (т.е. системы перечисления (передачи) средств) и субсидий в сочетании с необходимым для их финансирования налогообложением. Тем самым классы с низкими доходами и не имеющие доходов получают возможность повысить свою долю в потреблении благ, сделать ее более справедливой и достойной человека. Передача части доходов от одних лиц другим в условиях рыночного хозяйства, естественно, должна проходить таким образом, чтобы стимул к достижению более высоких доходов не исчезал, а помощь оказывалась только тем, кто в ней действительно нуждается. Получатели же трансфертных доходов должны иметь свободу выбора в потреблении, поэтому помощь оказывается преимущественно в денежной форме.

Социальная коррекция распределения доходов при помощи перераспределительной политики осуществляется посредством государственного бюджета и участия государства в организации пенсионного обеспечения и страхования. Прогрессивное налогообложение нивелирует доходы, и через финансируемые из налоговых средств выплаты тем, кто не имеет доходов или получает низкий доход, обеспечивается выравнивание первичного распределения доходов. К числу прямых трансфертов относятся, например, пособия по безработице и неполной занятости, помощь безработным, перечисления в фонды пенсионного и медицинского страхования в дополнение к собственным средствам получателя социальных услуг, социальная помощь, пособия на детей, помощь на получение образования, субсидии на оплату жилья.

Соображения общественного блага диктуют совершенно иной подход государства к принятию решения о реализации какой-либо программы или проекта, чем тот, который присущ частному сектору. Когда правительство решает вопрос о строительстве школ, больниц, дорог и прочих объектов социальной инфраструктуры, оно не может руководствоваться коммерческими мотивами и должно иметь более широкий взгляд, сравнивая в процессе принятия решения общественную пользу от осуществления проекта с общественными издержками. Цели государства значительно шире и масштабней интересов частных лиц и организаций. Вместе с решением экономических вопросов оно должно заботиться о решении социальных проблем (занятости, образования, здоровья, экологии и т.п.). Таким образом, наряду с рассмотрением экономических показателей при проведении социальной политики необходим учет параметров социальной эффективности. С позиций государства они могут иметь значительно большее значение, чем, например, срок окупаемости инвестиций или уровень рентабельности какого-либо проекта.

Важную роль в поддержании динамичного равновесия в социальной системе играет социальная инфраструктура (отрасли социального обслуживания населения). Сегодня она строится на долевом участии средств государства и населения в возмещении расходов, связанных с оказанием социальных услуг. Пропорциональность, в которой находятся средства государства и населения, зависит от меры использования принципа бесплатности предоставления этих услуг. Одни из социальных услуг, такие как образование, подготовка профессиональных кадров, пока в большинстве случаев бесплатны. Другие — такие как здравоохранение, физическая культура — допускают участие в оплате средств населения. Ряд услуг предоставляется на льготных условиях, то есть со значительным участием средств граждан. Это услуги жилищно-коммунального хозяйства, внутригородского транспорта, отраслей культуры, искусства и т.д.

Осуществление социальной политики основывается на использовании комплекса механизмов, основными из которых являются:[665]

1. Законодательно-нормативный механизм. Он формируется законодательными органами государства и определяет общие направления социальной политики и устанавливает правила, в соответствии с которыми взаимодействуют различные социальные институты. К важнейшим законодательным актам, непосредственно связанным с социальной политикой, следует отнести своды законов (кодексы), в том числе гражданский, налоговый, бюджетный, трудовой. Разработку нормативных материалов текущего характера в рамках соответствующих законодательных документов осуществляют как законодательные, так и исполнительные структуры. Субъектами нормативно-законотворческой деятельности являются и местные органы управления. Большое значение в практической работе государства в социальной сфере имеют разрабатываемые федеральными и региональными ведомствами нормативы социально-экономического развития, нормативы финансирования объектов социальной инфраструктуры и т.п.

2. Финансово-бюджетный механизм, устанавливающий порядок образования и использования финансовых ресурсов, предназначенных для обеспечения мероприятий социального комплекса, а также деятельность структур, осуществляющих эти функции. Он состоит из двух самостоятельных блоков, один из которых регулирует финансовое обеспечение части собственно социальной политики (нормативы обязательных страховых платежей социального характера, расходные статьи утверждаемых законодателями бюджетов различных уровней и т.п.). В пределах второго блока создаются финансовые ресурсы, предназначенные для государственной поддержки (в случае возникновения такой необходимости) производителей товаров и услуг, которые удовлетворяют платежеспособный спрос населения.

3. Налоговые рычаги и стимулы, используемые исполнительными структурами различных уровней (в пределах своей компетенции) в целях ориентации работодателей на проведение социальной политики как в узком, так и в широком ее понимании, а также членов общества в интересах развития деятельности, позволяющей повысить уровень социальной защищенности за счет собственных усилий.

Примерами первого являются льготное обложение юридических лиц, использующих труд пенсионеров и инвалидов, а также тех юридических лиц, которые выпуском своей продукции (услуг) способствуют удовлетворению платежеспособного спроса населения или же реализуют необходимые для этого инвестиционные проекты.

В качестве примера второго направления льготного налогообложения может служить распространение последнего на некоторые виды деятельности членов общества, не связанные с извлечением прибыли (дохода) сверх некоторого установленного минимума. Налоговые льготы могут предоставляться и тем юридическим лицам, которые реализуют мероприятия, направленные на улучшение качества жизни населения, например, связанные с выполнением природоохранных проектов.

4. Административные решения, используемые органами государственного управления различных уровней. К ним относятся решения, изменяющие порядок социальной поддержки отдельных категорий населения, например, квотирование рабочих мест для молодежи и инвалидов, запрещение властными структурами строительства или закрытие действующих предприятий, существенно загрязняющих окружающую среду и ухудшающих условия жизни местного населения.

14.4.2                Смена парадигмы социальной политики –
от патернализма к либерализму

Современные социальные процессы в России характеризуются изменением взаимоотношений между государством и отдельными членами общества. Прежде всего следует отметить отказ от принципа патернализма, свойственного социалистическому строю. Таким образом, государство в значительной степени сняло с себя ответственность за обеспечение комплекса условий общественного развития. На смену всеобщей зависимости человека от государственных структур пришел принцип разграничения прав и ответственности между личностью и обществом.

С одной стороны, этот процесс можно рассматривать как благо для отдельных людей, так как он способствует самореализации личности в различных областях деятельности. Если раньше государство прямо и весьма активно вмешивалось в различные сферы общественной жизни, устанавливая при этом жесткие ограничения и заставляя людей действовать в определенных им рамках, то сейчас приоритетным является принцип свободы личности.

С другой стороны, данный процесс привел к возникновению целого комплекса социальных проблем. Происходит отказ от провозглашенных ранее принципов общественной жизни, в частности, уже нет права на гарантированный труд, возникают проблемы с получением бесплатного медицинского обслуживания, все трудней получить бесплатное образование.

В условиях смены фундаментальных ориентиров общественного развития успехи и неудачи все в большей степени начинают зависеть от действий самого человека.

Для новой социальной среды характерны следующие признаки:

§           повышенная нестабильность, труднопрогнозируемость, неопределенность, что в свою очередь ведет к росту недовольства и нервозности в обществе;

§           обесценивание прежних внутренних регуляторов поведения, способствующее нарушению морали и закона;

§           резкое расширение степени свободы личности — при одновременном ослаблении социального контроля;

§           повышенные требования к гибкости мышления и поведения в целом;

§           доминирование борьбы над согласием в российском обществе.

В то время как социальная среда изменилась буквально за несколько лет, значительная часть людей оказалась не в состоянии быстро изменить свои стратегии и принципы поведения, привычки, способы действий. Им трудно адаптироваться к новым социальным явлениям. В условиях плановой экономики выросло несколько поколений, привыкших к жесткой системе общественных и экономических институтов. В условиях "развитого социализма" каждому человеку полагался некий социально гарантированный минимум. Теперь же, когда государственные гарантии отсутствуют либо не выполняются, в российском обществе нарастает социальная напряженность, усугубившаяся финансово-экономическим кризисом 1998 года. Все больше россиян становится недовольными происходящими в стране социальными и экономическими процессами. Наряду с общим экономическим кризисом в России наблюдается институциональный кризис, выражающийся в резком падении доверия к государственным структурам.

Либеральная социальная политика, осуществляемая российскими властями с начала 90-х годов, наталкивается на сопротивление различных слоев населения. Показательна реакция неприятия населением предложенной правительством Касьянова социально-экономической программы. Против намерения повысить пенсионный возраст высказывается более 89 % опрошенных, сокращение доли бесплатных услуг здравоохранения вызывает протест у 91 %, оплачивать коммунальные расходы в полном объеме не согласны 84 %.[666]

Серьезной социальной проблемой стало расслоение общества. Усиливаются противоречия между различными группами населения, например, — между богатыми и бедными, между занятыми и безработными. Вместе с тем общегрупповые интересы в значительной степени являются неустойчивыми и временными. В большинстве своем люди живут собственными интересами и устремлениями.

В этих условиях важное значение приобретает проблема определения общих интересов. В настоящее время Россия переживает становление новой социальной субъектности. Особенность этого драматического процесса осознания личностью своего собственного интереса состоит в неопределенности представлений об общности интересов. На смену принципам коллективизма пришел индивидуализм. В силу того, что гражданское общество еще не сформировано, а механизм защиты прав различных групп населения был прерогативой исключительно бюрократических структур, всякий действительно общий интерес воспринимается ныне с величайшим подозрением.

Отсутствие общих интересов может выражаться в виде социальных конфликтов. Например, в ходе своих забастовок шахтеры преследовали свои узкоотраслевые интересы, а их действия противоречили интересам различных слоев населения — учителям, врачам и другим общественным группам, также не получившим своевременно заработную плату. Перекрывая железную дорогу, шахтеры вступили в конфликт с железнодорожниками и металлургами.

Переход к новой социальной среде привел к появлению множества неформальных связей, которые, на наш взгляд, усложняют процесс социального управления. В стабильном обществе объектом изучения в общественных науках являются в основном формальные связи, так как именно они часто выступают наиболее явственно. В условиях разрушения действовавшей ранее общественной системы и социальных институтов все большее значение получают неформальные связи как на уровне взаимосвязей между отдельными людьми, так и в их взаимоотношениях с социальными организациями.

Современный этап социального развития привел к усложнению процесса исследования отдельных людей, так как человек с позиций новой парадигмы общественной жизни представляет собой сложный и часто противоречивый объект управления. Так, например, отдельный конкретный человек может рассматриваться с нескольких позиций — в отношении занятости (имеющий работу или безработный, т.е. нужно ли ему выплачивать пособие по безработице или нет), в отношении семейного положения (многодетный или нет, т.е. выдавать ли ему пособие на детей) и т.д.

Все перечисленные выше особенности новой системы общественной жизни вызывают необходимость пересмотра многих принципов и методов социального управления и выработки нового механизма управления социальными процессами.

14.4.3                Трансформация субъектов социального управления

Отказ от командно-административной системы и присущих ей принципов управления и переход к рыночной системе привел к необходимости создания высокоэффективного управленческого комплекса, соответствующего изменившимся условиям и учитывающего общечеловеческие и социальные ценности нового общества. Важной общественной задачей в настоящее время является определение адекватных экономических форм воздействия на объект управления, организационно включающего различные институциональные уровни (федеральный, региональный, местный). При этом следует также учитывать взаимодействие между различными субъектами управления — государственными, хозяйственными, общественными и другими органами и структурами.

Изменения касаются также форм и методов управленческого воздействия. На смену методам жесткого, централизованного управления в различных сферах социальной и хозяйственной жизни общества приходят методы государственного регулирования, характеризующиеся в основном косвенными способами воздействия на управляемые объекты. Таким образом, весьма актуальной проблемой становится трансформация субъектов общественного управления, а также определение их роли и функций.

Трансформация управленческого комплекса предполагает замену жесткой, детерминированной системы регулирования социальных и экономических процессов более гибкой и в большей степени соответствующей современным условиям. При этом должна происходить замена устаревших организационных форм, методов, инструментов и структур управления.

Достижение поставленных государством целей в социальной политике обусловлено выполнением ряда условий. Рассмотрим основные из них.

1. Оптимальность. Для того чтобы иметь возможность сравнивать различные альтернативы мероприятий государства в социальной сфере, необходимо иметь четкие, однозначные критерии оптимальности рассматриваемых вариантов. Здесь необходимо разграничить интересы государства, отдельных граждан и юридических лиц (институциональных единиц). В отличие от частного сектора, основной целью которого является получение максимальной прибыли, цели государства намного обширнее и включают в себя не только экономическую, но и социальную составляющую.

В условиях недостатка финансовых средств, ставшим в социальной сфере хроническим явлением, необходимо разрабатывать такие мероприятия социальной политики, которые не связаны с дополнительными затратами ресурсов. Поэтому актуальной является проблема определения критериев отбора управленческих решений, приносящих максимальный социальный эффект с учетом ограниченности ресурсов. Важным элементом социальной политики может стать учет параметров социальной эффективности (например, рост занятости, улучшение экологической обстановки) при реализации экономических проектов. Кроме того, целесообразно учитывать не только первичные эффекты при проведении тех или иных мероприятий в социальной сфере и в экономике, но и косвенные. Например, реализация инвестиционного проекта, как правило, приводит к увеличению числа рабочих мест не только на вновь создаваемом производстве, но и на предприятиях-смежниках, производящих соответствующее сырье и полуфабрикаты.

2. Системность управления. Демонтаж командно-административ-ной системы управления привел к усложнению процесса социального управления, образованию множества самостоятельных хозяйственных, социальных и других субъектов, многие из которых в разной степени осуществляют функцию социального управления. Произошло перераспределение полномочий и ресурсов между различными уровнями общественного управления.

Многие органы, организации и структуры, стремясь к достижению определенной цели, получили возможность оказывать влияние на ход тех или иных социальных процессов. Например, вопросами занятости населения помимо Федеральной службы занятости в качестве отдельных ведомственных проблем занимаются министерство труда и социальной защиты, министерство образования и ряд других ведомств. Деятельность их во многом пересекается, дублируется, что приводит к неоправданным издержкам и снижению эффективности принимаемых решений. С другой стороны, в настоящее время нередко наблюдается узковедомственный подход, учитывающий только прямое воздействие планируемых мероприятий на те или иные подсистемы или параметры социальной сферы. В силу этого при выборе оптимальной стратегии социального развития необходимо использовать системный подход. Особенность данного подхода в отличие, например, от ведомственного (отраслевого) заключается в том, что в соответствии с ним социальная сфера должна рассматриваться как единая сложная система, состоящая из множества подсистем, часто имеющих противоположные цели.

3. Информационное обеспечение. В настоящее время одной из важнейших задач социальной политики государства является создание единой информационной базы, способной объединить информационные массивы различных ведомств, в той или иной степени связанных с социальными проблемами населения. Это позволит, во-первых, объединить усилия различных ведомств при реализации мероприятий социальной политики и, таким образом, снизить соответствующие затраты, во-вторых, координировать деятельность субъектов социальной защиты и на основе этого более точно определять наиболее нуждающиеся семьи с целью оказания адресной помощи, в-третьих, проводить детальный и оперативный мониторинг социальной политики государства.

14.4.4                Будущее России: социальное государство или...?

Разработка для современной России действенной модели социальной политики, которая способствовала бы адаптации сформировавшихся в условиях командно-административной системы россиян к новым условиям жизни, хотя бы частичному снятию социальных конфликтов, интеграции разобщенных и частично враждебно настроенных по отношению друг к другу слоев общества, является ключевой задачей сегодняшнего дня.

Наибольший интерес у российских политиков и исследователей вызывает концепция социального государства, сформировавшаяся и закрепленная в конституциях западных стран, в том числе ФРГ (1949), Франции (1958), Швейцарии (1972), Швеции (1975), Испании (1978). Социальное государство выражает новое качество самой политической власти, из которого вытекают все другие его свойства. В нем снимается политическое отчуждение личности от власти, гражданское общество "обуздывает" государственные институты, которые начинают служить интересам людей и общества в целом. Поэтому социальное государство возникает не стихийно, но на основе целенаправленной политической стратегии, благодаря которой оно формируется динамичнее в странах с глубокими социал-демократическими традициями. При этом исторический опыт показал, что объективными предпосылками его становления и развития выступают социально ориентированная экономика (социальное рыночное хозяйство), правовое государство, предусматривающее эффективное гражданское, трудовое, социальное и другое законодательство.

Принципами устройства и деятельности социального государства выступают открытость политической власти, ее демократизм, гражданский мир, социальное согласие и солидаризм, социальная справедливость и осуществление сильной социальной зашиты населения, обширных социальных программ в рамках активной и адресной социальной политики. Следование этим принципам в активной политике позволит государству добиваться и снятия отчуждения личности от власти, и гарантированной социальной защиты, и создания справедливых условий и возможностей для достойного уровня жизни, и минимизации социальных рисков. При этом государство от отношений господства и подчинения с гражданами переходит к солидарным партнерским отношениям с ними на основе равноправного социального контракта, как правило, получающего выражение в конституции или социальном кодексе страны. Благодаря этому во всех общественных сферах происходят позитивные трансформации, которые на высокой ступени развития страны приводят к формированию общества всеобщего благоденствия.

В свете сказанного очевидно, что социальное государство — это не только специфическое состояние политических институтов и самой власти, но также и особое состояние всего общества, преобразованного на основе социальных ценностей и содействующего самореализации творческого потенциала личности. Таким образом, это действительно государство всеобщего благоденствия. Наконец, социальное государство представляет собой также особое состояние системы управления социальной сферы. Складывается самостоятельная управляющая система социального государства, функциями которой выступают планирование и реализация активной, сильной, адресной социальной политики, охватывающей все социальные группы, слои и классы общества. Без такой управляющей системы все высокие социальные приоритеты остаются только политическими декларациями, не подкрепленными конкретными механизмами их реализации. В этой системе эффективно действуют не только государственные институты общей компетенции, но также органы власти, имеющие узкую специализацию, функционирующие и в системе законодательной власти (например, парламентские комитеты по социальной политике, труду, здравоохранению и т.д.), и в исполнительной власти (например, министерство труда и социального развития), и в судебной власти. При этом активно поощряется создание и деятельность различных негосударственных институтов, участвующих в осуществлении социальной политики общества. Речь идет о профсоюзных организациях, о частных страховых, пенсионных, благотворительных и иных фондах в поддержку безработных, науки, культуры и т.д.

Следует отметить, что значимыми компонентами управляющей системы государства являются также такие институциональные элементы, как правовые и иные юридические нормы. В развитом социальном государстве, как правило, существует социальный кодекс, в который сведены и кодифицированы основные юридические акты и нормы по социальной сфере общества.

В условиях современной российской модернизации наблюдается процесс одновременного зарождения и становления как предпосылок социальной ориентации экономики, формирование элементов гражданского общества, правовой государственности, демократического политического режима, так и процессуально-институциональных компонентов социального государства как управляющей системы. Последняя имеет преемственность с социальной политикой, осуществлявшейся в советский период, но исключает государственный патернализм и уравнительность. В силу определенных исторических и иных причин, российское государство в большей мере тяготеет к социал-демократической модели.


 

Глава 15.  Оптимальный политический деловой цикл,
или есть ли пределы терпению?

 

 

После развала СССР в России произошел переход от командно–административной системы управления государством к принципиально новому механизму организации власти, построенному на принципах представительной демократии. Граждане российского государства (после принятия 12 декабря 1993 года конституции, действующей и поныне) "вдруг проснулись" с огромным количеством новых прав и свобод. Правда, выяснилось, что многие экономические агенты оказались просто не в состоянии распорядиться "доставшимися" им правами (подробнее см. гл. 3 данной монографии). Однако, несмотря на все проблемы адаптации экономических агентов к новой институциональной среде, появились реальные механизмы, позволяющие гражданам влиять на формирование власти.

Новые российские политические деятели, придя к власти, обнаружили, что существующая система общественных отношений и государственного устройства оставляет им необъятные возможности по извлечению личных выгод. Отсутствие прозрачности в принятии решений государственными чиновниками относительно вопросов передачи государством прав собственности, выдачи лицензий и квот на экспорт энергоресурсов и прочего сырья (из-за огромного разрыва внутренних и мировых цен это был основной источник капиталов, "сколоченных" в 90-х годах в России), выдачи льгот на импорт товаров народного потребления, создание режимов налогового благоприятствования для отдельных предприятий и т.д. создавало реальные возможности к получению личных выгод от подобной деятельности.

Проанализируем механизмы рентоориентированного поведения, чтобы затем сконцентрировать наше внимание на работе политической системы, построенной на принципах представительной демократии при существовании возможностей по извлечению ренты для политиков. Далее будет теоретически доказано, что подобное сочетание приводит к возникновению политических деловых циклов, которые можно отчетливо наблюдать в России 90-х годов.

 

 

 

15.1          Интерпретация рентоориентированного поведения: возможности неоинституционального анализа

Основные идеи, связанные с существованием политической ренты, зародились в рамках традиционной микроэкономической теории[667]. Термин рентоориентированного поведения (Rent-Seeking behavior) появился несколько позднее в работах А. Крюгер[668].

Рента в экономической теории определяется как доход владельца ресурса, превышающий альтернативную стоимость его использования. При этом положительная рента является стимулом привлечения дополнительных ресурсов в те виды деятельности, где она существует. Поиск ренты в конкурентной экономике — это позитивное явление, приводящее к эффективному распределению ресурсов.

Привлечение новых ресурсов в отрасли, где существует положительная рента, приводит к созданию новых ценностей. Отрицательная рента, наоборот, будет способствовать, оттоку ресурсов из отрасли и более эффективному их перераспределению. Рентоориентированное поведение в данном контексте является одним из механизмов обеспечения эффективного распределения ресурсов в экономике.

Проблемы, связанные с потерями от рентоориентированного поведения, одним из первых были подняты Гордоном Таллоком[669]. Рассмотренная им борьба за монопольную ренту приводила к частичной её растрате, т.е., помимо "классических" чистых потерь общества, потерями для общества становилась часть монопольной ренты.

Негативные последствия от поиска ренты появляются там, где существуют нерыночные ограничения, как, например, в случае с монополией, устанавливаемой государством, когда расходы, связанные с получением монопольной ренты, не приносят никакого дополнительного продукта. Такие расходы Г. Таллок характеризует как потерянные для общества (wasteful).

Наглядно проиллюстрировать проблемы, связанные с поиском ренты, можно в терминах расхода реальных ресурсов на захват чистого трансферта. Так как затраты ресурсов на то, чтобы взять рубль у "А" и отдать его "В", ничего не создают, то они растрачиваются с точки зрения экономики в целом. Альтернативная стоимость этих ресурсов есть потери общества от поиска ренты.

Возможность получения некоторого положительного дохода из процесса борьбы за ренту будет стимулом для вовлечения все новых участников в этот процесс. В результате может оказаться, что на процесс получения дополнительной ренты будет тратиться количество ресурсов, равное величине самой ренты.

Поиск ренты часто связан с государственным вмешательством в экономику в целях её регулирования. Наиболее "эффективным" способом создания монопольной ренты является принятие законов и распоряжений, ограничивающих выпуск, лицензирующих вход или квотирующих экспорт/импорт. По мере того как индивиды и фирмы борются за государственные привилегии для своей деятельности, возникает поиск ренты. Поскольку конкуренция в сфере борьбы за привилегии не может расширить ограниченный законом выпуск, то общество будет нести потери, связанные с затратами на получение привилегий.

Для анализа рентоориентированного поведения политических деятелей плодотворным оказывается анализ с позиции теории групп[670]. Функционирование политического механизма, с данной точки зрения, рассматривается как процесс столкновения интересов различных групп. Реализация конкретных групповых интересов и будет результатом достижения согласия в рамках политического процесса. Таким образом, политическая рента есть возможность использования процесса достижения межгруппового согласия для извлечения дополнительных выгод.

Приведем пример ситуации, в которой возможно существование политической ренты. Для принятия решения в парламенте страны Х необходимо согласие большинства депутатов. Депутаты распределены по небольшим группам. Если рассматривать по отдельности множество решений, каждое из которых будет удовлетворять узким интересам лишь одной группы, ни одно из них не будет принято. В случае объединения множества мелких решений в одно более крупное, возможна ситуация, когда более крупное решение уже будет удовлетворять интересам большинства (т.к. в этом едином решении присутствуют конкретные вопросы, касающиеся узких интересов большинства групп). При этом все члены коалиции оказываются в выигрыше, извлекая из этого политическую ренту. Однако подобная практика приводит к неэффективным состояниям, т.к. влечет потери для оставшейся части парламента. Подобная практика носит название логроллинга[671].

Политическая рента – это рента, извлекаемая в рамках и с помощью политического процесса. Рента трактуется как экономическая прибыль, т.е. превышающая экономические издержки (отличающиеся от бухгалтерских существованием дополнительных альтернативных издержек). Политическая рента является, в свою очередь, некоторым частным случаем более общей категории экономической ренты.

Существование политической ренты во многом предопределяется существующими системами государственного устройства. Как в случае невозможности идеального функционирования рыночного механизма, так и в случае общественного сектора, представляется сомнительным создание идеальных политических систем. Каковы главные причины существования политической ренты?

Основным достижением неоинституциональной теории стал принцип рассмотрения явлений в зависимости от существующих ограничений. В рамках неоинституционального подхода выделяется несколько причин существования возможностей к извлечению политической ренты.

Неполнота информации

Новые возможности для анализа в этой области открыла работа Ф. Найта по проблемам неопределенности и риска[672]. Теория ожидаемой полезности Дж. фон Неймана и О. Моргенштерна[673] стала универсальной парадигмой для неоклассической экономической теории. Другим подходом к рассмотрению проблем неполноты информации стал подход Дж. Стиглера в рамках теории поиска информации[674]. Основная его идея заключается в том, что доступ к информации не является бесплатным и свободным, т.е. получение информации требует каких-либо затрат. Неполнота информации на практике означает непрозрачность в принятии решений.

Ограниченная рациональность

Модель человека непосредственно связана с проблемами доступности информации. В классической экономической теории посылка о полной информации сочетается с моделью человека, обладающего неограниченными аналитическими способностями. Разработанная Г. Саймоном теория ограниченной рациональности предлагает альтернативные процедуры выбора в условиях неполной информации. Процесс принятия решения состоит из двух основных моментов: поиск и принятие удовлетворительного варианта.

"Субъект не может заранее знать исходов каждого варианта, во-первых, из-за неопределенности, не сводимой к риску, во-вторых, из-за своих ограниченных счетных способностей и, в-третьих, из-за того, что у него, вопреки неоклассической теории, нет всеобщей и последовательной функции полезности, которая позволила бы сравнить разнородные альтернативы"[675]. Рациональность в данном случае ограничена относительно процедуры максимизации, в то же время такое поведение полностью подпадает под понятие функциональной рациональности[676].

 

Оппортунистическое поведение участников

Понятие оппортунистического поведения напрямую связано с мотивацией экономического агента. Мотив собственного интереса находится в центре моделирования экономического поведения на протяжении всего периода существования экономической теории. Однако его интерпретация претерпевала некоторые изменения.

Первоначально мотив собственного интереса трактовался исключительно как "эгоизм". "В связи с тем, что термин «эгоизм» имеет ярко выраженную эмоциональную окраску, некоторые теоретики заменили его нейтральным или безразличным отношением хозяйствующего субъекта к незнакомым ему окружающим людям. Это означает, что экономический человек не испытывает к своим собратьям ни положительных, ни отрицательных (враждебность, зависть) чувств"[677].

Оливер Уильямсон оппортунистическое поведение в общем случае трактует как "... предоставление неполной или искаженной информации"[678]. При этом напрямую используется концепция собственного интереса.

"Такое поведение является источником «поведенческой неопределенности», которая может вызывать немалые проблемы в экономических сделках, если заранее не включить в контракт затрудняющие это поведение условия"[679].

Неопределенность контрактов на политическом рынке (или, в более общем случае в общественном секторе) создает возможность существования дополнительных "степеней свободы" для лиц, связанных с ним. Существует неформальность в принятии решений, невозможно однозначно определить цели для политиков, проконтролировать уровень усилий по их достижению. Всё это приводит к возникновению возможностей по получению дополнительных выгод (политической ренты).

Каковы последствия существования возможностей к получению ренты для государственных деятелей в условиях представительной демократии? Как уже было сказано, данное сочетание будет приводить к возникновению политического делового цикла. Перед тем, как переходить к анализу механизмов формирования этих циклов, кратко рассмотрим уже существующие теории политических деловых циклов, их основные типы.

 

15.2          Подходы к исследованию политических деловых циклов

Вопросы, связанные с влиянием политической структуры общества на положение дел в экономике страны, активно начали изучаться в 70-х годах. Толчком к исследованию данной проблематики стала работа Нордхауза[680], в которой впервые было введено понятие политических деловых циклов и предложен механизм их формирования (интерпретация связана с зависимостью макроэкономической политики, проводимой правительством, от сроков выборов). В соответствии с подходом Нордхауза, правительство проводит расширительную фискальную политику перед выборами, что приводит к росту популярности правительства и способствует их перевыборам. Затем, после выборов, правительство вынуждено проводить стабилизационные мероприятия в сочетании с ужесточением фискальной политики.

Исследование Нордхауза предполагало адаптивные ожидания избирателей, за что подвергалось критики в 80-х годах. Однако дальнейшие исследования в этом направлении[681] показали, что цикл Нордхауза может существовать и при предположении о рациональных ожиданиях, с использованием предпосылок об асимметричности информации.

Предполагается, что избиратели не знают тип правительства (например, уровень его компетентности) и способны оценить его только через наблюдаемые экономические индикаторы. Тогда, в соответствии с подходом Персона-Табеллини, правительство перед выборами будет проводить расширительную денежную политику для повышения выпуска и снижения безработицы, что и будет сигналом для избирателей относительно компетентности правительства. Проводимая после выборов ограничительная денежная политика замыкает цикл Персона-Табеллини.

Существуют также модели цикла Нордхауза, в которых циклы реализуются одновременно как по фискальной, так и по кредитно-денежной политике[682].

Другим направлением, объясняющим влияние проводимой государством политики на экономическую ситуацию, являются циклы Партисана (Partisan cycles)[683]. Цикличность в экономике объясняется идеологическими различиями между приходящими к власти партиями. Левые партии тратят больше усилий на снижение уровня безработицы, в то время как правые – на снижение темпов инфляции. Дальнейшее развитие этого подхода объясняет экономические циклы фактом существования долгосрочных трудовых контрактов, не позволяющих мгновенно корректировать реальную заработную плату в ответ на неожиданные денежные шоки (положительные или отрицательные), вызванные сменой правительства после выборов[684].

Проведено множество эмпирических исследований для различных моделей политико-деловых циклов. Первоначально внимание исследователей было приковано в основном к изучению политико-деловых циклов в промышленно развитых странах[685]. В последние годы классические теории политических деловых циклов активно применяются для анализа ситуации и в развивающихся странах. Так, например, в исследовании Шукнича были обнаружены циклы Нордхауза в 35 развивающихся странах[686].

Из российских работ по проблемам политико-деловых циклов можно отметить исследования опыта думских выборов 1993-1995 годов, в которых выявляется искаженный политический деловой цикл: жесткая кредитно-денежная политика правительства перед выборами и популистские меры правительства после выборов. Комплекс стабилизационных мер правительства привел к поражению партии власти на выборах 1995 года в Государственную Думу. В 1994 году после поражения правительство пыталось пойти по пути "немонетарных мер борьбы с инфляцией", что привело к обострению экономического кризиса[687].

Для анализа политических деловых циклов в России значительный интерес представляют выборы президента России в середине 1996 года, которые были по существу первыми «настоящими» выборами как для избирателей, так и для политиков.

Характеризуя предвыборную ситуацию в России конца 1995 года, можно говорить о глубокой политической неопределенности. Мало кто сомневался, что будет только два главных действующих лица — Б. Ельцин и Г. Зюганов (непонятна была позиция с А. Лебедем). В начале года было очевидно превосходство позиций Зюганова над Ельциным, однако в апреле рейтинги кандидатов практически выровнялись (см. табл. 15.1).

Действия, проводимые правительством во главе с В. Черномырдиным, были направлены на сохранение Б. Ельциным поста президента (тем более, что премьер отказался от борьбы за пост президента, можно предположить, в обмен на гарантии сохранения своего поста в случае победы Б. Ельцина). Задержки с выплатой заработной платы (в первую очередь работникам бюджетной сферы) представлялись одной из основных проблем для правительства и президента.

При этом кривая Филлипса (связывающая уровень инфляции и безработицы) для России приобретала особенный вид, что было связано с высоким уровнем скрытой безработицы. Расширительная кредитно-денежная политика приводила не к сокращению уровня безработицы (за счет увеличения темпов инфляции), а скорее, к сокращению задолженностей по заработной плате.

Таблица 15.1

Если во второй тур президентских выборов выйдут Ельцин и Зюганов,
за кого бы из них вы бы проголосовали?

(в % от опрошенных)

Дата

За Ельцина

За Зюганова

Против обоих

Пока не определились

22.01

17,7%

33,3%

21,7%

27,30%

19.02

20,9%

33,5%

21,5%

24,10%

11.03

24,4%

32,3%

21,3%

22,00%

25.03

28,9%

30,0%

16,7%

24,40%

08.04

28,4%

29,3%

17,6%

24,70%

22.04

31,1%

28,7%

17,0%

23,20%

05.05

36,9%

30,8%

14,6%

17,70%

20.05

39,7%

29,2%

12,3%

18,80%

03.06

43,0%

28,3%

11,4%

17,30%

10.06

44,6%

30,3%

10,7%

14,40%

20.06

46,0%

29,5%

5,1%

19,40%

24.06

45,9%

25,5%

5,9%

22,70%

27.06

44,6%

26,9%

6,3%

22,2%

30.06

45,0%

29,8%

6,3%

18,90%

Источник: Президентские выборы 1996 года и общественное мнение. М.: ВЦИОМ, 1996.

 

Однако правительство отказалось от масштабного увеличения денежной массы для обеспечения победы Б. Ельцина, в основном из политических соображений. Сокращение темпов инфляции было чуть ли не единственным заметным экономическим достижением с 1992 года. Если бы в случае широкой расширительной денежной политики произошел бы новый виток инфляции, то вовсе не факт, что выплаты пенсий и зарплат компенсировали бы его в глазах избирателей (итоги выборов в Государственную Думу 1995 года — наглядное подтверждение того факта, что формальная выплата пенсий ещё не обеспечивала победу на выборах).

Было бы идеально для правительства провести такую политику, при которой бы все позитивные эффекты проявились до выборов, а негативные — гарантированно после. Именно такую политику и избрало правительство — "накачку" экономики непосредственно перед выборами (в мае-июне темпы роста денежной массы М2 составили 3,1%). При этом резкое увеличение государственных расходов сопровождалось крупными заимствованиями на внутреннем рынке, что позволило избежать инфляции в краткосрочном периоде и одновременно решить проблемы с выплатами заработной платы.

Таблица 15.2

Выполнение расходной части консолидированного бюджета 1996 года

(в % от ВВП)

 

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

Всего доходы

16,60

18,09

19,85

20,34

21,20

21,91

22,12

22,99

22,69

22,63

22,81

24,76

РАСХОДЫ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Государственное управление

0,42

0,70

0,78

0,82

0,77

0,83

0,83

0,80

0,77

0,75

0,75

0,76

Международная деятельность

0,68

0,64

0,62

0,62

0,61

0,68

0,69

0,70

0,88

0,93

0,90

1,18

Национальная оборона и правоохранительная деятельность

7,67

3,83

4,03

4,62

450

4,48

4,41

4,55

4,45

4,34

478

4,57

Фундаментальные исследования

0,05

0,25

0,30

0,33

0,30

0,29

0,29

0,29

0,30

0,30

0,29

0,31

Услуги народному хозяйству

4,51

5,62

5,75

6,44

6,55

6,55

6,46

6,83

6,69

6,73

6,91

7,87

Социальные услуги

5,34

6,93

7,92

8,50

8,53

8,75

8,44

8,56

8,25

8,11

8,09

8,35

Обслуживание государственного долга

1,50

1,27

1,54

1,36

2,26

2,09

2,08

2,04

1,93

1,89

1,85

1,98

Прочие расходы

1,13

1,49

2,03

2,01

2,15

2,50

2,76

2,87

2,75

2,65

2,68

2,79

Итого расходов

16,31

20,74

22,98

24,70

25,68

26,16

25,96

26,65

26,02

25,69

25,74

27,81

Ссуды за вычетом погашений

2,35

0,93

0,46

0,51

0,40

0,38

0,76

1,14

0,96

0,90

0,85

1,12

Расходы и ссуды за вычетом погашений

18,66

21,67

23,43

25,21

26,09

26,54

26,72

27,79

26,98

26,59

26,59

28,93

Дефицит бюджета

-2,06

-3,58

-3,58

-4,87

-4,89

-4,63

-4,60

-4,80

-4,29

-3,96

-3,78

-4,17

Общее финансирование, в том числе

2,06

3,58

3,58

4,87

4,89

4,63

4,60

4,80

4,29

3,96

3,78

4,18

внутреннее финансирование

1,15

2,47

2,55

2,87

2,52

2,81

2,78

3,18

2,89

2,58

2,28

2,70

внешнее финансирование

0,91

1,10

1,03

2,00

2,37

1,82

1,82

1,62

1,40

1,37

1,50

1.47

Источник: Минфин.

 

Низкий уровень исполнения бюджета 1996 года (как по расходам, так и по доходам) не мог быть аргументом сторонников Ельцина. Поэтому популистское расширение социальных статей расходов непосредственно перед выборами в первой половине 1996 года (см. табл. 15.2) — погашение задолженностей до 1 апреля 1996 года работникам бюджетных организаций, выплата задолженностей по пенсиям до 1-го мая и др. — пришлось компенсировать секвестированием остальных статей. Так, за первое полугодие удельный вес заработной платы в расходах бюджета составил порядка 30% (при плане 15%). Все это наложилось на кризис в доходной части бюджета, т.к. собираемость налогов в 1996 году значительно упала.

Основными факторами низкой собираемости налогов стали рост противозаконного уклонения от налогов, рост дебиторской задолженности привел к сокращению налоговой базы основных налогов (НДС и налогов на прибыль), бартеризация экономики.

Наиболее ощутимыми негативными результатами проведения популистской политики 1996 года стали высокие процентные ставки на отечественных финансовых рынках, возросший дефицит бюджета, взявшего на себя значительные обязательства по выплатам пособий, зарплат и пенсий, значительное увеличение государственного долга и сокращение валютных резервов (на 23% за первое полугодие 1996 года).

Все указанные проблемы и предопределяли направление стабилизационной политики после победы на выборах 1996 года[688].

Ситуация в России с выборами президента 1996 года наглядно демонстрирует деятельность правительства в рамках политического делового цикла. Займемся теперь анализом причин возникновения политических деловых циклов.

15.3          Модель «политик-избиратель»

15.3.1                Модель «политик-избиратель» без учета  трансакционных издержек

Подавляющее большинство моделей политических деловых циклов неявно вводит систему предпочтений правительства. Стремление правительства переизбираться означает, что ситуация, когда оно находится у власти, строго предпочитается ситуации, при которой у власти находится кто-то другой. Таким образом, правящее правительство в целом оценивает свои альтернативные издержки (т.е. максимальные упущенные выгоды от занятия какой-либо другой деятельностью) ниже, чем выгоды, извлекаемые от пребывания у власти. Иными словами, правящее правительство извлекает ренту.

Рассмотрим, каким образом функционирование системы "политик-избиратель", в условиях существования возможностей к извлечению политической ренты для первого, приводит к возникновению политического делового цикла.

Для описания отношений политика с избирателем необходимо определить:

1.        Среду, в рамках которой происходит взаимодействие агентов.

2.        Модели избирателя и политика (через механизмы принятия решений и их функции полезности).

Начнем построение модели с максимально простых предпосылок. В дальнейшем, вводя новые реалистичные предпосылки, будем усложнять анализ модели, это позволит нам надеяться на получение дополнительных результатов, недоступных в рамках более простых моделей.

Рассмотрим последовательность моментов времени: t = 0, 1, 2, …

В каждый момент времени t избиратель получает некоторый доход.

Деятельность политиков непосредственно финансируется из доходов избирателя, и каждый момент времени t политик получает ренту х(t), где x(t) – доля дохода избирателя, которая достается политику в момент времени t.

Политик сам выбирает для себя значение х, которое он получит, находясь у власти, однако существует некоторое максимальное значение
xmax< 1, которое определяется существующей системой государственного устройства.

Возможны различные интерпретации данного утверждения, например, политик просто кладет в свой карман часть дохода избирателей, т.е. ворует, или в результате борьбы за власть политик расходует "впустую" средства избирателя в размере х(t), при этом его рента также составляет х(t), или х(t) может рассматриваться как потери, связанные с искажениями, вносимыми в экономику политиком.

Для нас наиболее важно лишь то, что величина ренты, получаемая политиком (х), напрямую связана с потерями для избирателя (будь это прямые или косвенные потери). В нашей модели потери избирателя равны ренте, получаемой политиком (отказ от этой предпосылки качественно не изменит получаемые результаты).

Избиратель обладает уровнем терпимостих*, который означает максимально "терпимые" избирателем потери своего дохода (в нашем случае они будут равны величине ренты, получаемой политиком). Превышение политиком х* приведет к тому, что его не переизберут (х* < xmax).

Функция полезности политика строго возрастающая по дисконтированному потоку ренты (где коэффициент межвременного дисконтирования ренты = 1-d). Политик принимает решение о выборе стратегии своего поведения, т.е. х(t), максимизируя собственную функцию полезности или, что то же самое, политик максимизирует дисконтированный поток ренты.

Предположим, что политик избирается каждый период t и время жизни политика не ограничено (предпосылки упрощают анализ и не уменьшают общности решения).

Тогда каждый момент времени t политик принимает решение о выборе х(t). Ему необходимо сравнить две стратегии:

1. Взять в данный период времени хmax (и после этого не быть переизбранным, т.к.  х* < xmax).

2. Взять в данный период времени х*быть переизбранным на следующий срок). Так как в следующий срок надо будет решать в точности такую же задачу, то если в первый период времени выгодно переизбираться, то и во все следующие моменты времени оптимальным будет решение переизбираться, т.е. эта альтернатива означает получать х* все последующие моменты времени (переизбираться всю оставшуюся жизнь).

Во 2-м случае политик получает дисконтированную ренту:

.                         (15.1)

При выборе стратегии своего поведения политик будет выбирать максимальное значение из xmax     и   х*/δ.

В случае когда справедливо соотношение , наступит состояние, при котором каждый политик пользуется стратегией (1) - получает xmax   в первом периоде и уходит в отставку. При этом избиратель каждый момент времени t будет нести потери xmax, т.е. максимально возможные потери. Очевидно, что это самое наихудшее для избирателей состояние, возможное в данной модели.

В случае  политик предпочтет каждый период получать x*, т.е. воспользоваться стратегией (2). Данная ситуация строго предпочтительнее для избирателя, чем первое состояние (х* < xmax), т.к. х – это потери избирателя. Если избиратель сам в состоянии определять значение своего уровня терпимости (х*), то очевидно, что ему необходимо выбрать такое минимальное значение для х*, при котором политик будет выбирать стратегию (2). Он не может предъявлять завышенные требования к политикам (т.е. очень низкие значения х*), т.к. политик просто воспользуется стратегией (1), получив xmax   в первом периоде.

Оптимальным для избирателя будет состояние при котором выполняется:

.   (15.2)

и наилучшим выбором для избирателя будет величина x* (в случае если xmax и d фиксированы):

x*=d xmax  .     (15.3)

Формула (3) иллюстрирует тот факт, что избиратель вынужден мириться с потерями на уровне x*, которые зависят от максимальной величины xmax и ставки межвременного дисконтирования δ.

Вывод, который следует из этой максимально простой модели, заключается в том, что чем менее индивиды ценят будущее (т.е. чем больше d), тем с большим значением x* они должны мириться. Таким образом, при невысоких предпочтениях будущих периодов у политиков избиратели будут терпеть большие потери от их рентоориентированной деятельности, чем в случае более высоких предпочтений будущих периодов у политиков.

Другой вывод: при заданных значениях x* и d, в случае когда значение , возникает ситуация постоянной смены политических деятелей. Это чрезвычайно неблагоприятная ситуация для избирателя.

Таким образом, существует определенное пороговое значение xmaх, превышение которого создает крайне неблагоприятную ситуацию, связанную с максимально возможными потерями избирателя.

Простота данной модели ещё не позволяет наглядно проиллюстрировать механизм формирования политического делового цикла. Однако несмотря на крайнюю простоту модели, её применение к России способно помочь в анализе явлений политической действительности и получить нетривиальные результаты.

Приведем лишь два примера.

 

1) В 1995 году в выборах в Государственную Думу принимали участие 42 партии и блока, на выборах в 1999 г. – 26, из которых только около 5 принимали участие в выборах 1995 года.

Данный факт есть сигнал о том, что большинство политических деятелей предпочитают воспользоваться стратегией (1), т.е. получения максимально возможных выгод в первый срок, что, как было показано выше, крайне неэффективно для избирателей.

2) Россия (и многие страны "третьего мира") является символом коррупции в глазах западного обывателя. Как можно объяснить тот факт, что российские избиратели уже "привыкли" к "нечистоплотности" политиков? Что является причиной такого недопонимания ?

 

Термин "привыкли к нечистоплотности" политиков можно объяснить в рамках данной модели более высокими уровнями терпимости х*. В соответствии с формулой (3) оптимальный уровень терпимости избирателей определяется как x*=d xmax.

Можно утверждать, что для стран "третьего мира" значение xmax выше, чем в любой из развитых стран. Более того, можно с высокой достоверностью говорить, что и значение d для развивающихся стран более высокое (т.е. будущее в них ценится меньше). Таким образом, высокая терпимость к "грязным политикам" для развивающихся стран ― это способ борьбы с "ещё более грязными". Развивающиеся страны просто не могут позволить себе придерживаться западных стандартов организации политической жизни общества.

Всё вышесказанное относительно стран "третьего мира" также относится и к России.

15.3.2                Модель «политик-избиратель» с учетом трансакционных издержек

Основная идея дальнейшего развития модели заключается в том, что "найм" и "увольнение" политиков для общества связан с определенными затратами.

Говоря о трансакционных издержках проведения выборов, мы будем понимать процесс выборов в узком смысле, как процесс ведения переговоров, тогда в соответствии с классификацией Р. Коуза[689] мы имеем дело с издержками ведения переговоров. В более широком смысле издержки проведения выборов подразумевают процесс обмена между избирателями и политиками, в котором голоса меняются на обещания, репутацию и т.д. "На рынке люди меняют яблоки на апельсины, а в политике – соглашаются платить налоги в обмен на блага, необходимые всем и каждому"[690].

В дополнение к трансакционным издержкам откажемся от предпосылки о дискретном времени и рассмотрим модель с непрерывным временем, которое изменяется от 0 до + ¥ (данная предпосылка носит технический характер и необходима для более наглядной интерпретации результатов анализа).

Предположим, что в моменты времени te, когда

te = t0+ n*D , где n = 0, 1, 2, …,

издержки переизбрания равняются EC (election costs).

В другие моменты времени t, когда

t ¹ t0+ n*D , где n = 0, 1, 2, …,

издержки переизбрания равняются IC (impeachment costs).

При этом EC < IC, а   D — длительность одного срока политика.

Это означает, что существуют упорядоченные моменты времени (выборы), в которые возможна смена существующих деятелей (в случае, если они не удовлетворяют интересам индивидов) с достаточно низкими издержками, в другие же моменты времени эти издержки превышают издержки выборов. (Модель избрания, описанная ранее, есть частный случай данной ситуации, в котором EC = 0, IC ®¥ и D ® 0).

Как и раньше, в каждый момент времени t политик в состоянии получить xmax (в основе этой предпосылки лежат те же самые аргументы, как и в предыдущем случае). Полезность политика ― строго возрастающая функция от дисконтированного потока ренты.

Политик, как и раньше, максимизирует дисконтированный поток рентных платежей[691]. Каждый момент времени политик имеет возможность получать хt Î [0, xmax]. При этом хt = 0 будет означать, что он не будет получать никакой ренты, т.е. доход, который он получал бы в случае равновесия на идеальном "политическом рынке" (хt = xmax), соответствует ситуации, при которой политик использует все возможности извлечения властной ренты.

Политик будет переизбран в случае, если суммарный поток рент после момента последнего избрания не превысит некоторой величины х*. Данное условие полностью соответствует ситуации, описанной ранее для одного периода времени, разница заключается лишь в том, что х* в данном случае отражает накопленные рентные платежи.

При этом политик будет досрочно отстранен, если его накопленная рента за период с последних выборов превысит х**, где х** — дополнительная "мера терпимости", описывающая поведение граждан общества: при превышении накопленной ренты за срок от последних выборов х** политик будет переизбран досрочно  (х**>x*).

Будем предполагать, что величины х*, х**, хmax, d и D однажды будучи выбраны, остаются постоянными на протяжении всего периода времени.

 

15.4          Механизм формирования оптимального политического делового цикла

15.4.1                Механизм формирования политического делового цикла

Рассмотрим возможное поведение политиков.

Политик, принимая решение о выборе стратегии, будет использовать критерий максимизации дисконтированного потока рентных платежей.

Для политика доступны следующие стратегии:

1. Стратегия "быстрой наживы": когда политик решает получать максимально возможную ренту в первый срок.

2. Стратегия "долговременного пребывания": когда он решает переизбираться каждый срок, бесконечное количество раз.

Доказательство того, что оптимальных промежуточных стратегий (когда он решает избираться на несколько сроков, а затем уйти) не существует, аналогично тому, что было проделано выше для более простой модели.

Выбор стратегии поведения будет зависеть от соотношения между x*, x** и xmaxD.

xmaxD ― это максимально возможный поток политической ренты за один срок.

Рассмотрим возможные случаи:

1) x*/ xmax < x**/ xmax < D .

Как было показано, возможны две стратегии поведения:

1. Стратегия "долговременного пребывания": политик каждый срок будет получать поток рентных платежей, равный х*. Максимизируя дисконтированный поток рентных платежей, политик в начале каждого периода будет стремиться максимально быстро получить свое х* (на это ему потребуется времени х*/хmax), а затем вести "кристально честную" деятельность, вплоть до новых выборов. Таким образом, политик будет получать рентные платежи в периоды от kD до kD + х*/хmax ,

где k = 0,1,2, ...

 

 

Дисконтированный поток платежей для данного случая представлен на рисунке 15.1а[692].

2. Стратегия "быстрой наживы": политик получает максимально возможную ренту в первой срок (см. рис. 15.1б). При этом политик будет получать ренту до момента импичмента, т.е. в период времени от 0 до х**/хмах.

Дисконтированный поток ренты представлен на рисунке 15.1б[693].

Потери от поиска ренты для избирателя будут большими в случае, когда политики выбирают стратегии "быстрой наживы", т.к. в ситуации "долговременного пребывания" возникают моменты времени, в которых политик не получает никакой политической ренты.

2) x*/ xmax < D < x**/ xmax  .

В данной ситуации стратегия "долговременного пребывания" будет приносить такой же поток ренты, как и в случае 1 (см. рис. 15.1а).

Но при использовании стратегии "быстрой наживы" момент перевыборов будет наступать раньше, чем импичмент[694].

Потери для членов общества от извлечения политической ренты будут крупными и в случае "быстрой наживы". Отличие от ситуации 1 будет в том, что переизбрание происходит с издержками EC, тогда как в первой ситуации переизбрание осуществлялось с издержками IC.

Рис. 15.1. Временная структура потоков ренты для двух случаев. (Верхний рисунок (а) соответствует случаю выбора политиком стратегии "долговременного пребывания", нижний (б) – ситуации, в которой политик выбирает стратегию "быстрой наживы". Одинаковой штриховкой показаны потоки ренты, принадлежащие одному и тому же политику.)

3) D < x*/ xmax < x**/ xmax  .

Это ситуация, в которой стратегии "долговременного пребывания" и "быстрой наживы" неразличимы, т.к. при таком параметре x* политик может себе позволить получать xmax в течение всего срока, и при этом он будет переизбран на следующий срок[695].

Анализ показывает, что для первых двух случаев (третий случай является скорее исключением, в рамках которого политику не нужно заботиться о своем переизбрании, т.к. его переизберут при любом исходе), когда у политика имеется возможность выбора собственной стратегии поведения, его стратегия "долговременного пребывания" и приводит к формированию традиционного политического делового цикла Нордхауза.

При этом политик сразу после выборов проводит политику, приносящую ему выгоды, т.е. извлекает собственную политическую ренту, после которого наступает период, когда он вынужден обеспечивать максимальное благосостояние избирателей (см. рис. 15.1а).

Структура рентных платежей, изображенная на рис. 15.1а, возникла из-за максимизации политиком дисконтированного потока, при предположении, что для избирателя все периоды одинаково ценны, т.е. мы смотрим на х* как на сумму всех потерь во все моменты t. В случае введения дисконтирующего фактора в уровень терпимости х*, полученный на рис. 15.1а, результат был бы ещё более строгим, т.к. у политика появился бы ещё аргумент в пользу того, что все выгоды надо получать в начале своего срока пребывания.

Как уже упоминалось в базовой модели и как будет показано дальше, именно стратегия "долгосрочного пребывания" будет желательна в большинстве случаев для избирателей.

Подобные рассуждения о механизмах формирования политического делового цикла не говорят нам, каким именно образом будет реализована процедура извлечения ренты политиком. Под данную схему подходят все разновидности циклов Нордхауза, а также некоторые другие механизмы.

Сразу после выборов следует период ужесточения политики, проводимой правительством (монетарной или фискальной). В терминах модели это соответствует потерям избирателей. Перед очередными выборами — политика расширения соответствует участку, при котором избиратель получает максимальный уровень дохода.

Так, например, перед выборами президента в 1996 году расширительная фискальная политика соответствовала участку с максимальными выгодами для избирателей. Обслуживание возросшего долга и высокие ставки процента оказались теми самыми механизмами, связывающими потери избирателей и выгоды действующего правительства от переизбрания президента Б. Ельцина.

Подобная схема также распространяется и на механизмы, связанные с объяснением политических деловых циклов через отсутствие информации у избирателей относительно типа правительства (например, благонамеренности). Правительство перед выборами проводит максимально "чистоплотную" политику, демонстрируя свою благонамеренность.

Существует ли оптимальный (с точки зрения избирателя) срок, на который следует выбирать политиков?

15.4.2                Оптимальный политический деловой цикл

Каким образом срок правления влияет на выбор стратегии политиков? Построим функции дисконтированных потоков ренты для двух стратегий в зависимости от D (длительности срока переизбрания). Аналитические выражения уже получены нами выше при рассмотрении стратегий политиков.

Возможно несколько случаев взаимного расположения функций дисконтированных потоков. На рис. 15.2 изображена ситуация, при которой экспоненциальный участок кривой "долговременного пребывания" пересекает постоянной участок кривой "быстрой наживы".

 

 

Рис. 15.2. Функции дисконтированных потоков ренты для двух стратегий в зависимости от длительности срока выборов. (Ситуация, в которой экспоненциальный участок кривой "долговременного пребывания" пересекает постоянный участок кривой "быстрой наживы".)

Жирной линией на рисунке изображена верхняя огибающая для этих двух кривых. Она показывает выбор политика в зависимости от существующей величины D. Как видно, в случае, когда D превышает определенную D*[696], — политик предпочитает использовать стратегию "быстрой наживы". Этот эффект возникает потому, что при увеличении сроков выборов (D), стратегия "долговременного пребывания" начинает приносить всё меньшую и меньшую выгоду, в то время как стратегия "быстрой наживы" при достаточно высоких значениях D уже не зависит от длительности срока, т.к. будет приводить к импичменту.

Другой случай рассмотрен на рисунке 15.3. В данной ситуации политик будет выбирать стратегию "быстрой наживы" ещё до ситуации импичмента, т.к. ещё возрастающие выгоды от получения максимальной ренты за первый срок уже превышают выгоды от "долговременного пребывания".

При этом D* лежит в интервале от x*/ xmax до x**/ xmax, что в точности соответствует случаю 2), рассмотренному в п. 15.4.1.

 

Рис. 15.3. Функции дисконтированных потоков ренты для двух стратегий в зависимости от длительности срока выборов. (Ситуация, в которой экспоненциальный участок кривой "долговременного пребывания" пересекает экспоненциальный участок кривой "быстрой наживы")

Влияние периода правления на положение избирателей. Определим, какое влияние оказывает изменение длительности сроков правления на положение избирателей.

Для этого построим функции потерь для избирателя.

Функция потери для избирателя, когда политик выбирает стратегию "долговременного пребывания":

 

 

L1 =

{

xmax + EC/D

при D < x*/ xmax

(15.8)

(x*+EC)/D

при D ³ x*/ xmax

т.е. L – это потери, усредненные по времени.

Функция потерь определяется следующим образом:

Ситуация D < x*/ xmax соответствует случаю, когда политик, получая весь срок хmax, переизбирается на следующий срок. При этом каждый момент времени потери для избирателя составляют xmax и к ним добавляются потери от выборов, приведенные к одному моменту времени (см. рис. 15.4, стрелка 1).

Другой случай, при D ³ x*/ xmax, возникает, когда за срок выборов политик в состоянии полностью получить х*, поэтому средние потери за период будут складываться из общих потерь х* и затрат на выборы ЕС (см. рис.15.4, стрелка 2).

Потери для случая, когда политик выбирает стратегию "быстрой наживы", записываются как:

 

L2 =

{

xmax + EC/D

при D £ x**/ xmax

(15.9)

xmax + IC/(x**/xmax) = xmax (1+ IC/x**)

при D > x**/ xmax

 

 

L2 строиться следующим образом:

Ситуация D £ x**/ xmax – случай, когда срок заканчивается раньше, чем наступает импичмент. Тогда каждый момент времени избиратель теряет xmax, и после истечения срока следуют выборы с издержками EC (см. рис. 15.4, стрелка 3).

 

В случае, когда D > x**/ xmax, политик вынужден уйти в отставку раньше срока D и при этом издержки перевыборов равняются IC (см. рис. 15.4, стрелка 4).

 

Рис. 15.4. Потери для репрезентативного избирателя при различных сроках выборов (L1 соответствует потерям при выборе политиком стратегии "долговременного пребывания"; L2 – "быстрой наживы").

Определение оптимального срока политического делового цикла. Попробуем определить оптимальный, с точки зрения избирателей, срок выборов. Решение об оптимальном сроке будем искать, анализируя выбор стратегии политиков и влияние его на положение избирателя.

Для этого, нам нужно минимизировать функцию потерь избирателя. Используя метод обратной индукции, начинаем наш анализ с конца: считая D фиксированным, определим оптимальную стратегию для политика (см. рис. 15.2). Зная функцию реакции политика на установленный срок D, минимизируем потери избирателя.

Наилучшим состоянием для избирателей было бы состояние, когда политик выбирет стратегию "долговременного пребывания", тогда необходимо было бы установить максимально возможное D. Однако максимально возможным D будет D* (см. рис. 15.2), после превышения которого политик предпочтет использовать стратегию "быстрой наживы".

Заметим, что возможна ситуация, при которой срок переизбрания равен D* и политик выбирает стратегию "долговременного пребывания", что не всегда является наилучшим решением.

В случае, когда D* < D1[697] (cм. рис. 15.4), для избирателя будет выгодно увеличивать D до x**/xmax. Это приведет к тому, что политики переключатся на стратегию "быстрой наживы". Однако такая ситуация будет всё же выгоднее, чем первое решение с D = D* и стратегией "долговременного пребывания".

Это объясняется тем, что потери для избирателя от частных перевыборов одного и того же политика будут превышать потери, которые были бы в случае более редкой смены разных политиков (даже при условии, что каждый из них всё свое время правления полностью получал бы xmax).

Таким образом, возможны два класса решений в зависимости от соотношений параметров.

Первый класс решений: время перевыборов должно выбираться в точке, в которой поток периодических (от выборов к выборам) дисконтированных рент будут равняться максимальному дисконтированному потоку ренты, полученной за один срок (D = D*), и политик выбирает стратегию "долговременного пребывания".

Второй класс решений[698]: в случае использовании решения первого класса издержки от частых перевыборов превышают издержки от потерь, связанных с "недальновидностью" политиков, при этом решением будет установление срока перевыборов в точке, после которой последовал бы импичмент (D = x**/xmax).

Таким образом, оптимальной для избирателей является в большинстве случаев ситуация, при которой политик использует политику "долговременного пребывания", и лишь в исключительных случаях (при огромных издержках проведения выборов) для избирателя оптимальными становятся стратегии "быстрой наживы" политиков. При этом ни в каком из оптимальных деловых циклов не должно возникать ситуации с импичментом. Во втором случае (трансакционного порога) выборы должны проходить прямо перед ситуацией вынесения импичмента.

Последнюю ситуацию проанализируем более подробно. Она представляет для нас особый интерес, т.к. непосредственно связана с событиями, происходившими в России в 1999 году, когда Государственная Дума была уже на стадии вынесения импичмента президенту Б. Ельцину.

15.5          Недостоверность угрозы импичмента

Рассмотрим эффект, возникающий в ситуации, когда необходимо проводить импичмент (т.е. случай, когда накопленная рента достигла х**), однако до окончания срока остается немного времени и потери связанные с импичментом, будут даже выше, чем если предоставить политику возможность "дожить" до следующих выборов (забирая при этом максимальную ренту).

Ситуация, в которой

 ICEC > xmax (Dx**/xmax) = xmaxDx**,                  (15.11)

 характеризуется недостоверностью угрозы импичмента.

15.5.1                Выбор стратегии поведения политиком при недостоверности угрозы импичмента

В случае, когда выполняется условие (15.11), политик может ожидать, что ему не будет объявлен импичмент даже при превышении им накопленной ренты х**, т.к. проводить импичмент будет не в интересах избирателей. В теории игр подобные ситуации называются non credible threat (не достоверной угрозой).

Как данное ограничение повлияет на выбор политиком стратегии поведения?

Для политика это будет означать, что экспоненциальный участок кривой "быстрой наживы" будет продолжаться до D < (x** +IC-EC)/xmax, а не до D < x**/xmax, как было в случае достоверности импичмента.

Последствия показаны на рисунке 15.5.

Стрелочкой 1 (см. рис. 15.5) показан участок кривой, возникающий при недостоверности угрозы импичмента, т.е. политику оказываются доступны состояния с накопленной рентой, превышающей х**, однако при увеличении D выше, чем (x** +IC-EC)/xmax , будет наблюдаться разрыв функции дисконтированного потока ренты, связанный с переходом на процедуру импичмента.

 

Рис. 15.5. Влияние недостоверности угрозы импичмента на выбор стратегии политиком. (Жирной пунктирной линией показан участок кривой, возникающий при данном эффекте.)

15.5.2                Потери избирателя в ситуации недостоверности угрозы импичмента

Для общества выполнение условия (15.11) означает, что в каждый избирательный срок, если возникает ситуация, когда политик "перебирает" х**, избиратель не станет принимает решение об импичменте, т.к. возникающие при этом потери будут превышать максимальные потери, которые может причинить данный политик до окончания срока.

При этом изменится форма кривой потерь L2 таким образом, что её постоянный участок начнется лишь со значения D = (x** +IC-EC)/xmax.

На графике это будет выглядеть следующим образом (см. рис. 15.6). Стрелочкой 1 показан участок кривой, возникающий при недостоверности угрозы импичмента. Площадь заштрихованных прямоугольников на рис. 15.6. одинакова и равна IC-EC, т.е. выигрышу от перехода от процедуры импичмента к процедуре стандартного переизбрания.

 

Рис. 15.6. Влияние недостоверности угрозы импичмента на потери избирателей. (Жирной пунктирной линией показан участок кривой, возникающий при недостоверной угрозе импичмента.)

Избиратель будет "терпеть" превышение х** до тех пор, пока оно не будет равно потерям от рентоориентированного поведения за этот дополнительный период.

При этом новым решением задачи об оптимальном сроке правления будет :

D = x** +(IC-EC)/xmax   ,

т.е. учитывающее факт потерь от проведения импичмента.

Ситуацию в России 1999 года можно интерпретировать так: для части населения (в первую очередь социально незащищенных слоев, подверженных влиянию левых и патриотических партий) был превышен их порог терпимости х**, однако потери, связанные с издержками проведения импичмента, не позволили ему реализоваться.

Из всего сказанного следует несколько выводов:

Необходимо отметить тот факт, что механизмы представительной демократии, о которых так долго говорили, оказываются реально работающими в условиях российской действительности. Проблема заключается в том, что западная система политического устройства, наложенная на реалии российского общества, приводит к серьезным проблемам.

Возникают крайне неэффективные состояния, связанные с тем, что политическим лидерам оказывается выгодно максимально полно воспользоваться преимуществами их  сегодняшнего положения и не думать о будущем. Основными причинами этого являются низкие предпочтения будущих периодов и значительные размеры доступной властной ренты.

В рамках рассмотренной модели российская ситуация подпадает скорее под случай, при котором существующий срок превышает оптимальный (он будет значительно короче из-за высоких значений максимально доступной властной ренты xmax и низких предпочтений будущих периодов). Дополнительным сигналом в пользу подобного заключения является ситуация вокруг импичмента, которая в оптимальном случае "долговременного пребывания" политика у власти просто не возникает. Последние выборы региональных лидеров от 1 декабря 2000 года, ― ещё одно очередное свидетельство этого факта (из 11 вновь выбранных губернаторов лишь 3-е были переизбраны на следующий срок).

Было бы наивно искать выходы из сложившейся ситуации сокращением сроков выборов: из-за огромных издержек подобные решения практически недоступны. К тому же теоретические модели, подобно описанной, в высшей мере упрощают действительность для демонстрации отдельных её механизмов и взаимосвязей.

Понимая всё это, в качестве "конкретных" мер можно предложить дальнейшее проведение реформы власти, направленной на увеличение её "прозрачности", стабилизацию как в политической, так и в экономической сфере, способствующую формированию общества, смотрящего в будущее, а не только в прошлое и настоящее.

 


Глава 16.  Ростки новых функций государства

 

Если в предыдущих главах мы анализировали те функции государства, которые достались в основном от советской эпохи, то в данной главе – ростки новых функций. При этом основное внимание будет уделено не функциям перераспределения, а функциям созидания – функциям, которые создают предпосылки для развития полноценной рыночной экономики.

16.1          Защита прав собственности:
очень не легки первые шаги

Любые инвестиции связаны с риском: вложение капитала происходит сегодня, а его прирост и возвращение – в будущем, которое полно неопределенностей. Как правило, готовность пойти на больший риск предполагает ожидание большего дохода. Развитые рынки предоставляют разнообразие вложений с различными сочетаниями уровня риска и уровня дохода, при этом рыночная часть риска вознаграждается большим доходом, а нерыночная часть – не вознаграждается, однако эта, невознаграждаемая часть риска может быть компенсирована диверсификацией вложений.

Соответственно, принципиальные направления снижения риска инвестирования связаны либо со снижениями требований к ожидаемому доходу, либо с возможностями диверсификации. И в том, и в другом случае даже самый умудренный инвестор является беззащитным как перед стихией рыночных колебаний, так и перед злоупотреблениями со стороны лиц, обладающих некоторой монополией на информацию, – профессиональными посредниками и менеджерами.

Именно поэтому большинство систем защиты инвесторов направлены на регулирование колебаний цен, на создание информационной прозрачности и на ограничение участия аффилированных лиц. Ныне существующие системы защиты инвесторов на развитых рынках были созданы в ответ на массовые злоупотребления на финансовом и фондовом рынках, от которых пострадало много инвесторов. Поэтому они в большей степени реагируют на уже произошедшие события, ограничивая возможности их повторения, чем снижают вероятность появления новых способов мошенничества. Глобализация рынков, появление новых инструментов и технологий создают неведомые ранее по масштабам возможности для манипуляций ценами, злоупотреблений и других нарушений прав инвесторов. В условиях становления рыночных отношений формирование механизмов защиты прав инвесторов является одной из наиболее сложных задач, стоящих перед государством.

Хотя защита безопасности и прав собственности, создание равных условий конкуренции – базовые функции современного государства, существует масса примеров недостаточной эффективности его деятельности в этом качестве. Различные негосударственные формы организации защиты прав инвесторов, как правило, дополняют, а не заменяют деятельность государственных, властных институтов.

Инвестиции на финансовом и фондовом рынках предполагают наличие явного или неявного контракта между инвестором, отдающим свои сбережения, и объектом инвестиций или профессиональным посредником. В рамках такого контракта-соглашения происходит обмен денег (или товаров) на некоторое, документально оформленное обещание их вернуть в будущем (в определенный момент и с известным приростом) или приумножить (без фиксации сроков и величины). Гамма вариантов сопутствующих условий и оговорок создает разнообразие финансовых инструментов инвестирования.

Институциональный подход представляется достаточно плодотворным с точки зрения описания наблюдаемых в нашей действительности фактов, их упорядочивания и интерпретации. Так как данный параграф —  лишь одна из первых и не всегда уверенных попыток использовать институциональный подход к процессам трансформации, то он представляет собой скорее развернутую программу тех исследований, которые ещё предстоит сделать.

16.1.1                Мониторинг выполнения контрактов

Для того чтобы защищать нарушаемые права, необходимо иметь более или менее отчетливые представления о том, когда и какие именно нарушения прав происходят. Информация о нарушениях прав инвесторов поступает либо в результате жалоб и обращений ущемленных инвесторов, либо в результате проверок регулирующих органов. Отметим одну достаточно неожиданную деталь – низкий уровень активности инвесторов в части самозащиты, что может быть результатом либо слабого осознания инвесторами самого факта нарушения своих прав, либо их уверенности в безнадежности каких-либо попыток защиты. Существуют факты, подтверждающие оба объяснения:

1.      После отказа государства выполнять свои обязательства по погашению ГКО был подан только один иск инвестора – физического лица к государству.

2.      После крушения пирамиды МММ инициатива по преследованию мошенников исходила не от вкладчиков, а от различных силовых структур. Сами пострадавшие организовывали массовые выступления под лозунгами "Свободу Мавроди!".

Большинство получивших известность требований защиты инвесторов исходили либо со стороны иностранных инвесторов, либо от крупнейших институциональных или стратегических инвесторов. Стихийные проявления недовольства пострадавших мелких инвесторов в основном сводились к панике и бунтам.

Наиболее авторитетные специалисты в области финансового рынка и финансового поведения населения склонны связывать такое парадоксальное положение с особенностями российской ментальности, вспоминая Николая Бердяева: "Всегда было слабо у русских сознание личных прав…"[699].

Таким образом, основные усилия по мониторингу выполнения контрактов неизбежно передаются различным органам регулирования и саморегулирования рынка. Система мониторинга пока далека от идеала. Несовершенства связаны не только со сложностями сбора, проверки и свода первичной информации (к которой мы относим данные о деятельности эмитентов, профессиональных посредниках, объемы сделок, конъюнктуру цен на инвестиционные активы, результаты проверок и многое другое), но и с трудностями обмена информацией и слабой координацией деятельности различных регулирующих и правоохранительных органов. Еще один источник возможных нарушений связан с тем, что мониторинг фондового и финансового рынков со стороны государственных регуляторов осуществляется разными организациями — Федеральной комиссией по ценным бумагам (ФКЦБ) и Центральным банком России (ЦБ). Фондовый и финансовый рынки в наших условиях не имеют четких границ, они имеют массу пересечений как на уровне основных операторов и торговых площадок, так и на уровне финансовых инструментов, а вот противоречия между регулирующими ведомствами уже стали притчей во языцех среди профессионалов. Приведем один из хорошо известных примеров издержек регулирования: до создания в 1996 г. ФКЦБ проведение квалификационных экзаменов специалистов и выдачу лицензий профессиональным участникам фондового рынка осуществляло Министерство финансов. После своего создания ФКЦБ постановила передать эту деятельность себе, однако организационный период несколько затянулся, и в течение примерно шести месяцев развитие рынка было парализовано. Было много попыток снять противостояние регуляторов, но вероятность рецидивов сохраняется.

В настоящее время существуют относительно обособленные системы мониторинга, хотя в последние два года, после финансового кризиса в августе 1998 г., активизировались попытки информационной интеграции.

Например, при создании информационной системы по мониторингу нарушений на фондовом рынке г. Москвы региональным отделением ФКЦБ использовалась информация, полученная на основе специальных соглашений, из следующих источников:

§           РУОП (Региональное управление по борьбе с организованной преступностью) МВД РФ по г. Москве;

§           РУОП МВД РФ по Московской обл.;

§           УЭП ГУВД (Управление по экономическим преступлениям главного управления внутренних дел) г. Москвы;

§           УФСНП (Управление федеральной службы налоговой полиции) РФ по г. Москве;

§           УФСБ (Управление федеральной службы безопасности) РФ по г. Москве и Московской области*.

В рамках созданной системы на уровне отдельного города, хотя и концентрирующего подавляющую часть российского рынка, основные усилия по мониторингу осуществляются силами государственных органов. Московское региональное отделение ФКЦБ ведет:

-           мониторинг хода торгов на организованном биржевом и внебиржевом рынках ценных бумаг;

-           мониторинг сообщений в средствах массовой информации;

-           выявление существенных связей и отношений между юридическими и физическими лицами;

-           финансово-экономический анализ деятельности предприятий – эмитентов ценных бумаг по данным предоставляемой бухгалтерской отчетности.

Государственные регулирующие органы получают оперативную информацию главным образом об организованной части рынка, то есть о биржевых сделках и сделках в Российской Торговой Системе (РТС), на основе которой принимают решения о вмешательстве в рыночные процессы. Например, для предотвращения падения цен на акции ФКЦБ России в 1997 – 1998 годов несколько раз выдавала предписания на временную приостановку торгов на биржевых площадках и в РТС. Однако данные регулирующие действия не имели ожидаемого эффекта, а снижение цен продолжалось. Объяснением этого феномена является тот факт, что после прекращения торгов на организованных площадках рынок мгновенно переходил на резервные способы совершения сделок, которые практически не контролируются государственными регулирующими органами.

Система мониторинга банковской системы и финансового рынка другого крупнейшего регулятора – Центрального банка России – начала создаваться гораздо раньше. Она является более структурированной, но также не свободна от недостатков, главный из которых — запаздывание сигналов и слабость превентивного регулирования. В частности, данные по банкам Новосибирской области показывают, что последние перед наступлением банкротства годовые отчеты демонстрировали хорошие результаты.

Что касается мониторинга выполнения контрактов со стороны самих инвесторов, то он пока не носит массового характера и не имеет каких-либо норм, правил или, тем более организованных форм. Мы сделали попытку собрать информацию о нарушениях прав инвесторов по Новосибирской области и обратились в Арбитражный суд, в региональное отделение ФКЦБ и в Комитет по защите вкладчиков, а также на центральный сервер ФКЦБ. Встретив поддержку и понимание во всех этих организациях (за исключением сервера), узнав о ряде драматических случаев в этой области, мы довольно быстро убедились, что такая информация не собирается, не обобщается и не анализируется.

 

16.1.2                Асимметричность информации и затраты
 на ее преодоление

Асимметрия информации — одна из наиболее наболевших проблем развивающегося отечественного рынка. Она проявляется в следующих основных формах:

§         Информация о потенциальном объекте инвестиций, а также о рыночных ценах, необходимая для принятия инвестиционных решений, которая должна быть открытой, доступной и, желательно, достоверной, таковой не является.

Хотя в российском законодательстве многократно повторяются требования и стандарты раскрытия информации, в реальности такая информация либо отсутствует, либо доступ к ней ограничен.

§         При заключении сделок решающее значение имеет доступ к инсайдерской информации.

Использование неравнодоступной, или инсайдерской информации для совершения сделок является классическим примером последствий асимметричного распределения информации. Инсайдеры – это лица, в силу своего служебного[700] или другого положения владеющие внутренней, не известной широкой публике информацией. Соответственно, инсайдеры имеют возможность осуществлять сделки и получать доходы за счет остальных участников рынка, не владеющих такой информацией. Практически во всех развитых странах в законодательстве закреплен либо прямой запрет, либо имеются серьезные ограничения на совершение сделок с использованием инсайдерской информации, а нарушители подвергаются жестким наказаниям, вплоть до тюремного заключения. В России на уровне законодательства существуют вполне соответствующие международным нормам запреты и ограничения на использование инсайдерской информации, хотя при этом мера ответственности нарушителей и методы выявления такого рода нарушений остаются довольно неопределенными. В результате, по экспертным оценкам, использование инсайдерской информации является чрезвычайно распространенной практикой. Даже участники организованного рынка, не говоря уже о неорганизованном, склонны к манипулированию ценами. Один из известных примеров – президент и первый заместитель президента старейшей биржевой площадки страны, Российской биржи, играли на бирже, что является грубейшим нарушением правил торгов. Данный факт стал широко известен после краха этой биржи[701].

В настоящее время основные усилия по снижению издержек асимметрии информации сосредоточены на повышении прозрачности эмитентов и рынка, и предпринимают эти усилия лишь две группы участников рынка: органы регулирования и так называемые профессиональные участники – инвестиционные институты, в то время как сами эмитенты (за редкими исключениями) демонстрируют значительно меньшую заинтересованность в раскрытии информации.

Ситуация осложняется также тем, что пока недостаточно четко определено, что именно является инсайдерской информацией, где граница между равнодоступной и инсайдерской информацией, как она соотносится с коммерческой тайной предприятия и какие именно сведения относятся к коммерческой тайне предприятия. Более того, та информация, которая является формально общедоступной, реально также является внутренней. Закон "О государственной тайне" содержит перечень сведений, составляющих государственную тайну, в то же время коммерческая тайна, в том числе на рынке ценных бумаг, находится в неопределенном правовом поле. Постановлением ФКЦБ в 1998 г. установлено, что служебную и коммерческую тайну на рынке ценных бумаг составляют лицевые счета акционеров, юридических и физических лиц, номинальных держателей акций и эмитентов, которые ведутся в регистраторах, а также список акционеров и их доли в акционерных предприятиях.

В то же время не могут составлять коммерческую тайну предприятия и предпринимателя следующие сведения:

Учредительные документы и устав;

Регистрационные удостоверения, лицензии, патенты;

Документы о платежеспособности;

Сведения о численности и заработной плате работающих;

Документы об уплате налогов и обязательных платежах;

Сведения об участии должностных лиц предприятия в любых организациях, занимающихся предпринимательской деятельностью.

Акционерные общества обязаны публиковать отчеты о результатах своей деятельности в средствах массовой информации, доступных акционерам.

Непредоставление требуемой по закону информации является, пожалуй, самым типичным ограничением прав инвесторов, которое имеет массовый характер и в общем довольно слабо контролируется. Однако существуют и случаи нарушения прав акционеров с помощью разглашения коммерческой тайны: в частности, в практике насильственных слияний и поглощений известной схемой, неоднократно апробированной, является получение доступа к реестру акционеров и принуждение их в более или менее изощренной форме к продаже акций привлекательного предприятия. Мы полагаем, что такого типа нарушения чаще остаются необнаруженными, именно поэтому создается ложное впечатление, что их меньше.

Стоит отдельно подчеркнуть, что существующая система информационного обеспечения инвесторов по содержанию, структуре предоставления информации, плате за доступ, ориентирована прежде всего на профессиональных инвесторов, в том числе иностранных, а частично – на потребности информационных агентств, использующих информацию в качестве товара, и не предназначена для гипотетического мелкого инвестора, владельца нескольких акций, полученных в результате приватизации. Так, Правительство г. Москвы для обеспечения информационной прозрачности рынка накапливаемые данные передает заинтересованным участникам рынка и средствам массовой информации, заключившим с Правительством соответствующие договоры. Характерной особенностью является то, что информационные ресурсы неоднородны, слабо интегрированы и не всегда достоверны.

Пионерные попытки сделать информацию о рынке и об инвестициях понятной и доступной для мелких инвесторов реализуются в Москве, причем, по мнению московского Правительства — организатора этой деятельности, вполне успешно. В Новосибирске в течение последних двух лет силами отдельных профессиональных участников проводятся еженедельные телевизионные передачи с гордыми названиями "Инвестор" и "Финансист", носящие просветительский характер, выпускались специализированные журналы и газеты (большинство печатных специализированных изданий после кризиса 1998 г. вынуждены были прекратить свою деятельность).

Можно сказать, что основные легальные и менее легальные каналы получения информации сформировались, но пока не наполнились.

Что касается ограничений использования инсайдерской информации для манипулирования ценами, то такая задача только декларируется, и пока нам неизвестны какие-либо случаи расследования таких ситуаций и, тем более, наказаний.

В последний год произошла активизация регулирующих органов по повышению информационной прозрачности эмитентов и ценных бумаг. По последним доступным нам данным (сервер ФКЦБ, программа раскрытия информации), за 4 месяца 2000 г. было наложено 556 штрафов на организации и учреждения и 4 штрафа на должностных лиц за непредоставление или несвоевременное предоставление информации.

16.1.3                Нарушение  контрактов

В российской действительности нарушения прав и ущемление интересов инвесторов со стороны потребителей ресурсов охватывают все категории инвесторов: государственные источники инвестиций (бюджетные средства), кредитно-банковские учреждения, акционеров и вкладчиков.

Нарушение обязательств перед инвесторами является самоусиливающимся процессом, который распространяется по направлению финансовых и технологических взаимосвязей и является составной частью общей системы неплатежей. Кроме разрушения договорных экономических отношений, неплатежи, становясь нормой хозяйственной деятельности, формируют особый тип корпоративной культуры со слабо развитыми формами контрактных отношений.

Государственные средства воспринимаются реципиентами инвестиций как бесплатные, безвозвратные и безадресные. Такая ситуация, по нашему мнению, объясняется как исторически сложившейся практикой предоставления дешевых или бесплатных государственных кредитов (например, сельхозпроизводителям), так и отсутствием прецедентов и процедур контроля и возврата вложенных средств. С другой стороны, пониженная ответственность по обязательствам свойственна не только получателям государственных инвестиций, но и самим государственным органам.

Кредитные учреждения сталкиваются с существенным ущемлением своих прав. Даже обеспеченные залогом кредитные сделки не являются надежными, а отсутствие рынка закладных является фактором, повышающим риск кредитора.

Акционеры и вкладчики являются наименее защищенными категориями инвесторов в рыночной экономике. В мировой практике известны две основные формы защиты акционеров:

-         запрещающие корпоративные законы, которые не разрешают определенные действия (например, запрет на самокотировку акций) или предписывают какие-либо операции (например, фиксированный размер комиссий), такого типа законы использовались в США и Великобритании в начале века;

-         разрешающие законы, основанные на общем гражданском законодательстве и действии рыночных ограничений, действующие в США и Великобритании в настоящее время.

Действие любой из этих форм предполагает наличие развитого судопроизводства, высокий уровень социальной ответственности и контроля.

Ситуация в экономиках переходного типа принципиально иная: системы гражданского законодательства и судопроизводства также находятся в переходном состоянии и нарушение закона не связано с неотвратимостью наказания. В России система защиты инвесторов концентрируется прежде всего на процедурных вопросах, а не на содержательных. Как показывает практика, даже детальное описание процедур не гарантирует соблюдения положений законодательства участниками рынка.

Нарушения прав инвесторов в отечественной экономике многочисленны и разнообразны. Назовем некоторые случаи массовых нарушений:

§         Потери большей части своих сбережений вкладчиками Сбербанка в результате гиперинфляции 1992 г. после начала реформ. По оценкам Российского союза защиты дореформенных вкладчиков, на февраль 1999 г. по покупательной способности задолженность государства по гарантированным сбережениям граждан составляла примерно 130 млрд. долл.

§         Потери российского населения от деятельности "финансовых пирамид" в 1994 – 1996 годах составили, по ряду экспертных оценок, примерно 50 млрд. долларов.

Опрос фонда "Общественное мнение", который проводился в 1998 г., показал, что почти 30% респондентов считают себя жертвами мошенничества, обмана или вымогательства на фондовом рынке, причем 11% пострадали от финансовых пирамид.

В таблице 16.1 упомянута лишь небольшая часть массовых случаев нарушения прав инвесторов. Слева приведены фактически осуществляемые наиболее типичные нарушения прав инвесторов, а справа указано наличие или отсутствие законодательного запрета или ограничения такого рода деятельности.

Таблица 16.1

Нарушение прав инвесторов

 

ТИПИЧНЫЕ НАРУШЕНИЯ

НАЛИЧИЕ ПРАВОВЫХ НОРМ

Со стороны менеджеров

Манипуляции с активами с помощью создания системы зависимых фирм

Требование публикации сведений о зависимых обществах и одобрения крупных сделок

Мошеннические схемы при реструктуризации и учреждении новых обществ

Ограничены

Выпуск в обращение ценных бумаг сверх зарегистрированного количества

Запрещено

Со стороны крупных акционеров

Грубые нарушения прав мелких акционеров за счет разводнения капитала; за счет целевых эмиссий

Ограничены: решения о новых эмиссиях должны приниматься с учетом интересов мелких акционеров

Неначисление дивидендов по привилегированным акциям в случае наличия прибыли

Запрещено при наличии уставного требования

Со стороны профессиональных участников

Использование инсайдерской информации при совершении сделок

Ограничено

Манипулирование ценами с помощью заключения мнимых сделок

Ограничено требованием информационной открытости

Проведение незаконных операций с неэмиссионными ценными бумагами

Запрещено

"Отмывание денег" и уклонение от налогов

Запрещено

 

Как видно из таблицы 16.1, наличие законодательных запретов и ограничений не является препятствием для совершения нарушений.

16.1.4                Трансакционные издержки достижения соглашений

Институциональный подход выделяет три основных механизма согласования решений: рынок, иерархия и гибрид. Рынок является эффективным средством достижения соглашений для достаточно узкого класса нарушений контрактов между инвесторами, а также между инвесторами и объектами инвестиций: невыполнение предполагаемых, явных или неявных обязательств эмитентов перед владельцами или кредиторами приводит к "голосованию ногами" – ценные бумаги, не оправдавшие ожиданий владельца, продаются; если это явление массовое, рыночная стоимость корпорации снижается, и возникает прямая угроза смены директоров в результате изменения собственников или за счет перевыборов, или за счет поглощения, или в результате банкротства. В случае отношений "кредитор – должник" финансовый рынок создает возможность переуступки требований по долгу или расторжения договорных отношений. Необходимым условием относительно низкого уровня издержек на продажу соответствующих активов, утративших свою привлекательность для владельцев в результате неудовлетворительного уровня выполнения контракта, является наличие развитого и ликвидного рынка соответствующих активов. Такой рынок в России существует для очень узкого класса активов, в частности – "голубых фишек", или наиболее ликвидных и надежных корпоративных ценных бумаг.

Акции и облигации являются очень удобным объектом анализа прежде всего потому, что оценить величину трансакционных издержек здесь много проще, чем по другим видам активов. С определенной долей условности можно считать, что в данном случае трансакционные издержки равны спрэду – то есть разнице между предлагаемыми ценами на покупку и на продажу одной и той же ценной бумаги. Для посредника уровень именно таков, для инвестора со стороны – он больше на величину затрат на информацию, получение выписки из реестра, регистрацию сделки, а также величину налога на операцию с ценными бумагами. Чем спрэд выше, тем ниже ликвидность ценной бумаги, тем выше затраты на совершение сделки. По экспертным оценкам, разумный спрэд, не снижающий ликвидности ценных бумаг, составляет примерно 1- 2%. Для небольших эмиссий величина спрэда обычно больше, в него включается также премия за низкую ликвидность, которую получает посредник, и он может достигать 5%. В современной российской практике спрэды часто примерно на порядок больше.

Сделаем попытку оценить приблизительно уровень издержек, связанных с осуществлением сделки по купле или продаже ценных бумаг. Нам пока не удалось получить представительную картину того, сколько стоит продать ценную бумагу. Первое ограничение – подавляющее число ценных бумаг, появившихся в процессе приватизации, нельзя продать никому, за исключением, может быть, группы менеджеров.

Рассмотрим наиболее ликвидные ценные бумаги и наиболее надежную форму организации сделок – биржевую торговлю. Торговля на бирже осуществляется членами биржи – профессиональными участниками рынка ценных бумаг. Затраты профессионального посредника на осуществление сделок относительно более прозрачны, а так как в конечном счете потребитель, или инвестор в нашем случае, покрывает все затраты посредников, то попробуем оценить их с этой стороны.

Можно выделить три группы таких затрат, в зависимости от их содержательной интерпретации.

Первая группа включает затраты на регулирование, которые на уровне профессионального посредника — участника организованного рынка — состоят из следующих элементов:

1.                  Получение лицензии на право профессиональной деятельности на рынке ценных бумаг;

2.                  Сдача экзаменов на получение квалификационных аттестатов;

3.                  Налоги за регистрацию проспекта эмиссии.

В неявном виде присутствуют также затраты ex ante – единовременные крупные инвестиции в то, чтобы стать таким институциональным участником, т.е. затраты на преодоление барьеров входа на рынок, связанные с государственным регулированием этой сферы деятельности.

Вторая группа платежей связана с получением доступа к рынку и включает:

4.                  Единовременный взнос на право стать участником биржевой торговли;

5.                  Текущие взносы (ежеквартальные или ежемесячные);

6.                  Платежи за использование технических средств (software);

7.                  Платежи за использование каналов связи ( hardware).

Третья группа затрат связана уже непосредственно с осуществлением и регистрацией сделок, в нее входят:

8.                  Комиссионные платежи бирже;

9.                  Плата за регистрацию перехода прав собственности и внесение изменений в реестр;

10.              Налоги на совершение операций с ценными бумагами.

В силу влияния многих факторов, среди которых и высокие издержки создания и осуществления инвестиций, организованный российский рынок ценных бумаг является оптовым рынком с узким набором торгуемых инструментов, и поэтому на нем оперирует несколько крупных и очень крупных компаний, а объемы сделок велики, так что мелкому инвестору доступен только неорганизованный, уличный рынок, с высоким уровнем различных нарушений.

Так как для подавляющего большинства инвестиций ликвидность рынка очень мала, у инвесторов нет возможностей использовать рыночные механизмы воздействия. Альтернативными вариантами являются использование возможностей иерархии.

В настоящее время в России существуют все обычные формы гарантий защиты инвестиций, в качестве которых предполагаются: "создание и использование специализированной структуры управления для рассмотрения и разрешения конфликтов; система стимулов, обычно включающих в себя уплату неустоек либо штрафов за досрочное прекращение контракта; различные механизмы обеспечения непрерывности контрактных отношений" [702].

В настоящее время в качестве такого рода структур выступают как судебные, так и регулирующие органы. В случае обращения в судебные органы можно считать, что современное российское гражданское законодательство обеспечивает адекватную нормативную базу для защиты прав собственности (см. табл. 16.1). Не было такого года в течение последних десяти лет, когда бы не принимались законодательные акты и правительственные решения, направленные на защиту прав инвесторов. Так, за последние годы были приняты:

·        Комплексная программа мер по обеспечению прав вкладчиков и акционеров (1996 г.)

·        Постановление Правительства "О государственной программе защиты прав инвесторов на 1998 – 1999 годы" (1998 г.)

·        Федеральный закон "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг" (1999 г.)

Однако применение этих норм на практике, особенно в ходе судебного разбирательства, пока не является массовым явлением и связано с высокими издержками.

Следующий вариант – это обращение за защитой в государственные регулирующие органы.

С 1997 г. существует Государственная комиссия по защите прав инвесторов на финансовом и фондовом рынках России. В соответствии с указом Президента, в состав Комиссии входят представители Государственной Думы и Совета Федерации, Верховного суда, Высшего арбитражного суда, Администрации президента, Центрального банка, Министерства внутренних дел, ФСБ, ФКЦБ, Министерства юстиции, Министерства финансов, ГКИ, Государственной налоговой службы, Федеральной службы налоговой полиции, Государственного таможенного комитета, Государственного антимонопольного комитета, Федеральной службы по валютному и экспортному контролю, Федеральной службы по делам о несостоятельности и банкротстве, а также по согласованию Комиссия может приглашать сотрудников Генпрокуратуры. Таким образом, представители 19 федеральных ведомств ежемесячно на безвозмездной основе защищают права инвесторов.

Еще одним вариантом является обращение в общественные организации. Организаций по защите прав инвесторов довольно много, они создаются как на федеральном, так и на региональном уровнях. Существует Комиссия по защите прав инвесторов в Думе (ее возглавляет Ирина Хакамада), в октябре 1999 г. создан Координационный центр по защите прав и законных интересов инвесторов, который возглавил бывший председатель ФКЦБ Дмитрий Васильев. В состав центра входят более 20 крупнейших портфельных и ряд стратегических инвесторов, то есть практически все крупнейшие инвесторы, присутствующие в России. Направления его деятельности связаны с лоббированием интересов инвесторов в законодательном органе, в участии в расследованиях по каждому значимому случаю нарушения прав акционеров и в повышении прозрачности эмитентов. Как показывает накопленный опыт, реально такие структуры отражают интересы их участников, что доказывается постоянными конфликтами между отдельными группировками и ассоциациями при полном совпадении заявленных целей их деятельности.

Таким образом, наличие формальных норм и правил, подкрепленное специально созданными структурами, не является достаточным для того, чтобы произошли изменения в области применения этих норм. В частности, формальное наличие гарантий защиты прав инвесторов не является достаточным для их защиты.

 

 

 

 

 

16.1.5                Направление совершенствования защиты прав собственности

На наш взгляд, общие характеристики существующей ситуации в области защиты инвесторов таковы:

1. Недостаточная разработанность законодательной базы: часть необходимых законов отсутствует, имеющиеся законодательные акты содержат явные недоработки, и вся совокупность этих актов неустойчива. В результате (в формальных рамках законов) существует достаточное пространство для создания все новых финансовых или организационных схем, легально обеспечивающих преимущества отдельных заинтересованных групп или лиц — за счет лоббирования своих интересов; ограничения доступа к информации; манипулирования голосами акционеров; других нарушений прав инвесторов.

В рамках существующей законодательной базы и складывающейся практики ее исполнения явные преимущества имеют менеджмент и аффилированные с ним лица, а также различные органы государственной власти и управления.

2. Обращение в суд по поводу нарушений прав инвесторов пока не дает существенных преимуществ. Отметим очень существенный момент – инвесторы, обратившиеся за защитой своих прав в суд, не только не получили никаких преимуществ по сравнению с необратившимися, но оказались в более уязвимой ситуации (не имели возможности получать те возмещения по вкладам, которые в какой-то степени получали другие вкладчики). Мелкие акционеры, не связанные неформальными отношениями с менеджерами обанкротившейся компании, являются совершенно беззащитными.

Что касается возможных прогнозов в данной области, то делать их трудно по следующим причинам:

1. Фактический материал крайне скуден, и не потому, что мало нарушений, а потому, что данные о них разрозненны, труднодоступны и вызывают справедливые сомнения в достоверности. Мы попытались пойти каноническим путем для того, чтобы получить необходимые данные для подтверждения или опровержения наших исходных гипотез, однако оказались в информационном вакууме. Собственно говоря, только стечение случайных обстоятельств позволило нам получить подробную и достоверную информацию о развитии ситуации банкротства.

2. С трудом полученная информация быстро устаревает, так как старые механизмы, порожденные "белыми пятнами" законодательства, отсекаются новыми законодательными ограничениями, в ответ на что стремительно создаются новые каналы и новые финансовые схемы, позволяющие тем или иным способом присваивать доходы от использования чужой собственности.

Тем не менее процесс становления отсутствовавших ранее механизмов защиты прав собственности постепенно развивается, и темпы его довольно высоки. Насколько успешно и быстро будет происходить формирование системы защиты прав в настоящее время, по нашему мнению, в большей степени зависит от развития неформальных институтов — норм и правил взаимодействий, так как формальные нормы в той или иной степени созданы, но их актуализация представляется недостаточной.

Существующая законодательная база предоставляет достаточно властных полномочий для защиты инвесторов. Проблемы кроются в отсутствии механизмов реализации этих полномочий. Магистральным направлением регулирования рынка вообще, и защиты инвесторов в частности, выбрана регламентация процедур и контроль за их соблюдением, что приводит к диктату буквы, а не содержания закона. Еще одна особенность текущей ситуации — недостаточная информированность потребителей — инвесторов о своих возможностях, рисках и перспективах, дефицит общих и специальных знаний и информации. В долгосрочной перспективе акценты в системе защиты инвесторов должны сместиться с государственного на индивидуальный уровень — ликвидный рынок как основная предпосылка существования альтернативности вложений, его прозрачность как базис рациональности решений, и сознательный выбор инвесторами приемлемого варианта сочетания дохода и риска вложений[703].

 

16.2          Формирование конкурентной среды:
в начале славных дел?

Укрепление прав собственности создает предпосылки для развития конкуренции, без которой развитие рынка просто невозможно. Степень (интенсивность) конкуренции в экономике можно трактовать не только как "переменную, зависящую от институциональной среды", но и как один из элементов этой среды, поскольку условия конкурентной борьбы отражают, в частности, структуру "прав входа" различных экономических субъектов на различные рынки. Поэтому, наряду с прочими элементами институциональной среды, степень конкуренции воздействует на поведение указанных субъектов, и в частности, на структуру их стимулов. Таким образом, в зависимости от интенсивности конкуренции стимулы экономических субъектов варьируются от побуждений к осуществлению высокотехнологичной производственной деятельности до поиска ренты (т. е. деятельности, направленной на извлечение дохода без создания добавленной стоимости в борьбе за распределение дохода и богатства). Поэтому действия государства по поддержке конкуренции играют важную роль для экономического развития. Эта роль особенно значима потому, что при определенных характеристиках конкуренции последняя стимулирует технический прогресс.

Но такое понимание конкуренции присуще далеко не всем школам экономического анализа. Поэтому прежде, чем перейти к непосредственному обоснованию роли государства как организации, обеспечивающей поддержку конкуренции, необходимо сперва вкратце рассмотреть основные подходы к анализу роли конкуренции в рыночной экономике.

 

16.2.1                Теоретические подходы к анализу конкуренции

Неоклассический подход. В неоклассической теории конкуренция и ее различные типы рассматриваются через категорию "структура рынка" (рыночная структура). В это понятие, как известно, включаются такие параметры, как количество участников данного рынка, характеристики выпускаемой и продаваемой на рынке продукции, барьеры входа на рынок и т.д. Все подобные параметры определяют степень рыночной (монопольной) власти отдельного участника рынка, т. е. его возможности контролировать цену собственной продукции. При определенных условиях (отсутствие барьеров входа и выхода, большое количество субъектов рынка, полнота информации, однородность продукта и т. д.) степень этой власти для каждого продавца и покупателя приближена к нулю. В таком случае цены на блага отражают только условия их производства (исходный запас ресурсов вкупе с производственными технологиями) и потребительские предпочтения (подкрепленные покупательной способностью). Эта ситуация, а точнее говоря, этот особый тип рыночной структуры, называется совершенной конкуренцией и является идеалом, поскольку именно при ней хозяйствующие субъекты размещают ресурсы таким образом, чтобы минимизировать издержки производства и максимально удовлетворить спрос покупателей. Иными словами, при совершенной конкуренции обеспечивается максимально возможная аллокативная эффективность.

 

Все остальные виды рыночных структур, включая различные типы монополий, рассматриваются в неоклассической традиции как отклонения от совершенной конкуренции и, соответственно, как неоптимальные структуры. Дело в том, что при любых формах несовершенной конкуренции некоторые субъекты получают возможность контроля над ценой; таким образом, им удается получить дополнительную прибыль за счет сокращения объема выпускаемой продукции и повышения цены по сравнению со случаем совершенной конкуренции. В результате цены уже не отражают истинного соотношения между условиями производства и потребительскими предпочтениями; значительная часть цен образуется за счет рыночной власти устанавливающих их субъектов.

Таким образом, конкуренция в неоклассической теории рассматривается как определенное состояние, отражающее параметры рыночной структуры. Наилучший тип конкуренции – совершенная конкуренция – трактуется как такое состояние, которое обеспечивает оптимальную (по Парето) аллокативную эффективность. Любые же серьезные отклонения от совершенной конкуренции оцениваются негативно и рассматриваются как объект антимонопольной политики государства.

Неоклассический подход к анализу конкуренции отличает несколько серьезных взаимосвязанных недостатков. Прежде всего, конкуренция не рассматривается как процесс соперничества между экономическими субъектами. По сути, в рамках неоклассической совершенной конкуренции конкурентная борьба отсутствует! Можно сказать, что в неоклассических моделях описываются не особенности конкурентного процесса, а "структура взаимоотношения между теми, кто уцелел в этой борьбе".[704] Но именно в ней, в конкурентной борьбе, устанавливаются оптимальные цены и количества благ. Статичность же неоклассического анализа конкуренции не позволяет продемонстрировать данное обстоятельство (в этом плане даже у классиков трактовка конкуренции была более "продвинутой": А. Смит и его последователи рассматривали конкуренцию как процесс, приводящий к выравниванию норм прибыли по отраслям и приближающий рыночные цены на товары к их "естественным" ценам). Дело в том, что конкурентная борьба по сути своей – не просто процесс, но процесс, являющийся неравновесным, а неоклассики при анализе конкуренции не могут отказаться от универсального для них принципа равновесия.

Указанные обстоятельства не позволяют неоклассикам продемонстрировать связь конкуренции со многими экономическими явлениями, органично присущими развитой рыночной экономике. И важнейшее из таких явлений – технический прогресс. В неоклассической теории технический прогресс "… либо рассматривается как нечто незначительное и несущественное, либо представляется неким внешним шоком, нарушающим экономическое равновесие. В результате этого неоклассический анализ не в состоянии адекватно объяснить возникновение и распространение (диффузию) инноваций и новых технологий, особенно в тех случаях, когда эти инновации революционизируют собою существующий метод производства. Экономика видится в большей степени системой, адаптирующейся к внешним изменениям (в том числе и в результате технического прогресса), а не системой, постоянно внутренне генерирующей процесс технического развития, приводящий к нарушению экономического равновесия"[705]. На самом же деле такой процесс технического развития в рыночном хозяйстве осуществляется в самом "пекле" жесткой конкурентной борьбы. Данное обстоятельство принимается во внимание в подходах, альтернативных неоклассике.

Эволюционно-институциональный и посткейнсианский подходы. Эволюционно-институциональная теория исходит из того, что фирмам, функционирующим в тех или иных отраслям, не известны ни все множество существующих возможностей вариантов производства продукции, ни
последствия выбора какого-либо конкретного варианта[706]. Разные фирмы выбирают различные варианты производства, исходя из тех "сигналов", которые дает рынок; а одна из важнейших функций "… конкуренции заключается в том, чтобы правильно понимать – или помогать понять – сигналы и побудительные мотивы"[707]. Другая же, "… более активная функция конкуренции заключается в вознаграждении и возвеличении выбора, оказавшегося хорошим, и в подавлении дурного выбора. Есть надежда, что в долгосрочной перспективе конкурентная система будет содействовать процветанию фирм, которые в среднем делали хороший выбор, и уничтожит или вынудит к реформам фирмы, регулярно совершавшие ошибки"[708].

А "хороший выбор" зачастую связан с внедрением различных видов инноваций, т. е. с различными формами технического прогресса. Как писал Й. Шумпетер, "новые комбинации прокладывают себе путь, побеждая в конкуренции со старыми"[709]. Технологически успешные фирмы получают значительные прибыли и опережают своих конкурентов. Таким образом, конкурентная борьба поощряет инновации. У компании же, являющейся чистым монополистом, нет стимулов к техническому развитию.

Но при рыночной структуре, близкой к совершенной структуре в неоклассическом понимании, у отдельно взятых фирм нет стимулов к осуществлению нововведений. Такое отсутствие стимулов объясняется тем, что новые технологии будут мгновенно сымитированы многочисленными конкурентами, а это сведет на нет прибыль от нововведений фирмы-инноватора. Поэтому эволюционные институционалисты используют принцип "шумпетерианской конкуренции", согласно которому несовершенные рыночные структуры с высокой концентрацией производства являются платой за технический прогресс в экономике, поскольку именно такие структуры благоприятствуют появлению и диффузии инноваций.

Здесь имеются в виду относительные потенциальные преимущества, которые имеет крупная фирма в связи с экономией от масштаба инвестиций в научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки (НИОКР), а также в связи с бóльшими возможностями диверсификации риска в условиях неопределенности относительно будущих результатов исследований. Обладая сравнительно более высоким уровнем производства, крупные фирмы способны сократить время на внедрение инновации в массовое производство и, соответственно, сделать доступнее технологическое новшество.

Но с другой стороны, сама структура рынка является следствием конкурентной борьбы, в ходе которой фирмы-инноваторы разоряли своих соперников. Вот почему "… причинно-следственные связи между инновацией и структурой рынка направлены в обе стороны"[710].

Отсюда следует, что значение конкуренции как процесса соперничества между фирмами трудно переоценить, поскольку именно в ее рамках происходит техническое развитие экономики. При этом и отсутствие конкуренции, и ее "совершенство" не благоприятны для появления и диффузии инноваций. Проблема осложняется еще следующим обстоятельством: появление монополии может быть следствием имевшей место прежде конкурентной борьбы и претворения в жизнь "новых комбинаций". Иными словами, фирма-монополист может являться компанией, в недалеком прошлом внедрившей чрезвычайно эффективные инновации. Но теперь она, по терминологии Р. Нельсона и С. Уинтера, – "окопавшийся монополист", т.е. она не имеет стимулов к дальнейшему техническому развитию[711]. Данное обстоятельство означает, что высокая концентрация производства все же не всегда способствует появлению и диффузии инноваций. Вот почему рыночная экономика сама по себе не генерирует "оптимальную" с точки зрения технического развития степень конкуренции. Поэтому такую задачу должно взять на себя государство.

К похожим выводам относительно связи между конкуренцией и техническим прогрессом приходит близкий к эволюционному институционализму посткейнсианский подход. Однако он делает несколько иные акценты. Конкуренция рассматривается как процесс выживания (фирм)[712]. Способность отдельно взятой фирмы выжить зависит от ее способности к получению прибыли в целом, и большей прибыли по сравнению с другими фирмами в частности. Последнее обстоятельство означает необходимость постоянного снижения издержек или получения иных конкурентных преимуществ. Такие преимущества обеспечиваются за счет различных технологических и организационных инноваций. Но подобные инновации можно внедрить только за счет инвестиций. Межфирменная борьба за получение конкурентных преимуществ предполагает постоянный поиск фирмами эффективных инвестиционных проектов.

Но инвестиции требуют финансирования. Если на некоторые рынки новые фирмы не могут вступить без значительных внешних финансов, а финансовые рынки и учреждения (коммерческие банки и т.д.) не в состоянии обеспечить эти фирмы ими, то интенсивность конкурентной борьбы ослабевает, и наступает опасность технологического застоя. А тип финансовой системы в очень сильной степени обусловлен "траекторией ее предшествующего развития" и зачастую оказывается неадекватным — например, тогда, когда финансовые рынки не развиты, а банки имеют "близкие" отношения с фирмами, действующими как "окопавшиеся монополисты". Подобная ситуация, приводящая к технологическому застою, очень часто наблюдается во многих развивающихся странах[713]. Поэтому государство, воздействуя на финансовую систему и другие условия входа в отрасли, может повышать интенсивность конкуренции и способствовать техническому развитию[714].

На наш взгляд, именно синтез эволюционно-институционального и посткейнсианского подходов позволяет получить истинное представление о природе и формах взаимосвязей между конкуренцией и техническим прогрессом и обосновать правильные выводы о том, как государство в действительности должно поддерживать конкуренцию.

16.2.2                Политика государства по поддержке конкуренции как институциональное проектирование

С точки зрения эволюционно-институционального подхода, государство, пытающееся поддержать конкуренцию, сталкивается с "проблемой двойственности": с одной стороны, дробление крупных фирм уменьшает стимулы к нововведениям у этих фирм; с другой стороны, монополия может самостоятельно утратить стимулы к инновационной активности – возникает уже упомянутая проблема "окопавшейся монополии". В ситуации неопределенности относительно величины выигрыша или проигрыша в общественном благосостоянии от реализации той иной меры необходимо предусмотреть механизмы корректировки и приспособления. Поэтому наряду с изменениями в частном секторе, эволюцию претерпевают и государственная политика, а с ней – и институциональная среда. Это может происходить как в результате эволюции (революции) технологий в частном секторе и рыночных структур, так и в результате сдвигов в системе ценностей, а также изменений в расстановке политических сил и групп интересов в обществе. Каким образом под действием всех этих сил происходит формирование новых направлений государственной политики, зависит от существующих институтов.

Несмотря на то, что зачастую институциональный аппарат формирования государственной политики "живет" самостоятельной жизнью, слабо реагируя на критические замечания со стороны, нам представляется важным осветить эту проблему с теоретической точки зрения. Во-первых, это может помочь в понимании проблемы, очертить диапазон разумных решений и оценить последствия выбора каждого из вариантов. Во-вторых, — оказать влияние на лиц, ответственных за проведение экономической политики ("политиков"), заставляя их хотя бы иногда считаться с альтернативными точками зрения. Кроме того, когда приоритеты государственной политики эволюционируют и неясен характер подходящих инструментов, теоретическое осмысление проблемы должно стать частью стратегии государственного управления.

Предлагая некую позитивную теорию государственной политики поддержки конкуренции, мы обращаем внимание на то, что ее положения, в принципе, давно известны "политикам". Однако последние в своих действиях руководствуются в основном собственной интуицией и опытом. С позиций эволюционно-институционального и посткейнсианского анализа представляется необходимым указать на существующую неопределенность относительно диапазона принимаемых решений и их последствий. Поэтому "на выходе" получаются не конкретные рекомендации по выработке оптимальной политики, а, скорее, варианты политических действий, которых следует избегать или, наоборот, рассматривать как приоритетные. К этому стоит прибавить тот факт, что возможности государства весьма ограничены, поэтому стоит заниматься именно этими ограничениями. Наконец, при выборе конкретных институциональных режимов очень важно оставить место для корректировки политики с учетом появления новых знаний об объекте.

Вообще говоря, мы исходим из того, что долгосрочный рост невозможен без сильного государства, которое призвано формировать институциональную среду таким образом, чтобы стимулы к повышению производительной эффективности (через внедрение инноваций) доминировали над стремлением получить какие-либо распределительные преимущества (через поиск ренты). Однако государство оказывается и главным тормозом развития, если оно не в состоянии обеспечить недискриминационный характер своих взаимоотношений с бизнесом и гарантировать защиту прав собственности. Поэтому очень важными оказываются как политика государства по поддержке ("выравнивании условий") конкуренции в плане антимонопольной деятельности, так и институциональное проектирование. Последнее должно быть направлено на создание условий для формирования эффективно хозяйствующих организаций, которым было бы невыгодно пользоваться доминирующим положением, не обусловленным их собственным экономическим развитием.

Рассуждая об эффективности государственной политики, направленной на формирование структуры отрасли и условий функционирования входящих в нее фирм, следует определить политические и экономические инструменты, ее обеспечивающие. Среди мер непосредственного воздействия на структуру отрасли можно выделить установление различного рода ограничений на размер фирм, принудительное разделение или запрет на их слияние, определение входных барьеров, контроль за разного рода соглашениями и координированной политикой участников рынка и т.д. Данная роль отводится специальным антимонопольным органам, призванным контролировать исполнение существующих норм и правил.

Создавая институциональную среду в отрасли, государство способно и косвенным образом влиять на тип институциональных соглашений в отрасли, определяя форму кооперации предприятий и степень конкуренции. Так, например, политика в области патентования и лицензирования может сделать неэффективной стратегию подражания для фирм, оспаривающих этот рынок, и служить своего рода фильтром для фирм, не желающих вести собственные разработки. Политика поддержки конкуренции может выражаться и в создании принципиально новых рынков товаров и услуг. При этом, в отсутствие каких-либо неформальных институтов (традиций, кодексов поведения), государство выступает здесь единственным гарантом соблюдения правил игры, позволяющих пользоваться выгодами от обмена всем его участникам[715].

Эффективная политика поддержки конкуренции должна отвечать следующим требованиям:

§         прозрачность и непротиворечивость правил игры на товарных и финансовых рынках;

§         действенность механизма обеспечения соблюдения существующих правил;

§         согласованная политика региональных и муниципальных властей, не противоречащая федеральному законодательству;

§         открытость рынков товаров, услуг, капитала и труда.

В зависимости от того, в какой мере текущая ситуация отвечает данным требованиям, формируется направление дальнейших институциональных изменений в системе формальных правил. Причем изменения должны по возможности учитывать и особенности повседневной практики ведения бизнеса, которая в значительной степени определяется существующими неформальными правилами. Это могло бы снизить издержки принуждения и облегчить работу антимонопольных служб.

 

16.2.3                Условия формирования конкурентной среды
в постсоветской России

Общая характеристика. В качестве основного препятствия для экономического роста в России можно назвать обусловленную технической неразвитостью крайне низкую производительность труда, которая составляет, по некоторым оценкам, лишь 19% от уровня США[716], в то время как в 1991 году этот показатель равнялся 30%. Главная причина такого положения вещей состоит в неравных "условиях конкуренции" в большинстве отраслей, тогда как влияние других факторов (например, проблем, связанных с инфраструктурой и корпоративным управлением) менее значимо. В качестве одного из объяснений данного феномена следует указать "тяжелое" наследие советской экономики, а именно чрезвычайно узкую предметную специализацию промышленных предприятий[717] при отсутствии эффективного механизма обратной связи от потребителя к изготовителю. Государственные предприятия фактически были лишены возможности проводить полностью независимую политику, конкурируя между собой на "административном рынке" за получение разного рода привилегий в плане распределения бюджетных средств. Решение задачи аллокации и распределения с помощью государственных институтов планирования сталкивалось как с информационно-вычислительной проблемой (получение и обработка колоссального объема разрозненных данных), так и с проблемой командования и контроля.

Размещение производства происходило на основе экономии бухгалтерских затрат при крайне деформированной структуре цен, не учитывающей ни пропорции мирового рынка, ни транспортные затраты, ни протяженность самой российской территории. Институциональные и стратегические аспекты деятельности фирм во внимание не принимались, а финансирование производства потребительской продукции по остаточному принципу приводило к тому, что наукоемкие предметы потребления производились сравнительно небольшими предприятиями. Однако относительно низкая концентрация производства в отраслях конечного потребления при отсутствии реального собственника не указывала на возможность конкуренции между предприятиями: средства распределялись централизованно без учета показателей эффективности того или иного хозяйствующего субъекта. Сложилась ситуация, в которой высокий уровень монополизации сочетался с низким уровнем концентрации производства, особенно в наукоемких отраслях.

"Насаждать" конкуренцию можно путем увеличения числа реально независимых хозяйствующих субъектов за счет принудительного разделения старого предприятия-монополиста, организации нового предприятия или "привлечения" импортеров. Однако, как показала практика, вследствие весьма слабого учета реальных потребностей населения спрос на продукцию предприятий, созданных в советское время, резко сократился после либерализации экономики, а необходимая реструктуризация проведена не была. Следствием этого стало падение производительности труда вдвое, причем примерно 25% мощностей в российской экономике оказались сосредоточенными на мелких и морально устаревших предприятиях, которые, тем не менее, продолжают функционировать и содержать излишний штат сотрудников.

На предприятиях, образованных после 1992 года, практически не создается новых мощностей ни в нефтедобыче, ни в производстве потребительских товаров, хотя в этих отраслях Россия могла бы улучшить свои показатели в первую очередь. Большинство новых предприятий слишком малы и не используют новых технологий[718]. Без реструктуризации и серьезных инвестиций ситуацию вряд ли удастся исправить. Положение осложняется тем, что эффект от интенсивной конкуренции нивелируется из-за неодинаковых правил игры, выгодных неэффективным предприятиям, работающим с советских времен. Обычно это неравенство вызвано коррупцией на местном уровне, а также стремлением местных властей решать многие социальные проблемы путем поддержания предприятий "на плаву", предоставляя скрытые субсидии из федерального и местного бюджетов (различные налоговые льготы, тарифные скидки, льготные кредиты). Среди различных проявлений неравенства "условий конкуренции" можно выделить также неодинаковый режим налогообложения, неравные условия распределения земли и государственных заказов, неравенство фактических цен на энергоресурсы для разных компаний одной отрасли, неравенство административных требований и условий применения законов, неравные условия доступа к инфраструктуре (в том числе экспортной) и к кредитам банковских структур.

Неравные "условия конкуренции" помогают многим неэффективным компаниям избежать (отложить) поглощение другими, более эффективными компаниями. В результате высокопроизводительным фирмам не удается завоевать значительной доли рынка и вытеснить с него низко производительные: относительный уровень затрат эффективных предприятий оказывается выше, что делает невозможным инвестирование в развитие производства. К тому же неравные условия конкуренции на мезоуровне ведут к дестабилизации обстановки на макроуровне, увеличивая дефицит бюджета и ухудшая инвестиционный климат.

Таким образом, институциональная среда в России формирует такие способы кооперации и конкуренции между хозяйственными единицами, что нередко более эффективные предприятия оказываются менее прибыльными.

"Посткризисное" развитие конкурентных отношений.  В результате кризиса августа 1998 года произошло резкое изменение относительных цен на внутреннем рынке, что привело к переменам в стимулах хозяйствующих субъектов. Изменение реального обменного курса рубля, колебания мировых цен на экспортируемые Россией товары при сохранении высоких барьеров входа и выхода привели к спаду в производстве и снижению интенсивности конкурентных процессов[719]. С другой стороны, более чем двукратная реальная девальвация создала возможности для повышения конкурентоспособности российских предприятий на мировых рынках.

На возможность дестабилизации обстановки, вызванную скачком инфляции и ажиотажным спросом на потребительские товары, российская экономика отреагировала вполне "по-советски". Были установлены различного рода административные ограничения обмена на региональном уровне (например, ограничения вывоза сельскохозяйственной продукции с территории субъекта Российской Федерации). Политика региональных властей характеризовалась повышением уровня барьеров входа на рынок через ограничения на ввоз продукции путем введения различных сборов, региональных систем маркировки, двойной сертификации, аккредитации и т.п. С целью предотвращения фрагментации экономики из-за введения противоречащих Конституции положений на местном уровне была налажена координация различных органов исполнительной власти – МАП и прокуратуры. Результатом применения мер прокурорского надзора стало снижение неопределенности на уровне правоприменительной практики, а следовательно, и повышение переговорной силы антимонопольных органов с региональными властями.

Другой мерой экономической стабилизации стало возникновение соглашения "О сотрудничестве по стабилизации положения в экономике Российской Федерации", подписанного в мае 1999 года руководителями 53 крупнейших компаний, на долю которых приходится более 53% ВВП[720]. Такой "документ" не включал в качестве участника правительство, хотя оно единственное могло бы координировать действия его участников. Это привело к тому, что фактически соглашение не соблюдалось теми, кто его подписал. По своей природе незаконное, противоречащее Закону Российской Федерации "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" (статьи 6 и 8 в редакции Федерального закона
№ 70 ФЗ от 6.05.98), такое соглашение оказалось неэффективным, поскольку практически не отличалось от распределительной схемы советской экономики. Стабильным могло бы быть такое (законное) соглашение, которое не ограничивало бы конкуренцию, и участники которого были бы заинтересованы в добровольном раскрытии информации.

Антимонопольная политика.  Ясно, что "условия конкуренции" на товарных (и финансовых) рынках России являются частью ее институциональной среды, существующей в настоящее время, и зависят от многих других элементов этой среды. Роль государства заключается в контроле за соблюдением всеми участниками рынка правил, образующих формальную часть указанной среды. Следовательно, степень развития конкуренции напрямую зависит от действий государства в этом направлении.

Институциональный базис развития конкуренции содержится в федеральных законах "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" от 02.02.2000 №3 ФЗ, "О защите конкуренции на рынках финансовых услуг", "О защите прав потребителей", "О естественных монополиях", "О рекламе". Контроль осуществляется Министерством Российской Федерации по антимонопольной политике и поддержке предпринимательства (МАП России), которое следит за адекватным применением законов, что позволяет устранить локальную несправедливость и предупредить дальнейшие правонарушения. Это способствует установлению некоего кодекса поведения участников рынка, хотя до сих пор около 60% всех заявлений по поводу злоупотребления доминирующим положением относится к секторам естественных монополий, что говорит о пренебрежении антимонопольным законодательством "рыночную и политическую власть имеющими". Такую закономерность можно отчасти объяснить тем фактом, что размеры штрафных санкций за нарушение законов обратно пропорциональны доходам компании и ее рыночной власти.

В 1999 году произошло снижение количества правонарушений в форме недобросовестной конкуренции (83,4% к уровню 1998 года)[721]. Оказывается, что фирмы с незначительной рыночной властью более законопослушны, и репрессивные меры антимонопольных органов более действенны.

Антиконкурентные действия органов исполнительной власти – "административный монополизм" – остается из года в год примерно на одном и том же уровне (около 31% заявлений). Это еще раз указывает на огромную инерцию в деятельности администрации. В 1999 году уменьшилось число случаев незаконного участия в предпринимательской деятельности должностных лиц органов государственной власти и государственного управления.

Кроме того, в этом же году происходило нарастание масштабов структурных преобразований и перераспределения прав собственности на федеральном и региональном уровнях. Об этом свидетельствует статистика по числу рассмотренных ходатайств и уведомлений по статьям 17 и 18 Закона "О конкуренции …": осуществление государственного контроля за созданием, реорганизацией, ликвидацией коммерческих организаций и их объединений и соблюдение антимонопольного законодательства при приобретении акций (долей) в уставном капитале коммерческих организаций и иных случаях. Увеличение составило соответственно 118,11% и 165,6% к уровню 1998 года.

Таким образом, практика деятельности антимонопольных органов в области поддержки конкуренции и официальная статистика указывают на высокую степень монополизации товарных рынков и о широкомасштабной противоправной монополистической деятельности в России. Это свидетельствует о недостаточной правовой базе регулирования и необходимости повышения эффективности судопроизводства и исполнения судебных решений. Без соответствующей "судебно-правовой эволюции" условия конкуренции в российской экономике будут по-прежнему оставаться неравными, что будет и дальше тормозить ее техническое развитие. Пока промышленные компании имеют стимулы не к инновационным вложениям, а к вложениям в получение рентных доходов, производительность труда в нашей экономике не возрастет.

К этому можно добавить, что государство должно также взять на себя ответственность по стимулированию эволюции финансовой системы. Как уже было показано, техническое развитие невозможно без внешнего финансирования инвестиций, что предполагает наличие разнообразных финансовых инструментов. Такие инструменты должны предлагаться развитыми финансовыми рынками и учреждениями, причем огромную важность имеют условия равного доступа к указанным инструментам промышленных предприятий. С этой точки зрения образование в экономике России финансово-промышленных групп следует оценивать негативно, поскольку оно укрепляет положение доминирующих предприятий за счет усиления потенциала внешнего финансирования их деятельности.

 

 

16.3          Попытки стимулирования экономического роста

Укрепление частной собственности и развитие конкуренции создают предпосылки для экономического развития.

Проблемы развития являются традиционным полем дискуссий между представителями различных социальных наук и школ. На одном краю этого поля находятся представления об интенсивном и экстенсивном росте, а на другом лежат просторы обсуждений доктрины устойчивого развития. Именно проблемы развития лежат в центре интересов многих направлений современной научной мысли, в том числе теории постиндустриального общества, человеческого капитала, информационного общества и т.д.

Можно сказать, что уже в середине 50-х годов был сформирован базовый перечень факторов экономического роста (А. Льюис, "Теория экономического роста", 1955). В числе таких факторов — величина населения и производства, сбережения и инвестиции, торговля и специализация, стимулы прибыли, государственный сектор и власть, рост знаний, новые идеи, экономическая свобода, институциональные изменения – в общем случае перечень не ограничен.

Роль и вес отдельных факторов и их комбинации, оценка влияния определялись как конкретными особенностями исследуемой экономики, так и позицией исследователя. Хотя популярность различных теорий развития менялась с течением времени, нельзя сказать, что существуют четкие критерии доминирования той или иной теории.

В рамках неоклассической теории развития (Р. Солоу. Р. Барро, Р. Лукас) акцент делается на таких факторах развития, как накопление капитала, изменение нормы сбережений, рост населения, накопление человеческого капитала и технический прогресс.

Неокейнсианские (Р.Харрод, Э.Хансен) теории развития особое внимание обращают на такие факторы, как предельная склонность к сбережению, размеры государственных расходов, величина предельной эффективности капитала в ее соотношении со ставкой процента.

Личная заслуга Й.Шумпетера – появление в довольно механистическим мире классиков и кейнсианцев одушевленной фигуры предпринимателя-инноватора как создателя новых комбинаций факторов производства, новых продуктов, рынков и технологий. Эти факторы выводят экономическую систему из равновесия и стимулируют экономический рост как приспособление к шоку.

Экономические системы переходного типа, к которым можно отнести страны Центральной и Восточной Европы, а также страны, возникшие после распада Советского Союза, демонстрируют существование экономических явлений и закономерностей на макро- и на микроуровне, которые либо не существуют в экономиках, стремящихся к равновесию, либо не привлекали внимания ученых-экономистов.

Попытки применения неоклассических и неокейнсианских взглядов к отечественной экономике предпринимались неоднократно, но полученные результаты либо не вполне убедительны, либо опровергают исходные предположения.

Приведем пример эмпирической проверки гипотезы о модели IS-LM, описывающей состояние совместного равновесия рынков товаров и услуг.

Предположения данной модели в явной или неявной форме оказывали существенное влияние на осуществление государственной макроэкономической политики в переходный период. При прочих равных условиях уменьшение нормы процента вызывает увеличение инвестиционных затрат, которые хозяйственные агенты считают выгодным произвести.

Красноречивым примером особых условий переходной экономики может послужить тот факт, что заложенная в модели IS-LM зависимость инвестиций от ставки процента и зависимость между предложением реальных денег и ставкой процента достаточно слабо проявляется в России, что подтверждается, например, результатами регрессионного анализа, проведенного по квартальным данным 1993-1995 гг. по России. Краткосрочные колебания инвестиций и ставки процента являются малокоррелированными, хотя линейные тренды в долгосрочном периоде показывают тенденцию сокращения инвестиций при росте ставки реального процента[722].

Другой пример связан с политикой в области инвестиций.

16.3.1                Инвестиционная политика и экономический рост

Одной из обобщающих характеристик кризиса является сокращение валового внутреннего продукта. Снижение уровня внутренних инвестиций в составе ВВП считается фактором, не только усугубляющим масштабы кризиса, но и осложняющим перспективы его преодоления. Данная ситуация иллюстрируется в табл. 16.2. и 16.3.

Несмотря на многие различия в программах экономического роста и развития, которые предлагались на протяжении последнего десятилетия в России, все они предполагали рост инвестиций как имманентный развитию фактор.

Таблица 16.2

Уровень валовых инвестиций и темпы роста ВВП в России в 1990-е годы (%)

 

Показатели

1991

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

1999

Доля валовых инвестиций в ВВП (%)

36.3

34.3

31.3

27.9

28

25

23.7*

19

 

Темпы прироста ВВП(%)

-5.0

-14.5

-8.7

-12.6

-4.0

-4.9

0.4**

-4.9

+3.2

* — По данным Мирового Банка 20.

** — По данным Мирового Банка –6.6.

Источник: World Development Report 1996, Oxford University Press; Экономическое развитие России в 1997 г.// Вопросы экономики. 1998. №3; Среднегодовой прирост ВНП за 1997 – 99 по данным Мирового Банка / Доклад о мировом развитии 1999/2000.

 

К настоящему времени опубликовано множество документов программного характера, разработанных представителями органов власти и управления, учеными, иностранными экспертами.

Последний по времени появления документ, так называемая "Программа Грефа"[723], также связывает перспективы развития России с масштабными инвестициями, хотя и уделяет особое внимание другим факторам развития. "Стратегия, направленная на преодоление разрыва уровня экономического развития России и ведущих стран, предполагает качественное повышение эффективности российской экономики, следствием чего явилось бы превращение России из страны, вывозящей капитал и ввозящей товары с высоким уровнем добавленной стоимости, в страну, ввозящую капитал и вывозящую товары и услуги с высокой добавленной стоимостью. Достичь этого удастся только при осуществлении масштабных инвестиций в основной капитал при одновременном повышении эффективности капиталовложений".

В отличие от ранее выдвинутых программ, в основе "Стратегии..." провозглашается "политика здравого смысла, предлагающая реальные решения соответствующих проблем с учетом существующих на сегодня бюджетных и общих ресурсных ограничений". Здравый смысл позволяет выделить "единственный способ сократить образовавшийся разрыв между Россией и наиболее развитыми странами, создать базу для повышения уровня жизни граждан, которым является экономический рост, устойчиво опережающий рост мировой экономики. Такой экономический рост может быть обеспечен сочетанием накопления капитальных и интеллектуальных ресурсов, повышения эффективности их использования, высвобождения предпринимательской инициативы".

Таким образом, во всех программах предполагается существенный рост инвестиций и усиление государственного вмешательства в экономику, но в различных формулировках. В частности, Концепция развития рынка ценных бумаг (1996г.) предполагала "большую детализацию и ужесточение государственного контроля деятельности рынка ценных бумаг".

Программа реструктуризации банковской системы восстановление доверия инвесторов связывает, в числе прочих, с расширением участия государства в капитале банков и созданием новых структур, находящихся под контролем государства: агентства гарантий инвестиций от некоммерческих рисков; государственной комиссии по защите прав инвесторов; государственного банка развития.

Программы профессиональных сообществ предлагают стимулировать инвестиционную активность через кредитную и денежную эмиссию, льготное налогообложение доходов от инвестиций, стимулирование государственного спроса в той или иной форме.

К сожалению, большинство выдвинутых программ не были реализованы. В частности, уровень выполнения Федеральной инвестиционной программы на 1996 г. составил 9,6%. На 34% объектов, вошедших в Федеральную инвестиционную программу на 1997 г., строительство вообще не велось. Примерно такое же положение и с другими правительственными программами и концепциями.

Таким образом, многочисленные попытки активизации инвестиционного потенциала отечественной экономики пока не привели к желаемым результатам, то есть росту объемов инвестиций и росту их эффективности. Безусловно, причины продолжающегося падения инвестиций сложны и разнообразны и включают действие множества факторов, начиная с неблагоприятной конъюнктуры международных товарных рынков и нестабильности финансовых рынков, вплоть до неудачных политических решений и роста социальной напряженности.

Варианты выхода из кризиса, перехода от спада к экономическому росту, предлагаемые различными авторами, отличаются:

§         по направленности инвестиций (в качестве “точек роста” рассматриваются высокотехнологичные отрасли, например, космическая или часть отраслей оборонной промышленности, или жилищное строительство),

§         по источникам происхождения (иностранные — российские),

§         по формам привлечения (фондовый рынок, банковские кредиты, лизинг, финансово-промышленные группы, др.),

§         по роли государства в процессе инвестирования и так далее.

Большинство исследователей и политиков предполагают, что пути преодоления кризиса связаны с существенным увеличением инвестиций. Опережающий спад инвестиций по сравнению с ВВП воспринимается как индикатор отсутствия материальных условий выхода из кризиса до тех пор, пока отмеченная динамика соотношения ВВП и инвестиций будет сохраняться. Однако, как показывает проведенный анализ по ряду стран с переходной экономикой, рост инвестиций не тождественен экономическому росту.

Мы предположили, что переходный период характеризуется структурными и институциональными изменениями, которые позволяют повысить эффективность инвестиций, то есть при снижении валового накопления возможен рост ВВП. Для проверки этого предположения была собрана информация по ряду стран с переходной экономикой и стран с развитой рыночной экономикой (данные Мирового Банка), которая была обработана с помощью простейших статистических методов для того, чтобы выделить имеющиеся зависимости между уровнем валовых инвестиций и темпами роста ВВП.

К странам с высоким уровнем накопления, сравнимым с уровнем накопления в российской экономике, относятся только Сингапур (32%), Гонгконг (31%) и Япония (30%).

В зависимости от соотношения между темпами роста ВВП и нормой накопления могут быть выделены следующие группы стран:

1. Темпы прироста ВВП ³ 3 % , доля накопления в ВВП ³ 20%.

Сингапур, Израиль, Гонгконг, Ирландия, Австралия, Норвегия, Новая Зеландия.

Исключением здесь является Ирландия с нормой накопления  14%.

2. Темпы прироста ВВП > 0% , но < 3 %, при этом уровень накопления ³ 15 %, но < 22%.

В данную группу попадает основное количество высокоразвитых стран. Выше 22% норма накопления только в Португалии и Австрии.

3. Темпы прироста ВВП < 0% , при этом уровень накопления
< 15% .

В эту группу попадают Швеция и Финляндия.

Средняя норма накопления составляет 19%, при этом норма накопления демонстрирует значительно большую устойчивость, чем темпы экономического роста.

Проверка статистической зависимости между темпами прироста ВВП и уровнем валовых внутренних инвестиций показала наличие положительной корреляционной зависимости (коэффициент корреляции составил 0,531).

По всей группе развитых стран общей тенденцией является снижение уровня накопления в составе ВВП в течение последнего десятилетия.

Рост валового внутреннего продукта при снижении уровня инвестиций в структуре ВВП может быть связан с действием большого количества разнообразных, не только экономических факторов, среди которых имеет смысл выделить:

·        растущую эффективность инвестиций (например, в условиях роста технических и технологических нововведений капиталоемкость продукции может снижаться);

·        изменения структуры экономики развитых стран (например, снижение доли промышленности при росте доли сферы услуг, при этом опережающий рост сферы услуг связан не только с меньшими объемами инвестиций, но и с более высокой скоростью их оборота);

·        изменения отраслевой структуры промышленности (снижение доли капиталоемких, прежде всего добывающих и сырьевых отраслей в промышленном производстве).

Отраслевая структура и уровень эффективности экономики высокоразвитых стран достаточно сильно отличаются от стран бывшего социалистического лагеря. Однако аналогичные данные по странам Восточной и Центральной Европы и азиатским странам демонстрируют нарушение исходной гипотезы об однозначной положительной связи между темпами экономического роста и уровнем накопления (см. табл. 16.3).

По представленным в таблице 16.3 данным, страны с переходной экономикой можно разделить на 3 группы:

1. Достигшие высоких темпов прироста ВВП к 1994 г. и продолжающие сохранять их в 1995-96 гг.

В эту группу попадают Албания, Армения, Венгрия, Литва, Польша, Румыния, Словакия, Чехия, Эстония.

В данной группе стран за период 1990-94 гг. произошло существенное сокращение нормы накопления. Исключением является только Эстония.

2. Страны, преодолевшие спад позднее предыдущей группы — не достигшие высоких темпов в 1994г., но увеличившие темпы его роста в 1995-96 гг. Это основная группа стран. К сожалению, по данной группе информация об уровне накопления в ВВП носит фрагментарный характер, однако имеющиеся данные свидетельствуют о снижении уровня накопления по мере замедления спада. В этой группе исключением является Белоруссия, где уровень валовых внутренних инвестиций увеличился.

 

Таблица 16.3

Темп прироста ВВП и уровень валовых внутренних  инвестиций в ВВП
в странах с развивающейся рыночной экономикой в 1990-1996 гг. (в %)

 

Страна

1990

1994

1995

1996

Прирост ВВП

Уровень инвестиций в ВВП

Прирост ВВП

Уровень инвестиций в ВВП

Прирост ВВП

Прирост ВВП

Албания

-10

28.9

7.4

13.5

11

5.5

Польша

-11

25.6

5.5

15.9

7.0

6.0

Словакия

-2.5

33.5

4.8

17.1

7.3

6.7

Армения

-7.2

47.1

3.0

10.2

5.2

5

Чехия

-1.2

28.6

2.6

20.4

4.8

4.2

Литва

-3.3

34.3

 

18

2.7

3.4

Эстония

-7.1

30.2

 

32

2.9

3.2

Венгрия

-2.5

25.4

2.5

21.5

1.5

0.5

Румыния

-5.6

30.2

2.4

26.9

6.9

4.6

Хорватия

 

 

1.8

13.8

-1.5

7

Болгария

-9.1

25.6

0

20.8

2.5

-10

Латвия

 

 

-1.2

40.1

-1.6

1.8

Македония

-10

32

-3.7

18

-3.0

1.6

Узбекистан

2

32.2

-4.5

23.3

-1.2

1.6

Россия

-3.6

30.1

-12.6

27.9

-4

-6

Киргизия

6.9

23.8

 

 

-6.2

5.4

Белоруссия

-2.8

27.4

 

35

-10

2.6

Украина

-3.8

27.5

 

 

-11.8

-10

Таджикистан

-2.4

23.4

 

 

-12.3

-6

Туркменистан

0.8

40

 

 

-14.7

0.1

Азербайджан

-11

27

-21.9

22.5

-17.5

1.2

Молдова

 

 

-22

7.7

-1.0

-8

Казахстан

-4.6

42.6

-25

24

-7.9

0.5

Монголия

-2

42.3

3.3

20.9

 

 

Вьетнам

4.5

13

8.6

24.2

 

 

Китай

3.9

34.8

11.8

42.1

 

 

 

 

3. Спад ВВП не преодолен к 1996 г.

В этой группе находятся Россия, Украина, Таджикистан, Молдова, а также Болгария, испытавшая резкий спад ВВП после наметившегося подъема.

На основе имеющихся данных по странам Восточной и Центральной Европы и азиатским странам не удалось выявить статистически значимой связи между показателями темпов прироста ВВП и уровнем валового накопления в ВВП.

Приведенная в таблице 16.3 группа стран демонстрирует парадоксальную на первый взгляд зависимость — чем выше была норма накопления, тем глубже величина спада и тем медленнее темпы выхода из него. Нарушают данную зависимость только Вьетнам и Китай, где увеличение нормы накопления сопровождается увеличением темпов роста ВВП.

Безусловно, следует принять во внимание возможные ошибки измерения и существование лага во времени между осуществлением инвестиций и их воздействием на экономический рост. Тем не менее, должны быть общие факторы, воздействующие на формирование такого рода зависимости.

"При классическом социализме есть тенденция к расширению. Она воздействует на лиц, принимающих решения на всех уровнях бюрократической иерархии, и порождает ненасытную потребность в инвестициях. Всегда есть министры, руководители отраслей и управляющие, склонные к инвестированию. Хронический дефицит рождает рынки продавца, а мягкие бюджетные ограничения позволяют не слишком задумываться о сбыте продукции, производимой в результате сделанных вложений. Не прекращается спрос на инвестиции и в переходный от социализма период"[724]. Особенности переходного периода проявляются в том числе и в сокращении горизонта принимаемых решений как на макро-, так и на микроуровне. В инвестиционной сфере примером этому может послужить "проедание" инвестиций, использование их для удовлетворения наиболее "горящих" текущих потребностей.

В качестве одной из возможных интерпретаций причин существования наблюдаемого явления мы считаем необходимым выделить предположение о деформированной отраслевой структуре экономики стран бывшего социалистического лагеря с преобладанием добывающих отраслей, а также отраслей, “производящих средства производства для производства средств производства”, для которой характерна высокая доля оборонных отраслей и недостаточное использование преимуществ мирового разделения труда, замкнутый характер экономики.

Отрасли, производящие потребительские товары, являются в общем случае менее капиталоемкими, к тому же для них характерен более короткий производственный цикл и, следовательно, более высокая оборачиваемость капитала.

Особое место занимает сфера услуг, требующая относительно небольших инвестиций, которые быстро окупаются.

Данная гипотеза в какой-то степени подтверждается показателями, приведенными в таблице 16.4, рассчитанной по данным Мирового Банка, которая иллюстрирует изменение пропорций ВВП по странам Восточной Европы и СНГ. Приведенные в таблице 16.4 данные показывают наличие определенных структурных сдвигов — прежде всего, увеличение доли сферы услуг в ВВП и сокращение доли промышленного производства. В России за годы реформ резко выросла доля услуг в составе ВВП, которая достаточно близка к уровню развитых стран. Однако, по экспертным оценкам, с которыми мы склонны согласиться, резкое увеличение доли услуг произошло прежде всего за счет ценовых диспропорций, благодаря которым возросла величина услуг финансового сектора.

Отечественные исследователи отмечают “принципиальную тождественность моделей роста, присущих экономике СССР на протяжении 50-80-х гг., и экономике ведущих капиталистических стран 70-80-х годов, во всех этих странах существовала отчетливо выраженная связь между темпами экономического роста, с одной стороны, и темпами вовлечения в хозяйственный оборот сырьевых и топливных ресурсов, с другой”[725].

В то же время в условиях “концепции постиндустриального развития” благоприятные перспективы развития отечественной экономики неразрывно связаны с поддержанием всего “шлейфа” отраслей, существовавших до начала 90-х гг. Можно предположить, что по мере преодоления структурных диспропорций, характерных для централизованной и замкнутой экономической системы, и изменения отраслевой структуры экономики  потребность в инвестициях снижается (как за счет сокращения объема, так и за счет ускорения оборачиваемости).

Такого рода процессы сдерживаются за счет сохранения “затратного характера” экономики — высокой капиталоемкости, материалоемкости и энергоемкости производства. Косвенным подтверждением этому явлению может служить тот факт, что при общем падении объемов промышленного производства в РФ объемы производства электроэнергии снизились в наименьшей степени.

Таблица 16.4

Изменение структуры ВВП в 1980-1998 гг.

(добавленная стоимость, в % ВВП) 

Страна

Сельское хозяйство

Промышленность

Услуги

В целом

В т.ч. обрабатывающая

1980

1995

1998

1980

1995

1998

1980

1995

1998

1980

1995

1998

Албания

34

56

63

45

21

18

 

 

 

21

23

19

Польша

 

6

4

 

39

26

 

26

17

 

54

70

Словакия

7

6

5

63

33

33

 

 

 

30

61

62

Армения

18

44

41

58

35

36

 

25

25

25

20

23

Чехия

7

6

 

63

39

 

 

 

 

30

55

 

Литва

19

11

14

53

36

40

 

30

26

29

53

46

Эстония

14

8

 

49

28

 

 

17

 

37

64

 

Венгрия

19

8

6

47

33

34

 

24

35

34

59

60

Румыния

 

21

15

 

40

36

 

 

25

 

39

48

Хорватия

 

12

 

 

25

 

 

20

 

 

62

 

Болгария

14

13

23

54

34

26

 

 

18

32

53

50

Латвия

14

9

 

50

31

 

45

18

 

36

60

 

Узбекистан

28

33

28

37

34

30

 

27

13

35

34

42

Россия

8

7

9

54

38

42

 

31

 

38

55

49

Киргизия

 

44

46

 

34

24

 

 

18

 

32

30

Белоруссия

18

13

14

53

35

44

 

22

37

29

52

42

Украина

 

18

12

 

42

40

 

37

6

 

41

48

Азербайджан

22

27

 

47

32

 

 

 

 

31

41

 

Молдова

 

50

31

 

28

35

 

 

28

 

22

34

Казахстан

 

12

 

 

30

 

 

 

 

 

57

 

 

В целом структурные изменения в составе промышленного производства носят скорее негативный, чем позитивный характер. В частности, на фоне общего падения наименьшую глубину спада демонстрируют наиболее капиталоемкие отрасли: ТЭК, цветная и черная металлургия.

Таким образом, можно предположить, что продолжение спада при относительно высокой норме накопления связано прежде всего с низкой эффективностью инвестиций и высокой инерционностью экономики. Инерционность российской экономической системы проявляется, в частности, в существовании высокой доли убыточных предприятий, в незначительном количестве банкротств предприятий.

В качестве одного из возможных сценариев динамики нормы накопления можно рассматривать сокращение доли инвестиций в ВВП вплоть до достижения низшей точки падения, когда прекращаются инвестиции в неэффективные производства. Возможный дальнейший рост инвестиций связан прежде всего с расширением “эффективных” секторов экономики, в число которых попадет часть подвергшихся реструктуризации традиционных отраслей и производств, а также новые сферы приложения капитала.

Следовательно, имеет смысл основные усилия со стороны регулирующих и управляющих органов сосредоточить не в области поиска новых источников инвестиций и не в увеличении их количества, а в создании механизмов повышения их эффективности, к числу которых относится стимулирование создания рыночных институтов.

Переход от стагнации к экономическому росту невозможен на основе восстановления прежнего производства. Так как возможности роста в рамках сложившегося в России способа производства были исчерпаны к концу 80-х годов, то рост может быть основан только на принципиально новом типе производства, ориентированном на конкурентоспособность, на спрос и более высокий уровень эффективности.

В то же время существует вероятность, что формирование благоприятных условий на макроуровне будет способствовать расширению капиталовложений на предприятиях, которые сохранили прежние подходы к производству и инвестированию (распыление финансовых ресурсов, растягивание ввода в действие основных фондов, неумение разрабатывать экономически обоснованные инвестиционные проекты и бизнес-планы). Следовательно, одним из условий экономического роста является новая организация инвестиционного процесса, в основе которой лежит согласование интересов различных групп инвесторов, ориентированных на рыночные принципы отбора направлений инвестирования и оценки результатов инвестиций, и получателей-реципиентов инвестиций, для которых расширяются возможности использовать альтернативные источники и формы привлечения инвестиций.

16.3.2                Развитие и/или рост: институциональные факторы

Ограниченные возможности объяснения и тем более прогнозирования поведения экономических агентов в условиях трансформации с позиций mainstream экономической теории вызвали рост интереса к методологии институционализма. Институциональный подход к исследованию явлений общественной жизни вносит весомый вклад в теории развития, так как он расширяет сферу исследований и используемые инструменты и методы исследований. Следовательно, институционалисты предлагают более гибкую систему взглядов, которая обладает большей "объясняющей силой".

В чем преимущества неоинституционального подхода к проблемам развития?

1.      Его направленность на конкретные исторические, страновые, национальные и другие особенности, ситуационный подход, готовность к отказу от догматических представлений. С этой точки зрения политика реформирования советской экономики была не институциональной. Расхождение декларированных целей с фактически полученными результатами, кроме разочарования в стандартных, универсальных рецептах типа "приватизация тождественна росту эффективности", "снижение инфляции автоматически увеличивает инвестиции" и смены лидеров, вызвало рост интереса к возможностям других подходов, в том числе к институциональному. Например, Программа Грефа выполнена вполне в духе институционализма.

2.      Включение в рассматриваемую проблемную область множества взаимодействующих сил, в частности, интересов и приоритетов всей совокупности "субъектов развития": государства, фирм, домохозяйств, предпринимателей как особой группы и др., а также учет институциональных условий, в которых действуют субъекты долгосрочного развития, стимулирующих, ограничивающих или нейтральных по отношению к преобладающим "здесь и сейчас" моделям поведения экономических агентов.

3.      Расширение представлений о целях и функциях государства (правительства). С точки зрения свободного рынка правительство скорее могло бы своим вторжением навредить экономике, чем ей содействовать. Соответственно, его роль в экономике сводится к: обеспечению чисто общественных благ; управлению (за счет субсидирования либо налогообложения) осуществлением видов деятельности, имеющих положительные или отрицательные внешние эффекты; созданию системы гарантий неприкосновенности частной собственности и обеспечения выполнения контрактов. Институционализм рассматривает государство как активного участника экономики не только в качестве регулятора независимых и самодостаточных рыночных отношений, но и как хозяйствующего субъекта, как созидателя социальной, психологической, образовательной и организационной инфраструктуры, как инициатора изменений (в нашем случае). Государство не только имеет сравнительные преимущества в осуществлении инноваций, имеющих характер общественных благ, но и обеспечивает взаимодействие между правительством, частным сектором, неправительственными организациями и другими элементами гражданского общества.

Общая идеология подхода, которую мы хотели бы разделить и поддержать, выглядит следующим образом: "Устойчивое общество должно быть заинтересовано в качественном развитии, а не в физической экспансии… Общество не должно быть ни сторонником роста, ни его противником. Вместо этого следует различать темпы роста и рост, а также те цели, которые он преследует. Прежде чем такое общество примет решение относительно каких-то конкретных предложений, связанных с ростом, оно должно спросить себя: зачем он нужен, такой рост, кто выиграет в его результате, во сколько он обойдется, сколько будет длиться, не окажется ли непосильным грузом для нашей планеты с точки зрения ее ресурсов и возможностей переработки отходов"[726].

Довольно близка к приведенной выше позиция Всемирного Банка, с которой нельзя не согласиться: "Устойчивое развитие имеет множество целей, среди которых рост дохода на душу населения является лишь одной из многих задач развития". Эти задачи включают рост качества жизни как за счет расширения общественных и снижения стоимости частных благ, которые входят в круг традиционных экономических понятий (экологическое благополучие, улучшение медицинского обслуживания и образования), так и за счет создания возможности участвовать в общественной жизни, равенства между разными поколениями и др.

Конечно, приведенная цитата относится к зрелому обществу, в котором не стоит проблема выживания, являющаяся актуальной для нашей экономики и общества. При всей привлекательности выраженной идеи, ее воплощение в более или менее развитой форме возможно лишь по достижении определенной критической величины материального благополучия, некоторого уровня насыщения. Для нашего общества этот количественный барьер чисто физического выживания не преодолен. В пользу этого довольно уязвимого высказывания служат следующие аргументы:

·        Падение среднедушевого ВВП.

·        Падение уровня жизни.

·        Рост смертности.

·        Рост неравенства в распределении доходов.

·        Рост региональной асимметрии.

Таким образом, проблема номер один заключается в увеличении материального благосостояния, в физическом росте производства.

Второй стороной той же проблемы материального насыщения является сглаживание неравномерности распределения созданного дохода.

Так как правительство является одной из немногих консолидирующих сил, то для целей развития оно должно в большей степени взять на себя функции поддержки становления и эффективного функционирования частного сектора, а также обеспечение стабильности экономики (предсказуемость и определенность изменений в законодательстве, ограничение спекуляций, предупреждение кризисов) и снижение неравномерности распределения доходов между гражданами и территориями.

Безусловно, это необходимые, но вряд ли достаточные условия для развития. Создание условий для наращивания и активизации инновационного потенциала представляется определяющим фактором развития для нашей страны, если мы, конечно, не останемся в тисках "догоняющего" научно-технического развития. Так как основная масса инноваций генерируется за счет взаимодействия двух составляющих, в качестве которых выступают возможности, создаваемые новой техникой и технологией, и готовность к их восприятию со стороны потребителей, то государственной задачей является созидательная деятельность по обоим упомянутым направлениям.

16.3.3                Инновационная политика

Вероятно, в инновационной сфере наиболее наглядно проявляется взаимодействие традиционных патерналистских институтов, новых норм и квази-рыночных институтов.

Перечислим системные характеристики модели организации советской науки, которая сформировалась в течение нескольких десятилетий.

§           "Технологический" уклон, техническая направленность. Преобладающее развитие и поддержку получили исследования в области точных наук и наук о Земле по сравнению с науками об обществе и о человеке.

§           Преимущественно государственное финансирование научной деятельности, "мягкие бюджетные ограничения", которые в общем случае не лимитировали научные исследования и разработки.

§           Устойчивые и единообразные формы организации научной деятельности (институты, лаборатории, группы). Использовались стандартные, тиражируемые варианты внутренней организационной структуры управления; управление научной деятельностью осуществлялось в соответствии с планом, определяющим тематику научных исследований, фонды и штаты научных организаций, и достигнутыми результатами. Институты, как правило, имели большую численность сотрудников, прежде всего научных сотрудников, при недостатке вспомогательного и обслуживающего персонала.

§           Престижность научной деятельности. В течение длительного времени формировалось устойчивое общественное восприятие научных сотрудников как ориентированной на духовные (высшие) ценности интеллигенции, интеллектуальной элиты. Престижность поддерживалась и сравнительно высокой оплатой труда и социальными благами.

§           Закрытость, изолированность не только от мировой науки, но и от смежных дисциплин, в том числе наличие "закрытой" исследовательской тематики.

§           Ограниченные возможности роста научных сотрудников, преимущественно связанные с административной карьерой, соответствующие строгой иерархии властных полномочий.

§           Наличие барьеров между достижениями науки и их реализацией на практике, а также между фундаментальными исследованиями и прикладными разработками, которые вызывали необходимость "административного" (хочется написать "насильственного") внедрения результатов научных исследований в производственную сферу. Устойчивое существование барьеров организационно закреплялось наличием институтов и организаций "ведомственной", а также академической и вузовской науки.

Очевидно, что перечисленные параметры не являются оценочными характеристиками, но описывают определенную модель организации научных исследований, которая наилучшим образом работала в условиях "мобилизации" при существовании военной угрозы и враждебного окружения ("соревнования двух систем"), что делало неизбежным не только милитаризацию науки, но и идеологизированность и политизированность научных исследований, особенно в области общественных наук.

Трансформация описанной выше модели представляет собой совокупность разнородных, во многом противоречивых процессов, многие из которых в настоящее время не воспринимаются и не осознаются. Эти процессы являются во многом спонтанными, неконтролируемыми и нерегулируемыми.

Началом разрушения традиционной институциональной организации послужил распад структур централизованного административного управления и контроля; резкое сокращение финансирования (как бюджетного, так и заказов со стороны производства), а также "открытие границ" между мировой и отечественной наукой не только в области обмена идеями, но и людьми.

Непосредственными результатами действия упомянутых факторов стали:

§                Увеличение (за счет дробления) числа исследовательских учреждений при сокращении численности научных сотрудников. В условиях кризиса один из распространенных вариантов адаптации – это распад системы на более примитивные элементы и попытки их самостоятельного выживания.

§                Разрушение инфраструктуры созданных НИИ — износ приборного парка, ухудшение обеспеченности материалами, реактивами и т.д.

§                Ухудшение возрастной и квалификационной структуры занятых — старение научных кадров и опережающее сокращение численности кандидатов наук и научных сотрудников без степени при практически неизменном количестве академиков и докторов наук. Потеря части наиболее перспективных исследователей, особенно молодых, в результате "brain drain" не только в зарубежные страны, но и в более привлекательные сферы деятельности.

§                Снижение престижа и авторитета научных организаций и социального статуса научного работника, потеря корпоративного единства на фоне распада структур, выполнявших консолидирующие функции. Усиление дифференциации в уровне благосостояния и оценки (в том числе самооценки) перспектив развития рядовыми научными сотрудниками и руководителями институтов.

§                Индивидуализация научной деятельности.

В то же время перечисленные результаты отражают не только разрушение традиционной модели, но и появление возможностей ее изменения за счет появления новых элементов и стратегий поведения, которые хочется назвать институтами, но их неустойчивость и изменчивость не позволяет сделать этого. В качестве наиболее заметных изменений, формирующих потенциал будущего развития, можно выделить следующие:

§           Большая ориентация тематики научных исследований, организации выполнения исследований и разработок, а также форм представления научных результатов на "платежеспособный спрос", на разнообразие потребителей, среди которых сокращается доля государства и увеличивается доля конечных пользователей продукции. Например, в качестве конечных потребителей-заказчиков научной продукции для институтов СО РАН выступают прежде всего иностранные фирмы (по оценкам руководителей ряда институтов СО РАН, выполнение заказов иностранных фирм и организаций формирует от 30 до 40% текущего финансирования деятельности институтов), а также "богатые" отечественные предприятия, прежде всего связанные с добычей и использованием природного сырья.

§           При этом существенно усиливается прикладная составляющая научных исследований. Процесс этот неоднозначный — существует реальная опасность "коммерциализации науки" за счет продажи или другого рода коммерческого использования созданных ранее (более фундаментальных) заделов, которые в силу объективных причин не могут быть восстановлены в полной мере. Следует отметить, что конкретные формы и схемы организации таких разработок зависят от того, кто выступает в роли заказчика – отечественные или иностранные потребители. Исследования, финансируемые таким образом, ведутся как индивидуально, так и на уровне отдельных подразделений и институтов, формируя правовую неразбериху и создавая условия для потенциальных конфликтов.

В какой-то степени изменение тематики можно оценить по соотношению между базовым (бюджетным) финансированием и внебюджетными источниками финансирования научной деятельности. Можно предположить, что внебюджетное финансирование отражает востребованность научных достижений практикой (это достаточно условно, так как объемы внебюджетного финансирования отражают результирующее действие многих факторов, в числе которых возможности руководителей, лоббирование, наличие товарной продукции и т.д.).

Усиливаются интеграционные процессы отечественной науки, которые рассматриваются в трех аспектах.

·        Наука и промышленность. В феврале 2000 г. СО РАН и Минатом РФ приняли программу совместных работ до 2005 года, в рамках которой 18 институтов СО РАН и 13 предприятий Минатома будут выполнять 66 совместных работ. В конце 1999 г. принята Программа сотрудничества СО РАН и нефтяной компании ЮКОС по развитию топливно-энергетического комплекса Сибири и содействию выходу на рынки АТР. Значимым событием стало заключение некоторыми институтами долгосрочных контрактов с зарубежными корпорациями, в числе которых "Хьюлетт Паккард", "Эйр Продактс", "Дженерал Моторс".

·        Междисциплинарные исследования. Начиная с 1997 года проводятся конкурсы интеграционных проектов, объединяющих усилия исследователей разных специальностей для решения междисциплинарных проблем. В настоящее время реализуется 46 таких проектов.

·        Развитие международных контактов, связей с мировой наукой.

К сожалению, отечественная наука интегрируется в мировую во многом за счет эмиграции молодых высококвалифицированных исследователей. Негативным моментом здесь является и то, что часто тематика и направленность исследований "подстраивается" под интересы зарубежных партнеров, которые, как правило, финансируют эту интеграцию. Зарубежные партнеры поддерживают прежде всего технологическую направленность структуры отечественной науки, при этом наибольший интерес вызывают разработки в области ядерной физики, химических технологий и приборных устройств. Например, хотя численность научных сотрудников Объединенного института ядерных исследований составляет 5% от общей численности научных сотрудников СО РАН, они получает 40% финансирования в общем объеме программ и грантов.

Однако наряду с интеграцией в мировую науку наблюдается нежелательная тенденция разрушения связей внутри страны, хотя существует объективная потребность в консолидации сообщества ученых, которая проявляется в виде новых форм объединения ученых (научные общества, академии).

Появились новые формы организации исследований: включение механизмов конкурсного отбора, расширение практики временных творческих коллективов, междисциплинарные исследования. Стоит выделить особо практически не исследованную на сегодняшний день проблему – каким образом осуществляется влияние международных организаций, выделяющих различного рода финансовую поддержку в виде грантов, на изменение приоритетов научных исследований. Существующий спектр оценок охватывает полярные суждения от "Иностранные фонды поддерживают преимущественно передачу информации об уже выполненных исследованиях" до "Если бы не фонд Сороса, все научные исследования прекратились". В любом случае следует подчеркнуть роль этих конкурсов в финансировании исследований.

Происходит расширение разнообразия форм структурной организации научных коллективов, создание новых организаций и изменение принципов взаимоотношений между подразделениями (как в рамках вертикальной иерархии, так и горизонтальных связей) в рамках традиционных организаций, размывание границ между подразделениями. Одновременно увеличивается мобильность научных кадров, которые выступают не только в качестве носителей технологий, перенося их в новые структуры, но и формируют новые каналы формальных и неформальных связей между научным сообществом и предпринимательскими структурами, а также органами власти и управления.

Самой острой проблемой остается финансирование научных исследований. В наших условиях на фоне сокращения общих объемов финансирования происходит расширение спектра доступных источников финансирования.

В то же время бюджетное финансирование научных исследований (особенно носящих фундаментальный характер) сохраняет свою ведущую роль. Так, для СО РАН за последние семь лет общие объемы финансирования в сопоставимых ценах сократились в 7 раз, при этом доля базового бюджетного финансирования снизилась до уровня 45%, а 55% финансирования формируют другие источники. К специфическим для переходного периода источникам финансирования можно отнести доходы от "избыточных мощностей": сдача в аренду помещений и оборудования, создание центров коллективного пользования оборудованием и т.д. Отметим отрадный факт, что 1999 год стал первым годом, когда бюджетное финансирование организаций СО РАН поступило в полном объеме и "живыми" деньгами.

Все большее значение приобретают конкурсные и адресные формы поддержки научных исследований, в числе которых важнейшую роль играют РФФИ, РГНФ, различные формы поддержки публикаций, информационного обмена, создание международных центров, стимулирование создания научных школ.

Принципы финансирования науки непосредственно связаны с востребованностью теми или иными социальными группами ее результатов. В частности, выполнение научно-исследовательских разработок и опытно-конструкторских работ по заказам производственного сектора частично снимает проблему "внедрения" результатов научной деятельности. Отметим, что это направление существовало во времена развитого социализма в форме хоздоговорных работ (хотя далеко не все разработки, выполненные по заказам предприятий, реально использовались), и на новой стадии оно также сохраняется. Безусловно, платить за исследования могут только платежеспособные заказчики – и ими оказываются либо "богатые" предприятия (сырьевой комплекс, финансовые структуры), либо иностранные фирмы. Соответственно тематика такого рода исследований носит в большей степени прикладной характер. Однако прикладные исследования могут стать источником и более фундаментальных идей.

Мы обозначили некоторые проблемы инновационной сферы. В данной области можно выделить три приоритетных направления государственной поддержки, не связанные с большими финансовыми затратами, использование которых позволяет несколько снизить остроту ситуации:

 

þ    Формирование признанной и разделяемой научным сообществом доктрины развития науки на базе долгосрочных государственных приоритетов, соблюдение которых безусловно, а финансовая поддержка гарантирована.

þ    Развитие инфраструктуры, поддерживающей научные исследования и продвижение их результатов, в том числе институциональной, информационной, технической.

þ    Поддержка развития системы внегосударственного финансирования научной и инновационной деятельности, в том числе за счет стимулирующего инвестиции налогообложения.

Развитие этих приоритетных направлений не только поможет решить текущие проблемы, но и в долгосрочной перспективе позволит создать предпосылки для подъема отечественной науки и экономики.

 

 


Заключение.
Россия в третьем эшелоне развития капитализма

 

Современное российское научное сообщество, как и общество в целом, находится в ситуации поиска своей идентичности. Надежды на возможность на равных войти в мировую науку путем механического копирования неоклассического (основного в настоящее время) течения экономической мысли не оправдались точно так же, как и упования на построение в России современного общества при помощи неоклассических экономических реформ. Контакты с российскими экономистами будут интересны нашим западным коллегам только тогда, когда мы сможем выйти на мировой "рынок" научных идей с собственными оригинальными научными идеями. Кроме того, следует учитывать, что в экономической науке Запада назревает поворот от неоклассики к идеям институционализма; и в таком случае экономисты России рискуют, заучив наконец неоклассический "экономикс", вновь оказаться ретроградами. Между тем именно в сфере исследования институциональных проблем хозяйственного развития российские экономисты имеют весьма сильный научный потенциал.

Поколения, воспитанные на изучении марксистской политэкономии, могут адаптироваться к институциональным и неоинституциональным подходам с гораздо большим успехом, чем к неоклассике. Поэтому вместо того чтобы "отрекаться" от своего прошлого, российской экономической науке стоит поискать в ней то, что может быть ценным и в современной ситуации.

Экономика развития как раз и является тем участком современной мировой науки, который переживает бурный расцвет и вполне доступен по своей методологии и ценностным принципам для успешного приложения творческой энергии отечественных исследователей.

Таким образом, исследования по экономике развития не просто представляют большой интерес для развития как российской экономики, так и российского сообщества экономистов. Именно они могут вывести и экономистов, и страну из того тупика, в котором они находятся, став "светом в конце туннеля".

Несмотря на то, что изучение экономики развития и экономической компаративистики имеет высокую степень актуальности, оно пока развито в России в совершенно недостаточной степени.

Самое главное, что многие вопросы экономики развития рассматриваются по отдельности, игнорируется целостность проблем классификации и анализа эволюции экономических систем. В отечественной науке еще не сложились ни целостный понятийный аппарат, ни единая методология изучения таких проблем.

 

Таблица 1

Эшелоны развития мирового капитализма

"Эшелоны"

Страны

Особенности развития капитализма

Роль

государства в экономике

Положение

в мировой капиталистической системе

1-й

XIV в.)

Западная Европа,

Северная Америка

Длительное

спонтанное развитие

Заметная

Главенствующее

2-й

(к. XVIII -сер.XIX вв.)

Восточная Европа, Россия, Турция, Япония

Развитие "сжато", импульс развития идет как изнутри, так и извне

Значительная

Второстепенное

3-й (к.XIX — к. XX вв.)

Колониальная
 и зависимая "периферия" Азии и Африки

Неорганичность капиталистической эволюции, возникновение реакции отторжения

Доминирующая

Полностью зависимое (сырьевые придатки)

 

Есть несколько институциональных концепций, при помощи которых можно попытаться понять логику и перспективы хозяйственного развития нашей страны. Наиболее известная из них – это концепция постиндустриального общества. Однако эта концепция позволяет улавливать только долгосрочные, многовековые тенденции эволюции. Для понимания закономерностей среднесрочного развития целесообразнее использовать иные концепции, одной из которых является теория "эшелонов развития капитализма" А. Гершенкрона[727] (табл. 1). Рассмотрим более подробно, как формировались эти "эшелоны" и какое место в них занимала Россия.

1. Эшелоны развития капитализма

1.1       Первый эшелон, который давно ушел

 Институциональные предпосылки рыночной экономики сложились далеко не сразу[728]. Первоначальный очаг становления капитализма характеризовался медленным вызреванием необходимых предпосылок. В Западной Европе они складывались постепенно, начиная с XIV - XV вв. Остановимся на возникновении тех институтов, которые обеспечили источники роста – инновации в торговле, технологии и организации.

Важную роль сыграла автономизация экономической жизни. Децентрализация власти и ответственности стали необходимыми условиями экспериментирования, позволили преодолеть сопротивление инновациям. Именно рост независимости экономических агентов создал предпосылки для экономического роста. Сам же рост являлся в значительной мере продуктом непрерывных инноваций. Инновации осуществлялись через расширение торговли и открытие новых ресурсов, через сокращение издержек производства, через выпуск новых продуктов, через создание новых форм организаций и т.д. Эти инновации были бы невозможны без развития и укрепления частной собственности, которая позволила извлекать новаторам наибольшие доходы из их изобретений. Важно подчеркнуть разнообразие возникших организационных форм (типов и размеров фирм), а также разумное сочетание принципов иерархии и рынка.

Хотя технологические институциональные изменения являются в конечном счете главными детерминантами экономического и социального развития, однако не они сами по себе дали первоначальный толчок изменениям. Первоначальный импульс был связан с расширением рынков в связи с ростом населения и развитием внутренней и внешней торговли. Это привело к подъему купечества и устранению целого ряда феодальных ограничений личной свободы и частной собственности. Если сначала активность купечества росла параллельно с расцветом феодальной системы (XI — XIV вв.), то позднее именно она подрывала ее основы и развивалась уже в ущерб ей.

Расширение торговли повышало относительную свободу экономических агентов, постепенно подрывало основы произвольного вмешательства властей, типичного для феодализма. Внешняя торговля оказалась более свободной от регулирования правительств в отличие от внутренней. В разрушении традиционной "зарегулированности" индивида определенную роль сыграли развитие пиратства и широкая практика контрабанды. Они развивались на границах феодальных империй, а столкновение интересов государств препятствовало установлению полного контроля над морской торговлей.

Именно в этот период создаются институты, благоприятные для развития коммерции[729]. Они были подготовлены прежде всего изменениями в системе права. Широкий товарооборот создал систему прецедентов по поводу таких важных для торговли явлений, как страховка, векселя, судовой фрахт, договоры о продаже, соглашения о товариществе, патентах и об арбитраже. Важно подчеркнуть, что параллельно с развитием коммерции происходило очищение закона от дискреционных, ритуальных, религиозных примесей. Впервые создавался закон, "надежный как машина". В Западной Европе английские суды первыми завоевали репутацию безукоризненной честности в отношении купцов (том числе и по отношению к тяжбам иностранцев).

Расширение торговли было бы невозможно без развития денег, кредита, изменений в системе финансов. Начиная с XIII века векселя используются вместо монеты, а с XVII века они приобретают свойство обращаемости с передачей третьим лицам по индоссаменту. Любопытно подчеркнуть, что торговля векселями совершалась в обход церковного запрета на взимание процента. Считалось, что "приобретение векселей со скидкой – это не процент, а учет риска". Успеху торговли способствовало развитие страхования. Уже в конце XII века в Италии происходит отделение страхования от финансирования, а позднее – отделение морских рисков от рыночных.

Развитие торговли подготовило становление абсолютизма, который стал союзом дворянства и торговой буржуазии. Привычные для феодализма экстраординарные поборы уступают место законному налогообложению. В Англии и Голландии правительства первыми утрачивают право на произвольные сборы. Установление налогов становится делом парламента.

Постепенно формируются предприятия нового типа. Этому в немалой степени способствует двойная запись в бухгалтерии, которая из проверки ошибок превращается в механизм, закрепивший отделение трансакций предприятий от трансакций человека. Собственность предприятия начинает существовать отдельно от семейной собственности. Предприятие становится юридическим лицом. Оценка активов-пассивов, четкое определение баланса предприятия (прибылей и убытков) позволяют развить практику кредитования на основе оценки финансового положения фирмы и перспектив её развития.

Возникают экономические объединения, основанные не на родственных, а на чисто деловых связях. Первоначально такие предприятия организовывали бывшие военные и моряки, пользовавшиеся взаимным доверием, поддержкой и верностью по отношению к товарищам.

Большее значение в эволюции имели неэкономические источники.

Существенную роль в формировании нового социального типа предпринимателя сыграла Реформация. Проповедь М. Лютера и Ж. Кальвина способствовала формированию протестантской этики, заложившей новые нравственные правила и новую мораль (трудолюбие, выполнение обязательств, честность, пунктуальность и т. д.). Особое значение имело проведенное М. Лютером отделение раннекапиталистического  предпринимательства от позднефеодального стяжательства и "учение об избранных" Ж. Кальвина[730]. Всё это способствовало демократизации церкви в интересах буржуа.

Огромную роль в становлении рыночной экономики в Западной Европе сыграли также политические институты. Не следует забывать, что в XIV — XIX вв. существовала активная поддержка государством развития торговли и промышленности. Именно государство обеспечивало возвращение кредитов и выполнение соглашений, защиту прав собственности, поддерживало создание правовых форм, отвечающих потребностям предприятий, заложило основы развития инфраструктуры (развитие бесплатного образования, создание транспортных систем и т.д.), защищало национальную промышленность от иностранной конкуренции и обеспечивало стабильность валюты. Вплоть до конца XIX века государство напрямую вмешивалось в развитие промышленности и торговли. Независимость производства и торговли от политических институтов выступает как характерная черта западноевропейского пути развития капитализма лишь на его позднем и относительно кратковременном этапе. Идеология невмешательства (laissez-faire) создала важные политические предпосылки для развития капитализма лишь в конце этого периода.

Становление капитализма было довольно органично не только в экономической, но и в социально-правовой и политической сферах (создание бесплатных публичных школ, реформирование системы права, обеспечение безопасности жизни и собственности граждан  путем развития законопослушания и эффективной борьбы с преступностью, расширение права участия в выборах, смена абсолютных монархий республиканскими и демократическими правительствами, длительный мир в Западной Европе с 1815 по1914 годы).

 

Таблица 2

Становление капитализма в Англии и Испании

Характеристики

АНГЛИЯ

ИСПАНИЯ

Тенденция

К децентрализации

К централизации

Усиление

Парламента

Бюрократии

Политическая рента

Ограничение

Поиск

Церковь

Ослабление позиций

Укрепление

Частная собственность

Укрепление

(создание гарантий)

Ослабление

(необеспеченность)

Обмен

Неперсонифицированный

Персонифицированный

Рынок

Дерегулирование

Регулирование (контроль над ценами)

Рынок капитала

Создание предпосылок для развития

Ограничение

Налогообложение

Ослабление

Усиление

Влияние на

США

Латинскую Америку

 

Следует, впрочем, подчеркнуть, что исторические предпосылки генезиса капитализма возникали в разных странах Западной Европы далеко не синхронно и не последовательно. Более того, эпоха нового времени стала ареной столкновения двух разнонаправленных моделей социально-экономического развития, что приобрело форму "векового конфликта" (XVI  XVII вв.) между прогрессивными протестантскими государствами Севера (Англия, Голландия) и регрессивной католической империей Габсбургов (см. табл. 2). В то время как империя Габсбургов располагала, казалось бы, неиссякаемыми запасами денег и сырья из колоний, ресурсы протестантских государств были гораздо более скудными. Однако решающую роль в исходе "векового конфликта" сыграли не материальные ресурсы, а институциональные факторы. Эффективные институты возникали в обществах, которые имели сильные стимулы к созданию и закреплению прав собственности. В то время как в протестантских государствах бурно шло формирование новых, благоприятных для рыночного хозяйства институтов (господство правовых норм, парламентская республика, низкие налоги, "дешевая" церковь), в Испании и Италии ростки рыночного хозяйства оказались буквально раздавленными регенерацией архаичных, полуфеодальных институтов (бюрократический произвол, абсолютистская монархия, налоговый гнет, "дорогая" церковь). В результате к началу XVIII в. юг Европы превратился в глухое захолустье, а генераторами экономического развития стали Голландия, Англия и отчасти Франция[731]. Противопоставление эффективной английской и неэффективной испанской моделей позже вылилось в противостояние динамичного североамериканского капитализма и неэффективного латиноамериканского меркантилизма и является весьма поучительным для стран, создающих основы рыночной экономики.

Россия никогда не принадлежала к первому эшелону; он пронесся мимо России, когда она залечивала раны Смутного времени. Именно стремление догнать этот передовой эшелон служило главной целью всех российских реформаторов – от Петра I (ориентация на опыт Голландии и Швеции) до Б. Н. Ельцина (ориентация на модель США). Временами огни первого эшелона явственно приближались, порождая надежды, что стоит сделать еще одно усилие, и Россия войдет в число высокоразвитых держав как равная среди равных. Увы, за очередным поворотом экономического развития обнаруживалось, что разрыв между Россией и передовыми странами отнюдь не сократился, а увеличился.

1.2       Второй эшелон, от которого мы отстали

Второй эшелон развития капитализма начал формироваться в конце XVIII – середине XIX вв. в странах Восточной Европы, в России, Турции, Японии. Импульс рыночной модернизации для этих странах был задан не столько внутренними, сколько внешними обстоятельствами. Капитализм в этих странах не столько вырастал "снизу", сколько насаждался "сверху" – путем выгодных, гарантированных заказов, крупных субсидий и дотаций частному капиталу, путем создания монопольных условий производства и реализации отдельных видов продукции, путем прямого развития государственного предпринимательства и т.д. Не случайно К. Маркс писал во втором наброске ответа на письмо В.И. Засулич, что в России возник "известный род капитализма, вскормленный за счет крестьян при посредстве государства..."[732]. Однако использование институтов российской полуазиатской монархии для создания и укрепления капиталистических отношений предопределило не только прогрессивные, но и реакционные черты российского капитализма начала ХХ в.

Развитие пореформенной России есть яркий пример периферийного капитализма, в котором сосуществовали самые многообразные переходные формы и отношения. На внешних рынках молодой российский капитализм столкнулся с сильной конкуренцией достаточно зрелого западноевропейского капитализма. А внутри страны его развитию препятствовали многочисленные феодальные и дофеодальные отношения и в экономической, и в политической структуре.

Сложность теоретического осмысления происходящих процессов, выработки правильной оценки развития усугублялась еще тем, что передовая русская интеллигенция хорошо видела обнажившиеся на Западе внутренние противоречия капиталистического развития. Уже основоположники русского крестьянского социализма, экономисты-народники, ломали голову над тем, как избежать "капиталистической язвы", как найти для России, особый, некапиталистический путь к социализму. В условиях неразвитости капиталистических отношений они обращали свои взоры к крестьянству, вольно или невольно идеализируя русскую патриархальную деревню. Однако в ходе развития капиталистического общества построения народников все более теряли реальную основу. Для завоевания на свою сторону интеллигенции марксистам необходимо было не только показать общие теоретические ошибки народников, но и на конкретном материале, с цифрами в руках, шаг за шагом раскрыть особенности развития капитализма в России. В этих условиях задача защиты марксизма перерастала в задачу конкретизации и дальнейшего развития марксистской теории на материалах страны "второго эшелона развития" капитализма, что и попытался сделать В. И. Ленин. В своей знаменитой книге "Развитие капитализма в России" (1899 г.) он стремился доказать, что Россия уже в основном включена в капиталистическую систему хозяйства, что, соответственно, ставило на повестку дня вопрос о подготовке перехода к социализму как более высокоразвитой, по его мнению, общественной системе. Такая предвзятая задача потребовала от автора известных натяжек, например, стирания грани между развитием элементов мелкого товарного производства и собственно капиталистическим производством[733].

Позже, когда большевики стали правителями России, они на собственном горьком опыте убедились, что им приходится ставить эксперимент в стране даже не "средне-слабого", а просто слабого развития капиталистических отношений. Тем самым они попутно дали окончательную оценку результатам "путешествия" России во втором эшелоне развития капитализма: к началу ХХ в. страна не решила еще основных задач промышленной революции, с которыми страны первого эшелона справились уже к середине XIX в. Такой плачевный результат привел к кризису веры в прогрессивные потенции российского капитализма как такового. Образно выражаясь, Россия вышла из слишком тихоходного второго эшелона и попыталась "на полустаночке" административно-командной системы пересесть на другой состав – на "бронепоезд" альтернативной ("большевистской") модернизации.

1.3         "На полустаночке" административно-командной системы

Альтернативная модернизация – это попытка решать те же задачи, которые решали страны первого и второго эшелонов развития капитализма, но диаметрально иными методами – не путем развития рыночного механизма, а полной его заменой механизмом директивного управления. Программа модернизации экономики России родилась не только и не столько из теоретических размышлений, сколько из повседневной хозяйственной практики "большевистского эксперимента".

1.3.1. Процесс огосударствления экономики. Становление административно-плановой системы. Важную роль в становлении авторитарно-бюрократического строя в СССР сыграл "военный коммунизм". "Военный коммунизм" представлял собой попытку применения в интересах победившего пролетариата отдельных форм государственно-монополистического регулирования в стране "среднеслабого" капитализма. Великая Октябрьская революция создала условия для формального обобществления производства: замены частной собственности на средства производства государственной и ведения производства по общему плану в интересах всего общества.

В экстремальных условиях, созданных первой мировой и гражданской войнами, необходима была централизованная продовольственная диктатура. Согласно Декрету о продразверстке, мелкие крестьянские хозяйства должны были сдавать государству так называемые "излишки" — первоначально то, что превышало 12 пудов зерна на едока, необходимых для посева и еды. Позднее, правда, к "излишкам" была отнесена и значительная часть необходимого продукта. Наркомпрод осуществлял распределение собранного продовольствия и сельскохозяйственного сырья по губерниям в соответствии с их потребностями (точнее, исходя из ресурсов и информации об этих потребностях).

Второй характерной чертой "военного коммунизма" была милитаризация труда. Объектом мобилизации было все взрослое население страны: мужчины в возрасте от 18 до 40. Детский труд (с 14 лет) использовался как исключение. Женщины, имеющие четырех и более детей, были освобождены от всеобщей трудовой повинности. Мобилизация, подобно призыву в армию, осуществлялась по годам рождения через биржи труда и специальные агентства. Эти учреждения занимались регистрацией и распределением работников в соответствии с указаниями Главкомтруда. Существовала единая тарифная сетка оплаты труда, в соответствии с которой все трудящиеся были разбиты на 35 разрядов. Недостаточный размер трудового пайка и ненадежность снабжения им способствовали широкому развитию дезертирства. На IX съезде РКП(б) Л.Д. Троцкий отмечал, что из 1.150 тыс. рабочих, занятых в важнейших отраслях промышленности, 300 тыс. дезертировали[734]. Меры борьбы с уклоняющимися от трудовой повинности и дезертирами были достаточно суровы, отражая законы военного времени. Тем не менее процессы эти приостановить не удалось, так как заработная плата, по данным Наркомтруда, обеспечивала лишь 50% физиологического минимума в Москве и только 23% — в других городах[735].  Сводить концы с концами рабочим помогал нелегальный рыночный сектор. Дихотомия натуральной в своей основе государственной централизованной экономики и запрещенного партикулярного, рассеянного рынка сложилась уже на заре советской власти, в эпоху "военного коммунизма". Она, как мы увидим позднее, станет характерной чертой государственно-бюрократического социализма.

Политика НЭПа способствовала возрождению товарно-денежных отношений, однако пример "военного коммунизма" не прошел бесследно. Ведь именно в этот период рабочий контроль и учет впервые перерос в систему государственного регулирования производства, произошло создание основ будущей иерархической системы управления. Практика "военного коммунизма" показала чрезвычайные возможности административно-командных методов управления. Их первоначально пропагандировал Л.Д. Троцкий и фактически взял на вооружение И.В. Сталин. В период форсированной индустриализации и сплошной коллективизации происходит формирование административно-командной системы.

В конце 20-х годов началось чрезмерное (не основанное на реальном уровне обобществления производства) огосударствление экономики. Вытеснение частного сектора осуществлялось не столько экономическими, сколько внеэкономическими мерами. Чрезвычайные меры становились не исключением, а правилом, способствуя формированию административно-командной системы. Стихийные рыночные механизмы, казалось, слишком медленно создают условия для нового общества. Революционное нетерпение молодого рабочего класса было умело использовано И.В. Сталиным и его ближайшим окружением. Псевдореволюционные призывы и авантюристические обещания построить светлое социалистическое общество всего за несколько лет упорного труда сделали свое дело.

 

Таблица 3

Темпы прироста промышленной продукции(в %)

 

Годы 1-й пятилетки

Первый

Второй

Третий

Четвертый

Пятый

Отправной вариант

21,4

18,8

17,5

18,1

17,4

Оптимальный вариант

21,4

21,5

22,1

23,8

25,2

Годовые планы

21,4

32

45

36

16,5

Фактически

20

22

20,5

14,7

5,5

Источник: Коммунист. 1987. №18. С.84.

 

В действительности же попытки резко повысить темпы роста усилили диспропорции в экономике и способствовали падению темпов роста развития и началу омертвления огромных средств в незавершенном производстве (см. таблицу 3).

Насилие по отношению к сельскому хозяйству вело к падению валовых сборов и урожайности зерновых и технических культур, к резкому сокращению производства продукции животноводства и поголовья скота (см. таблицу 4).

В период форсированной индустриализации и сплошной коллективизации осуществляется второе (после "военного коммунизма") насильственное свертывание товарно-денежных отношений. Планомерная форма ведения хозяйства отрицает товарную. Однако такое отрицание предполагает, что товарная уже полностью исчерпала свои возможности и заложенные в ней потенции. К сожалению, в конце 20-х годов это было далеко не так. Фактически свертывание товарно-денежных отношений сопровождалось не только развитием планомерной формы, но и частичной натурализацией экономики. Возникла такая своеобразная система, которую А.А. Богданов удачно назвал "объединенным натуральным хозяйством"[736]. Функции экономического координатора в этой системе объективно должен взять на себя государственный аппарат. Роль его по отношению к обществу неизмеримо возрастала, что объективно дает повод для аналогии с азиатским способом производства.

Таблица 4

Сельскохозяйственное производство в 1-й пятилетке

 

Годы

 

1928

1932/33

(по пятилетнему плану)

1932

(фактически)

Все посевные площади, млн. га

113

141,3

134,4

в т.ч. посевные площади зерновых, млн. га

92,2

111,4

99,7

Валовой сбор, млн. т

 

 

 

зерновых

73,3

105,8

69,9

хлопка-сырца

0,79

1,91

1,27

сахарной свеклы

10,1

6,6

 

Урожайность, ц/га

зерновых

7,9

Повысить на 35 процентов

7

сахарной свеклы

132

43

хлопчатника

8,1

5,9

льноволокна

2,4

2

картофеля

82

71

овощей

132

79

Поголовье скота, млн. голов

лошади

32,1

около 38

21,7

крупный рогатый скот

60,1

80,9

38,3

в т.ч. коровы

29,3

35,5

22,3

свиньи

22

34,8

10,9

овцы

97,3

...

43,8

Производство

мясо, млн. т

4,9

...

2,8

молоко, млн.т

31

...

20,6

шерсть, тыс. т

182

...

69

яйца, млрд. шт.

10,8

...

4,4

Источник: Коммунист. 1987. №18. С.85.

Директивное планирование фактически оказалось возрождением (на государственном уровне!) натуральных форм ведения хозяйства при значительном ограничении и существенной деформации товарно-денежных отношений. Естественно, что возникший симбиоз не был простым воспроизведением ни натуральных форм регулирования экономики, типичных для азиатского способа производства, ни товарных отношений, характерных для простого товарного хозяйства. Иными были уровень развития производительных сил, и тип производственных отношений. Тем не менее не следует забывать, что в переходный период "надстройка" приобретает известную самостоятельность, роль субъективного фактора возрастает. До известных пределов "надстройка" может "абстрагироваться" от экономических закономерностей, диктуемых производственным базисом. Она в определенной мере сама оказывается творцом условий своего существования и воспроизводства. Неудивительно поэтому, что политические авантюристы, игнорирующие существующую в стране материально-техническую базу, могут принимать отнюдь не оптимальные решения и приводить в жизнь далеко не самую эффективную, с экономической точки зрения, политику. Ошибочность принятых программ обнаруживается при этом далеко не сразу.

Новоявленная авторитарная власть находит опору в жестком централизме и мелочном администрировании. Разрушению товарных связей способствовала как внешняя обстановка (капиталистическое окружение), так и внутренняя (необходимость создания собственной тяжелой индустрии как базы оборонной промышленности). Функция контроля и учета за общественным производством трансформируется в функцию организации и планирования развития системы в целом. Государственный аппарат регулирует связи между отдельными ячейками производства, определяет, какую часть находящегося в его распоряжении рабочего времени необходимо затратить на удовлетворение той или иной общественной потребности. Не закон стоимости, а планирующие органы государства решают, что, каким образом и в каких размерах производить, кому, когда и где потреблять. С ростом народнохозяйственного организма, однако, эта задача все более и более усложняется, происходит снижение качества составляемых балансов, падение темпов роста.

Для командно-административной системы характерна крайняя негибкость в принятии и исполнении решений. Механизм адаптации к новым условиям крайне несовершенен, быстрая реакция возможна только в условиях крайней опасности. По существу, управление происходит по принципу, описанному еще в 20-е годы Л.Н. Крицманом и метко названному им "ударный нос и неударный хвост". "... К чему сводится наше «ударное» хозяйничанье? — писал Л.Н. Крицман. — Какая-нибудь отрасль труда объявляется ударной. «Все на имярек». Дело идет на лад. Но тут же, как только или еще до того, как с большими усилиями удается вытащить «ударный» нос, обнаруживается, что увяз «неударный» хвост. Хвост немедленно объявляется ударным, и история начинается с начала"[737].

Действительно, первоначально планирование осуществлялось на основе отраслевых проектировок. Определялись задания по важнейшим отраслям тяжелой промышленности (производству чугуна, стали, проката, электроэнергии и т.д.), и для их развития выделялись основные имеющиеся ресурсы. На удовлетворение нужд других отраслей шло то, что оставалось после решения первоочередных задач. По существу, довоенные и первые послевоенные пятилетки не были полностью сбалансированы и всегда содержали частичные диспропорции. Лишь в 60-70-е годы происходит переход к комплексному многовариантному планированию. Однако теперь на передний план выходят новые проблемы, возникшие с ростом масштабов народного хозяйства. В начале 80-х годов Госплан составлял более 2000 балансов, имевших около 50 тыс. позиций. В стране производилось более 12 млн. наименований продуктов труда. В этих условиях балансы приобретают все более обобщенный характер, происходит понижение качества согласования производства и распределения видов продуктов. К этому добавляется противоречие между продуктовой и отраслевой классификацией, которое не решает и межотраслевой баланс. При планировании от достигнутого межотраслевой баланс фактически основывается на нормах затрат предыдущих лет. Отражая устаревшие технические коэффициенты, межотраслевой баланс, составляемый Госпланом, оказывался хронически консервативным.

 

Таблица 5

Производство некоторых видов промышленной продукции в

натуральном выражении в 1975-1989 гг., млн. т

 

 

1975

1980

1985

1989

Нефть, включая газовый конденсат

  491

603

595

607

Уголь

  701

716

726

740

Сталь

  141

148

155

160

Прокат черных металлов

  115

118

128

136

Железная руда

  235

245

248

241

Цемент

  122

125

131

140

 

Составлено по: Народное хозяйство в СССР в 1980 г. М., Финансы и статистика, 1981. С. 156-159, 178; СССР в цифрах в 1989 году. С.217, 221.

Плановое хозяйство становится чрезвычайно громоздким и неповоротливым. В начале 80-х годов число ежегодно составляемых плановых показателей оценивалось в огромную величину — 2,7-3,6 млрд., в том числе в центре утверждалось порядка 2,7-3,5 млн.[738]. Большая часть этих показателей (до 70%) приходилась на распределение материалов и планирование поставок.

 

Таблица 6

Среднегодовой валовой сбор сельскохозяйственных культур

( во всех категориях хозяйств) в 1976-1989 гг., млн. т

 

 

В среднем за год

 

1976-1980

1981-1985

1986-1989

Зерно

205

180,3

206,9

Хлопок-сырец

8,55

8,31

8,39

Сахарная свекла
(фабричная)

88,7

76,4

88,9

Льноволокно тыс. т

3

377

367

Картофель

82,6

78,4

74,4

Овощи

26,3

29,2

29,2

Составлено по: СССР в цифрах в 1989 году.  С. 235.                              

 

Любые технические нововведения, естественно, предполагают изменение ресурсного обеспечения, направления движения новой продукции, установления новых хозяйственных связей. Чем кардинальнее изобретение, тем сильнее логика сложившейся структуры. Административно-плановая система воспринимает их с большим опозданием и достаточно болезненно, будучи ориентированной фактически на простое воспроизводство. Естественно поэтому, что растет срок службы оборудования, постоянно снижается фондоотдача. Средний срок службы оборудования составлял в отечественной промышленности 26 лет в 1989 году, превышая более чем в 2 раза существовавший официальный норматив. Фондоотдача снизилась с 1,29 в 1980-м году до 1,03 в 1989 году[739]. Неудивительно, что происходило постоянное снижение темпов среднегодового прироста произведенного национального дохода. Если в 1976-1980 годах они составляли 4,3%, то в 1981-1985 — 3,2%, а в 1986-1989 — всего лишь 2,7%[740]. Однако, если элиминировать ценовой фактор  и обратиться к натуральным показателям, то станет ясно, что действительные темпы роста были еще более скромными(см. табл.5, 6).

Торможению экономического развития способствовала и монополизация производства.

 

1.3.2.   Монополизация производства. Процесс монополизации экономики начался уже в ходе форсированной индустриализации. Ее характерными чертами были широкое использование ручного труда, универсальной техники, опора на новое строительство.

Основным ресурсом был малоквалифицированный ручной труд, возникший в результате перелива трудовых ресурсов из деревни в город. Бывшие крестьяне и ремесленники быстро пополняли ряды рабочего класса. Этот фактор восполнял недостаток других ресурсов и определил особенности их использования. В частности, его приходилось учитывать при внедрении новой техники. Первичная индустриализация должна была широко использовать прежде всего такую технику, на которой могли работать привыкшие к простому физическому труду бывшие крестьяне. Этим условиям удовлетворяло универсальное оборудование. Оно предъявляло сравнительно невысокие требования к качеству рабочей силы и используемого сырья. Универсальное оборудование создавало предпосылки для массового производства ограниченного числа стандартных изделий.

Особенностью индустриализации в СССР было преимущественное развитие первого подразделения, стремление создать прежде всего группу отраслей тяжелой индустрии, как основу собственного машиностроения, собственной оборонной промышленности. В этих условиях  наибольшее развитие получила не реконструкция  существующих мощностей, а новое строительство. Оно было тем более необходимо, так как многие из создаваемых отраслей практически отсутствовали в царской России.

Широкий внутренний рынок и отсутствие конкуренции со стороны развитых капиталистических стран способствовали ориентации промышленности на внедрение универсальных технологий. Акцент делался на количестве, а не на качестве выпускаемых изделий. В самих технологиях не были заложены предпосылки для постоянного обновления выпускаемой продукции. Новые заводы и фабрики создавались как крупные предприятия-гиганты, монополисты в соответствующих отраслях и подотраслях.

Гигантомания имела свои причины. Она была продиктована не только общей ориентацией на будущее коммунистическое общество, предпочтением завтрашнего дня сегодняшнему. В этом сказывалось и стремление реализовать экономические преимущества крупного производства над мелким. Учесть потребности крупного производства было легче и в народнохозяйственном планировании. Наконец, немаловажным обстоятельством было и то, что крупномасштабное строительство всегда было заметно "сверху", могло быть по достоинству оценено вышестоящим начальством.

Отрицательные последствия гигантомании не заставили себя долго ждать. Ориентация на крупное производство не учитывала местные и региональные потребности, которые могли быть более эффективно удовлетворены мелкими и средними предприятиями. Недооценка мелкой механизации препятствовала повышению эффективности общественного труда. Создание предприятий-гигантов, не считающихся с интересами районов, областей и целых республик, обостряло проблему сочетания территориального и отраслевого развития. Игнорирование местных и национальных потребностей способствовало углублению дефицита товаров. Длительный период строительства заводов-гигантов, медленные сроки их окупаемости стали одной из важных причин инфляции. Ее углублению способствовала также ориентация на строительство предприятий первого подразделения. Неудивительно, что высокая монополизация производства затормозила в дальнейшем технический прогресс. Монопольные условия производства заводов-гигантов не ставили их перед необходимостью быстрого обновления выпускаемой продукции. Трудности, с которыми столкнулись предприятия, были иного рода — они были связаны не с проблемой реализации вышеуказанной продукции, а с проблемой обеспечения этого выпуска необходимыми ресурсами: сырьем и комплектующими изделиями.

Трудности материально-технического снабжения отражаются на функционировании государственных предприятий, возникает такое парадоксальное явление, когда в условиях углубляющегося разделения труда внутри каждого из предприятий нарастают натурально-хозяйственные тенденции. Это выражается в том, что основное производство обрастает комплексом дополнительных и вспомогательных производств, помогающих ему преодолеть (до известных пределов) проблемы материально-технического снабжения, снять остроту обеспечения рабочих продуктами питания. В результате многие предприятия предпочитают универсальное оборудование специализированному, что приводит к росту затрат при более низком качестве продукции. Происходит как бы "вторичная" универсализация производства. Увеличение вспомогательных служб и производств способствует разбуханию ремонтной базы, росту ручного и изменению характера инженерного труда. Главной функцией последнего становится обеспечение производства сырьем и материалами, а не разработка и внедрение новой техники. Текущие задачи по снабжению и оперативному управлению вытесняют перспективные, связанные с научно-техническим прогрессом. Неритмичность поставок ведет к возрастанию сверхнормативных запасов, достигших к концу 80-х годов 500 млрд. руб. Сверхнормативные запасы являются не только фактором, обеспечивающим ритмичность производства в условиях несбалансированной экономики, но и ресурсом, который можно обменять на дефицитные средства производства. Развивается бартер.

Высокая монополизация была характерна для целых отраслей, что не могло не отразиться и на интересах управляющих ими министерств и ведомств. По мере укрепления их положения они приобретают свои самостоятельные интересы, нередко значительно отличающиеся от интересов как производителей, так и потребителей, общества в целом. Особенно наглядно это проявляется в торможении научно-технического прогресса.

Главными причинами торможения НТП являются: 1) монопольный характер отраслевого производства; 2) слабая связь госбюджетного финансирования с конечными результатами деятельности научно-исследователь-ских и проектных организаций; 3) отсутствие экономической ответственности со стороны министерств и ведомств за деятельность подчиненных им отраслевых НИИ и т.д. В обществе не сложился экономический механизм воспроизводства, основанный на оперативном внедрении достижений научно-технического прогресса. Инициатива идет, как правило, не "снизу", а "сверху". Это приводит к тому, что нередко внедряются далеко не оптимальные варианты.

При чрезмерном огосударствлении экономики отсутствует реальный потребитель, экономически заинтересованный и материально ответственный за внедрение достижений научно-технического прогресса в производстве. В условиях административной системы управления сферой НИОКР растет число работ, удовлетворяющих текущие интересы вышестоящих организаций в ущерб разработке приоритетных направлений в развитии науки и техники. Ускорению НТП препятствует сохраняющаяся многоступенчатость и сложность принятия ответственных управленческих решений, чрезмерная длительность согласования с другими министерствами и ведомствами межотраслевых проблем, возникающих в ходе изготовления новой техники. В результате 85% внедренных изобретений использовались лишь в рамках одного предприятия, 14,5% — на двух и только 0,5% изобретений были внедрены на 3-5 предприятиях[741].

Многие предприятия и не были заинтересованы в распространении тех достижений, которые позволяли им получать монопольные сверхприбыли. Торможение технического прогресса и сознательное ограничение производства (с тем, чтобы получить напряженный план) закономерно рождает экономику дефицита.

 

1.3.3.   Экономика дефицита и ее тень. Дефицитная экономика — характерная черта директивного планирования. В условиях административно-командной системы спрос ограничен не наличной денежной массой, а государственной системой централизованного распределения. В этих условиях постоянно возникает дефицит отдельных товаров и услуг. Дефицит означает, что потребители не могут приобрести нужную им продукцию, несмотря на наличие денег. Парадокс заключается в том, что дефицит возникает в условиях всеобщей занятости и почти полной загрузки производства.

Дефицит является результатом абсолютизации политики ускоренного экономического роста, когда главной целью было "догнать и перегнать" развитые капиталистические страны (прежде всего в сфере военного производства).  Такая ориентация экономического развития способствовала глубокой деформации общественных потребностей, постоянному недопроизводству тех или иных товаров народного потребления. К тому же по мере разрастания авторитарно-бюрократической системы и усложнения хозяйственных связей практически невозможно учесть из центра все потребности в отраслевом и региональном аспектах. К этому следует добавить недостатки директивного планирования, замедленность его "реакции" на изменение научно-технического прогресса, моды и других обстоятельств нашей быстротекущей жизни. К тому же удобная для директивного планирования государственная система постоянных цен лишала их необходимой гибкости. Существующие цены уже фактически не отражают ни величину общественно необходимых затрат, ни величину общественной потребности.

Формы дефицита в условиях административно-командной системы многообразны. Существует товарный дефицит на предметы потребления и средства производства. Ликвидация дефицита какого-либо товара обычно порождает целую вереницу других. Рыночная экономика, как известно, быстро реагирует на возникновение дефицита ростом цен. Повышение цен делает более рентабельным, более прибыльным производство данного товара, что способствует переливу капитала и труда в эту отрасль. Такой автоматический перелив факторов производства в условиях жестко централизованной системы огосударствленной экономики невозможен, так как все ресурсы распланированы заранее и распределены "сверху". Пока административно-командная система перераспределит ресурсы, пройдет значительное время и, возможно, острая потребность в этом товаре уже исчезнет. Однако возникнет новая, для удовлетворения которой снова потребуется значительный временный лаг.

Другой стороной дефицита является дефицит трудовых ресурсов, связанный с нерациональностью  использования рабочей силы, отсутствием действенных стимулов к производительному труду, его низкой эффективностью и недостаточной мобильностью.

Наконец, существует дефицит финансовых ресурсов. Его причинами являются как неоптимальное финансирование, так и нерациональное использование выделенных госбюджетом финансовых средств, невозможность использовать их для финансирования других программ. Целевой характер финансирования и строгий контроль за использованием выделенных средств не позволяют гибко использовать имеющиеся ресурсы. Существовавшая система финансирования фактически не стимулировала и экономию уже выделенных средств. Значительная экономия в данном году могла стать основанием для сокращения финансовых средств в будущем году.

В условиях административно-командной системы возникает теневая экономика как своеобразная тень экономики дефицита. Теневая экономика — это совокупность нерегламентированных государством, неучтенных, а нередко и противоправных экономических процессов, закономерно возникающих в условиях несовершенного директивного планирования. В рамках теневой экономики обычно выделяют: 1) неформальную экономику; 2) фиктивную экономику; 3) "вторую" экономику; 4) "черную" экономику[742].

Неформальная экономика СССР была связана с не включенными в план и нерегламентированными центральными органами хозяйственными связями между субъектами производственных отношений. Сюда, например, относится прямой продуктообмен средствами производства между отдельными предприятиями.

Фиктивная экономика включала деятельность, связанную с нарушением или фальсификацией хозяйственной отчетности, выпуском продукции, отличающейся от установленных норм и стандартов, различными приписками, позволяющими получать нетрудовые доходы.

Под "второй" экономикой в СССР обычно понимают экономическую деятельность, протекающую вне государственного и колхозно-кооперативного секторов. Сюда относятся индивидуально-трудовая деятельность, в которой в 1989 г. было занято около 700 тыс. человек, а также кооперативы, в которых к концу 1980-х гг. уже работали свыше 4,8 млн. человек. Указанные формы составляли, однако, лишь небольшую, легализованную, часть "второй" экономики, которая учитывалась государством и облагалась налогом.

"Черная" экономика обозначает незаконную производственную деятельность, которая всегда существовала в недрах административно-командной системы.

Следует подчеркнуть "азиатские" черты теневой экономики. Теневая экономика — это не свободное предпринимательство в чистом виде, она возникает в порах авторитарно-бюрократического строя и обслуживает его потребности, удовлетворяет его интересы. Ее целью является спекулятивная прибыль на базе экономики дефицита, предпосылкой - существование бюрократической системы. Она стремится к созданию монопольных условий для своей деятельности  и потому невольно напоминает ростовщичество в недрах   азиатского способа производства. Для нее действительно характерны предкапиталистические черты. По существу, она очень близка природе социально-экономического явления, которое Э.Ю. Соловьев назвал "торгашеским феодализмом"[743].

 

1.3.4.   Взлет и упадок советской бюрократии. Гиперцентрализм закономерно способствует росту бюрократического аппарата. В условиях натурализации экономики и сильной деформации товарно-денежных отношений развивается система вертикальной ответственности. Так называемый демократический социализм быстро перерождается в авторитарный. Руководители более низкого ранга назначаются вышестоящими чиновниками и не несут ответственности перед работниками тех ведомств, организаций и учреждений, которыми руководят. Власть для народа эволюционировала не во власть народа, а во власть бюрократии от имени народа. Быстро разрушается, так и не успев полностью сформироваться, механизм подчинения центра воле трудящихся. Такой механизм, по мысли Ленина, должен был осуществляться через партию, профсоюзы, Советы и другие органы представительской власти, опираться на инициативу масс[744]. Ликвидация "старой гвардии" в партии, огосударствление профсоюзов и лишение Советов реальной власти парализовали обратную связь, постепенно превратив демократию в фикцию.

Основой разраставшегося бюрократического аппарата была монополизация роли в иерархическом разделении общественного труда. Для советской бюрократии, как и для бюрократии вообще, характерны стремление ускорить ход дела административными методами, абсолютизация формы в ущерб содержанию, принесение стратегии в жертву тактике, подчинение цели организации задачам ее сохранения. "Бюрократия, — писал К. Маркс, — считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои «формальные» цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи — в государственные"[745].

В то же время советская бюрократия обладала и рядом специфических черт. Для нее характерно сращивание законодательной и исполнительной, военной и гражданской, административной и судебной власти, слияние партийного и государственного аппарата. Административно-командная система — это своеобразная, идеологизированная форма бюрократизма. Важную роль в увеличении прав и полномочий советской бюрократии сыграл тезис о чрезвычайной ситуации и учение об обострении классовой борьбы.

В рамках бюрократической структуры можно выделить высшее, среднее и низшее звенья. С известной долей условности к высшему звену следует отнести бюрократический аппарат центральных органов, к среднему — чиновников областных органов, министерств и ведомств, и к низшему — работников управления заводов, фабрик, организаций и учреждений. Несомненно, что в условиях культа личности вся полнота власти принадлежала высшему звену. В последующий период происходит значительное усиление бюрократии среднего звена, а в настоящее время — низшего.

В условиях административно-командной системы происходит фактическое огосударствление рабочей силы. Достаточно вспомнить широко практиковавшиеся до недавнего различные формы государственного принуждения (например, массовое использование в 30-50-е годы труда заключенных; привлечение миллионов людей — рабочих, служащих, учащейся молодежи и интеллигенции — к осенне-полевым сельскохозяйственным работам и др.). К этому следует добавить необоснованные массовые репрессии, затронувшие в период культа личности Сталина несколько миллионов человек!

Фактическая утрата трудящимися положения собственника средств производства привела к перерождению общенародной собственности в государственную, нарастанию процессов отчуждения, социальной апатии, падения дисциплины. Широко стало распространяться представление о государственной собственности как "ничейной". И дело не только в некомпетентности некоторых принятых от имени государства важных (затрагивающих судьбы миллионов людей!) решений, вроде переброски северных рек на юг, и т.д. Дело в том, что такие решения стали возможны в результате возникновения разрыва собственности и ответственности, фактического устранения коллективов трудящихся от оперативного управления социалистической собственностью.

Для бюрократии характерно отношение к работникам  как к "винтикам" государственной системы. Действительно, полное огосударствление  экономики лишает рабочих свободы выбора  места и характера работы. Государство монопольно определяет условия предоставляемой работы, ее содержание, систему оплаты, формирует репрессивный аппарат, законодательно ограничивает формы протеста. Происходит не только формальное, но и реальное подчинение труда государственно-бюрократическому  строю. Под видом борьбы с характерными для капитализма  отношениями  вещной зависимости и экономического принуждения воспроизводятся  предкапиталистические  формы — отношения личной зависимости и внеэкономического принуждения. Этому служила целая система принятых  в 30-е годы мер: суровые наказания за опоздания и прогулы,  введение обязательного минимума трудодней в колхозах, жестокие репрессии за хищения государственного и колхозного  имущества. Защитная функция советских профсоюзов была практически ликвидирована, профсоюзные лидеры стали послушными марионетками в руках административного  аппарата. Произошло фактическое огосударствление профсоюзов.

В 30-е годы принимается ряд постановлений и указов, фактически прикреплявших рабочих к отдельным предприятиям и учреждениям. На это, в частности, было направлено введение трудовых книжек и особенно Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений", принятый 26 июня 1940 года.  Согласно этому  Указу, прогул без уважительной причины карался исправительными работами сроком до 6-ти месяцев с  удержанием до 25% зарплаты. За самовольный уход с предприятия грозило тюремное заключение от 2-х до 4-х месяцев. Нарушителей  привлекали к ответственности в 5-дневный срок. За первый месяц после принятия Указа была возбуждено более 100 тыс. судебных дел, а за полтора последующих — еще 900 тыс.[746]. Подобные постановления и приказы способствовали росту неограниченной реальной власти заводской администрации над работниками, вытеснению экономических методов управления внеэкономическими, резкому ухудшению социально-психологического климата на производстве и в стране в целом.

Стремление нижестоящих чиновников выслужиться перед вышестоящими породило такое характерное для административно-командной системы явление, как "перегибы". В отличие от экономических методов управления, которые в значительной мере действуют автоматически и воспроизводятся на собственной основе, внеэкономические методы управления необходимо воспроизводить искусственным путем. При этом всегда легче "перегнуть" палку, чем "недогнуть", ибо есть реальная опасность поплатиться за "гнилой либерализм". В условиях сегментарной системы управления существует объективная тенденция к росту перегибов на каждом более низком уровне пирамиды власти. Нарастание перегибов доводит до абсурда любые предложенные "наверху" меры, превращая их в очередную кампанию (внедрение кукурузы, борьба против пьянства и т.п.).

Укрепление государственно-бюрократической формы собственности происходит за счет коллективной, кооперативной и индивидуальной форм собственности. Не только в теории, но и на практике субъектом собственности считалось только государство. Между тем именно через предприятия и трудовые коллективы осуществлялось реальное соединение рабочей силы со средствами производства. В условиях общественного разделения труда предприятия не могли не иметь особые экономические интересы. Эти интересы отнюдь не исчезали от того, что бюрократические органы перестали с ними считаться.

Не только государственные предприятия, но даже и колхозы были лишены реальных прав владения, пользования и распоряжения принадлежащими им ресурсами. Первоначально для колхозов устанавливалась система обязательных заготовок только по зерну, однако в дальнейшем система обязательных закупок охватила все основные виды продовольственных и технических культур, а также продукцию животноводства. Государство, определяя структуру закупок, навязывало тем самым определенную структуру производства. Монопольно устанавливаемые цены предопределяли эффективность (или неэффективность) производства отдельных видов продукции. Тем самым колхозы не могли рационально распоряжаться своими средствами производства и даже своими (хранящимися в Госбанке) деньгами.

Тормозящую роль оказывает и мелочная регламентация производства. Следствием чрезмерного огосударствления становится фактическая утрата колхозно-кооперативной формой собственности своего кооперативного содержания. Чрезмерная опека со стороны государства парализовала развитие нашего сельского хозяйства, способствовала возникновению такого странного и трудно объяснимого с позиций "концепции развитого социализма" явление, как продовольственная проблема. Советский Союз в середине 80-х годов по урожайности зерновых занимал 90-е место, а по урожайности картофеля — 71-е место, отставая не только от среднемирового уровня, но также от среднего уровня всех развивающихся стран! К сожалению, это отставание не сокращалось, а увеличивалось и в последующие годы. За 1974-1985 гг. сельскохозяйственное производство увеличилось в СССР лишь на 11,6%, тогда как среднемировое производство выросло на 30,6%[747].

Дискриминации подвергалась индивидуальная трудовая деятельность и соответствующая ей индивидуальная трудовая собственность. Целесообразность их сохранения в мелкой розничной торговле и сфере услуг доказывается современным опытом развитых и развивающихся стран. Действительно, индивидуальная трудовая деятельность эффективна везде, где производство еще не достигло высокого научно-технического уровня и крупных масштабов. Не секрет, что семейное производство было вытеснено в 30-е годы не экономическими, а административными методами, что существенно ограничило удовлетворение общественных потребностей. Огосударствление происходило тогда не только в сфере производства, но и в сферах распределения, обмена и потребления. Государство определяло стандарты бытия человека во всех сферах в соответствии с местом, которое он занимал в партийно-государственной иерархии.

Особенно наглядно это проявлялось в сфере распределения. Первоначально здесь господствовали уравнительные тенденции. Их развитию способствовала существовавшая в первой половине 30-х годов и в годы Великой Отечественной войны карточная система, а также широко распространенный в 50-60-е годы принцип примерно равной оплаты за разный труд, что способствовало падению стимулирующей роли заработной платы. В годы застоя к этому добавилась практика выплаты незаработанных премий, рост различных привилегий в зависимости от места в партийно-государственной иерархии, с одной стороны, и рост нетрудовых доходов — с другой. Эти процессы также способствовали углублению разрыва между трудовым вкладом и его оплатой.

В условиях административно-командной системы господствует редистрибутивный принцип распределения продукции. Причастность  к власти означает и причастность к распределению. Вертикальная, зависящая от Центра, форма распределения продукта воплощается в номенклатурных уровнях распределения. Поэтому главной формой социальной борьбы становится не борьба вокруг собственности на средства производства, а борьба за доступ к ключевым рычагам распределения, за контроль над каналами распределения. Доход в обществе все больше зависит от статуса, чина и должности. Социальное деление общества выражается в его разделении на рядовых производителей и управляющих. Возникает целая система спецраспределителей дефицитной продукции для людей, причастных к власти. Торговля соединяется с распределением, становится не формой обмена, а формой редистрибуции. Возникают спецмагазины, спецбуфеты, спецстоловые и т.д.

Наличие доступа к дефицитным товарам у отдельных социальных групп и их отсутствие у других становится важным фактором, усиливающим социально-экономическое неравенство. Если рядовые производители "отоваривают" свои деньги в системе госторговли и на колхозном рынке, то представители управленческого аппарата имеют возможность получить продукцию и через спецраспределители, в которых имеется широкий круг товаров, продаваемых по государственным (как правило, монопольно низким) ценам. Единая покупательная сила денег деформируется: она становится разной у разных социальных слоев и групп. В этих условиях прокламируемое всеобщее равенство все более и более превращается в фикцию.

Углублению неравенства способствовала и сложившаяся система распределения общественных фондов потребления, также ставшая основой для различных привилегий (в первую очередь работников государственного аппарата). Дифференциация доходов независимо от реального трудового вклада стала особенно заметной на фоне инфляционных процессов, окончательно деформировав принцип "от каждого — по способностям, каждому — по труду". Кстати, сам факт нарастающей инфляции явился своеобразным проявлением внутренних противоречий хозяйствования в условиях административно-командной системы. Инфляция (до конца 1980-х гг. незамечаемая нашей статистикой) наглядно показывала разрыв между словом и делом, между официальными показателями роста уровня жизни и ее реальным уровнем, уровнем дефицитной экономики.

Нарастающее неравенство усиливает кастовые признаки бюрократии. Начинают развиваться такие черты, как эндогамность (стремление вступать в браки лишь с людьми "своего круга"), престижное потребление (оно пронизывает весь образ жизни и находит свое выражение в специфическом знаковом характере одежды, предметов быта и т.д.), чувство избранности, сословная психология и т.п. Характерно, что в качестве ответной реакции у рядовых производителей возникает понимание равенства и социальной справедливости как уравниловки в потреблении, что нашло наглядное отражение в кампании по борьбе с привилегиями.

Роль бюрократии в условиях административно-командной системы особенно велика, потому что ей противостоит рыхлая социальная структура. "Бессубъектное общество", однако, неоднородно. Оно состоит из множества социальных групп, различающихся по социальному статусу: уровню дохода, потребления, степени защищенности прав и т.д. Наличие мелкогрупповых интересов, множественность статусов, региональный и ведомственный сепаратизм рабочих способствует росту группового и профессионального эгоизма и кретинизма. В условиях общей материальной скудости общества большую роль играют различия в потреблении. Умело используя различные мелкие привилегии (премии, право на заказ, выдача бесплатной путевки, льготная очередь на покупку автомобиля, получение квартиры и т.д.), бюрократия препятствует единству рабочего класса, осознанию им своих классовых интересов в условиях административно-командной системы. Проблема перехода трудящихся из одной структуры в другую также зависит от представителей  местной администрации, что объективно укрепляет ее роль в обществе.

Оборотной стороной бюрократической системы является наличие широких маргинальных слоев. Их развитию способствовали массовая миграция из деревни в город, люмпенизация интеллигенции и наличие многообразных слоев неполноправной рабочей силы (зеки, стройбат, дисбат, обитатели лечебно-трудовых профилакториев психоневрологических диспансеров). Неудивительно, что до последних лет существования СССР министерство внутренних дел по объему выпускаемой продукции стояло на 6-м месте среди производственных министерств[748]. Образ "социалистического лагеря" возник отнюдь не на пустом месте. И действительно, лагерная субкультура до сих пор сохраняется в нашем обществе.

Подточенная внутренними противоречиями государственно-бюрократическая система продолжала существовать в хиреющем виде. Ее отставание было заметно прежде всего не изнутри, а снаружи, по отношению к другим странам. В последние десятилетия СССР стали быстро догонять Япония и Китай.

Внутри страны было особенно заметно отставание от передовых достижений научно-технического прогресса в производстве как средств производства, так и предметов потребления. Тем не менее в таком виде система могла существовать еще достаточно долго.

Решительный удар, как и следовало ожидать, был нанесен "сверху", со стороны пришедшего к власти нового руководства. Попытка эволюционно перестроить административно-командную систему была обречена на провал, так как не затрагивала основ хозяйственной системы. Первые практические шаги, направленные на создание рыночной экономики, фактически ликвидировали тот ограниченный народнохозяйственный рынок, который существовал в стране. На смену всесоюзному рынку пришел республиканский и региональный. Однако и он просуществовал недолго. Его все более активно вытеснял местный, городской рынок. Партикуляризация рынка стала следствием усиления дезинтеграционных процессов в экономике и политике.

Расширение прав предприятий предопределило разгул монополизма и, как следствие, углубление дефицита.

В условиях обострения дефицита и инфляции пышным цветом расцвела теневая экономика. Усиление теневых структур вызывает резко отрицательную реакцию масс по отношению к рыночной экономике, усиливает социальную напряженность в стране. Правительство оказалось неспособным принимать быстрые и эффективные решения. "Перетряхивание" и сокращение бюрократического аппарата министерств и ведомств не прошли бесследно. Старая бюрократическая машина оказалась в значительной мере разрушенной, а новая еще не создана. Результатом стал рост неуправляемости системы.

Таким образом, "бронепоезд" альтернативной модернизации хотя и помог России временно решать некоторые проблемы обновления ее социально-экономической системы, но у этого состава оказались довольно ограниченные запасы "горючего". Благодаря использованию такой стратегии развития нашей стране удалось миновать "станцию" промышленной революции, но "доехать" до научно-технической революции было нельзя. В начале 1990-х гг. "наш бронепоезд", управляемый малоискусным "машинистом", вообще "рухнул под откос". Тем, кто выбрался из-под его обломков, пришлось "прыгать на подножку" третьего эшелона развития капитализма.

 

1.3.5.   Соседи по третьему эшелону. После того, как "наш бронепоезд" потерпел крушение, Россия на исходе XX в. оказалась в третьем эшелоне развития капитализма, рядом со странами "третьего мира".

Третий эшелон оказался гораздо более многолюдным, чем второй эшелон, из которого Россия вышла в начале XX в. Более половины населения Земли приходится сейчас на Азию, а если добавить еще Африку, Латинскую Америку и Океанию, то доля стран "третьего мира" составит почти
80 %. Прогнозы показывают, что удельный вес этих регионов в населении будет возрастать, поскольку на них приходится 90 % прироста населения планеты. Однако их вклад в мировое экономическое развитие значительно скромнее, поскольку существует огромный разрыв между индустриально развитыми странами и странами так называемого "третьего мира".

Найти общие характеристики, подходящие для всех без исключения стран "третьего мира", довольно сложно. Большинство из них в прошлом были колониями, полуколониями или зависимыми территориями. Достижение политической независимости не означало для них независимости экономической. Экономическая отсталость, подчиненное положение в международном разделении труда, многоукладность социально-экономической структуры до сих пор типичны для многих из них. Обобщающим количественным показателем разрыва уровней развития является национальный доход на душу населения. В 1992 г. для стран "третьего мира" он был в 4,5 раза ниже, чем у развитых стран.

Важно не только общее отставание в развитии. Практически для всех развивающихся стран характерна асинхронность вызревания предпосылок современного рыночного хозяйства (см. табл. 7). Если по структуре ВВП эти страны в 1970-е гг. отставали от развитых на 50 лет, то по производительности труда в экономике – более чем на 125 лет, а в сельском хозяйстве – почти на 200 лет. Асинхронность касается как экономических аспектов, так и социальных. Хотя охват обучением в высшей школе в странах "третьего мира" близок к уровню развитых стран Западной Европы, доля неграмотных еще чрезвычайно велика – на уровне середины прошлого века. Многие различия вообще не поддаются однозначному измерению, поскольку связаны с особенностями цивилизационного развития. Долгое время европейская культура, цивилизация "христианского мира" оказывала на них довольно скромное воздействие, поэтому в наши дни ценности западной цивилизации часто идут вразрез с традиционными нормами морали и права, а потому вызывают реакцию отторжения даже у наиболее просвещенной части общества.

Современный "третий мир" развивается под влиянием двух прямо противоположных тенденций. С одной стороны, есть факторы, способствующие синхронизации развития государств: помощь со стороны развитых стран (продовольственная, медицинская, финансовая), создание региональных политических и экономических блоков (типа ОПЕК или АСЕАН). С другой стороны, есть мощная тенденция к асинхронизации развития, которая, безусловно, преобладает, обусловливая глубокие и все увеличивающиеся различия стран "третьего мира".

Вовлечение этих стран в мировое хозяйство в XVI XIX вв. первоначально сопровождалось "потерей старого мира без приобретения нового", когда "созидательная работа" была "едва видна за грудой развалин"[749]. Впрочем, полного разрушения традиционных форм зависимости так и не произошло. Втягивание в мировое хозяйство происходило на основе развития торгового земледелия и монокультурной специализации отдельных районов и даже целых стран.

 

Таблица 7

Выход развивающихся стран к экономическим и социальным показателям, достигнутым ныне развитыми государствами в указанные годы

(усредненная оценка на 1970-е гг.)

 

Производительность труда:

 

 в экономике в целом

1840-1850 гг.

 в сельском хозяйстве

1780-1800 гг.

Структура ВВП

1910-1920 гг.

Структура занятости:

 

 доля сельского хозяйства

1820-1830 гг.

 доля индустриальных отраслей

1840-1850 гг.

 доля сферы услуг

1870-1880 гг.

Доля городского населения

1920-1930 гг.

Доля неграмотных

1840-1850 гг.

Охват обучением:

 

 начальная школа

1860-1870 гг.

 средняя школа

1930-1940 гг.

 высшая школа (Западная Европа)

1950-1960 гг.

Ожидаемая продолжительность жизни

1940-1950 гг.

Детская смертность

1910-1920 гг.

 

Источник: Шейнис В. Социальные измерения в развивающихся странах. Взгляд в исторической ретроспективе // Азия и Африка сегодня. 1983. № 3. С. 27.

 


Рис. 1. Среднегодовые темпы роста ВВП на душу населения в 1991-1996 гг. (в %).

Источник: Вопросы экономики. 1998. № 10. С. 49.

 


Крах колониальной системы отнюдь не устранил стремления местной администрации к тотальному регулированию экономики. В результате для хозяйственной жизни "третьего мира" характерно существование многочисленных запретов и ограничений, которые часто стимулируют не столько их выполнение, сколько повсеместное и широкомасштабное развитие неформального сектора. Неформальная экономическая деятельность пронизывает все поры развивающегося общества. Нет такой сферы, где бы она отсутствовала совсем. Ее масштабы варьируются от мелких незарегистрированных лавочек, торгующих обычными товарами повседневного быта, до транснациональных наркокартелей (типа Медельинского картеля в Колумбии), которые могут вести настоящие войны с правительствами и международными организациями. Мафия становится "государством в государстве", а правительственная бюрократия получает значительную часть доходов мафиозными методами.

Гипертрофия государственного регулирования имеет разнообразные причины. Они связаны и с традициями восточного деспотизма, и с наследием колониальной администрации, которая имела на периферии мирового хозяйства большие функции, чем в его центре. Не последнюю роль играют и амбиции современных национальных лидеров, стремящихся за счет "большого скачка" преодолеть многовековую отсталость. Демографический взрыв сильно ослабляет среднедушевой рост производства. В результате темпы его прироста постоянно заметно отстают от темпов прироста в развитых странах, что увеличивает разрыв между центром и периферией мирового хозяйства.

Изменяется характер зависимости периферии от центра. Если первоначально развивающиеся страны выполняли роль аграрно-сырьевых придатков, то после проведения первичной индустриализации они стали специализироваться на простых, ресурсоемких и "грязных" технологиях. НТР усиливает дифференциацию стран. Одним удается освоить высокие технологии и сократить разрыв, другим нет. Все это способствует увеличению разрыва внутри "третьего мира", утрате его былого единства. Страны "третьего мира" на наших глазах "разбегаются в разные стороны".

 

2. Проблемы постсоветской России

2.1 Легальный сектор: потеря старого мира без приобретения нового

Модели становления рыночной экономики для стран Восточной Европы и России, несомненно, создавались под влиянием рекомендаций мирового сообщества. МВФ и МБРР сформулировали под влиянием монетаристских идей основные принципы развития ("Вашингтонский консенсус"), которые и легли в основу "гайдароэкономики". Уровень теоретической подготовки "Гайдара и его команды", увы, оставлял желать лучшего. Если к этому добавить еще более скромный хозяйственный опыт будущих реформаторов, то причины глубокого разрыва между благородными замыслами и жалким их воплощением будут вполне понятны.

В результате трансформационного спада темпы роста в России 90-х годов были стабильно отрицательными (см. рис. 1). Россия всё больше и больше пропускала другие страны вперед. В итоге Россия закономерно сдвигается по шкале ВВП на душу населения, пропуская вперед всё новые и новые страны третьего мира, превращаясь из великой державы во второсортное государство, с которым перестают считаться сильные мира сего (см. рис. 2). Сейчас по ВВП на душу населения (с учетом паритета покупательной способности доллара) Россия находится на одном уровне с такими странами, как Иордания, Марокко, Свазиленд (!) и, что особенно печально, заметно ниже среднемирового уровня.

Домохозяйства: нерыночное приспособление к рынку. Проблема адекватности проектов реформ российским реалиям была осознана далеко не сразу. Всем казалось, что законы становления рыночного хозяйства везде одинаковы, и никто не изучал степени подготовленности различных институтов к радикальным реформам в экономической, социальной и политической сферах. Культурные стереотипы россиян не способствовали рыночным реформам, а скорее их тормозили, а главное, вообще не были объектом изучения специалистов. Институциональные предпосылки модернизации экономики попали в поле зрения экономистов-реформаторов гораздо позднее.

Между тем учет национальной ментальности чрезвычайно важен в процессе трансформации экономики. Российская экономическая ментальность формировалась веками. Она характеризует специфику сознания населения, складывающуюся исторически и проявляющуюся в единстве сознательных и бессознательных ценностей, норм и установок, отражающихся в поведении населения. Исходя из разделяемых ими ценностей, люди либо принимают, либо отвергают новые социальные нормы. Общеизвестно, что российскую экономическую ментальность можно охарактеризовать как коммунальную, общинную, рассматривающую человека как часть целого. Важную роль всегда в России играли процессы реципрокации и редистрибуции. Православие нормативно закрепило перераспределительные обычаи крестьянской общины. Оно же развивало склонность к смирению и покорности и препятствовало выделению индивида как автономного агента, абсо-

 


Рис.2. Место России в современном мире по ВВП на душу населения с учетом паритета покупательной способности доллара, 1996 г.

Источник: Вопросы экономики. 1998. № 10. С. 49.


лютизируя моральные ценности в противовес материальным. Отсюда низкие ранги активно-достижительных ценностей в современной России.

В русской культуре успех — это прежде всего удача и следствие везения (и наивная вера в быстрое обогащение), а не результат длительных собственных усилий; скорее результат личных связей, а не следствие объективных процессов. Накопительство и собственность часто рассматриваются в национальной культуре не как положительные, а как отрицательные ценности. Свобода трактуется не как независимость и самостоятельность, а как возможность делать что хочется (в духе анархии и своеволия). Неудивительно, что реакцией значительной части населения на трудности перехода к рыночной экономике стало не приспособление к ней, а бегство от неё.

В процессе преобразования российской экономики сложилась ситуация безусловного преобладания неформальных отношений над формальными, укрепление личных связей в ущерб вещным, персонифицированного обмена в ущерб неперсонифицированному.

Неудача экономических реформ в России по рецептам неоклассического "экономикса" доказала невозможность модернизации постсоветской экономики без ясного понимания стратегических целей развития и учета ее социокультурных особенностей.

Анализируя социальную адаптацию населения к рынку, можно выделить две группы проблем. Первая связана с расширением формальных свобод и прав, проблемой их институционализации, а также фактическим сужением социальных и экономических возможностей. Формирование новых жизненных стратегий и изменение массового сознания населения отражает обе эти тенденции. Проведенные в 1990-е годы социальные преобразования по-разному отразились на уровне свободы различных групп населения. Дело в том, что у разных социальных групп в советской России существовал свой образ свободы, своё понимание возможности самостоятельно выбирать и реализовывать свои интересы и способности путем активной экономической, социальной и политической деятельности. 1990-е годы показали, что для россиян поле актуальной индивидуальной свободы лежит прежде всего в социально-экономической, а не в политической и правовой сферах. К тому же каждая экономическая система имеет свои ограничители свободы: постоянные и временные, естественные и искусственные, реальные и мнимые. В условиях трансформационного спада сужение экономических свобод оказало более сильное действие, чем расширение свобод социальных и политических. К тому же многие понимают свободу односторонне – как приобретение новых прав и благ без потери старых возможностей и гарантий. Большинство населения не видит глубокой взаимосвязи понятий "свобода – самостоятельность – ответственность". Хотят свободы, но без ответственности и самостоятельности, со всеми вытекающими из них последствиями.

Всё это привело к парадоксальному явлению не только невостребованности новых прав, не только разочарования в них (вследствие непонимания их природы), но и даже отчуждению от них широких слоев населения, особенно в депрессивных регионах. Многие поборники свободы недооценивали её предпосылок – самостоятельности и ответственности индивидов, которые резко возросли в условиях ограниченности ресурсов, усиленных гиперинфляцией и гигантским падением производства. В этих условиях большая нагрузка ложится на государство. Однако государство оказалось не только не в состоянии защищать провозглашенные им самим права, но и, наоборот, встало на путь их систематического нарушения. Отсутствие надежных институциональных гарантий гражданского общества привело к росту произвола властей всех уровней – от низового звена до государства в целом. В современных условиях власти разных уровней сами часто нарушают установленные законные права граждан и даже поддерживают друг друга, осуществляя неправовые акции (незаконное расходование бюджетных средств, продажа на априори невыгодных условиях объектов государственной собственности, заключение заведомо убыточных для России международных договоров и др.). Не случайно, что в опросах общественного мнения населения среди нарушителей прав граждан органы правопорядка встречаются почти вдвое чаще, чем обыкновенные правонарушители24.

В этих условиях отклонение от правовых норм стало своеобразной нормой поведения, а следование им — исключением. Резко возрос разрыв между декларируемой, желаемой и реализуемой свободой. Всё это создало предпосылки для криминализации общества, для становления и развития неправовой свободы. Для общества стало характерным преобладание пассивных форм адаптации над активными, отказ от использования появившихся законных прав и свобод, воспроизводство отношений с работодателями на более зависимой и бесправной основе, чем в дореформенный период. Выживание в неправовом социальном пространстве стало возможно только путем систематического нарушения общественных норм. Чтобы выжить, многие вынуждены утаивать свои истинные доходы. Поэтому отклонения от социальных норм, нарушение новых формальных правил становятся новым неформальным правилом.

Большинство из официально провозглашенных прав реально не обеспечено, тогда как многое из того, что не провозглашалось, существует на практике, и не считаться с этими своеобразными "правилами игры" нельзя. Расширение информированности населения также вносит свой вклад. Газеты ежедневно сообщают о многочисленных актах произвола и проявления беззакония в самых разных сферах жизни и деятельности общества снизу доверху. Сегодня российское общество оказалось дальше от западной институциональной правовой свободы, чем было накануне реформ25. Спрос на многие новые права носит как бы отложенный характер. Многие из них желаемы, но недоступны. Социально-экономические права по-прежнему доминируют над социально-политическими.

Действительно, главными для работников стали страх потери работы и ориентация на полулегальную вторичную занятость. Страх потери работы усиливает зависимость рабочих от предпринимателя, возможность вторичной занятости создает предпосылки для некоторой независимости. Однако возможности вторичной занятости крайне ограничены. Поэтому в современных условиях люди вынуждены отстаивать свои права самостоятельно, не рассчитывая на помощь тех, кто должен этим заниматься в качестве своего основного дела. Отсутствие организованных социальных движений за права человека вынуждает людей самостоятельно приспосабливаться к сложившейся ситуации, отстаивать свои права в одиночку. Защита своих прав стала делом индивидуальным, а не социальным.

Вторая группа проблем связана с анализом особенностей российской адаптации населения к рынку в условиях маргинализации общества. Одна из важнейших особенностей заключается в том, что этот переход происходит в условиях глубокого трансформационного спада, который приводит к невостребованности новых социальных прав и возможностей, возникающих в процессе перехода к открытому обществу. Затянувшийся трансформационный спад способствует усилению социально-экономической зависимости населения от меркантилистского "государства всеобщего перераспределения". Государство больше не гарантирует не только доход, обеспечивающий достойный уровень жизни, но даже доход в размере прожиточного минимума. Исчезли гарантированная ранее государством всеобщая занятость, отсутствие угрозы безработицы. Страх потерять работу стал важным элементом усиления экономической зависимости.

Типичными становятся понятия "опекун" и "опекаемый". В массовом сознании сохраняется надежда на опеку, ожидание помощи и покровительства со стороны "сильных мира сего", стремление переложить ответственность на чужие плечи. Ради этой опеки люди готовы отказаться от "голодной" свободы, обменяв её на состояние "сытого" подчинения. Однако в условиях трансформационного спада "манна небесная" не выпадает, а возможности легального трудоустройства в значительной мере сокращаются. Всё это приводит к поляризации общества, росту социальной напряженности и маргинализации экономически активного населения.

Отнюдь не все люди в этих условиях нашли эффективные способы адаптации. Число так называемых "прогрессивных адаптантов" не превышает 1/5 часть населения. Подавляющая часть приходится на "регрессивных адаптантов" (30-60%) и "регрессивных НЕадаптантов" (20 — 50%)26.

Как показывают социологические опросы, наиболее значимым для большинства респондентов, в настоящее время, является возможность улучшить материальное положение семьи, дать хорошее образование детям, работать по специальности, улучшить жилищные условия. Прогрессивные респонденты, однако, при этом больше полагаются на самих себя и выше оценивают такие права, как создание собственного дела, свобода передвижения и отстаивание собственных взглядов. Регрессивные адаптанты и НЕадаптанты гораздо выше оценивают обеспечиваемые государством гарантии занятости, дохода, своевременности выплаты заработной платы, бесплатного образования и бесплатной медицинской помощи (подробнее см. гл. 3 настоящей монографии).

Всё это приводит к усилению социального неравенства и поляризации общества. Хотя данные Госкомстата занижают степень неравенства в нашей стране (что связано с несовершенством системы сбора данных, которая не в полной мере учитывает такие факторы, как масштабы теневого сектора, неденежные доходы и др.27), тем не менее, они показывают устойчивую тенденцию к поляризации общества.

В таблице 8 приведены данные о распределении общего объема денежных доходов населения России в 1991 - 1999 гг. Они свидетельствуют о том, что для первой половины 90-х годов была характерна тенденция к усилению неравенства. Доля беднейшей группы населения (I квинтиль) за четыре года уменьшилась в 2 раза, а доля богатейшей (V квинтиль) возросла более чем в 1,5 раза. В результате увеличился разрыв между ними. Если в 1991 г. доходы V квинтиля превышали доходы I квинтиля примерно в 3 раза (30,7% по сравнению с 11,9%), то в 1999 г. — почти в 8 раз (49,1% против 6,2%). Еще больший разрыв наблюдается, если использовать при анализе децильные (10-процентные) группы. В результате индекс Джини возрос с 0,260 в 1991 г. до 0,375 в 1997 г., т. е. почти в 1,5 раза.

 

Таблица 8

Распределение денежных доходов населения России

в 1991-1999 гг.

Денежные доходы населения

1991

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

1999

(9 мес.)

Справочно: США, 1999

По квинтильным группам

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Первая

11,9

6,0

5,8

5,3

5,5

6,2

6,0

6,2

6,2

4,7

Вторая

15,8

11,6

11,1

10,2

10,2

10,7

10,2

10,5

10,4

11,0

Третья

18,8

17,6

16,7

15,2

15,0

15,2

14,8

14,9

14,4

17,4

Четвертая

22,8

26,5

24,8

23,0

22,4

21,5

21,6

21,0

19,9

25,0

Пятая

30,7

38,3

41,6

46,3

46,9

46,4

47,4

47,4

49,1

41,9

Всего

100

100

100

100

100

100

100

100

100

100

 

Источник: Обзор экономической политики в России за 1999 г. М., 2000 . С. 67.

 

Проиллюстрируем графиком ситуацию, сложившуюся в России в 90-е годы (рис. 3). Легко заметить, что произошел значительный сдвиг кривой Лоренца вправо, в сторону усиления дифференциации доходов. И это стало закономерным результатом высоких темпов инфляции и падения производства. Наиболее быстрыми темпами неравенство росло в первой половине 90-х годов. С 1995 года наступил период временной стабилизации этого процесса. Однако после 17 августа 1998 г. процесс углубления неравенства возобновился.

"Экономика физических лиц". Так как в процессе приватизации большая часть государственной собственности перешла не к аутсайдерам, а к инсайдерам, то в России не возникло эффективного частного собственника, что в значительной степени предопределило инерционность традиционной экономической системы, её медленные темпы и мучительные формы перехода к рыночной экономике. Этим предопределяются и внутренние причины глубокого трансформационного спада при переходе от командной экономики к рыночному хозяйству.

 

Рис. 3. Сдвиг кривой Лоренца в России с 1991 по 1999 год

Источник: По данным Госкомстата.

 

Происходит резкое старение основных производственных фондов России. Износ основных фондов промышленности превысил в 1997 году 50%. По расчетам А.В. Алексеева, средний возраст оборудования достиг 15,9 лет и если положение не изменится, то средний фактический срок службы его будет составлять почти 32 года (см. табл. 9).

Большинство предприятий не имеют долгосрочных планов развития производства и даже конкретных бизнес-планов по привлечению инвестиций, в которых остро нуждаются. Отсутствие стратегии поиска эффективных партнеров приводит к тому, что для многих предприятий типична адаптация, а не трансформация традиционных форм, приспособление – а не развитие производства, защита – а не наступление. Отсюда следует неэффективная маркетинговая политика большинства предприятий, стремящихся, даже в условиях благоприятной конъюнктуры, к продвижению традиционной продукции на традиционном рынке. Однако эта продукция не всегда находит сбыт, и поэтому возникает бартер как форма существования неэффективной экономики. В целом в деятельности фирм краткосрочный аспект преобладает над долгосрочным, а мотив личного обогащения новых владельцев доминирует над целями развития производства.

 

Таблица 9

Основные фонды промышленности

 

1992

1993

1994

1995

1996

1997

1998

Наличие основных фондов на начало года; по балансовой стоимости, млрд. руб.

0,7

17,4

490,9

1805,8

4802,5

4480,8*

 

Износ основных фондов, в процентах от общей стоимости фондов на конец года

45,9

49,3

47,9

47,9

40,9

50,5

 

К-т обновления (ввод в действие основных фондов, в процентах от общей стоимости фондов на конец года, в сопоставимых ценах)

2,8

1,8

1,7

1,6

1,3

1,3

0.7

К-т выбытия (ликвидация основных фондов, в процентах от общей стоимости фондов на начало года, в сопоставимых ценах)

2,8

1,0

1,8

1,5

1,3

1,2

 

Средний возраст оборудования, лет (**)

10,8

(***)

 

 

14,1

 

15,9

 

Средний фактический срок службы оборудования, лет (**)

21,9

(***)

 

 

28,6

 

31,8

 

*          Без учета переоценки на 1 января 1997 г.

            Источник: Россия в цифрах. М., 1998. С. 178;

(**)           Водянов А. Ржавая пружина // Эксперт. 1999, 14 июня., N22. С. 20.

(***)       – 1990 г.

Источник: Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ). Под. ред. Р.М. Нуреева. М.: МОНФ, 2000. С. 100.

 

В условиях неразвитой банковской системы возникает своеобразная проблема двух дефицитов ― дефицита сбережений и дефицита платежного баланса. Дефицит сбережений связан с тем, что уровень сбережений, доступных для промышленности, гораздо меньше, чем объем инвестиций, необходимых для развития производства. Уровень сбережений, мобилизуемых банковской системой, находится на чрезвычайно низком уровне в силу падения доверия населения к существующим финансовым институтам. Это приводит к тому, что высокая склонность к сбережениям реализуется каждым индивидуально, главным образом в форме накопления иностранной валюты, недвижимости и других неликвидных форм, не аккумулируемых финансовыми учреждениями. В этих условиях единственным источником накопления становятся иностранные займы, что приводит к платежному дефициту. На поверхности виден лишь процесс ввоза иностранного ссудного капитала в Россию, тогда как глубинные процессы вывоза капитала из России осуществляются в значительной мере нелегально и не фиксируются официальной статистикой. Возникает порочный круг, своего рода институциональная ловушка: чем больше средств необходимо для покрытия дефицита текущего платежного баланса, тем больше необходимы внешние займы для покрытия платежного дефицита. Однако чем больше внешние займы, тем большие платежные дефициты нас ожидают в будущем, тем в большую зависимость попадает страна от зарубежного капитала.

С еще более острыми проблемами столкнулись аграрные предприятия. Если раньше в аграрной сфере ключевыми экономическими агентами были коллективные хозяйства (колхозы и совхозы), то в настоящее время резко возросла роль сельской администрации и домохозяйств, стали набирать силу не связанные с колхозами товаропроизводители. Всё это создает предпосылки для формирования в перспективе новых экономических субъектов, институциональных предпосылок для развития рынка. Однако в настоящее время мы имеем не столько плюсы, сколько минусы переходного периода, когда те, кто получил власть, ещё не имеют достаточного количества материальных и финансовых ресурсов, а те, кто имеют материальные ресурсы, потеряли уже значительную часть власти. Поскольку процесс перестройки институтов в аграрной сфере не завершен, отсутствует надежная частная собственность, существует обилие переходных форм, многие из которых в экономическом плане являются неэффективными. Всё это способствует возникновению и развитию в аграрной сфере псевдорыночных форм.

Положение ухудшается из-за того, что государство не имеет эффективной индустриальной политики, которая бы поддерживала ростки нового и эффективного, создавала бы благоприятные условия для экономического роста. Наоборот, деятельность современного российского государства заставляет вспомнить эпоху меркантилизма. Российское государство занимается главным образом функциями перераспределения, причем такого, которое не благоприятствует развитию производства, а тормозит его, так как стремится перераспределить имеющие ресурсы от лучше хозяйствующих предприятий к худшим. За счет первых не только собираются налоги, но и происходит дотирование неэффективных предприятий, которые налоги, как правило, не платят. Всё это приводит к сокращению эффективно хозяйствующих производств, подталкивая предприятия к расширению нелегальной хозяйственной деятельности.

2.2       Нелегальный сектор: ростки новых отношений под грудой развалин

Поскольку бюрократическое регулирование наиболее велико в развивающихся и переходных экономиках, то именно в этих странах масштабы теневой экономической деятельности оказываются наиболее громадными (см. табл. 10).

Таблица 10

Средние масштабы теневой экономики по трем типам стран,

1989–1993 гг., в % от ВВП

Типы стран

Масштабы теневой экономики

Развивающиеся страны

Африка

Центральная и Южная Америка

Азия

 

43.9

38.9

35.0

Страны с переходной экономикой

Бывший СССР

Восточная Европа

 

25.7

20.7

Страны OЭСР

Оценка по методу анализа энергопотребления

Оценка по методу анализа спроса на деньги

 

 

15.4

 

12.9

 

Источник: Schnaider F., Enste D. Increasing Schadow Economies All Over the World – Fiction or Reality? A Survey of the Global Evidence of their Size and of their Impact from 1970 to 1995. Эта статья подготовлена во время визита Ф. Шнайдера в МВФ в 1998 г., ее текст находится в Интернете по адресу: http://www.economics.uni-linz.ac.at/Members/Schneider/EnstSchn98.html.

.

Кто виноват? Ситуация, описанная перуанским экономистом Эрнандо де Сото в книге "Иной путь. Невидимая революция в третьем мире", как две капли воды похожа на процессы, происходящие в современной России.

Э. де Сото в своей книге предлагает оригинальную классификацию трансакционных издержек на основе критерия "легальность – нелегальность" (см. табл. 11).

Первая их группа – "цена подчинения закону", т.е. издержки законопослушного поведения. Предприниматель в легальном бизнесе должен нести единовременные "издержки доступа", связанные с получением права заниматься определенным видом экономической деятельности. Получив официальную санкцию на свой бизнес, он должен постоянно нести издержки "продолжения деятельности в рамках закона": платить налоги и социальные платежи, подчиняться бюрократической регламентации производственных стандартов, соблюдать обязательные нормы при руководстве персоналом, нести потери из-за неэффективности судопроизводства при разрешении конфликтов или взыскании долгов.

 

Таблица 11

Сравнительный анализ издержек

в легальном и внелегальном секторах экономики

Цена подчинения закону

Цена внелегальности

Издержки первичной легализации

Издержки, связанные с уклонением от наказаний (легальных санкций)

Издержки легального бизнеса

Издержки, связанные с трансфертом чистых доходов

 

 

Издержки, связанные с уклонением от налогов и нарушением законов о труде

 

 

Издержки, связанные с отсутствием легально зафиксированных прав собственности

 

 

Издержки, связанные с невозможностью использования контрактной системы

 

 

Издержки, связанные с исключительно двусторонним характером нелегальной сделки

 

 

Издержки доступа к нелегальным процедурам разрешения конфликтов

 

Источник: Э. де Сото. Иной путь. С. 176 – 215; Олейник А. Институциональная экономика. Тема 6. Внелегальная экономика // Вопросы экономики. 1999. № 6. С. 143.

 

Делая выбор в пользу нелегальной организации, предприниматель избавляется от "цены подчинения закону", но зато вынужден оплачивать "цену внелегальности". В эту вторую группу трансакционных издержек входят "цена уклонения от легальных санкций" (риск поимки и наказания частично снижается взятками как особой формой страхования), издержки, связанные с трансфертом доходов, повышенные ставки на теневом рынке капиталов, невозможность участвовать в наукоемких и капиталоемких областях производства, относительно слабая защищенность прав собственности, "цена невозможности использовать контрактную систему" (опасность нарушения деловых обязательств) и недостаточная эффективность внеконтрактного права.

Отсутствие легально зафиксированных прав собственности приводит к неэффективному хранению и использованию внелегалами своих ресурсов. К тому же они не могут свободно отчуждать свою собственность или использовать её в качестве залога. Их коллективные организации, к сожалению, неспособны полностью компенсировать отсутствие легальных прав собственности. Неудивительно поэтому, что "внелегальные поселения, рынки, промышленные мастерские оставляют впечатление недостроенности. Дома незавершенны, строительные материалы свалены на тротуарах, оборудование не укомплектовано. Кое-кому может показаться, — пишет
Э. де Сото, — что таково следствие врожденной лени перуанцев, но это не так. Просто теневикам выгоднее накапливать средства в виде материалов, а не в деньгах, из-за чего финансовая система не работает"28.

Возникает своего рода порочный круг: рост теневого сектора приводит к сокращению легального. Однако при сохранении уровня общественных расходов это означает необходимость увеличения налогов на легальный бизнес, что приводит к растущей привлекательности теневого сектора и т.д. (см. рис. 4). Налоги на легальную деятельность распространяются на крупный и крупнейший легальный бизнес. Для них скрыть деятельность от налоговой инспекции государства невозможно. Однако поскольку этот сектор является основным источником доходов государства, он, используя политическое лобби, стремится уменьшить налоговое бремя, добиться для себя различных экономических привилегий и налоговых льгот. Если эта тактика приводит к успеху, то происходит ограничение конкуренции и создается искусственная среда для функционирования легального сектора. Таким образом, увеличение налогов приводит к снижению эффективности легального сектора и ещё больше увеличивает разрыв между ним и конкурентной теневой экономикой (см. рис. 5).

 

Рис. 4. Порочный круг внелегальности

Составлено по: Э. де Сото. Иной путь. С. 219.

 

Рис. 5. Последствия порочного круга внелегальности

Составлено по: Э. де Сото. Иной путь. С. 219.

В России гораздо сложнее выделить чисто легальный и число нелегальный сектора экономики, они сильно переплетены. Однако это не избавляет нас от необходимости исследовать эти процессы в чистом виде, так как увеличение нелегальной деятельности сужает сферу легальной и наоборот.

Поэтому раскол общества на легальный и нелегальный бизнес "оказывает негативное воздействие на экономику в целом, выражающееся в снижении производительности, сокращении инвестиций, неэффективности налоговой системы, удорожании коммунальных услуг, замедлении технического прогресса и многочисленных трудностях в формулировании макроэкономической политики"29, и отнюдь не освобождает общество от необходимости совершенствования институциональной структуры.

Эрнандо де Сото проводит различие между хорошими и плохими законами. "Хороший закон, — пишет он, — гарантирует и повышает эффективность экономики и общественной деятельности, им регулируемой, а плохой разрушает или полностью ликвидирует и то, и другое"30. То, что значительное большинство населения выбрало теневой сектор, а меньшинство использует свой капитал за пределами страны, наглядно свидетельствует о том, что законы, господствующие в ней, — плохие.

Почему же в России господствуют плохие законы? Дело в том, что правительство занято, главным образом, перераспределением имеющихся доходов, а не созданием нового богатства. Поэтому лучшие умы страны и энергия предпринимателей расходуются не на достижение реального прогресса, а на ведение перераспределительных войн. В результате оказывается, что нет равенства людей перед законом, потому что для одних законы сулят привилегии, а другим они не доступны. Между тем "развитие возможно лишь в том случае если действенные правовые институты досягаемы для каждого гражданина"31.

Большинство законов государства принимаются органами исполнительной власти с нарушением и в обход элементарных демократических процедур и публикуются в такой печати, которую никто никогда не читает. "Процедуры эти зависят от каждого министра" и при смене начальства изменяются вновь и вновь. "Наши законы нестабильны и непредсказуемы, ибо зависят от того, кто выиграл перераспределительную войну"32. В стране, где закон можно купить, где можно быть щедрым за чужой счет, пышным цветом расцветает коррупция. Чем обширнее система регулирования и контроля, тем на более низкие ступени перемещается принятие решений и реальная возможность активно воздействовать на механизмы перераспределения. Поэтому власть становится исключительным достоянием самых мелких бюрократов, не брезгующих ничем. "В силу правовой и политической традиции, наши правители, даже демократически избранные, получают абсолютную власть над экономической и социальной деятельностью и невозможно вообразить какие-то права собственности или контракты, которые государство не может произвольно нарушить. … Практически во всех случаях отсутствует механизм эффективной защиты прав большинства граждан от государства"33.

Характерно, что это типично и для правых и для левых политических партий. И те, и другие способствуют экспансии государственной деятельности и непосредственно вмешиваются в экономику. И левые, и правые делают это при помощи плохих законов. И те, и другие видят причину неудач не в отсутствии институциональных условий развития экономики и производства реального богатства, а в недееспособности принятых ими (плохих!) законов. И левые, и правые фактически способствуют не развитию рыночной экономики, а её дискредитации в глазах большинства населения. "Предпринимательские ресурсы страны могут проявиться лишь тогда, когда это позволяют господствующие институты, – пишет Э. де Сото. – Достаточно взглянуть на перуанцев, обреченных в своей стране на бедность и прозябание, но достигающих успеха в других странах, где их деятельность ограждена соответствующими институтами"34.

Что делать? Нетрудно заметить, что российские экономические проблемы, в сущности, не так уж далеки от тех, которые приходится решать в латиноамериканских странах. Рост нелегального сектора воспринимается многими односторонне – лишь как деградация национальной экономики. Однако, как показывает опыт развития, наша страна страдает не столько от чрезмерного, сколько от недостаточного развития рыночных отношений. В таком случае в развитии теневого бизнеса следует видеть признаки не только болезни, но и начала выздоровления. Что же нужно сделать? С точки зрения Э. де Сото, необходимо приблизить правовую систему к действительности. Для этого необходимо решить институциональные проблемы, как в настоящем, так и в будущем.

Для настоящего наиболее актуальным является ликвидация препятствий, мешающих интеграции легального и теневого секторов, создание единой правовой и экономической системы, исключающей дискриминацию. Это предполагает три меры:

·        упрощение, т.е. оптимизация функционирования правовых институтов путем устранения дублирующих и ненужных законов;

·        децентрализация, т.е. передача законодательной и административной ответственности от центрального к региональным правительствам, с тем чтобы приблизить власти к реальной жизни и насущным проблемам;

·        дерегулирование, т.е. рост ответственности и возможностей для частных лиц и сужение их для государства.

Для будущего необходимо изменить сами процедуры принятия новых законов, с тем чтобы не повторять ошибки прошлого. Это предполагает:

·        публикацию законопроектов для их свободного обсуждения;

·        анализ законопроектов в терминах "издержки выгоды", с тем чтобы оказать дисциплинирующее воздействие на правительство и отвергнуть несовершенные законопроекты ещё до их публикации;

Только при таких условиях "люди почувствуют вкус к независимости и поверят в плодотворность своих усилий", т.е. "смогут поверить в себя и в экономическую свободу"35.

 

Рис. 6. Взаимосвязь политической и экономической нестабильности

Однако в современной России к порочным кругам в экономике добавляются порочные круги политической нестабильности. В условиях нестабильного политического режима высока опасность нарушения прав собственности, национализации частных предприятий, ограничения вывоза прибылей и т.д. Всё это резко повышает трансакционные издержки. Угроза экспроприации в случае прихода к власти крайне левых (или правых) партий, а также высокие трансакционные издержки не благоприятствуют привлечению в страну иностранных инвестиций, с одной стороны, и увеличивают бегство национального капитала за границу, с другой. Низкие темпы сбережения отражаются на низких темпах инвестирования, что приводит к стагнации или даже падению национального производства, высокому уровню инфляции, что, кроме всего прочего, способствует росту маргиналов и усилению социальной напряженности. Рост бедности и обострение социальных конфликтов, в свою очередь, создает благоприятную почву для популяризации идей крайне левых (или правых) группировок, а это создает угрозу резких политических изменений, со всеми вытекающими из них негативными последствиями (см. рис. 6).

Сложность ситуации заключается также и в том, что негативные количественные изменения, накапливаясь, переходят в новое качественное состояние. Возникают так называемые "институциональные ловушки", приводящие к тому, что дальнейшее развитие начинает идти не в сторону рынка, а в направлении к псевдорыночным формам и воспроизводству неотрадиционных отношений36.

Какие же следует сделать выводы? Нам необходимо понимание, какую систему экономических связей мы хотим создать, какие инструменты проведения реформ можно использовать в конкретных условиях современной России. Таким образом, общество предъявляет экономистам социальный заказ на разработку российской модели смешанной экономики. Создать такую модель можно только при ясном понимании ее сходства и отличия от других моделей развития экономики. При этом важно не совершить ошибку, противоположную первоначальной, — не преувеличить степени отличия российского хозяйства от зарубежных моделей.

Необходимо четко понимать, что надежды построить преуспевающую рыночную экономику за ближайшие "500 дней" есть бесполезная и вредная иллюзия. Рыночная модернизация экономики России – длительный процесс, и нам надо найти в себе мужество научиться жить самим и научить других жить в этих непростых условиях. В связи с этим резко возрастает роль экономического образования вообще, и экономической науки в частности.

Идеи теорий развития представляют огромную ценность для современной России. Особенно это относится к институциональным концепциям, которые в нашей стране пока еще слабо известны не только широкой общественности, но даже специалистам. В связи с этим первостепенной задачей экономистов должны стать их изучение и максимальная популяризация.

Вместо подготовки изданий на русском языке все новых и новых типовых учебников по микро- и макроэкономике с математическими моделями (формально верными, но совершенно не связанными с российскими реалиями), надо обратить первостепенное внимание на работы по теории и практике рыночной модернизации, обобщающие реальный опыт стран Восточной Европы, Азии, Африки и особенно Латинской Америки со всеми его достоинствами и недостатками.

Далее, необходима реорганизация системы преподавания экономической теории – усиление в ней не формально-математических, а институционально-компаративистских начал.

Таким образом, мы предлагаем следующую программу:

1.      Пересмотреть существующие учебные планы с целью разумного сокращения тех курсов, которые плохо связаны с реальными проблемами современной российской экономики.

2.      Ввести в качестве обязательных новые курсы по сравнительному анализу экономических систем, экономике развития, моделированию постсоветской экономики, анализу теневой экономической деятельности, институтам современного российского рынка, институциональному анализу экономических субъектов современной России, институциональному проектированию экономики, истории реформ в России ХХ века.

3.      Сменить ориентиры переводческой деятельности – перейти от размножения зарубежных учебников по микро- и макроэкономике к изданию оригинальных научных монографий и специальных курсов по экономике России.

4.      Самое главное – переориентировать научную работу, нацелив её прежде всего на практический поиск эффективных институтов для России XXI века.

Только такая активная программа дает нам шансы догнать, наконец, хотя и отнюдь не сразу, страны первого эшелона. В противном случае России придется понуро "брести по шпалам", с завистью взирая на ушедшие вперед и проносящиеся мимо "поезда" других, более энергичных стран.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ:

 

Алексеев Алексей Вениаминович, кандидат экономических наук

Институт экономики и Организации Промышленного Производства СО РАН, старший научный сотрудник

Область научных интересов: институциональные факторы роста, инвестиционная политика, долгосрочные тенденции российского экономического роста, проблемы промышленного развития, управление предприятием

E-mail:  avale@mail.ru

 

Балабанова Евгения Сергеевна, кандидат социологических наук

Нижегородский государственный университет им. Н.И.Лобачевского. Факультет социальных наук. Кафедра общей социологии и социальной работы, старший преподаватель

Область научных интересов: Экономическая социология, социальная политика, гендерная социология

E-mail: balhome@unn.ac.ru

 

Герцог Игорь Федорович, кандидат экономических наук

Новосибирский государственный университет. Кафедра теоретической экономики,  преподаватель

Область научных интересов: Институциональные реформы; стратегическое планирование и управлени компаниями; экономика промышленного производства

E-mail: Igerts@vahoo.com

 

Дементьев Андрей Викторович

Государственный Университет - Высшая Школа Экономики, преподаватель

Область научных интересов: Теория реформ, институциональная экономика

E-mail: etheory@hse.ru; dementan@hotmail.com

 

Демин Андрей Николаевич, кандидат психологических наук

Кубанский государственный университет. Кафедра психологии, доцент

Область научных интересов: Социология и психоолгия занятости, адаптация человека к социальным изменениям

E-mail: demin@manag.kubsu.ru

 

Дондоков Зорикто Бато-Дугарович,  доктор экономических наук

Восточно-Сибирский государственный технологический университет, доцент

Область научных интересов: Методологические проблемы экономической теории; межбюджетные отношения; моделирование экономических процессов; региональная экономика

E-mail: dondokov@buryatia.ru

 

 

Дондокова Ирина Викторовна, кандидат социологических наук

Восточно-Сибирский государственный технологический университет, и.о. доцента кафедры “Менеджмент и маркетинг”

Область научных интересов: управление социальными процессами на рынке труда; проблемы социальной адаптации на селения; региональные аспекты социальной политики

E-mail: dondokov@buryatia.ru

 

Ермишина Анна Вениаминовна, кандидат экономических наук

Ростовский государственный университет, экономический факультет, кафедра экономики и предпринимательства, старший преподаватель

E-mail: ann-ermishina@mail.ru

 

Кравченко Наталия Александровна, доктор экономических наук

Институт экономики и организации промышленного производства СО РАН, старший научный сотрудник

Область научных интересов: Модели поведения субъектов рынка; формирование рыночных институтов в инвестиционной сфере; функции государства в переходной экономике

E-mail: nkrav@ieie.nsc.ru

 

Латов Юрий Валериевич, кандидат экономических наук

Тульский филиал Юридического института МВД России, доцент

Область научных интересов: Теория экономических систем, экономическая история, история экономических учений, экономика права, экономика преступности, неформальная экономика, экономическая ментальность

E-mail: latov@mail.ru

 

Латова Наталия Валериевна

Институт социологии  РАН, Центр конфликтологии РАН, научный сотрудник, аспирант

Область научных интересов: этносоциология, этнопсихология, экономическая ментальность, межэтнические конфликты.

E-mail: natali73@online.ru или natali8355@mtu-net.ru

 

Малкина Марина Юрьевна,  доктор экономических наук

Нижегородский институт менеджмента и бизнеса, доцент

Область научных интересов: Экономическая политика переходного периода, макроэкономическая стабилизация, финансовая стабилизация, финансовые рынки

E-mail: mmalkina@osi.nnov.ru

 

Миляева Лариса Григорьевна, кандидат технических наук

Бийский технологический институт Алтайского государственного технического университета. Кафедра "Экономика предпринимательства", профессор

Область научных интересов: Занятость и рынок труда; социальное партнерство; конверсия и диверсификация

E-mail: wc@bti.secna.ru

 

Нуреев Рустем Махмутович, доктор экономических наук, профессор, заслуженный работник Высшей школы Российской Федерации.

Государственный университет – Высшая школа экономики. Заведующий кафедрой экономической теории.

Область научных интересов: прикладная микроэкономика, теоретические основы современного общественного выбора в России, теория прав собственности, институциональные факторы в переходной экономике, экономика развития, сравнительный анализ экономических систем

E-mail: etheory@hse.ru;  nureev@hse.ru

 

Петрова Лариса Евгеньевна, кандидат социологических наук

Уральский государственный педагогический университет, доцент

Область научных интересов: Совладание с жизненными трудностями. Социальное самочувствие; профсоюзное движение: старые и новые профсоюзы; методология и методика социологических исследований; социальная адаптация

E-mail: Lara@mail.utnet.ru

 

Попова Ирина Петровна, кандидат социологических наук

Редакция журнала "Социологические исследования", Научный редактор

Область научных интересов: Социология социальной структуры, концепция маргинальности

E-mail: socis@isras.rssi.ru

 

Розмаинский Иван Вадимович, кандидат экономических наук

Санкт-Петербургский филиал Государственного университета - Высшей школы экономики, старший преподаватель

Область научных интересов: макроэкономическая динамика, экономика переходного периода, институты и рынки

E-mail: irozmain@mail.ru

 

Рунов Антон Борисович

Государственный Университет Высшая Школа Экономики, аспирант

Область научных интересов: Институциональная экономика, теория организации, теория фирмы

E-mail: runov26@mail.ru

 

Темницкий Александр Лазаревич, кандидат социологических наук

Институт социологии РАН, научный сотрудник

Область научных интересов: трудовые отношения на предприятиях

E-mail: wad@sosio.msk.su

Черемисина Татьяна Петровна, кандидат экономических наук

Институт экономики и организации промышленного производства СО РАН, старший научный сотрудник

Область научных интересов: Структура корпоративной собственности, модели корпоративного управления, корпоративная  культура, доверие как фактор корпоративной культуры и управления

E-mail: cherem@ieie.nsc.ru

 

Шабанова Марина Андриановна, доктор экономических наук

Государственный Университет - Высшая Школа Экономики, профессор

Область научных интересов: Экономическая социология, общая социология (социология свободы, современный трансформационный процесс в России в контексте свободы, социальная адаптация и институционализация новых прав)

 

Шульгин Сергей Георигиевич

Государственный Университет - Высшая Школа Экономики, аспирант

Область научных интересов: Теории поиска политической ренты

E-mail: etheory@hse.ru



 

 

 

 


 

 

 

Сведения об авторах:

.

 

 



[1] Учебниками «первого призыва» были «Экономический образ мышления» П. Хейне (М., 1991), учебники Э. Долана и Д. Линдсея (СПб., 1991 - 1992),   Р. Пиндайка и Д. Рубинфельда (сокращенный перевод - М., 1992), «Экономика» С. Фишера, Р. Дорнбуша и Р. Шмалензи (М., 1993), «Экономика» П. Самуэльсона образца 1960-х гг. (М., 1994) и, конечно же, «Экономикс» К. Макконнелла и С. Брю (М., 1992), ставший примерно лет на 5 основным учебным пособием для студентов-экономистов. Во второй половине 1990-х гг. к ним добавились разве что более современные версии все той же «Экономики» П. Самуэльсона (М., 1997; М., 2000) и "Микроэкономики" Р. Пиндайка и Д. Рубинфельда (М., 2000).

[2] Назовем, например, «Основы учения об экономике» Х. Зайделя и Р. Теммена (М., 1994), "Макроэкономическую политику" Ж.  Кебаджяна (Новосибирск, 1996), «Макроэкономику» М. Бурды и Ч. Виплоша (СПб., 1998). Можно вспомнить и "Эффективную экономику" К. Эклунда (М., 1991), которая до "Экономикса" К. Макконнелла и С. Брю какое-то время даже играла роль главного путеводителя по современной экономической теории.

[3] Первым переведенным курсом промежуточного уровня стала «Современная микроэкономика: анализ и применение» Д. Хаймана (М., 1992), позже к ней добавились «Макроэкономика» Г. Мэнкью (М., 1994) и «Микроэкономика. Промежуточный уровень» Х. Вэриана (М., 1997). Что касается спецкурсов, то в наибольшей степени «повезло» мировому хозяйству: по этой тематике издали такие труды, как «Экономика мирохозяйственных связей» П.Х. Линдерта (М., 1992), «Международный бизнес» Д. Дэниелса и Л. Радебы (М., 1994), «Макроэкономика. Глобальный подход» Дж. Сакса и Ф. Ларрена, «Экономическое развитие» М. Тодаро (М., 1997). Не хуже представлена экономика отраслевых рынков – по этой проблематике издали такие книги, как «Структура отраслевых рынков» Ф. Шерера и Д. Росса (М., 1997), «Экономика, организация и менеджмент» П. Милгрома и Д. Робертса (СПб., 1999), "Теория организации промышленности" Д. Хэя и Д. Морриса (СПб., 1999), а также "Рынки и рыночная власть" Ж. Тироля (СПб., 2000). Прочим спецкурсам повезло меньше – можно назвать разве что «Лекции по экономической теории государственного сектора» Э. Аткинсона и Дж. Стиглица (М., 1995) и «Современную экономику труда» Р. Эренберга и Р. Смита (М., 1996).

[4] С библиографией переводов на русский язык западных экономистов XX века можно ознакомиться по следующим изданиям: THESIS, 1994, Вып. 4, с. 226–248; THESIS, 1994, Вып. 6, с. 278–295; Истоки, Вып. 3, М., 1998, с. 483–510; Истоки, Вып. 4, М., 2000, с. 400–430.

[5] Бьюкенен Дж. Сочинения. Серия «Нобелевские лауреаты по экономике». М.: Таурус Альфа, 1997.

[6] В серии «Экономика: идеи и портреты» за два года вышло только две не слишком толстые брошюры (Фридмен М. Если бы деньги заговорили… М.: Дело, 1998; Модильяни Ф., Миллер М. Сколько стоит фирма? М.: Дело, 1999).

[7] За четыре года вышло всего три тематических тома (СПб., 2000), хотя и очень качественно подобранные ("Теория потребительского поведения и спроса" вышла первым изданием в 1993 г., "Теория фирмы" – в 1995 г., а "Рынки факторов производства" сразу вошли в состав трехтомника 2000 г.).

[8] «Первые ласточки» представляли собой, конечно, сводные курсы типа «микро- и макроэкономика в одном флаконе». Лучшим и наиболее популярным образцом подобных изданий следует считать курс лекций «Введение в рыночную экономику» А.Я. Лившица (М., 1991), который выдержал не одно переиздание (например: Введение в рыночную экономику: Учеб. пособие для экон. спец. вузов / Под ред. А.Я. Лившица, И.Н. Никулиной. М.: Высш. шк., 1994). В наши дни подобные обзорные курсы используются уже не в высшей, а в средней школе.

[9] Нуреев Р. Курс микроэкономики. М., 1996, 1998, 1999, 2000, 2001. На популярность этого учебника большое влияние оказала журнальная версия этого курса, с которым научная общественность смогла ознакомиться по публикациям в "Вопросах экономики" в 1993–1996 гг. Факт этой публикации красноречиво говорит о той спешке, с которой российские экономисты были вынуждены переучиваться: в какой еще стране ведущий национальный экономический журнал стал бы печатать стандартный курс микроэкономики?

[10] Гальперин В., Игнатьев С., Моргунов В. Микроэкономика: В 2-х т. СПб.: Экономическая школа, 1994, 1997; Гребенников П., Леусский А., Тарасевич Л. Микроэкономика. СПБ.: Изд-во СПбЭФ, 1996; Емцов Р., Лукин М. Микроэкономика. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997; Замков О., Толстопятенко А., Черемных Ю. Математические методы в экономике. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997; Чеканский А., Фролова Н. Теория спроса, предложения и рыночных структур. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1999; Бусыгин В., Коковин С., Желободько Е., Цыплаков А. Микроэкономический анализ несовершенных рынков. Новосибирск, 2000.

[11] Гальперин В., Гребенников П., Леусский А., Тарасевич Л. Макроэкономика. СПб.: Изд-во СПбЭФ, 1997; Смирнов А. Лекции по макроэкономическому моделированию. М.: ГУ – ВШЭ, 2000; Агапова Т., Серегина С. Макроэкономика. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996, 1997, 2000; Шагас Н., Туманова Е. Макроэкономика-2. Долгосрочный аспект. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1997; Шагас Н., Туманова Е. Макроэкономика-2. Краткосрочный аспект. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998; Дадаян В. Макроэкономика для всех. Дубна, 1996; Кавицкая И., Шараев Ю. Макроэкономика-2. М.: ГУ – ВШЭ, 1999, части 1-3.

[12] Авдашева С.Б., Розанова Н.М. Анализ структур товарных рынков: экономическая теория и практика России. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998.

[13] Голуб А., Струкова Е. Экономика природопользования. М.: Аспект Пресс, 1995; Серова Е. Аграрная экономика. М.: ГУ-ВШЭ, 1999; Гранберг А. Основы региональной экономики. М.: ГУ – ВШЭ, 2000; Колосницына М. Экономика труда. М.: Магистр, 1998; Рощин С., Разумова Т. Экономика труда. М.: ИНФРА-М, 2000.

[14] Албегова И., Емцов Р., Холопов А. Государственная экономическая политика. М.: Дело и Сервис, 1998; Агапова Т. Проблемы бюджетно-налогового регулирования в переходной экономике: макроэкономический аспект. М.: МГУ, 1998; Якобсон Л. Экономика общественного сектора. Основы теории государственных финансов. М.: Наука, 1995; Якобсон Л. Государственный сектор экономики: экономическая теория и политика М.: ГУ-ВШЭ, 2000; Экономика общественного сектора. Под ред. Е. Жильцова, Ж.-Д. Лафея. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998.

[15] Едва ли не единственные заметные опыты в этом направлении – "Макроэкономика. Курс лекций для российских читателей" Р. Лэйарда (М., 1994) и «Макроэкономическая теория и переходная экономика» Л. Гайгера (М., 1996), подготовленная, кстати, при активном участии российских экономистов.

[16] См.: Бузгалин А. Переходная экономика. М., 1994; Экономика переходного периода. М., 1995; Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России. 1991 – 1997. М., 1998. Более фундаментальными трудами являются: Аукционник С.П.  Теория перехода к рынку. М.: SvR-Аргус, 1995; Рязанов В.Т. Экономическое развитие России: реформы и российское хозяйство в XIXXX вв. СПб.: Наука, 1998.

[17] Ясин Е. Поражение или отступление? (российские реформы и финансовый кризис). – Вопросы экономики, 1999, № 2;  Ясин Е. Новая эпоха, старые тревоги: взгляд либерала на развитие России. М.: Фонд "Либеральная миссия", 2000 (сокращенный вариант см.: Вопросы экономики, 2001, №1).

[18] Назовем, например, такие работы польских экономистов, как «Социализм, капитализм, трансформация» Л. Бальцеровича (М., 1999) и «От шока к терапии» Г. Колодко (М., 2000).

[19] Назовем хотя бы последнюю книгу этого исключительно плодовитого автора, в которой он систематизирует свои более ранние труды: Иноземцев В. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М.: Логос, 2000.

[20] Осипов Ю. Опыт философии хозяйства. М.: Изд-во МГУ. 1990; Осипов Ю. Теория хозяйства. Начала высшей экономии. Т.1-3. М.: Изд-во МГУ. 1995-1998; Философия хозяйства. Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ.1999. №1-6; 2000. №1-6.

[21] Фонотов А. Россия: от мобилизационного общества к инновационному (http: //science.ru/info/fonotov/htmr).

[22] Назовем такие исследования, как: Чеканский А. Микроэкономический механизм трансформационного цикла. М.: Экономический факультет МГУ/ТЕИС, 1998; Пути стабилизации экономики России. Под ред. Г. Клейнера. М.: Информэлектро, 1999;  Опыт переходных экономик и экономическая теория. Под ред. В.В. Радаева, Р.П. Колосовой, В.М. Моисеенко, К.В. Папенова. М.: ТЕИС, 1999; Олейник А.Н. Институциональные аспекты социально-экономической трансформации. М.: ТЕИС, 2000.

[23] См.: Кордонский С. Рынки власти: Административные рынки СССР и России. М.: ОГИ, 2000.

[24] См. "Обзоры экономической политики в России" за 1997 – 1999 гг. (М., 1998, 1999, 2000).

[25] См: Политика противодействия безработице. М.: РОССПЭН, 1999; Анализ роли интегрированных структур на российских товарных рынках. М.: ТЕИС, 2000; Контракты и издержки в ресурсоснабжающих подотраслях жилищно-коммунального хозяйства. М.: ТЕИС, 2000; Средний класс в России: количественные и качественные оценки. М.: ТЕИС, 2000; Альтернативные формы экономической организации в условиях естественной монополии. М.: ТЕИС, 2000; и др.  

[26] В частности, есть несколько классических курсов “Comparative Economic Systems” (Дж. Ангресано, П. Грегори и Р. Стюарта, М. Шнитцера, С. Гарднера и др.), многие из которых переиздавались по нескольку раз.

[27] Помимо перечисленных публикации по неоинституциональной тематике появлялись в издававшемся в 1993–1994 гг. журнале "THESIS", который планировался как специализированное издание именно по новейшим зарубежным концепциям, но, к сожалению, прекратил существование из-за недостатка финансирования.

[28] Шаститко А. Неоинституциональная экономическая теория. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1998; Кузьминов Я. Учебно-методическое пособие к курсу лекций по институциональной экономике. М.: ГУ-ВШЭ, 1999; Кузьминов Я., Юдкевич М. Институциональная экономика. Учебно-методическое пособие, Части 1-3 М.: ГУ ВШЭ, 2000.

[29] Издано отдельной книгой: Олейник А. Институциональная экономика. М.: ИНФРА-М/Вопросы экономики, 2000.

[30] См., например: Голуб А., Струкова Е. Экономика природопользования. М.: Аспект-Пресс, 1995; Шаститко А. Внешние эффекты и трансакционные издержки. М., 1997 и др.

[31] См., например: Шаститко А. Экономическая теория институтов. М., 1997. На страницах журнала "Вопросы экономики" ведется дискуссия по теоретическим и практическим аспектам формирования в России рыночных институтов (См.: Евстигнеева Л., Евстигнеев Р. Проблема синтеза общеэкономической и институционально-эволюционной теорий. – Вопросы экономики, 1998, № 8; Малахов С. В защиту либерализма. – Вопросы экономики, 1998, № 8; Самсон И. Придет ли Россия к рыночной экономике? – Вопросы экономики, 1998, № 8; Нестеренко А. Переходный период закончился. Что дальше? – Вопросы экономики, 2000, № 6; Капелюшников Р. Где начало того конца?.. (к вопросу об окончании переходного периода в России). – Вопросы экономики, 2001, № 1).

[32] См.: статьи А. Радыгина, Ю. Перевалова, И. Гимади, В. Добродея и Х. Альбаха, опубликованные в журнале "Вопросы экономики" (1999, № 6); Капелюшников Р. Крупнейшие и доминирующие собственники в российской промышленности. – Вопросы экономики, 2000, № 1; Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономические аспекты). Под ред. Р. Нуреева. М., 2000. Введение, гл. 1 – 7.

[33] Макаров В., Клейнер Г. Бартер в России: институциональный этап. – Вопросы экономики, 1999, № 4; Яковлев А. О причинах бартера, неплатежей и уклонения от уплаты налогов в российской экономике. – Вопросы экономики. 1999. № 4 и др.

[34] Полтерович В. Институциональные ловушки и экономические реформы. – Экономика и математические методы, 1999, т. 35, вып.2. (http://www.cemi.rssi.ru/publicat/e-pubs/ep99001.zip).

[35] Подробнее см.: Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономические аспекты). Введение, гл. 8–14; Шабанова М. Социология свободы: трасформирующееся общество. М.: МОНФ. 2000.

[36] Кокорев В. Институциональные преобразования в современной России: анализ динамики трансакционных издержек. – Вопросы экономики. 1996. № 12. С. 61 – 72.

[37] Фактор трансакционных издержек в теории и практике российских реформ: по материалам одноименного "круглого стола". Под ред. В. Тамбовцева. М.: Экономический факультет МГУ/ТЕИС, 1998; Радаев В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр Политических Технологий, 1998; Авдашева С., Колбасова А., Кузьминов Я., Малахов С., Рогачев И., Яковлев А. Исследование трансакционных издержек и барьеров входа на рынки в российской экономике. Оценка возможностей интернализации трансакционных издержек и их вывода из сферы теневой экономики, М., 1998; Малахов С. Трансакционные издержки и макроэкономическое равновесие. – Вопросы экономики, 1998, № 11.

[38] Контракты и издержки в ресурсосберегающих подотраслях жилищно-коммуналь-ного хозяйства. Под ред. А. Шаститко. М.: БЭА. 2000

[39] Первой книгой этой серии была: "Уроки организации бизнеса" (СПб., 1994). Далее последовал перевод книги О. Уильямсона "Экономические институты капитализма" (СПб., 1996) и другие работы.

[40] См.: Право и экономика: традиционный взгляд и перспективы развития. М.: ГУ – ВШЭ, 1999.

[41] Мау В. Российские экономические реформы глазами западных критиков. – Вопросы экономики, 1999, №11–12; Мау В. Экономика и революция: уроки истории. – Вопросы экономики, 2001, № 1.

[42] Гамбарян М., Мау В. Экономика и выборы: опыт количественного анализа. – Вопросы экономики, 1997, № 4; Мау В., Кочеткова О., Жаворонков С. Экономические факторы электорального поведения (Опыт России 1995-1996 годов) http://www.iet.ru/archiv/zip/23-new/zip; Хлопин А. Становление гражданского общества в России: институциональная перспектива. В кн.: Pro et Contra. Гражданское общество. М., 1997.

[43] Голосов Г.  Партийные системы России и стран Восточной Европы. М.: Весь Мир, 1999.

[44] См., например: Мау В. Экономическая реформа: сквозь призму конституции и политики. М., 1999.

[45] См.: Российская повседневность и политическая культура: возможности, проблемы и пределы трансформации. Под ред. С. Патрушева. М.: ИСП РАН, 1996; Олейник А. Средства массовой информации и демократия (экономические предпосылки независимости электронных СМИ). – Полития. Вестник фонда "Российский общественно-политический центр", 1997, № 2;

[46] См., например: Заостровцев А. Рентоориентированное поведение: потери для общества. – Вопросы экономики, 2000, № 5.

[47] Латов Ю. Экономический анализ организованной преступности. М., 1997; Шаститко А. Неоинституциональная экономическая теория. М.: Экономический факультет/ТЕИС, 1998. Гл. 13.

[48] Латов Ю. Экономическая теория преступлений и наказаний («экономические империалисты» в гостях у криминологов). – Вопросы экономики, 1999, № 10, с. 60–75.

[49] Экономическая теория преступлений и наказаний. Под ред. Л. Тимофеева и Ю. Латова. Вып. 1. Экономическая теория преступной и правоохранительной деятельности. М.: РГГУ, 1999.

[50] Тимофеев Л. Наркобизнес. Начальная теория экономической отрасли. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1998. См. также: Тимофеев Л. Наркобизнес как экономическая отрасль (теоретический анализ). – Вопросы экономики. – 1999. – № 1; Тимофеев Л. Особенности экономического поведения наркозависимого потребителя (позитивный подход). – Вопросы экономики, 2000, № 4.

[51] См., например: Волков В. Политэкономия насилия, экономический рост и консолидация государства. – Вопросы экономики, 1999, № 10, с. 44–59.

[52] Жилина И., Иванова Н. Экономика коррупции. В кн.: Социально-экономические аспекты коррупции. М.: ИНИОН, 1998, с. 30–62.

[53] Полтерович В. Факторы коррупции. – Экономика и математические методы, 1998, № 3; Левин М., Цирик М. Коррупция как объект математического моделирования. – Экономика и математические методы, 1998, № 3; Левин М., Цирик М. Математическое моделирование коррупции. – Экономика и математические методы, 1998, № 4; Левин М. Коррупция и технологические инновации. Препринт. М.: Российская Экономическая Школа. 1999. Приложение некоторых идей экономики коррупции к современной российской ситуации см.: Кузьминов Я. Тезисы о коррупции. М.: ГУ-ВШЭ. 1999.

[54] Вишневский Р. Математическая модель экономики посредников. – Рынок ценных бумаг, 1999, № 3.

[55] Милов Л. Академик РАН И.Д. Ковальченко (1923-1995): труды и концепции. –Отечественная история, 1996, № 6, с. 85-109.

[56] С американской стороны в них участвовали такие историки-экономисты, как
У. Паркер, Г. Райт, Д. Линдстрем, Д. Филд, К.С. Леонард и др.

[57] Бородкин Л., Свищев М. Ретропрогнозирование социальной динамики доколхозного крестьянства: использование имитационно-альтернативных моделей. В кн.: Россия и США на рубеже XIXXX вв. Математические методы в исторических исследованиях. М.: Наука, 1992,  с. 348 – 365.

[58] Латов Ю., Ковалев С. Аграрный вопрос в России конца XIX – начала XX вв.: попытка неоинституционального анализа. – Вопросы экономики, 2000, № 4.

[59] Ананьин О. Исследовательская программа Торстейна Веблена: 100 лет спустя. – Вопросы экономики, 1999, № 11; История экономических учений (современный этап). М., 1998, Гл. 11. Новая институциональная теория; Фофонов А. Генезис новой институциональной экономической теории. Автореф. канд. дисс. СПб., 1998; Литвинцева Г. Введение в институциональную экономическую теорию (учебное пособие). Новосибирск, 1999; История экономических учений. Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой. М., 2000.

[60] С обзором Web-ресурсов по экономике можно ознакомиться в альманахе «Истоки»: Истоки. Вып. 4. М.: ГУ ВШЭ, 2000. С. 431 – 445. Лучшим сервером по экономической тематике остается "Московский Либертариум" (www.libertarium.ru),  где, в частности, находится обширная коллекция текстов Р. Капелюшникова, В. Найшуля, Б. Львина. По институционализму первым  специализированным сервером стала "Институциональная экономика" В. Вольчика (http://ie.boom.ru). 

[61] В журнале «Новая и новейшая история» уже появился даже специальный раздел «История и компьютер», посвященный обзорам информации в сети Интернет. (См.: Бородкин Л. И., Владимиров В. Н., Гарскова И. М. Азбука Интернета. Адресация в Интернете. Поиск информационных ресурсов в сети. В записную книжку // Новая и новейшая история. 1999. № 1. – С. 229 – 234; Бородкин Л. И., Владимиров В. Н., Силин Н. Н. Поиск в Интернете. Поиск в русскоязычной части WWW. «Апорт!», «Rambler», «Яndex». Российские общедоступные предметно-ориентированные каталоги Интернет-ресурсов // Новая и новейшая история. 1999. № 2. С. 183 – 192.)

[62] Ядов В. Теоретическая социология в России: проблемы и решения // Общество и экономика. – 1999. - №3-4. – С.313-314.

[63] Там же. С.315.

[64] Там же. С.315.

[65] Бруннер Карл. Представление о человеке и концепция соци­ума: два подхода к пониманию общества // THESIS: теория и ис­тория экономических и социальных институтов и систем. Мир че­ловека. – Осень 1993. – Т.1. – Вып. 3. – С.58; Монсон П. Лодка на аллеях парка: Введение в социологию / Пер. со швед. – М.: Весь Мир, 1994. – С. 34, 41, 56, 76; Collins Randall (ed.). Three Sociological Traditions. Selected Readings. New York-Oxford: Oxford University Press, 1985. – Р.161-260; Cuff E.C. & Payne G.C.F. (ed.) Perspectives in Sociology. – 2nd ed. – London: Unwin Hyman, 1984. – Р.24-67.

[66] Бергер П.Л. Приглашение в социологию: Гуманистическая перспектива / Пер. с англ. Г.С.Батыгина. – М.: Аспект Пресс, 1996. – С.87-88.

[67] См., например, Монсон П. Указ соч. С.35, 42; Collins Randall (ed.), Op. cit., Р.261-267; 29. Гекер Дж.Ф. Вклад Н.Кареева в социологию. Пер. главы из книги Juluis F.Hecker. Russian Sociology. A Contribution to the History of Sociological Thought and Theory. – London, 1934. – P.149–174 // Рубеж. Альманах социальных исследований. – 1992. – №3. – С.37–52 и др.

[68] Монсон П. Указ соч. С.25, 71.

[69] Заславская Т.И. Социальный механизм трансформации российского общества // Заславская Т.И. Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри / ВЦИОМ, Моск. высш.школа соц. и экон. наук. – М., 1997. – С. 283 –299. Или: Социологический журнал. – 1995. – №3. – С.5– 21; Заславская Т.И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Отв. ред.. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. – Новосибирск: Наука. Сиб.предприятие РАН, 1999. – С.149 – 167.

[70] Шаститко А. Е. Неоинституциональная экономическая теория. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС. 1999. С. 13.

[71] Олейник А. Н. Институциональная экономика. Учебно-методическое пособие. Тема 12. Домашнее хозяйство и другие организационные структуры // Вопросы экономики. 1999. N 12. С. 126.

[72] См., например: Шаститко А.Е. Указ. соч. Гл. 1, 2.

[73] Там же.

[74] Шаститко А. Указ. соч. С. 59-60.

[75] Уильямсон О. Экономические институты капитализма. Фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация. СПб.: Лениздат. 1995. С. 100.

[76] Там же. С. 60-61.

[77] Автономов В. С. Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая школа. 1998. С. 127.

[78] См.: Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело. 1993. С. 6.

[79] См., например: Veblen T. Why Is Economics Not An Evolutionary Science? // Quarterly Journal of Economics. July 1898. P. 373 - 397; Ананьин О. И. Исследовательская программа Торстейна Веблена: 100 лет спустя // Вопросы экономики. 1999. N 11. С. 49-62. Под «институциональным анализом» («подходом», «теорией») мы имеем в виду «анализ» на основе идей старого, «традиционного» институционализма. В настоящее время основными последователями этого направления являются представители «эволюционного институционализма». Настоящая глава написана в русле именно этих течений институциональной теории.

[80] Олейник А. Н. Указ. соч. С. 127.

[81] Впервые идея «фундаментальной» или «подлинной» неопределенности (отличной от риска) была, как известно, выдвинута Ф.Найтом и Дж.М. Кейнсом. См. Найт Ф. Понятие риска и неопределенности // THESIS. 1994. Вып. 5. С. 12-28; Кейнс Дж. М. Общая теория занятости // Истоки. Вып. 3. М. 1998. С. 280-292.

[82] Термин «институциональное пространство», часто используемый в этом разделе монографии, является синонимом термина «институциональная среда», применяемого многими неоинституционалистами.

[83] Hodgson G. The Ubiquity of Habits and Rules // Cambridge Journal of Economics. 1997. Vol. 21. P. 663-684; Ходжсон Дж. Привычки, правила и экономическое поведение // Вопросы экономики. 2000. N 1. С. 39-55. Похожую, но более упрощенную, классификацию можно найти в трудах некоторых представителей посткейнсианства, направления, очень близкого традиционному (а также эволюционному) институционализму. См., например: Lavoie M. A Post Keynesian Approach to Consumer Choice // Journal of Post Keynesian Economics. Vol. 16 (4). P. 539-562.

[84] Ходжсон Дж. Указ. соч. С. 41.

[85] Там же. С. 41.

[86] Там же. С. 41. Дж. М. Кейнс писал, что в ситуации неопределенности будущих событий «не существует никакой научной основы для вычисления какой-либо вероятности этих событий. Мы этого просто не знаем». (Кейнс Дж. М. Указ. соч. С.284.).

[87] См.: Кейнс Дж. М. Указ. соч. С. 285. По поводу близости теории Дж. М. Кейнса институциональному подходу Т. Веблена, см.: Mouhammed A. H. Veblen and Keynes: On the Economic Theory of the Capitalist Economy // Journal of Institutional and Theoretical Economics. 1999. Vol. 155. P. 594-609.

[88] См.: Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М., 1978. Гл. 12.

[89] См.: Rutherford M. Institutions in Economics. The Old and The New Institutionalism. Cambridge: Cambridge University Press. 1995. P. 51-62.

[90] Это определение принадлежит американскому философу Дж. Дьюи, повлиявшему на основателей институционализма. См.: Автономов В. С. Указ. соч. С. 194.

[91] Данный аспект подчеркивался еще Т. Вебленом: Veblen T. Op. cit. P. 389-390.

[92] Концепция ограниченной (или процедурной) рациональности и следующий из нее принцип «ориентации на удовлетворительный результат» были впервые предложены Г.Саймоном (см., например: Саймон Г. Теория принятия решений в экономической теории и науке о поведении // Вехи экономической мысли. Том 2. Теория фирмы. СПб.: Экономическая школа, 1999. С. 54-72) и ныне получили большое распространение как среди (эволюционных) институционалистов, так и среди посткейнсианцев. См., в частности: Lavoie M. Op. Cit. P. 544. Lah M. & Susjan A. Rationality of Transitional Consumers: A Post Keynesian View // Journal of Post Keynesian Economics. 1999. Vol. 21 (4). P. 590. При этом следует учитывать, что идея ограниченной рациональности не обязательно приводит к отказу от предпосылки оптимизирующего поведения: если указанная ограниченность обосновывается не на основе издержек принятия решений, а на основе издержек поиска информации, то допущение оптимизации сохраняется. Именно так применяется идея ограниченной рациональности в неоинституциональной традиции. См. также: Олейник А. Н. Институциональная экономика. Учебно-методическое пособие. Тема 2. Норма как базовый элемент институтов // Вопросы экономики. 1999. N 2. С. 149.

[93] Термин «рутины» впервые (в 1982 году) был введен в экономическую теорию основоположниками эволюционного институционализма Р. Нельсоном и С. Уинтером - см. русское издание их пионерной работы: Нельсон Р. и Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М.: ЗАО «Финстатинформ». 2000. Гл. 5. Но там данный термин применяется в отношении фирмы. Мы же используем это понятие в контексте, предложенном А. Олейником: см. Олейник А.Н. Указ. соч. С. 127.

[94] Там же. С. 127.

[95] Там же. С. 127.

[96] Там же. С. 128.

[97] Там же. С. 129.

[98] Уильямсон О. Указ. соч. С. 97-100.

[99] Там же. С. 100-101.

[100] Такое определение обычаев дал один из основателей институционализма Дж. Коммонс. См.: Автономов В. С. Указ. соч. С. 195.

[101] Подробнее см.: Тамбовцев В.Л. Государство и переходная экономика: пределы управляемости. Раздел 4. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС. 1997.

[102] См.: Lah M. & Susjan A. Rationality of Transitional Consumers: A Post Keynesian View // Journal of Post Keynesian Economics. 1999. Vol. 21 (4). P. 589-602; Rozmainsky I.V. The Big-Bang Strategy and The Problems of Non-Rational Behavior in the Transitional Economy of Russia. http://ie.boom.ru/Rozmainsky/Rozmainsky1.htm

[103] Отсюда следует, что институциональный анализ, в отличие от неоклассического, позволяет учесть синдром «зеленого винограда», упомянутый в пункте 6) параграфа 11.

[104] Подробнее об этом в главе 3 данного раздела. Об институционализации неправовой свободы см. также: Шабанова М. Социология свободы: трансформирующееся общество. М.: МОНФ, 2000. С.252-257; Шабанова М. А. «Неправовая свобода» и социальная адаптация // Свободная мысль. 1999. №11. С.54-67.

[105] См. также главу 11 настоящей монографии.

[106] Подробнее об этом в главе 6 данной части.

[107] Подробнее об этом см. главы 4 и 5 данной части.

[108] Подробнее см.: главы 3 и 6 данной части и главу 9 второй части.

[109] Подробнее см. главу 5 данной части.

[110] О роли феномена бедности см. также главу 5.

[111] См.: Кейнс Дж. М. Общая теория занятости. С. 295; Розмаинский И.В. «Конвенциональная теория ожиданий»: вызов теории рациональных ожиданий // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1996. Вып. 2. С. 114-118.

[112] Шишкин М. В., Кашин А. Л. Рынок ценных бумаг в современной России: специфика становления и особенности функционирования // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1996. Вып. 4. С. 14-20.

[113] См.: Бутенко А. П., Колесниченко Ю. В. Менталитет россиян и евразийство: их сущность и общественно-политический смысл // Социол. исслед. 1996. №5. С. 94.

[114] Этот перечень не является исчерпывающим и его можно дополнить другими компонентами (например, склонностью к риску или избеганием его), которые, однако, мы считаем более второстепенными.

[115] С историей развития этнологических исследований (хотя и не в полном виде) можно ознакомиться по следующим изданиям: Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию СПб.: Издательский дом «П. Э. Т.» при участии издательства «Алетейя», 1996; Саракуев Э. В., Крысько В.Г. Введение в этнопсихологию. Учебно-методическое пособие для студентов. М.: Институт практической психологии, 1996. Гл. II. C. 25 – 47; Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН, «Академический проект», 1999. Часть вторая. С. 45 – 100.

[116] У истоков официальной этнопсихологии стояли немецкие лингвисты М. Лацарус и Г. Штейнталь, провозгласившие рождение науки о «народном духе» началом издания в 1859 году журнала «Психология народов и языкознание». В своей программной статье «Вводные рассуждения о психологии народов» они сформулировали мысль о том, что главная сила истории – народ, или «дух целого», который выражает себя в искусстве, религии, языке, мифах, обычаях и т.д. Индивидуальное же сознание есть лишь его продукт, звено некоторой психической связи. Отсюда задача социальной психологии – познать психологически сущность духа народа, открыть законы, по которым протекает духовная деятельность народа. См.: Вундт В. Проблемы психологии народов. М., 1912; Фуллье А. Психология французского народа. СПб.: Ф. Павленков, 1899; Фуллье А. Психология русского народа // Вестник воспитания. 1905. № 4. Разд. 1. С. 85 – 99.

[117] Надеждин Н. Н. Об этнографическом изучении русского народа // Записки Русского Географического Общества. Кн. 2. СПб., 1847; Стефаненко Т. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН, «Академический проект», 1999. С. 50 – 52.

[118] Сеченов И. М. Замечания на книгу г. Кавелина «Задачи психологии» // Избранные философские и психологические произведения. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1947.

[119] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990; Бердяев Н. А. Русская идея // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. СПб., 1992; Бердяев Н. А. Судьба России: Сочинения М.: ЭКСМО – Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, 1999; Лосский Н. О. Характер русского народа. Посев, 1957; Булгаков С. Н. Нация и человечество // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2; Булгаков С. Н. Расизм и христианство // С.Н. Булгаков. Труды по социологии и теологии. В 2-х т. Т. 2. Статьи и работы разных лет. 1902 – 1942. – М.: Наука, 1997; Булгаков С. Н. Человечество против человекобожия // С. Н. Булгаков. Труды по социологии и теологии. В 2-х т. Т. 2. Статьи и работы разных лет. 1902 – 1942. М.: Наука, 1997; Булгаков С. Н. Размышления о национальности // Сочинения. Т. 2; Вышеславцев Б. П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6; Ильин И. А. Основы христианской культуры // Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. Т. 1; Ильин И. А. Путь духовного обновления // Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. Т.1; Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996; и др.

[120] Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН, «Академический проект», 1999. С. 58.

[121] Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966; Поршнев Б.Ф. Принципы социально-этнической психологии. М., 1964; Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Гидрометеоиздат, 1990; Гумилев Л.Н. Этносфера. История людей и история природы. М.: Экопрос, 1993.

[122] Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994; Кон И.С. Психология предрассудка (о социально-психологических корнях этнических предубеждений) // Кон И.С. Социологическая психология. М. – Воронеж, 1999; Кон И. С. К проблеме национального характера // Кон И. С. Социологическая психология. М. – Воронеж, 1999; Кон И. Эпоху не выбирают // Социологический журнал. 1994. № 2.

[123] Исследование проводилось Г. Хофстедом по четырем показателям: PDI (Power Distance) – дистанция по отношению к власти; UAI (Uncertainty Avoidance) – стремление избежать неопределенности; IDV (Individualism) – индивидуализм; MAS (Masculinity) – мужественность. См.: Hofstede G. Culture`s consequences: Intern Differences in work-related volues. Beverly Hills, L., 1980; Hofstede G. Cultures and Organizations (Software of the Mind). Harper Collins Publishers, 1994; Hofstede G. Cultural Constrains in Management Theories. Academy of Management Executive. 1993. Vol. 7. № 1; Федотова В.Г. Компаративистика как метод анализа истории культуры // Очерки по истории мировой культуры. Учебное пособие. Под ред. Т.Ф. Кузнецовой. М.: «Языки русской культуры», 1997. С. 481 – 484.

[124] Культурный синдром – определенный набор ценностей, установок, верований, норм и моделей поведения, которыми одна группа культур отличается от другой. Х. Триандис выделяет трех культурных синдромов: простота/сложность, индивидуализм / коллективизм, открытость/закрытость. См.: Triandis H.C. Psychology and culture // Annual Review of Psychology. 1973. V. 24; Triandis H.C. Culture and social behaviour. N. Y., 1994.

[125] В основе проведенного У. Оучи исследования лежат семь переменных организационной культуры: обязательства организации по отношению к своим членам; оценка выполнения работы; планирование карьеры; система контроля; принятия решений; уровень ответственности; интерес к человеку. Сравнительному изучению были подвергнуты японские, типичные американские компании и американские компании типа «Z» (соединение японской и американской деловой организации). См.: Ouchi W. Theory «Z»: How American business can meet the Japanese challenge. Reading, Ma.: Addison-Wesley, 1981.

[126] Р.Д. Льюис классифицирует культуры на три группы: моноактивные культуры – культуры, в которых принято планировать свою жизнь, составлять расписания, организовывать деятельность в определенной последовательности, заниматься только одним делом в данный момент; полиактивные культуры – подвижные, общительные народы, привыкшие делать много дел сразу, планирующие очередность дел не по расписанию, а по степени относительной привлекательности, значимости того или иного мероприятия в данный момент; реактивные культуры – культуры, придающие наибольшее значение вежливости и уважению, предпочитающие молча и спокойно слушать собеседника, осторожно реагируя на предложения другой стороны. См.: Льюис Р. Д. Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию. М.: Дело, 1999.

[127] Разницу между учеными прошлого и нынешнего веков можно проиллюстрировать таким примером. О том, что американцы – это нация индивидуалистическая, а японцы – нация коллективистов, знали еще в XIX в. Однако тогда это знание основывалось на качественных оценках субъективного и приблизительного характера (оценка «на глазок»). В ХХ в. на основе обработки данных массовых социологических исследований уже рассчитывают «индексы индивидуализма» (см., например, работы Г. Хофстеда), при помощи которых можно количественно определить, насколько велик разрыв по данному признаку между американцами и японцами. См.: Ментальность россиян (Специфика сознания больших групп населения России). М.: «Имидж – Контакт», 1997.

[128] Русские (этносоциологические очерки). М.: Наука, 1992; Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М.: «Наука», 1993.

[129] Следует подчеркнуть, что отечественная этносоциология сейчас ориентируется именно на Запад (США, Западную Европу), а не на Восток. Если для восточной традиции (например, японской этнологии) характерен примат теории над практикой, то западная традиция имеет ярко выраженный прикладной, инструментальный характер – она занята не столько выяснением причин и глубинной сущности изучаемого явления, сколько поиском способов его практического использования в деловой практике.

[130] Агеев В.С. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. М.: Издательство Московского университета, 1990.

[131] Андерсон Р., Шихирев П. «Акулы» и «дельфины» (психология и этика российско-американского делового партнерства). М.: «Дело ЛТД», 1994.

[132] Сикевич З. В. Национальное самосознание русских (социологический очерк). М.: Механик, 1996; Сикевич З.В. Русские: «образ» народа (социологический очерк). СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1996; Сикевич З. В. Социология и психология национальных отношений. СПб.: Изд-во Михайлова В. А., 1999.

[133] Грачев М. Менеджмент в «международной системе координат» // Экономические стратегии. 1999. № 2.

[134] Наиболее свежим и многообещающим примером новых научных подходов, сочетающих сбор эмпирических данных с их теоретическим обобщением, является исследование ученых Российского независимого института социальных и национальных проблем, проведенное в 1995 – 2000 гг. См.: Россия на рубеже веков. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), Российский независимый институт социальных и национальных проблем (РНИСиНП), 2000.

[135] Разделы 2.2.3 и 2.2.4 написаны Е.С. Балабановой, при работе над разделами 2.2.1, 2.2.2 и 2.2.5 использованы некоторые подготовленные ею материалы.

[136] Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 1998. С. 209, 213.

[137] Ключевский В.О. Сочинения: В 8 т. Т. I. М., 1956. С. 314.

[138] Даже к началу XIX в. средние урожаи зерновых составляли всего порядка сам–3 (Милов. Л.В. Ук. соч. С. 189).

[139] Милов Л.В. Ук. соч. С. 411.

[140] О принципах «моральной экономики», открытых впервые американским ученым Дж. Скоттом в странах Азии, см., например, брошюры А.И. Фурсова: Проблемы социальной истории крестьянства Азии. Вып. 1. Новейшие модели крестьянина в буржуазных исследованиях. М.: ИНИОН, 1986. С. 41 – 185; Проблемы социальной истории крестьянства Азии. Вып. 2. «Моральный крестьянин» или «рациональный крестьянин»? М.: ИНИОН, 1988.

[141] Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999. С. 100.

[142] Магун В. Российские трудовые ценности в сравнительной перспективе // Социологические чтения. Вып. 2. М., 1997. С. 150.

[143] «В целом можно сказать, что православие призывает “молиться и трудиться”, в то время как формула католицизма – “трудиться и молиться”, а протестантизм убежден в том, что труд и есть молитва» (Коваль Т. Этика труда православия // Общественные науки и современность. 1994. № 6. С. 59). См. также: Тюгашев Е.А. Православное отношение к труду в зеркале нравственного богословия // Человек. Труд. Занятость. Вып. 2. Новосибирск, 1998. С. 40 – 50.

[144] Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994. С.118.

[145] Клопыжникова Н.М. Влияние традиционной крестьянской культуры на становление рыночных отношений на селе // Проблемы перехода России к рыночной экономике. Выпуск V. М.: МОНФ, 1996. С. 103-106.

[146] Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 81-88.

[147] Вагин В.В. Русский провинциальный город: ключевые элементы жизнеустройства // Мир России. Том VI. 1997, № 4. С. 61.

[148] С «Основами социальной концепции русской православной церкви», принятыми Архирейским Синодом Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 г., можно ознакомиться в Интернете на сервере «ГРАД БОЖИЙ: Социальное учение православной Церкви» по адресу: http://civitasdei.boom.ru/doctrin0.htm.

[149] Знакомство даже с русскоязычной литературой демонстрирует вопиющее противоречие между довольно большим массивом изданий, освещающих хозяйственную этику с позиций протестантизма и католицизма, и полным отсутствием трудов по хозяйственной этике православных мыслителей. См.: Нейхауз Р.Д. Бизнес и Евангелие. Вызов христианину-капиталисту. М.: ВЕРА И МЫСЛЬ, 1994; Рих А. Хозяйственная этика. М.: Посев, 1996; Новак М. Дух демократического капитализма. Минск, 1997. Единственное монографическое исследование, посвященное православной хозяйственной этике (Жижко Е.В. Россия и рынок: православная этика и дух капитализма. Красноярск, 1995), принадлежит светскому социологу.

[150] Бессонова О.Э. Институциональная теория хозяйственного развития России / Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. Новосибирск, 1999; Она же. Раздаток: институциональная теория хозяйственного развития России. Новосибирск, ИЭиОПП, 1999. С точки зрения теории экономических систем «раздаточная экономика» есть понятие, синонимичное знаменитому «азиатскому способу производства».

[151] Фонотов А.Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному // http://science.csa.ru/info/fonotov.

htmr.

[152] Никулин А.М. Предприятия и семьи в России: социокультурный симбиоз // Куда идет Россия? Трансформация социальной сферы и социальная политика / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: Дело, 1998.

[153] Государство и частное предпринимательство в условиях «догоняющего развития» (Круглый стол) // Общественные науки и современность. 1999. № 1. С. 7.

[154] Наумова Н.Ф. Социальная политика в условиях запаздывающей модернизации // Социологический журнал, 1994. № 1.

[155] Цит. по: Ментальность россиян. С. 100.

[156] Голенкова З.Т. Гражданское общество в России // Социологические исследования. 1997. № 3. С.29.

[157] Нуреев Р.М. Курс микроэкономики: Учебник для вузов. М., 2000. С. 63.

[158] Социология труда в новых условиях: Межвузовский сборник статей. Самара: СамГУ, 1992. С. 12-13.

[159] Лапыгин Ю.Н., Эйдельман Я.Л. Мотивация экономической деятельности в условиях российской реформы. М.: Наука, 1996. С. 92-93.

[160] Никулин А.М. Указ. соч.

[161] Советский простой человек. С.62.

[162] Достоевский Ф.М. Указ. соч. С.235.

[163] Сорокин П. Проблема социального равенства / Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество / Общ. ред. А.Ю. Согомонова. М.: ИПЛ, 1992. С.252.

[164] Соловьев Э.Ю. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права / Квинтэссенция: Философский альманах. М.: ИПЛ, 1990. С.183.

[165] Хакамада С. Самоорганизация и стихийность: опыт сравнительного социально-психологического анализа Японии и России // Социологические исследования, 1999. № 4. С. 13.

[166] Тукумцев Б.Г. О новом типе работника, порожденном советской общественной системой / Социология труда в новых условиях: Межвузовский сборник статей. Самара: Самарский университет, 1993.С.97.

[167] Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000; Она же. Экономические институты России: материально-технологические предпосылки развития // Общественные науки и современность, 1999. № 6.

[168] Нуреев Р.М. Азиатский способ производства как экономическая система. В кн.: Феномен восточного деспотизма. М.: 1993. С. 62-87.

[169] Кирдина С.Г. Экономические институты России: материально-технологические предпосылки развития.

[170] Dahrendorf R. Reflections on the Revolution in Europe. L.: Chatto and Windus, 1990.

[171] Hofstede G. Culture`s consequences: Intern Differences in work-related volues. Beverly Hills, L., 1980.

[172] В качестве метода изучения применялся анкетный опрос работников компании IBM в различных странах в 1967 – 1973 гг. (общее количество респондентов превышало 100 тыс. человек). Полученные в ходе опроса ответы были расположены на пятибалльной шкале и по ним делался расчет средней. На основе средней величины по каждому показателю вычислялся свой индекс: из средней величины вычиталась цифра 3, полученный результат умножался на 25 и к нему добавлялась цифра 50. Таким образом, индексу придавалось значение по шкале от 0 до 100 баллов. См.: http://www.afs.org/efil/old-activities/surveyjan98.htm.

[173] Впрочем, данные по России не были получены Г. Хофстедом из стандартных вопросников, а рассчитаны по косвенным источникам типа данных национальной статистики, описания российских архетипов в литературе, результатов локальных исследований.

[174] Наумов А. Хофстидово измерение России (влияние национальной культуры на управление бизнесом) // Менеджмент. 1996. № 3.

[175] Исследование проводилось в 1995 г. и представляло собой опрос жителей четырех регионов России и Украины (квотная выборка). Респонденту предлагалось из каждой пары пословиц отметить ту, которая больше соответствует его жизненной позиции.

[176] По мнению А. Наумова, эта выборка соответствует контингенту респондентов Г. Хофстеда. На наш взгляд, такой отбор респондентов трудно назвать вполне репрезентативным – вряд ли ментальность учеников Школы бизнеса вполне типична для образа мыслей граждан России. Видимо, именно этим и объясняется разница, иногда очень существенная, между показателями самого Г. Хофстеда и А. Наумова.

[177] Опросу подверглось 450 менеджеров из трех различных сфер деятельности (соответственно по 150 анкет).

[178] В публикации М. Грачева, к сожалению, не указывается полного списка стран и не дается точных количественных показателей по каждой стране в отдельности, показаны лишь группы стран с близкими к России показателями.

[179] В таблицах по материалам проекта GLOBE подчеркнуты те страны, данные по которым мы можем найти также и в исследовании Г. Хофстеда.

[180] Ориентируясь на всемирно признанное исследование Г. Хофстеда, произведем некоторые элементарные математические процедуры с показателями, данными в исследовании GLOBE, для получения числовых показателей, аналогичных тем, которые использовал голландский этносоциолог. Для сопоставления данных необходимо 53-балльную шкалу GLOBE (примем 1 место в рейтинге исследования GLOBE за 1 балл показателя) перевести в 100-балльную (Г. Хофстед использовал 100-балльную шкалу, а в исследовании GLOBE были изучены 53 страны (включая Россию)). Для этого показатели по проекту GLOBE умножаются на 100, а потом делятся на 53, то есть 41 (35)  100 : 53 = 77 (66). При сравнении количественного показателя представленного здесь признака необходимо обратить внимание на тот факт, что максимальная выраженность признака по Хофстеду – Наумову свидетельствует об индивидуализме, в то время как в проекте GLOBE – о коллективизме. С учетом этого необходимо поменять полярность шкалы в проекте GLOBE, то есть из максимально возможного признака (то есть теперь 100) вычесть его реальный показатель. Получаем 100 – 77 (66) = 23 (34). Обратим внимание на то, что, согласно исследованию GLOBE, Гватемала, Сингапур, Египет, Индонезия, Тайланд и Мексика имеют близкий к России показатель, то есть в индексах Г. Хофстеда что-то около 23. Это практически полное совпадение может служить доказательством самой принципиальной возможности сравнения показателей по России, полученных при помощи разных методик.

[181] Г. Хофстед, а вслед за ним и А. Наумов определяют этот показатель по реакции подчиненных, полагая ее более соответствующей разнице в дистанции по отношению к власти, чем реакция руководителей.

[182] Перевод количественного показателя по исследованию GLOBE в шкалу Г. Хофстеда упрощается благодаря однонаправленности шкал, применяемых в обоих исследованиях. Таким образом – 41 (19)  100 : 53 = 77 (36). Обратим внимание на то, что Индия у Г. Хофстеда имеет точно такой же индекс (77), а Колумбия и Турция близки к нему, чего, правда, не скажешь об Испании.

[183] Переведя шкалу GLOBE в 100-балльную, получаем следующие числовые показатели: 1 (38)  100 : 53 = 1,9 (72), а с учетом разнонаправленности шкал – 98 (28). Близкий показатель мы видим как у Греции, так и у Венесуэлы. Полученный нами показатель почти соответствует тому, который был вычислен Г. Хофстедом, а показатель А. Наумова опять оказался существенно ниже.

[184] Следует оговорить один существенный недостаток этого социометрического исследования: в то время как данные Г. Хофстеда по зарубежным странам характеризуют ситуацию 1970-х гг., данные по России относятся к 1990-м гг. К сожалению, нам пока не удалось обнаружить сравнительных социометрических данных по экономической культуре, которые бы включали Россию и относились к одному и тому же моменту времени.

[185] Схожие черты характерны, видимо, и для народов большинства других постсоветских государств. Исследование по методике Г. Хофстеда, проведенное в 1999 г. на Украине под руководством И.В. Агеевой, дало показатели, довольно близкие к российским: индекс индивидуализма – 53, дистанции по отношению к власти – 70, избегания неопределенности – 63. См.: http://www.stcu.kiev.ua/tr_kiev_2/cd-web/materials/ageeva/index.htm.

[186] Friedman Milton. Capitalism and Freedom / With the assistance of Rose D. Friedman. Chicago and London: The University of Chicago Press, 1982. Р.10.

[187] Гаджиев К.С. Эпоха демократии? // Вопросы философии. 1996. № 9. С.6.

[188] Стратегия для России: повестка дня для Президента - 2000. М.: Изд-во Вагриус, 2000. С. 16-17.

[189] Здесь и далее приводятся данные серии социологических обследований, проведенных в городской и сельской местности Новосибирской области и Алтайского края. Выборочная совокупность городского населения (602 чел., 1998, 1999 гг.) репрезентирует генеральную по полу и возрасту трудоактивного населения. Информационной базой сельских исследований стали данные серии социологических обследо­ваний, проведенных ИЭ и ОПП СО РАН в Алтайском крае (один сельский район - 1995 г.) и Новосибирской области (один сельский район и малый город - 1996 г., два сельских района - 1997 г.). Выборочная совокупность репрезентирует генеральную по полу, возрасту и уров­ню образования взрослого населения (1995г., 344 чел.) и населения трудос­пособного возраста (1996г., 340 чел.), по полу и возрасту взрослого насе­ления (1997г., 551 чел.).

[190] Заславская Т.И. Социальный механизм трансформации российского общества // Заславская Т.И. Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри / ВЦИОМ, Моск. высш.школа соц. и экон. наук. М., 1997. С. 283 –299.

[191] Меджевский А.А., Гирин С.А., Мизерий А.И. Граждане и эксперты о коррупции // Социологические исследования. 1999. №12. С.87 - 88; Радаев В. Теневая экономика в России: изменение контуров // Pro et Contra. 1999. Том 4. №1. С.13, 19 - 20; Рывкина Р.В. От теневой экономики к теневому обществу // Pro et Contra. 1999. Том 4. №1. С.32–33.

[192] Аргументы и факты. 1998. № 11. С.6.

[193] Шабанова М.А. Социология свободы: трансформирующееся общество. М.: МОНФ, 2000. С.299-303.

[194] Кто правит Россией? Интервью с С.Собяниным // Аргументы и факты. 1998. №30. С. 4.

[195] Левада Ю.А. 1989-1998: десятилетие вынужденных поворотов // Куда идет Россия?..Кризис институциональных систем: Век, десятилетие, год / Под общ. ред. Т.И.Заславской. М.: Логос, 1999. С.125.

[196] «Серый кардинал» и его ПАПА. Геннадий Бурбулис вспоминает о годах работы с Борисом Ельциным. Беседовал Дмитрий Макаров // АиФ, №30, 2000, С.8.

[197] Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М.: Мысль, 1993. С.68.

[198] Валицкий А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца XIX – начала ХХ века // Вопросы философии. 1991. №8. С. 25–40; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995; и др.

[199] Валицкий А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца XIX – начала ХХ века // Вопросы философии. 1991. №8. С. 25.

[200] Мы рассмотрим лишь один аспект данной теории – о месте субъектов микроуровня в институциональных переменах. Целостное изложение данной теории см.: Заславская Т.И. Социальный механизм трансформации российского общества // Заславская Т.И. Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри / ВЦИОМ, Моск. высш.школа соц. и экон. наук. М., 1997. С. 283 –299 (или: Социологический журнал. 1995. №3. С.5-21); Заславская Т.И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Отв. ред.
Т.И. Заславская, З.И. Калугина. Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1999. С.149 – 167, и др.

[201] Заславская Т.И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. Новосибирск: Наука. Сиб.предприятие РАН, 1999. С.149-150.

[202] Там же. С.150.

[203] Заславская Т.И. Социальный механизм трансформации российского общества // Заславская Т.И. Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри / ВЦИОМ, Моск. высш.школа соц. и экон. наук. М., 1997. С. 288 –289.

[204] Там же. С.284, 285.

[205] Заславская Т.И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина.  Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1999. С.149, 153-154.

[206] Заславская Т.И. Поведение массовых общественных групп как фактор трансформационного процесса // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2000. №6. С.16; Заславская Т.И. О роли социальной структуры в трансформации российского общества // Куда идет Росиия?.. Власть, общество, личность / Под общ.ред. Т.И.Заславской. М.: 2000. С.223.

[207] Заславская Т.И. О роли социальной структуры в трансформации российского общества // Куда идет Росиия?.. Власть, общество, личность / Под общ.ред. Т.И.Заславской. М.: 2000. С. 223-224.

[208] Элстер Й. Влияние прав человека на экономическое развитие // Российский бюллетень по правам человека. Проектная группа по правам человека. М., 1994. Вып. 4. С.6.

[209] Кинсбурский А.В. Социальное недовольство и потенциал протеста // Социологические исследования. 1998. №10. С.94.

[210] Нуреев Р.М. Введение в институциональный анализ // Трансформация экономических институтов… С.18.

[211] Капелюшников Р. Российский рынок труда ...С.132.

[212] Там же.

[213] Заславская Т.И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Ред. кол.: Отв. ред. Т.И.Заславская, З.И.Калугина. Новосибирск: Наука. Сиб. Предприятие РАН, 1999. С.149-167.

[214] В частности, относительно невысокие темпы роста безработицы в 90-е годы связываются с выбором социальных издержек, который сделало общество при переходе к рыночной системе; суть выбора состоит в замещении огромной безработицы резким снижением оплаты труда. По мнению Л.А.Гордона и Э.В.Клопова, это является следствием уравнительных умонастроений, остатков патерналистских порядков, неподготовленности управленцев к работе в условиях рынка. В итоге безработица в России оказалась сопряженной с высокой избыточной занятостью на предприятиях. (Гордон Л.А., Клопов Э.В. Социальные эффекты и структура безработицы в России // Социс. 2000. №1. С.24-34.)

[215] См., напр.: Бруннер К. Представление о человеке и концепция социума: два подхода к пониманию общества // THESIS.1993. Том.1. Вып.3. С.51-72.

[216] Жеребин В., Романов А. Экономика домашних хозяйств. М.: Финансы-ЮНИТИ, 1998. С.25.

[217] Шрадер Х. Экономическая антропология. СПб.: «Петербургское востоковедение». 1999. С.110.

[218] См.: Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Теодора Шанина. М.: Логос, 1999; Радаев В.В. Экономическая социология. Курс лекций: Учеб. пособие. М.: Аспект Пресс, 1997. С.209-222.

[219] Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика современной России // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Теодора Шанина. М.: Логос, 1999. С.22.

[220] Радаев В.В. Экономическая социология. Курс лекций: Учеб. пособие. М.: Аспект Пресс, 1997. С. 278.

[221] Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000.

[222] См.: Радаев В.В. Экономическая социология. Раздел 6.

[223] Под полями понимаются институционализированные арены, на которых участники с разными организационными способностями ориентируют свое поведение относительно друг друга (Флигстайн Н. Поля, власть и социальный талант. Критический анализ теории нового институционализма (ноябрь 1997) / Пер. с англ. Летняя школа «Постсоветское общество: новые методы исследования и модели интерпретации». Центр социологического образования Института социологии РАН и Институт «Открытое общество», 30 июня – 12 июля 1999 г., Москва. С.9). По мнению данного автора, всем теориям институционализма необходимы концепции полей и действия.

[224] «Когда индивидуальные привычки разделяются обществом или группой и укрепляются в этих пределах, они принимают форму социально-экономических институтов» (Ходжсон Дж. Привычки, правила и экономическое поведение // Вопросы экономики. 2000. №1. С.55).

[225] В литературе используется ряд родственных терминов: экономическое сознание, хозяйственная мотивация, экономический образ мышления, профессиональная перспектива (см.: Боенко Н.М. Социологические проблемы рыночной экономики// Социология молодежи. СПб, 1996. С. 171-185; Головаха Е.И. Жизненная перспектива и профессиональное самоопределение молодежи. Киев: Наукова думка, 1988; Радаев В.В. Экономическая социология; Соколова Г.Н. Экономическая социология. Учебник. М.: ИИД "Филинъ"; Мн.: "Беларусская навука", 2000 и др.).

[226] См., напр.: Нельсон Р., Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М.: ЗАО «Финстатинформ», 2000. С.120; Ходжсон Дж. Привычки, правила и экономическое поведение. В психологии, которая традиционно занимается навыками, последние определяются как действия, хорошо освоенные путем повторения с отсутствием поэлементной сознательной регуляции и контроля (Краткий психологический словарь. М.: Политиздат, 1985. С.195).

[227] Бруннер К. Представление о человеке и концепция социума: два подхода к пониманию общества. С.63.

[228] Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям перехода к рыночной экономике в России / Под ред. В. Кабалиной и С. Кларка. М.,1999. С.15.      

[229] Подробнее об этом см. параграф 9.1. Мотивация труда.

[230] Волгин Н.А. Оплата труда в России: проблема теории и современной практики / Возвращение Питирима Сорокина. М.,2000. С.394.

[231] Белозерова С. Цель - занятость полная и эффективная // Человек и труд. 1997. №12. С.35.

[232] Социально-трудовые процессы на предприятиях промышленности // Человек и труд. 1997. №10. С.82-83.

[233] Дунаева И. Молодежь на рынке труда // Вопросы экономики. 1998. №1. С.82.

[234] Крутой пласт. Шахтерская жизнь на фоне реструктуризации отрасли и общероссийских перемен. Под. ред. Л.А. Гордона, Э.В. Клопова, И.С. Кожуховского. М.: Комплекс- Прогресс. 1999. С.33.

[235] Романов П.В. Формальные организации и неформальные отношения: кейс-стади практик управления в современной России. Саратов: Издательство Саратовского университета. 2000. С.47.

[236] Более подробно об этих предприятиях см. Главу 9.1. Мотивация труда.

[237] Радаев В.В. Экономическая социология. М.: Аспект Пресс. 1997. С.210-219.

[238] Олейник А.Н. Институциональная экономика. М.: Инфра-М. 2000. С.383.

[239] См., например: Романов П.В. Указ. соч. С.43; Шершнева Е.Л., Фельдхофф Ю. Культура труда в процессе социально-экономических преобразований: опыт эмпирического исследования на промышленных предприятиях России. СПб.: Петрополис.1999. С.111.

[240] Полякова Н.В. Экономическое поведение. Иркутск.: ИГЭА. 1998. С.145.

[241] Патрушев В.Д., Бессокирная Г.П., Темницкий А.Л. Рабочие на частном предприятии: мотивация, оплата труда и удовлетворенность работой // Социологические исследования. 1998. №4. С. 39.

[242] См., например: Алашеев С. Неформальные отношения в процессе производства: взгляд изнутри // Социологические исследования. 1995. №2. С.12-19; Максимов Б.И. Положение рабочих на приватизированных предприятиях / Социальные проблемы труда в современном обществе и вопросы совершенствования преподавания социологии труда в вузах. СПб.,1999. С.53-59; Романов П.В. Указ. соч. С.13-50.

[243] Темницкий А.Л., Бессокирная Г.П. Коллективистские трудовые отношения на частном промышленном предприятии // Социологический журнал. 1998. №1/2. С.205.

[244] Проект “Совладание в посткоммунистической России: социальные и экономические стратегии андекласса”, финансируемого Институтом “Открытое общество” (проект № 153/1998). Коллектив проекта: В.Радаев (руководитель), Е. Балабанова, М. Бурлуцкая, А. Дёмин, О. Кузина, Л. Петрова).

[245] См.: Дёмин А.Н., Попова И.П. Способы адаптации безработных в трудной жизненной ситуации // Социс. 2000, №5.

[246] См.: Варшавская Е., Донова И. Вторичная занятость населения // Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям переходной экономики России / Под ред. В.Кабалиной и С.Кларка. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. С. 111-112. Авторы приводят результаты опроса 4 тысяч домохозяйств, проведенного в 1998 году в Кемерово, Самаре, Сыктывкаре и Люберцах. По их данным, годовой уровень вторичной занятости среди населения в возрасте 15-72 года колеблется в районе 20%. Среди официально зарегистрированных безработных он составляет 35,9%, но, как следует из текста, респондентам задавался вопрос о подработках за последние 12 месяцев, а не в настоящее время. Тем не менее это число только подтверждает феномен «параллельных миров».

[247] Шрадер Х. Экономическая антропология. С.110.

[248] Демин А. Адаптация молодежи к социальным изменениям // Социальные изменения в России и молодежь / Научный ред. В.Магун. М.: Московский общественный научный фонд, 1997. С.14.

[249] См.: Lazarus R.S., Folkman S. Stress, appraisal, and coping. N.Y.: Springer, 1984; Moos R.H. (Ed.) Coping with life crises: An integrated approach. N.Y.: Plenum press, 1986; Нартова-Бочавер С.К.Сoping behaviour” в системе понятий психологии личности// Психол. журн. 1997. Т.18. №5; Либина А., Либин А. Стили реагирования на стресс: психологическая защита или совладание со сложными обстоятельствами? // Стиль человека: психологический анализ. М.: Смысл, 1998 и др.

[250] По данным И.Козиной, доля трудоустройств по личным связям (рекомендация и протекция) значительно увеличилась в 1992 году, после чего стабилизировалась на уровне 45-50% (Козина И. Реструктурирование рынка труда и каналы мобильности // Занятость и поведение домохозяйств ... С.187). Тот же автор полагает, что активизация обращений к социальным сетям в сфере трудоустройства является реакцией на существующий дефицит рабочих мест, а также провоцируется полукриминальным характером экономики (особенно в новом частном секторе), определяющим высокую эффективность доверительного трудоустройства «по знакомству» (Там же. С.199).

[251] Lazarus R.S. Forword // Eckenrode J. (Ed.) The social context of coping. N.Y.: Plenum. 1991. P. X.

[252] Кабалина В., Кларк С. Введение // Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям переходной экономики России. С.10-11, 15).

[253] Магун В.С., Гимпельсон В.Е. Стратегия адаптации рабочих на рынке труда // Социологические исследования 1993. N9. С.83.

[254] Кабалина В., Кларк С. Указ. соч.

[255] См.: Магун В.С. Об изменениях трудовых ценностей…

[256] Капелюшников Р. Российский рынок труда ...

[257] Помимо того, что «старый» сектор доминирует в России, он еще способен выступать, по мнению Р.Капелюшникова, «в качестве источника притяжения рабочей силы, причем, не менее, а подчас и более мощного, чем новый частный сектор» (Капелюшников Р. Указ. соч. С.106).

[258] Как показывают исследования последних лет, у значительной части нашего населения временная перспектива сильно укорочена или не определена (Муздыбаев К. Переживание времени в период кризисов // Психол. журн. 2000. №4. С.5-21).

[259] П.Козловски пишет, что этические регуляторы поведения зависят от способности переходить от ближней к дальней перспективе, от локального к глобальному и обратно (Козловски П. Принципы этической экономии. СПб., 1999).

[260] Scott, J.C. Moral Economy of the Peasant. L., 1976.

[261] Проект реализован при финансовой поддержке Фонда Форда.

[262] См., например: Ронге Ф. Условия жизни в России//Социологические исследования, 2000. № 3.С. 62.

[263] Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М.: РОССПЭН, 1999. С. 246.

[264] Для определения «средних» доходов домохозяйств просчитывалась медиана – величина, выше и ниже которой лежат доходы 50% домохозяйств. Средняя арифметическая в этом случае обычно дает существенное искажение общей картины, поскольку небольшая группа самых богатых домохозяйств «тянет за собой» среднюю величину, смещая ее вверх по отношению к центру совокупности.

[265] Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 88.

[266] См.: Ярошенко С. Типы обеспечения питанием в городских семьях / Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям перехода к рыночной экономике в России / Под ред. В. Кабалиной и С. Кларка. М.: РОССПЭН, 1999. С. 156.

[267] Алашеев С., Варшавская Е., Карелина М. Подсобное хозяйство городской семьи / Там же.

[268] Шанин Т. Эксполярные структуры и неформальная экономика современной России / Неформальная экономика: Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М., 1999. С. 20.

[269] Ярошенко С. Типы обеспечения питания в городских семьях / Занятость и поведение домохозяйств.

[270] Якубович В. Социальные возможности и экономическая необходимость: включенность городских домохозяйств в сети неформальной взаимопомощи / Занятость и поведение домохозяйств.

[271] Там же.

[272] Богомолова Т.Ю. Стратификация населения по материальному благосостоянию в перераспределительном обществе: методико-методологический аспект. Новосибирск, 1995. С. 10.

[273] Радаев В.В. О наличии сбережений и сберегательных мотивах российского населения. Доклад для обсуждения на Ученом Совете отдела экономической социологии и экономики труда Института экономики РАН. М., 1997. С. 4.

[274] Радаев В.В. Указ. соч. С. 7.

[275] См., напр.: Стариков Е.. Угрожает ли нам появление «среднего класса»? // Знамя. 1990; Беляева Л.А Средний слой российского общества: проблема обретения социального статуса // Социол. исслед. 1993. № 10; Умов В.И. Российский средний класс: социальная реальность и политический фантом // Полис. 1993. № 4; Социально-политические очерки о среднем классе / Экспертный совет «Круглого стола бизнеса в России». М.: Академический центр «Российские исследования», 1994.

[276] См.: Заславская Т., Громова Р. К вопросу о «среднем классе» российского общества // Мир России. 1998. № 4.

[277] Средний класс в современном российском обществе. М.: РОССПЭН, РНИСиНП, 1999; Хахулина Л. Субъективный средний класс: доходы, материальное положение, ценностные ориентации // Мониторинг общественного мнения экономических и социальных перемен ВЦИОМ. 1999. № 2 (40); Беляева Л.А. В поисках среднего класса // Социол. исслед. 1999. № 7.

[278] Здравомыслов А.Г. Несколько замечаний по поводу дискуссии о среднем классе // Средний класс в современном российском обществе. С. 34-35.

[279] Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. СПб.: Алетейя, 2000. С. 102.

[280] Там же, с. 99, 103-104.

[281] См.: Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999,  с. 199.

[282]  Например, границы дохода среднего класса в США определяются от трети среднедушевого национального дохода до полуторного его превышения. (См.: Дмитричев И.И. Проблемы формирования среднего класса // Мониторинг социально-экономического потенциала семей. М., 1998. Вып. 4. С. 10.)

[283]См.:  Л. Туроу. Будущее капитализма. Как экономика сегодняшнего дня формирует мир завтрашний // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: “Academia”, 1999, С. 206-207.

[284] См.: Гидденс Э. Указ. раб. С. 208-210.

[285] Перевод и интерпретация известного термина ”nowledg-klass  принадлежит В.Л. Иноземцеву. См.: Иноземцев В.Л. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе // Социол. исслед. 2000. № 6.

[286] Заславская Т., Громова Р. К вопросу о «среднем классе» российского общества // Мир России. 1998. № 4.

[287] Там же.

[288] Рыбалов Д.Е. Средний класс России: тенденции и перспективы развития. М.: Изд-во Рос. экон. академии, 1998.

[289] Дискин И.Е. Средний класс как «мигрант» в консервативном российском обществе // Средний класс в современном российском обществе. Ук. раб. с. 34-35.

[290] Заславская Т., Громова Р. К вопросу о «среднем классе» российского общества // Мир России. 1998. № 4.

[291] Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000.

[292] Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997. № 3.

[293] Кирдина С.Г. Ук. раб., С. 24.

[294] Там же, с. 17, 31.

[295] См.: Нуреев Р. Теории развития: институциональные концепции становления рыночной экономики // Вопросы экономики. 2000. № 6. С. 128-130.

[296] Городские средние слои в трех российских революциях. Межвузовский сборник научных трудов.М., 1989. С. 8.

[297] Шелохаев В. В. Средние слои в условиях трансформационных изменений в России: история и современность // Средний класс в современном российском обществе. Ук. раб. С. 68-69.

[298] См.: Попова И.П. Маргинализация экономически активного населения: истоки и перспективы адаптации // Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ)  / Под ред. проф. Р.М. Нуреева. М.: МОНФ, 2000.

[299] Левада Ю. «Средний человек»: фикция или реальность? // Мониторинг общественного мнения. 1998. № 2 (34).

[300] Там же, с. 12.

[301] Дискин И.Е. Средний класс как «мигрант» в консервативном российском обществе // Средний класс в современном российском обществе. Указ. раб. С. 36-37.

[302] См.: Заславская Т. Социальный механизм трансформации российского общества // Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри. М., 1997; Заславская Т.И. О роли социальной структуры в трансформации российского общества //Куда идет Россия? Власть, общество, личность. М., 2000. С. 222-235.

[303] Андреев А.Л. Средний класс в современном российском обществе. Указ. раб. С. 44-45.

[304] Там же. С. 50.

[305] Как замечает Н. Покровский, «различные поколения в наши дни, в рамках одной исторической длительности относятся к различным эпохам, т.е. к различным типам рациональностей – в том числе и в области трудовых отношений» (Покровский Н.Е. Неизбежность странного мира: включение России в глобальное сообщество // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. № 3. С. 30).

[306] Левада Ю. Ук. раб. С. 7.

[307] Заславская Т., Громова Р. Указ. раб. С. 15.

[308] Космарская Т. Средний класс и социальная политика // Вопросы экономики. 1998. № 7. С 89.

[309] См.: Штомпка П. Социология социальных изменений. М.:  Аспект-Пресс, 1996. С. 314.

[310] См. Средний класс в современном российском обществе. Ук. раб. См. также: Тихонова Н.Е. Российский средний класс: особенности мировоззрения и факторы социальной мобильности // Социол. исслед. 2000. № 3. С. 13-23;  Петухов В.В. Политические ценности и поведение среднего класса. Там же. С. 23-33; Обыденнова Т.Б. Средний класс и его работа. Там же. С. 33-42; Бызов Л.Г. Уровень потребления и имущественные характеристики среднего класса. Там же. С. 42-50.

[311] Автор выражает благодарность директору Независимого института социальных и национальных проблем, д.с.н., проф. М.К. Горшкову за предоставленную возможность использовать базу данных, полученных в результате исследования российского среднего класса в 1999 г.

[312] Подробнее о характеристике выборки см.: Средний класс в современном российском обществе. Ук. раб. С. 80-81.

[313] О перспективах и противоречиях процессов принятия западного и российского образцов свободы см.: Шабанова М. Социология свободы: трансформирующееся общество. М.: МОНФ, 2000.

[314] См. напр.: Тихонова Н.Е. Роль личностных факторов в попадании в состав среднего класса // Обновление России: трудный поиск решений. С. 137-152.

[315] Тойнби А.Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991. С. 260-261.

[316] Штомпка П. Ук. раб. С. 301.

[317] См.: Петрова Л.Е. Жизненные стратегии «новых бедных» ученых // Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ) / Под ред. проф. Р.М. Нуреева. М.: МОНФ, 2000.

[318] Исследование по теме «Гендерная специфика поведения на рынке труда» – соруководители С. Ашвин, С. Ярошенко, грант INTAS 97-20280.

[319] Интервью проведены О. Исуповой (12 интервью) и И. Поповой (23 интервью).

[320] Российская эмпирическая наука в зеркале социологии. Эмпирические исследования 1994-1999 годов // НГ-Наука № 5, 24 мая 2000 г. С.5.

[321] Там же.

[322] См.: Войтович С. Проблема социальных институтов в социологии // Социология: теория, методы, маркетинг. Институт социологии НАН Украины. 1999. № 2. С. 153.

[323] См.: Маркс К. Капитал. Т. 1. Гл. 11-13 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23.

[324] См.: Knight F. H. Risk. Uncertainty and Profit. L., 1993.  

[325] См.: Коуз Р. Фирма, рынок и право. М., 1993. Гл. 2.     

[326] Williamson О. The Economic Institution of Capitalism. Firms, Markets, Relation Contracting. N. Y.—L., 1985. P. 68—72. (Русск. перевод. М., 1996. С. 127-132.)

[327] Формальные и неформальные правила в совокупности с механизмами обеспечения выполнения этих правил составляют понятие экономического института (см.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: 1997. Глава 2).

[328] Данное положение впервые было выдвинуто и обосновано Д. Нортом на основе исторических данных о развитии Англии, Испании, США и Латинской Америки. (см., например: Норт  Д. Ук. соч. Главы 8-12).

[329] См.: North D. Institutions, Journal of Economic Perspectives, 5:2, 1992. P. 97-98.

[330] В соответствии с терминологией, разработанной Д. Нортом и Л. Девисом, институциональная среда состоит из основополагающих политических, социальных и юридических правил, образующих базис для производства, обмена, распределения и потребления. Институциональные соглашения – это договоры между хозяйственными единицами, которые определяют способы кооперации и координации (см.: Davis L., North D. Institutional Change and American Economic Growth Cambridge. 1971. Р.5-6. Цит. по: Шаститко А.Е. Неоинституциональная экономическая теория. М., 1999. С. 35).

[331] Обмен здесь понимается широко, как обмен правами собственности на экономические блага.

[332] В условиях государственной монополии на внешнюю торговлю, все сделки на внешнем рынке от имени предприятия осуществляли специализированные государственные внешнеторговые организации.

[333] См. Корнаи Я. Дефицит. М., 1990. с.321-344; Он же. Юридические обязательства, проблема их соблюдения и мягкие бюджетные ограничения // Вопросы экономики, №9, 1998, с.33-45.

[334] См.: Корнаи Я. "Дефицит". C.79-80. Распоряжения плановых органов не носили абсолютного характера, и действия предприятия играли не последнюю роль в достижении результата. Можно предположить, что отношения планового торга явились советским аналогом и отчасти прообразом современного рынка бюрократических услуг.

[335] Чем больше предприятие, тем выше были ставки и оклады, размеры премий и наград, возможности пользоваться системой закрытых распределителей, государственными квартирами, дачами и т.п., а также масштабы управленческой власти, престиж, возможности дальнейшей карьеры и т.д.

14 Milgrom P., Roberts J. Economics, Organization and Management, Prentice-Hall Int., 1992 p.14-15.

15 Новая теория фирмы развита в работах А. Алчиана, Й. Барцеля, Х. Демсетца, М. Дженсена, Р. Коуза, В. Меклинга, Э. Фуруботна, О. Уильямсона и др.. Краткий обзор работ см., например, в: Furubotn E., Richter R. Institutions and Economic Theory. The Contribution of the New Institutional Economics. Ann Arbor. – The University of Michigan Press, 1997.  Р. 405-410.   

16 Факторы прав собственности и особенностей внутренней организации трансакций предложили ввести в производственную функцию М. Дженсен и У. Меклинг, стремясь адаптировать её не только к проблеме аллокативной эффективности, но и к проблеме Х-эффективности (см.: Jensen M., and Meckling W. Rights and Production Functions: An Application to Labor-Managed Firms and Codetermination // Journal of Business. 1979. 52 (No.4): Р. 469-506; Eggertson T. "Economic Behavior and Institutions", Cambridge: 1990. P.125-127.

17 При этом, явными  будем называть те издержки, которые принимают или могут принять форму денежных платежей поставщикам трансакционных благ. Эксплицитные издержки могут быть отражены в бухгалтерских счетах предприятий и домашних хозяйств, поскольку хозяйствующий субъект сам дал им оценку, произведя платеж в адрес поставщиков ресурсов. В свою очередь, неявные трансакционные издержки экономический агент явно не оплачивает, и поэтому статистически учесть их очень сложно, а если и возможно, то только косвенным образом. Они не учитываются явным образом при расчете себестоимости. (Подробнее см.: Кокорев В. Институциональные преобразования в современной России: анализ динамики трансакционных издержек // Вопросы экономики, 1996, №12. С.61-72; Тамбовцев В.Л. (ред.) Фактор трансакционных издержек в российской экономике М., 1998. С. 6-20).

18 Внутренний уровень институциональных соглашений и уровень индивидов рассматривается в других главах монографии.

19 «Центр», а не предприятие, нес издержки по поиску информации и организации информационных потоков (в цепочках); по разработке, заключению и защите контрактов; по содержанию аппарата соответствующих чиновников и по мониторингу их работы и предотвращению оппортунистического поведения. Издержки мотивации минимизировались в основном не с помощью экономических стимулов, а через поддержание организованной коммунистической идеологии.

20 Мы следуем типологии трансакций Дж. Коммонса, который выделял трансакции сделки, рационирования и управления (подробнее см.: Шаститко А. Неоинституциональная экономическая теория. С. 139-146).

21 Например, основной формой воздействия фирм на государство стало лоббирование отраслевыми и региональными «группами давления» своих интересов в законодательных и исполнительных органах власти (Подробнее см.: Лепехин В. Лоббизм. М.: Фонд IQ. 1996).

22 Микроэкономические основы трансформационного цикла впервые исследовал А.Н. Чеканский. Под трансформационным циклом понимается закономерная последовательность стадий трансформационного спада, возможной депрессии, оживления и подъема, в ходе которых протекает и завершается процесс адаптации фирмы при переходе от командной экономики к экономике с рыночными механизмами регулирования. В результате цикла происходит трансформация советского государственного предприятия в фирму, ориентированную на рынок. (См.: Чеканский А.Н. Микроэкономический механизм трансформационного цикла. – М.: ТЕИС, 1998).

23 См., например: Кокорев В. Институциональные преобразования в современной России: анализ динамики трансакционных издержек // Вопросы экономики, 1996, №12. С.61-72; Кокорев В. Трансакционные издержки “ad valorem”. – М., 1998; Малахов С.В. Трансакционные издержки в российской экономике // Вопросы экономики 1997. №7. сс.76-87; Радаев В.В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М., 1998. с.22-25. Так, В. Кокорев указывает на рост явных трансакционных издержек.

24 В анализе организации мы используем трансакционный подход, развиваемый О. Уильямсоном, в котором фирма трактуется как альтернативный рынку иерархический способ управления трансакциями.

25 См.: Williamson O. Comparative Economic Organization: The Analysis of Discrete Structural Alternatives / Mechanisms of Governance. Oxford University Press, 1996. Ch.4, p.93-120.

26 См.: Авдашева С.Б. и др. Анализ роли интегрированных структур на российских товарных рынках. М.: Бюро экономического анализа, ТЕИС, 2000. С. 95-104.

27 Журнал «Эксперт» регулярно публикует рейтинг деловой репутации российских компаний.

28 Подробнее см. главу 11 монографии.

29 Непосредственная разработка долгосрочного контракта юристами (спецификация позиций контракта) - очень дорогостоящая операция. Например, при инвестициях в специфические активы в промышленности эти расходы составляют от 7 до 10 процентов объема сделки.

30 Мы не рассматриваем здесь рост представительских расходов, как средство оппортунистического поведения менеджеров.

31 Имеется в виду измерение любого экономически значимого параметра. Об издержках измерения на рынке компьютерной техники смотри, например: Юдке-
вич М.М.
Издержки измерения на рынке доверительных товаров // Экономический журнал ВШЭ, 1998. Том 2. №3. С. 258-278.

32 Не стоит забывать, что часть издержек измерения относят к трансформационным издержкам. Это те, что обусловлены характеристиками производственного процесса.

33 Этот тезис развивается в новой теории потребления К.Ланкастера.  См.: Ланкастер К. Перемены и новаторство в технологии потребления // Теория потребительского поведения и спроса / Под. ред. В.М. Гальперина. СПб., 1994.

34 Спрос на постановку систем качества и получение сертификата ISO 9000 в России начал формироваться в 1995 году. По данным на 15.09.00 в России зарегистрировано 352 российские организации, имеющие официально признаваемый нашим государством сертификат системы качества по стандарту ISO 9000 (или ГОСТ Р). Среди них Газпром, ЛогоВАЗ, Объединенные машиностроительные заводы, Северсталь и др. (См.: Сваровский Ф. Тест на отсутствие халтуры // Ведомости, 2.10.00, №181).   

35 См.: Трансакционные издержки, связанные с созданием и использованием товарных знаков в России / Под ред. А. Шаститко. М.: ТЕИС, 2000.

36 В российской экономике эффективно действует еще и "частная" правоохранительная и судебная система. Мафия и всевозможные "крыши" выступают как альтернативные и конкурирующие с государственными системы принуждения к соблюдению правил. Обращение к ним оказывается для фирм в условиях слабого и коррумпированного государства совершенно необходимым. См. главу 12.

37 Стремление крупных предприятий иметь свои «карманные» банки отчасти можно объяснять экономией на издержках расчетов.

38 Оппортунизм определяется как «преследование личного интереса с использованием коварства» (Уильямсон О. Экономические институты капитализма. С.689). Оппортунистическим считается поведение, уклоняющееся от условий контракта. Издержки этого типа возникают из-за асимметрии информации и связаны с трудностями точной оценки постконтрактного поведения другого участника сделки. Максимизирующие собственную полезность индивидуумы всегда будут уклоняться от условий договора (т.е. предоставлять услуги меньшего объёма или худшего качества) в тех пределах, в каких это не угрожает их экономической безопасности.

39 Уильямсон О. Экономические институты капитализма. С.132.

40 Такие отношения являются эволюцией взаимоотношений предприятий и государства в советской экономике, названные В. Найшулем административным (бюрократическим) рынком (см., например: Найшуль В. Бюрократический рынок. Скрытые права и экономические реформы // Независимая газета. 1991, 26.09). Экономико-социологический анализ данного явления см., например: В.В. Радаев Формирование новых российских рынков. См. также гл. 8 данной монографии.

41 В последнее время сильно усилилось экономическое влияние региональных властей. Областные и городские администрации стали самостоятельными игроками складывающихся российских рынков.

42 Я.И. Кузьминов сравнивает современное российское государство с рыночным игроком, который играет наравне с другими, но при этом обладает преимущественным правом устанавливать и изменять правила по ходу игры в своих интересах и обладает сравнительными преимуществами в наказании за нарушение правил (см.: Кузьминов Я.И. Тезисы о коррупции. М.: ГУ-ВШЭ. 2000).

43 Кузьминов Я. И., Юдкевич М.М. Лекции по институциональной экономике. Часть1. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. С. 83-85.

44 См.: Тамбовцев В.Л. Государство и переходная экономика. Пределы управляемости. М.: 1998.

45 См.: Gaddy C., Ickes W. 1998 To restructure or not to restructure: informal activities and enterprise behavior in transition. – Preliminary draft, 1998, May).

46 Информационная база, совмещающая количественные и качественные данные, была сформирована в ходе двух опросов. Количественные данные получены путем опроса по формализованной анкете 227 руководителей, представляющих 21 город России. Качественные данные представлены 96 интервью с предпринимателями, большинство из которых являются руководителями предприятий. В опросе участвовали также руководители фирм, предоставляющих юридические, консалтинговые и аудиторские услуги, оплата которых составляет часть трансакционных издержек фирмы.

47 Основные результаты исследования опубликованы (см.: Радаев В.В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки,формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических технологий, 1998).

48 «Инкрементные изменения происходят от того, что руководители экономических организаций приходят к мнению, что они могут добиться большего успеха, если привнесут в действующие институциональные рамки некие предельные изменения» (См.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 23).

49 Пионерные исследования предпринимателей как институциональных инноваторов принадлежит А. Олейнику (см.: Олейник А. Институциональные аспекты социально-экономических трансформаций. М.: ТЕИС, 2000).

50 См.: Шумпетер Й. Теория экономического развития. Исследования предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента и цикла конъюнктуры. М.: 1982, с.169-170.

51 Соответствующий стратегической форме влияния тип поведения получил название рентоориентированного (rent-seeking behavior). О рентоориентированном поведении см. параграф 17.5 монографии.

52 Норт Д. Ук. соч. С.97-107.

53 Норт Д. Ук. соч., С.103.

54 Современные работы по теории фирм О. Уильямсона и других авторов посвящены изучению наиболее эффективных структур управления и организаций в рамках существующих институциональных ограничений.

55 Норт Д. Ук. соч., С. 24.

56 Фактор изменения относительных цен подробно исследуется в работах: North D. and Thomas R., The rise of the Western World: a New Economic History. Cambridge: Cambridge University Press. 1973; North D. Structure and Change in Economic History. New York: Norton, 1981.

57 Изменение предпочтений как фактор институциональных изменений подробно исследуется Д. Нортом (см.: Норт Д. Ук. соч., С.108-118).

58 Норт Д., указ. соч. с.110.

59 См.: Bessy  C. and Brousseau E., Technology Licensing Contracts: Features and Diversity, International Review of Law and Economics, 1998. Dec. Vol. 18. P. 451-489.

60 Олейник А. Институциональные аспекты социально-экономических трансформаций. М., 2000.

61 О государстве как институциональном инноваторе см. главу 14.

62 Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С.120.

[336] Wittfogel K.-A. Oriental Despotism. A Comparative Study of Total Power. L., 1957. См.: Латов Ю.В. К.А. Виттфогель о «восточном деспотизме» (реферативный обзор). 1992.

 [337] Попов Г.Х. С точки зрения экономиста // Уроки горькие, но необходимые. М.: Мысль, 1988.

 [338] Корнаи Я. Дефицит. М.: Наука, 1990.

 [339] Grossman G. The “Second Economy” of the USSR // Problems of Communism. 1977. Sept. – Oct. P.25 – 40; Katsenelinboigen A. Coloured Markets in the Soviet Union // Soviet Studies. 1977. Vol. 29. № 1. Р. 62 – 85. Работа А. Каценелинбойгена была написана им еще в СССР, до эмиграции в США, и ходила в рукописи в диссидентских кругах, а потому именно ее следует считать пионерной. С русскоязычной версией этой статьи можно ознакомиться по изданию: Каценелинбойген А. Цветные рынки и советская экономика // Советская экономика и политика. 1988. Кн. 3. С. 5 – 83.

[340] Katsenelinboigen A. Op. cit. P. 62.

[341] “Если правительство и люди открыто поддерживают определенный вид рынка – это легальная разновидность рынка. Такие рынки я буду обозначать ясными, светлыми цветами: красный, розовый, белый. Если народ признает какой-либо рынок, а правительству он не нравится, но временами оно «закрывает на него глаза» (идет на компромисс), то такая разновидность рынка является полулегальной, и я буду обозначать его серым цветом. Если люди (или хотя бы некоторые из них) признают какой-либо вид рынка, который запрещается правительством, то он является нелегальным и будет обозначаться темными цветами – коричневым и черным” (Katsenelinboigen A. Op. cit. P. 62).

[342] Первым и пока единственным обзором советологических концепций советской “второй экономики” остается опубликованная почти 15 лет назад статья С. Хавиной и Л. Суперфин (Хавина С., Суперфин Л. Буржуазная теория “второй экономики” // Вопросы экономики. 1986. № 11. С.104 – 112).

[343] Wiles Р. The Second Economy, Its Definitional Problems // The Unofficial Economy. Consequences and Perspectives in Different Economic Systems. Ed. by S. Alessandrini and B. Dallago. Gower, 1987. P. 21 – 33.

 [344] См.: Теневая экономика. М.: Экономика, 1991.

[345] Сото Э. де. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. М.: Catallaxy, 1995.

[346] Хотя по поводу понятийного аппарата еще не достигнуто полного единогласия, в науке утвердилось представление, что теневая экономика (совокупность экономических отношений, не отражаемых в официальной статистике и, как правило, связанных с нарушением закона) слагается из трех основных элементов: экономической преступности легальных фирм (экономическая, или “беловоротничковая”, преступность), производства обычных товаров и услуг незарегистрированными субъектами (неформальная экономика) и производства незарегистрированными субъектами запрещенных товаров и услуг (криминальная экономика). Самый крупный сегмент – это, как правило, неформальная экономика.

 [347] Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция. М.: РГГУ, 2000. С. 231.

 [348] Там же. С. 10.

 [349] Быть может, корнаистская интерпретация социализма отражает реалии стран Восточной Европы, культура которых отличается большим, чем в России, уважением к предписанным законом нормам?

[350] Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция. С. 240.

[351] Кордонский С.Г. Рынки власти. Административные рынки СССР и России. М.: ОГИ, 2000. С. 11.

 [352] Помимо Л. Тимофеева и С. Кордонского схожую административно-рыночную интерпретацию советской экономики предлагают и другие исследователи – В.А. Найшуль, С.Ю. Павленко и др. (Павленко С.Ю. Неформальные управленческие взаимодействия // Постижение. М.: Прогресс, 1989. С. 190 – 202; Найшуль В.А. Либерализм, обычные права и экономические реформы / http://www.communiware.ru/libertarium/l_libnaul_cright).

[353] Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция. С. 231 – 232.

 [354] Эта критическая оценка современных российских предпринимателей опирается, прежде всего, на преобладающий в России стереотип. Доказательство его соответствия реальной ситуации будет дано в гл. 11 данной монографии.

 [355] Polanyi K. Great Transformation. Chicago, 1944. С концепциями экономической антропологии, одним из основоположников которой стал К.Поланьи, можно ознакомиться по следующим изданиям: Бутинов Н.А. Американская экономическая антропология (формализм и субстантивизм) // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука. Под ред. Ю.В. Маретина и Б.Н. Путилова. Л.: Наука, 1979. С. 68 – 91; Глух Н.А. Сравнительная экономика К. Поланьи // Вестник Московского университета. Сер. Экономика. 1997. № 3. С. 21 – 40; Шрадер Х. Экономическая антропология. СПб.: “Петербургское Востоковедение”, 1999.

[356] Данный термин взят по аналогии с используемым в работах российского социолога Л.Я. Косалса термином “клановый капитализм”, которым он характеризует постсоветскую Россию. (См., например: Косалс Л.Я. Центр реформ – микроуровень // НГ-Политэкономия. 2000. 18 янв. № 1 (42) // http://politeconomy.ng.ru/real/2000-01-18/5_microlevel.html.) Именно в концепции Л.Я. Косалса впервые четко сформулирована мысль о нерыночном характере многих институтов современного российского бизнеса.

[357] Ранее в отечественной литературе уже предлагались интерпретации советской экономики как хозяйственной системы, основанной на редистрибутивных принципах, но при этом рассматривался только официальный, легальный сектор хозяйственной деятельности. См.: Нуреев Р.М. Азиатский способ производства и социализм // Вопросы экономики. 1990. N 3; Стариков Е.Н. Общество-казарма от фараонов до наших дней. Новосибирск, 1996; Бессонова О.Э. Институты раздаточной экономики России: ретроспективный анализ. Новосибирск, 1997; Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000.

 [358] Точка зрения о квази-рыночном, не-рыночном характере многих институтов постсоветского российского бизнеса в последние годы звучит в литературе (и отечественной, и зарубежной) все чаще и чаще. См.: Ковалев Е. Взаимосвязи типа “патрон – клиент” в российской экономике // Неформальная экономика: Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 125 – 137; Романов П.В. Формальные организации и неформальные отношения: кейс-стади практик управления в современной России. Саратов, 2000; Колганов А. К вопросу о власти кланово-корпоративных групп в России // Вопросы экономики. 2000. № 6. С. 114 – 125; Ericson R.E. The Post Soviet Russian Economic System: An Industrial Feudalism? // http://www.hhs.se/site/Publications/No140-web.pdf.

[359] См., например, работу А.Бузгалина «Мутантный капитализм как продукт полураспада мутантного социализма», в которой приводится сопоставительная характеристика социально-экономической системы «социализма» в СССР и странах Восточной Европы. В этой статье рассматриваются следующие сферы деятельности хозяйствующих субъектов: аллокация ресурсов; отношения собственности; социальная ориентация, мотивация труда и распределительных отношений; отношения воспроизводства. (Вопросы экономики. № 6. 1999. С. 102-105).

[360] Клейнер Г. Современная экономика России как «экономика физических лиц»// Вопросы экономики. 1996. № 4. С. 86 – 93.

[361] Экономические проблемы совершенствования управления промышленным предприятием. Сб. науч. трудов. Науч. ред. Р.Г.Карагедов, Г.В.Гренбэк, В.А.Григорьев. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1973; Вопросы управления промышленными предприятиями (анализ, моделирование, экономическое стимулирование). Сб. науч. трудов под редакцией Р.Г.Карагедова. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1976; Карагедов Р.Г. Хозяйственный механизм, хозрасчет и экономические рычаги управления. // Хозяйственный механизм и управление предприятиями. Новосибирск: Изд-во «Наука», Сибирское отделение, 1979. С.3-33; Карагедов Р.Г. Закономерности развития системы управления социалистической промышленностью: Препринт к сов.-венгер. семинару «Технический прогресс и совершенствование организации и планирования производства» (Венгрия, Будапешт, октябрь 1980 г.). Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1980.

27 Карагедов Р.Г. О направлениях совершенствования хозяйственного механизма //: Известия СО АН СССР. Серия экономики и прикладной социологии. 1984. Вып. 1. С. 21-33.

28 См.: О коренной перестройке управления экономикой. Сборник документов. М.: Издательство политической литературы, 1987.

29 Полный набор прав предприятий был таков: реализовывать свою продукцию по хозяйственным договорам с потребителями или через собственную торговую сеть; продавать населению или обменивать с другими предприятиями продукцию при условии выполнения договорных обязательств или ту продукцию, от которой отказался заключивший договор потребитель; импортировать продукцию для целей технического перевооружения и реконструкции производства, для проведения научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ; передавать ее другим предприятиям или организациям, продавать, сдавать в аренду, предоставлять бесплатно во временное пользование либо взаймы здания, сооружения, оборудование, транспортные средства, инвентарь и другие материальные ценности; передавать материальные и денежные ресурсы другим предприятиям и организациям, выполняющим работы или услуги для предприятия; объединять финансовые, трудовые и материальные ресурсы для выполнения совместной с другими предприятиями деятельности; совместно выполнять работы, создавать совместные научные, проектные, ремонтные, строительные и иные предприятия; участвовать во внешнеэкономической деятельности; создавать кооперативы и оказывать содействие гражданам, осуществляющим индивидуальную трудовую деятельность по договорам с предприятиями.

30 Финансовые отношения предприятия с государственным и местным бюджетами строятся на основе стабильных долговременных нормативов: изъятие и перераспределение прибыли (дохода) и других финансовых ресурсов предприятия сверх установленных нормативов запрещено. Предприятие самостоятельно использует амортизационные отчисления, направляемые по нормативу в фонд развития производства, науки и техники (предусмотрены и иные источники пополнения этого фонда); образует за счет себестоимости ремонтный фонд; по нормативу создает фонд валютных отчислений, средства которого изъятию не подлежат и могут накапливаться. Банки выплачивают предприятию проценты за пользование его временно свободными средствами (фондов социального развития, развития производства, науки и техники).

31 Статьи 17, п. 4; 9, п. 2; 16, п. 4: специальные дотации, льготы, освобождения от налогов, отсрочки платежей, дифференциация налоговых и дотационных правил и т.п.

32 Ст. 18, пп. 1 и 3.

33 Совет арендаторов как демократическая структура, т.е. как орган, представляющий коллектив арендаторов (трудовой коллектив арендного предприятия), получил полномочия не только противостоять диктату директора в отношении своих членов, но и участвовать в решении ключевых вопросов развития предприятия.

34 Довольно часто исследователи переходной экономики России возражают против отнесения аренды предприятий к первым рыночным институтам, видимо, на том основании, что коллективная форма собственности носила промежуточный характер между государственной и частной. В частности, А.Нестеренко, классифицировавший Россию как страну с «нарождающимся» рынком, констатирует: «Первыми рыночными институтами, возникшими еще на рубеже 80-х и 90-х годов, были кооперативы и товарные биржи». Нестеренко А. «Переходный период закончился. Что дальше?» Вопросы Экономики. 2000. № 6. С. 4 – 16. Однако, на наш взгляд, такой подход преуменьшает поистине революционное значение аренды предприятий, позволившей серьезно поколебать парадигму социалистического управления предприятиями.

35 К сказанному можно добавить интересную взаимосвязь, подмеченную Б.Шавансом при анализе переходных экономик стран бывшего «соцлагеря» Восточной Европы и СССР. Он пишет: «Постсоциалистическая смешанная экономика характеризовалась изначальным разнообразием форм собственности на капитал и отношений “собственник-менеджер”. Это целый спектр форм – от частных до государственных. Причем в первые годы реформ четкой корреляционной зависимости между формами собственности и ужесточением бюджетных ограничений не прослеживалось». Шаванс Б. Эволюционный путь от социализма. Вопросы экономики. № 6. 1999. С. 12-14.

36 Отчет о мировом развитии, 1996: от Плана к Рынку. С. 53.

37 А.Радыгин приводит структуру владения акциями российских акционерных обществ в 1994-1999 гг. по данным различных обследований, с которыми можно сравнить приведенные по сибирскому обследованию данные. Радыгин А. Перераспределение прав собственности в постприватизационной России. Вопросы экономики. 1999. № 6. С. 54-75.

38 В обследовании участвовало 82 предприятия трех регионов Западной Сибири (Новосибирская, Кемеровская и Томская области), средних по размерам (с числом работающих от 150 до 1000 чел.) и представляющих 18 отраслей экономики. Результаты обследования опубликованы: Черемисина Т.П. Предприятия в новых условиях: не очерняя и не приукрашивая. // ЭКО. №4. 1997; Черемисина Т.П. Реструктуризация предприятий как фактор трансформации социальной сферы // Куда идет Россия?.. Трансформация социальной сферы и социальная политика. М.: Интерпракс, 1998, С. 278-283; Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ). Под ред. Р.М.Нуреева. Серия «Новая перспектива», выпуск ХIY. М.: МОНФ, 2000; Черемисина Т.П. Оптимизация состава собственников и структуры собственности российских приватизированных предприятий // Проблемы, успехи и трудности переходной экономики (Опыт России и Беларуси). Под ред. М.А.Портного. Серия «Новая перспектива», выпуск ХYI. М.: Московский общественный научный фонд. 2000. С.68-82.

39 Г.Клейнер. Управление корпоративными предприятиями в переходной экономике // Вопросы экономики. 1999. № 8. С. 64-79.

40 Из доклада А.Г.Аганбегяна 1 ноября 2000 г. в Институте экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН, Новосибирск.

[362]Темницкий А.Л. Дилеммы индивидуализма-коллективизма и партнерства-патернализма в сфере трудовых отношений // Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ). Под ред. Р.М. Нуреева. М.,2000. С.189-210.

[363] Полевые исследования на акционерном и государственном предприятиях проводились при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного Фонда (проект 98-03-04081).

[364] Патрушев В.Д., Бессокирная Г.П., Темницкий А.Л. Рабочие на частном предприятии: мотивация, оплата труда и удовлетворённость работой // Социологические исследования. 1998. №4. С. 34-40.

[365] См.: Ядов В.А. Мотивация труда: проблемы и пути развития исследований // Советская социология. Т. 2. М.: Наука, 1982; Ядов В.А., Здравомыслов А.Г. Отношение к труду молодых рабочих // Социальные проблемы труда и производства. Советско-польское сравнительное исследование. М.: Мысль, 1969. С.118-129.

 [366] Рабочий класс и научно-технический прогресс. М., 1986.

[367] Вишняк А.И. Личность: соотношение трудового потенциала и системы потребностей (социологический анализ). Киев, 1986. C.82.

[368] Ядов В.А. Мотивация труда: проблемы и пути развития исследований // Советская социология. Т. 2. М.: Наука, 1982.

[369] См., напр.: Наумова Н.Ф., Слюсарянский М.А. Удовлетворённость трудом и некоторые характеристики личности // Социальные исследования. Вып. 3. Проблемы труда и личности. М.: Наука, 1970. С. 145-161. Более подробно об изменениях в структуре мотивов труда см.: Трудовые отношения на новом частном предприятии. Под. ред. А.Л. Темницкого М.,2000 (в печати).

[370] Беляева И.Ф., Булычкина Г.К., Молоканова И.А. Кризис труда и его последствия // Изменения в мотивации труда в новых условиях. М.,1992.С.6-20.

[371] Радаев В.В. Экономическая социология. М.: Аспект-Пресс, 1997.С.64.

[372] Милгром П., Робертс Д. Экономика, организация и менеджмент. СПб.,1999.Т.1. С.78.

[373] Нобелевские лауреаты по экономике. Дж. Бьюкенен. М.: Таурус Альфа, 1997. С.69.

[374] Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.С.603.

[375] Радаев В.В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.,1998. С.11.

15 Никифоров А., Лубков А. Основные направления реформирования заработной платы // Экономист. 1999. № 4. С. 38.

16 Нуреев Р.М. Курс микроэкономики. Учебник для вузов. М.: Издательская группа НОРМА – ИНФРА× М, 2000. С. 280.

17 Яковлев Р. Усиление госрегулирования заработной платы: необходимость, направления и меры // Российский экономический журнал. 1999. №3. С.37.

18 Меньшикова О. Экономически активное население как объект социального менеджмента // Проблемы теории и практики управления. 1999. № 6. С. 99.

19 Как мы тратим деньги // «Аргументы и факты». 2000. № 16. С.7.

20 Основные показатели социально-экономического положения регионов Российской Федерации в I полугодии 2000 года // Российская газета. 2000. 1 августа. С.4.

21 Никифоров А., Лубков А. Основные направления реформирования заработной платы // Экономист. 1999. № 4. С.39.

22 Мониторинг «Доходы и уровень жизни населения II квартал 1999 г.». М.: ВЦУЖ, 1999. С. 83-84.

23 Основные показатели социально-экономического положения регионов Российской Федерации в I полугодии 2000 года // Российская газета. 2000. 1 августа. С.4.

24 Невинная И. Высокая зарплата к взаимной выгоде //Российская газета. 2000. 28 июля. С.11.

25 Доходы наши и не наши // Аргументы и факты. 2000. № 16. С. 8.

26 Невинная И. Указ. соч.

27 Антосенков Е., Петров О. Мониторинг социально-трудовой сферы // Экономист. 1998. № 4. С. 40.

28 Невинная И. Высокая зарплата к взаимной выгоде // Российская газета. 2000. 20 июля. С.11.

29 Волгин Н. Новый подход к оплате труда госслужащих // Российский экономический журнал. 1999. № 5-6. С. 52-57.

30 Там же. С. 55.

31 Там же.

32 Антосенков Е., Петров О. Указ. соч.С. 40-41.

33 Никифоров А., Лубков А. Указ. соч. С.41.

34 Антосенков Е., Петров О. Указ. соч. С.40-41.

35 Меньшикова О. Экономически активное население как объект социального менеджмента // Проблемы теории и практики управления. 1999. № 6. С. 102.

36 Лещинская Г. Проблемы занятости в строительном комплексе // Экономист. 1999. № 10. С. 55.

37 Невинная И. Указ. соч.С.11.

38 Конищева Т. Легальная зарплата. Это сколько? // Российская газета. 2000. 21 июля. С. 3.

39 Шипицына Н. Бедных скоро не будет? // Московский комсомолец. 2000. 13-20 июля. С.8.

40 План действий Правительства Российской Федерации в области социальной политики и модернизации экономики на 2000-2001 годы // Российская газета. 2000. 5 августа. С. 3.

41 Капелюшников Р. Что скрывается за «скрытой» безработицей? // Государственная и корпоративная политика занятости / Под общ. ред. Т. Малевой. М.: Моск. Центр Карнеги, 1998. С.75.

42 Яковлев Р. Усиление госрегулирования заработной платы: необходимость, направления и меры // Российский экономический журнал. 1999. №3. С.37.

43 Антосенков Е., Петров О. Мониторинг социально-трудовой сферы // Экономист. 1998. №4. С. 39.

44 Баскаков М. Режим выживания // Труд. 2000. 20 января. С.5.

45 Никифоров А., Лубков А. Основные направления реформирования заработной платы // Экономист. 1999. №4. С.42.

46 Бобков В., Яковлев Р., Меньшикова О., Смирнов М. Повышение оплаты труда в России должно стать реальностью // Человек и труд. 1999. № 12. С.78.

47 Шадрин В. Цена труда в России – меньше не бывает // Человек и труд. 2000. №1. С.79-83.

48  Махаринов Б. Прибыль на весах экономии // Деловая жизнь. 1994. №2. С.34-41.

49  Зельберг С., Потапов В. Новая модель организации заработной платы в «АЛРОС» // Человек и труд. 1997. №9. С.58-61.

50  Дидык В. Как на «ЛОМО» управляют зарплатой // Человек и труд. 1997. №3. С.93-94.

51 Алехина О. Стимулирующий эффект гибких систем заработной платы // Человек и труд. 1997. №1. С.90-92.

52 Крейчман Ф.С. Оплата труда – основа трудовой мотивации работников // Экономика и учет труда. 1999. № 5-6. С.7-20.

53 Миляева Л., Койнаш Г. К вопросу о комплексной оценке уровня конкурентоспособности работников промышленного предприятия // Человек и труд. 2000. №4. С.80-84.

54 Пригожин А.И. Современная социология организаций. М., 1995. С.170.

55 Зайцев А.К. Социально-трудовой конфликт - норма // Социологические исследования. 1993. №8. С.21.

56 Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. 1994.№5. С.146.

57 Барсукова С.Ю., Герчиков В.И. Приватизация и трудовые отношения: от единого и общего к частному и конкретному. Новосибирск, 1997. С.36.

58 Там же С.38.

59 Семенов В.Г. Россия в сети конфликтности: между взрывом и согласием // Социологические исследования. 1993.№7. С.73.

60 Зайцев А.К. Ук. соч. С.23.

61 Андреенкова Н.В., Воронченкова Г.А. Развитие трудовых конфликтов в России в период перехода к рыночным отношениям // Социологические исследования. 1993. №8. С.25.

62 Хибовская Е.А. Трудовые конфликты: причины, результаты и способы разрешения. С.21.

63 Предприятие и рынок: динамика управления и трудовых отношений в переходный период. М.: РОССПЭН, 1997. С.156.

64 Хибовская Е.А. Ук. соч. С.23.

65 Патрушев В.Д., Бессокирная Г.П., Темницкий А.Л. Рабочие на частном предприятии: мотивация, оплата труда и удовлетворенность работой // Социологические исследования. 1998. №4. С.39.

66 Здравомыслов А.Г. Фундаментальные проблемы социологии конфликта и динамика массового сознания // Социологические исследования. 1993.№8. С.20.

67 Солидаризация в рабочей среде. М.:ИС РАН. 1998. С.156-157.

68 Темницкий А.Л., Бессокирная Г.П. Вторичная занятость и ее социальные последствия // Социологические исследования. 1999. №5. С.34-43.

69 Нельсон Ричард Р., Уинтер Сидней Дж. Эволюционная теория экономических изменений. М.: ЗАО “ФИНСТАТИНФОРМ”, 2000. С.133.

70 Шаститко А.Е. Неоинституциональная экономическая теория. 2-е издание. М.: ТЕИС, 1999. С.416.

71 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т.1. От прошлого к будущему. Новосибирск, 1996. С.153.

72 Олейник А. Теория контрактов // Вопросы экономики. 1999. №8. С. 146.

73 Председатель обкома профсоюза, сентябрь 1999 г. Здесь и далее курсивом приводятся цитаты из интервью, выполненных в ряде проектов Института сравнительных исследований трудовых отношений (г. Москва, рук. – В. Борисов, П. Бизюков, С. Кларк). Автор приводит материалы исследований по Свердловской области, в проведении которых принимала непосредственное участие (1999-2000 гг.). В региональную рабочую группу также входили к. соц. н. М.Г. Бурлуцкая, М.Н. Вандышев, к. соц. н. Н.В. Веселкова.

74 Председатель обкома профсоюза, июль 1999 г.

75 См.: Уральская историческая энциклопедия. Екатеринбург, 1998. С. 432-433; История профсоюзов Урала. 1905-1984 гг. М., 1984.

76 Социальное партнерство: словарь-справочник. Рук. авт. кол. В.Н. Киселев, В.Г. Смольков; АтиСО. М., 1999. С. 155.

77 Профсоюзы // Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Б.С. Социологический словарь / Пер. с англ. Под ред. С.А. Ерофеева. Казань, 1997. С. 250.

78 Там же.

79 Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 462.

80 Речмен Д.Дж., Мескон М.Х., Боуви К.Л., Тилл Дж. В. Современный бизнес: Учеб. В 2 т. Т. 1. Пер. с англ. М., 1995. С. 395.

81 Там же. С. 394.

82 См., например: Песчанский В.В. Становление гражданского общества: роль профсоюзов // Гражданское общество в России: структуры и сознание. М.: Наука, 1998; Файербратер П. Профсоюзное движение в либерально-демократических странах // Социологические очерки: Ежегодник. Вып. 2. М., 1992 и др.

83 См., например: Борисов В.А. Ночное домино на Октябрьской площади: Социологические заметки о забастовке в Донбассе (7-20 июня 1993 года). М., 1999; Хоффер Ф. От авторитарного монолога – к социальному диалогу // Социальный диалог в России. М., 1999; Рунец В. Мифы и реалии профсоюзного движения в современной России. М., 1996; Гордон Л.А. Социально-трудовые исследования. Вып. 1. Рабочее движение в сегодняшней России: Становление, современные проблемы, перспективы. М., 1995 и др.

84 См., например: История профсоюзов России: Этапы, события, люди. М., 1999.

85 Эренберг Р.Дж., Смит Р.С. Современная экономика труда: Теория и государственная политика. М., 1996. С. 500.

86 Олсон М. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция, социальный склероз. Пер. с англ. Новосибирск: ЭКОР, 1998. С. 44.

87 См., например: Четвернина Т., Смирнов П., Дунаева Н. Место профсоюза на предприятии // Вопросы экономики. 1995. № 6; Дунаева Н., Четвернина Т. Практика заключения коллективных договоров на предприятиях различных форм собственности // Вопросы экономики. 1996. № 1; Песчанский В. Промышленные отношения в России: к демократизации или авторитарности? // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 3 и др.

88 См. обзор: Возвращение профсоюзов // Вопросы экономики. 1995. № 6.

89 Там же. С. 91.

90 Выделено нами – Авторы.

91 Референт председателя обкома, июнь 1999 г.

92 Политолог, июнь 1999 г.

93 Тамбовцев В.Л. Экономические институты российского капитализма // Куда идет Россия?.. Кризис институциональных систем: Век, десятилетие, год / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М., 1999. С. 194.

94 История профсоюзов России: этапы, события, люди. М., 1999. С. 323.

95 Зав. орготделом федерации профсоюзов, январь 2000 г.

96 Председатель профкома завода прокатных валков, ноябрь 1999 г.

97 Несмотря на публицистическое звучание, этот термин вполне определенен по содержанию: «Профсоюзная боевитость – степень самоопределения организаций наемных работников профсоюзами, сохранения независимости от предпринимателей, демонстрации готовности прибегнуть к коллективному торгу и акциям в промышленности, отождествления себя с рабочим движением в целом». См.: Большой толковый социологический словарь (Collins): в 2 т. Пер. с англ. М., 1999. Том 2. С. 108.

98 Козина И.М. Особенности применения стратегии case-study при изучении производственных отношений на промышленных предприятиях России // Предприятие и рынок: динамика управления и трудовых отношений в переходный период. М., 1997. С. 31.

99 Здесь и далее мы используем условные обозначения предприятия и его подразделений, дабы гарантировать анонимность полученных оценок. ТТ - предприятие в целом, ЮТ и ОТ – его подразделения. Также в тексте сокращенно именуются: профсоюзная организация (ПО), Совет трудового коллектива (СТК).

100 Начальник планового отдела, февраль 2000 г.

101 Показательно, что в ответ на просьбу указать точное число членов профсоюза в ТТ, председатель Совета профсоюзов принялась считать по распечаткам зарплаты из вычислительного центра – в графе отчислений там указано перечисление профсоюзных взносов, так можно было сосчитать членство в профсоюзе, но мы не стали утомлять себя просмотром всего списочного состава ТТ.

102 Председатель профкома, февраль 2000 г.

103 Инженер по технике безопасности, бывший председатель ПО ТТ, март 2000 г.

104 Водитель троллейбуса, 61 год, основатель трудовой династии. 17.03.00.

105 Начальник маршрутов. 07.04.00.

106 Директор ОТ. 21.03.00.

107 Начальник ЮТ, февраль 2000 г.

108 Директор ОТ. 21.03.00.

109 Специалист планового отдела ОТ. 06.03.00.

110 Начальник ЮТ, февраль 2000 г.

111 Начальник ЮТ, февраль 2000 г.

112 Председатель профкома ОТ. 28.02.00.

113 Председатель Совета профсоюза работников муниципальных предприятий общественного и специального транспорта г. Екатеринбурга, февраль 2000 г.

114 Председатель ПО ЮТ, февраль 2000 г.

115 Председатель Совета профсоюзов, февраль 2000 г.

116 Директор ОТ. 21.03.00.

117 Директор ОТ. 21.03.00.

118 Специалист планового отдела ОТ. 06.03.00.

119 Председатель профкома ЮТ, февраль 2000 г.

120 Начальник маршрутов ОТ. 17.03.00.

121 Председатель профкома ЮТ, февраль 2000 г.

122 Зав. отделом обкома профсоюза, январь 2000 г.

123 Торговый представитель, февраль 2000 г.

124 Торговый представитель, февраль 2000 г.

125 Торговый представитель, февраль 2000 г.

126 Руководитель кадрового агентства, февраль 2000 г.

127 Торговый представитель, февраль 2000 г.

128 Торговый представитель, февраль 2000 г.

129 Торговый представитель, февраль 2000 г.

130 Торговый представитель, февраль 2000 г.

131 Торговый представитель, февраль 2000 г.

132 Торговый представитель, февраль 2000 г.

133 Зав. отделом обкома профсоюза, январь 2000 г.

134 Торговый представитель, февраль 2000 г.

135 Торговый представитель, февраль 2000 г.

136 Торговый представитель, февраль 2000 г.

137 См.: Торговая газета. 1999. 14 июля.

138 Зав. отделом обкома профсоюза, январь 2000 г.

139 Торговый представитель, февраль 2000 г.

140 Торговый представитель, февраль 2000 г.

141 Зав. отделом обкома профсоюза, январь 2000 г.

142 Государственный инспектор труда по Свердловской области, декабрь 1999 г.

143 Председатель обкома профсоюза декабрь 1999 г.

144 Торговый представитель, февраль 2000 г.

145 Торговый представитель, февраль 2000 г.

146 Председатель обкома профсоюза, декабрь 1999 г.

147 Руководитель кадрового агентства, февраль 2000 г.

148 Руководитель кадрового агентства, февраль 2000 г.

149 Государственный инспектор труда по Свердловской области, декабрь 1999 г.

150  Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация / Научное редактирование и вступительная статья В.С. Катькало; СПб: Лениздат; CEV Press, 1996. С. 405.

151 Там же. С. 406.

152 Там же. С. 408.

153 Соболева И., Четвернина Т. Масштабы безработицы в России и способы ее измерения // Вопросы экономики. 1999. №11. С.99-113.

154 Layard R., Richter A. Labour Market Adjustment – the Russian Way // Russian Economic Reform at Risk / Ed. A. Aslund. London: Penter, 1995.

155 Капелюшников Р. Что скрывается за «скрытой безработицей»? // Государственная и корпоративная политика занятости / Под ред. Т. Малевой. М.: Моск. Центр Карнеги, 1998. С. 76.

156 Кашепов А. Проблемы предотвращения массовой безработицы в России // Вопросы экономики. 1995. №1. С. 53-61.

157 Дудников С., Щербаков А. Скрытая безработица на московском рынке труда // Человек и труд. 2000. № 2. С. 44-47.

158 Аукуционек С., Капелюшников Р. Почему предприятия придерживают рабочую силу // МЭиМО. 1996. № 11. С. 53.

159 Московская А. Избыточная занятость на промышленных предприятиях России: PRO ET CONTRA // Вопросы экономики. 1998. № 1. С.59-71.

160 Капелюшников Р. Что скрывается за «скрытой» безработицей? // Государственная и корпоративная политика занятости / Под ред. Т. Малевой. М.: Моск. Центр Карнеги, 1998. С.93.

161 Дегтярь Л. Государственная политика на рынке квалифицированного труда: опыт стран Центральной и Восточной Европы // Проблемы теории и практики управления. 1997. № 1. С.67-71.

162 Основы изучения человеческого развития. Под. ред. Н.Б. Баркалова и С.Ф. Иванова. М.: Права человека, 1998.

163 Антосенков Е., Петров О. Мониторинг социально-трудовой сферы // Экономист. 1998. № 4. С.34-45.

164 Малушко Н.Н. Скрытая безработица в Ростовской области // Проблемы проектирования и управления экономическими системами: инвестиционный аспект: Матер. межгос. научно-практ. конф. Ростов-на-Дону, 23-24 марта 1998г. Ростов н/Д: Изд-во РГЭА,1998. С 162-166.

165 См., например: Кабалина В., Рыжикова З. Неполная занятость в России // Вопросы экономики. 1998. № 2. С.131-142; Капелюшников Р. Указ. соч. С. 84-88.

166 Капелюшников Р. Что скрывается за «скрытой» безработицей? // Государственная и корпоративная политика занятости / Под ред. Т. Малевой. М.: Моск. Центр Карнеги, 1998. С.83.

167 Московская А. Избыточная занятость на промышленных предприятиях России: PRO ET CONTRA // Вопросы экономики. 1998. № 1. С.59-71.

168 Капелюшников Р., Аукуционек С. Российские промышленные предприятия на рынке труда // Вопросы экономики. 1995. № 6. С.48-55.

169 Капелюшников Р. Что скрывается за «скрытой» безработицей? // Государственная корпоративная политика занятости / Под ред. Т. Малевой. М.: Моск. Центр Карнеги, 1998. С. 85.

170 Московская А. Избыточная занятость на промышленных предприятиях России: PRO ET CONTRA // Вопросы экономики. 1998. № 1. С.61.

171 Гарсия-Исер М., Голодец О., Смирнов С. Критические ситуации на региональных рынках труда // Вопросы экономики. 1998. № 2. С.114-124.

172 Котляр А.Э. Политика занятости в условиях спада производства // Материалы заседания научного совета по проблемам труда и социальной политики Министерства труда РФ от 31 мая 1995 г. С. 1.

173 Сыроватская Л.А. Трудовое право: Учебник. М.: Высшая школа, 1995.

174 Кашепов А.В., Трубин В.В., Устинова С.С. Рынок труда в России: проблемы формирования и регулирования М.: Наука, 1995.

175 Скрытая безработица: феномен, анализ, последствия // Под общ. ред. Волгина Н.А., Дудникова С.В. М.: РАГС, 1998. С.43.

176 Там же.

177 Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1968. С.23-26.

178 Эрхард Л. Благосостояние для всех: Пер. с нем. М.: Прогресс, 1991. С.315.

179 Скрытая безработица: феномен, анализ, последствия // Под общ. ред. Волгина Н.А., Дудникова С.В. М.: РАГС, 1998. С.47.

180 Филатова О. Стоимость рабочей силы в России // Экономист. 2000. № 4. С.41-50.

181 Скрытая безработица: феномен, анализ, последствия. Под общ. ред. Волгина Н.А., Дудникова С.В. М.: РАГС, 1998. С.85.

182 Скрытая безработица: феномен, анализ, последствия // Под общ. ред. Волгина Н.А., Дудникова С.В. М.: РАГС, 1998. С.73.

[376] Макаров В., Клейнер Г. Бартер в России. Институциональный этап // Вопросы экономики. 1999. №4. С. 82.

[377] Там же. С. 79.

[378] Многие ведущие посткейнсианцы - Х.Ф. Мински, Л.Р. Рэй, С.Фаззари и др. - постоянно печатались и печатаются в журнале (традиционных) институционалистов “Journal of Economic Issues”. Во многих публикациях институционалистов и посткейнсианцев подчеркивается фундаментальное сходство этих направлений. См., например: Гурова И.П. Конкурирующие экономические теории. Ульяновск: УлГУ, 1998. С. 120-121; Peterson W. Institutionalism, Keynes and the Real World // Journal of Economic Issues. 1977. June. P. 201-221; Dillard D. A Monetary Theory of Production: Keynes and the Institutionalists // Journal of Economic Issues. 1980. June. P. 255-273.

[379] Милль Дж. С. Основы политической экономии. Том 1. М.: Прогресс, 1980. С. 87.

[380] Милль Дж. С. Основы политической экономии. Том 2. М.: Прогресс, 1981. С. 234.

[381] Фишер И. Покупательная сила денег. М. 1926. С. 9.

[382] Robertson D. Money. London. 1922. P. 1.

[383] Friedman M. Capitalism and Freedom. Chicago: Chicago University Press. 1962. P.14.

[384] Следует учесть, что трактовка понятия трансакционных издержек в неоклассической денежной теории фундаментально отличается от трактовки этого понятия в неоинституциональной теории, учитывающей «моменты неопределенности, противоположности экономических интересов, особенности используемой технологии, формы экономической организации и т.д.» (Шаститко А.Е. Неоинституциональная экономическая теория. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС. 1999. С. 159). У неоклассиков же трансакционные издержки – всего лишь следствие известной проблемы обеспечения «двойного совпадения потребностей» контрагентов.

[385] Niehans J. The Theory of Money. Baltimore. 1978. P. 99-100. См. также: Niehans J. Money and Barter in General Equilibrium with Transaction Costs // American Economic Review. 1971. December. P. 773-783.

[386] Niehans J. The Theory... P. 113.

[387] Brunner K. & Meltzer A. The Uses of Money: Money in the Theory of an Exchange Economy // American Economic Review. 1971. December. P. 787, 799.

[388] См.: Малахов С. Трансакционные издержки в российской экономике // Вопросы экономики. 1997. N 7. С. 77-86.

[389] Харрис Л. Денежная теория. М.: Прогресс. 1990. С. 81-82.

[390] Keynes J.M. A Monetary Theory Of Production // The Collected Writings of John Maynard Keynes. Ed. by Moggridge D. London: Macmillan. 1973. Vol. XIII. P. 408.

[391] Ibid. P. 408-411.

[392] См.: Dillard D. The Theory of a Monetary Economy // Post Keynesian Economics. Ed. by K. K. Kurihara New-Jersey. 1954. P.3-30.

[393] См.: Dillard D. Money an an Institution of Capitalism // Journal of Economic Issues. 1987. December. P. 1623-1647; Davidson P. Money and the Real World. London: Macmillan, 1972; Rogers C. Money, Interest and Capital. A Study in the Foundations of Monetary Theory. Cambridge, 1991; Carvalho F.J.C. de Mr. Keynes and the Post Keynesians. Principles of Macroeconomics for a Monetary Production Economy. Aldershot: Edward Elgar. 1992. На русском языке теория «денежной экономики» наиболее полно пока что была освещена в следующих работах: Розмаинский И.В. О свойствах экономической системы, подверженной циклическим колебаниям деловой активности // Тезисы докладов Всероссийской научной конференции «Цикличность как форма экономической динамики. Структурная и инвестиционная политика». СПб. 1997. С. 46-49; Розмаинский И.В. Концепция делового цикла в посткейнсианстве. Автореф. канд. дис. СПб., 1998.

[394] Здесь необходимо уточнить, что посткейнсианцы, как традиционные институционалисты, не используют термин «институциональная среда», заменяя его словом «институты». Мы пошли здесь вразрез с их словоупотреблением, поскольку любимый неоинституционалистами термин «институциональная среда» является гораздо более ясным и четким, чем термин «институты».

[395] Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс. 1978. С. 210. Carvalho F. Op. cit. P. 46.

[396] Arestis P. Introduction // Post-Keynesian Monetary Economics: New Approaches to Financial Modelling. Ed. by P. Arestis. Aldershot: Edward Elgar, 1988. P.2.

[397] Rogers C. Op. cit. P. 165-167.

[398] Carvalho F. Op. cit. P. 44.

[399] Goodhart C.A.E. Money, Information and Uncertainty. London, 1976. P. 194.

[400] Именно в этих «экономических системах» соблюдается неоклассическая предпосылка совершенной и полной информации (в таких условиях деньги не нужны, поскольку они по своей сущности связаны с фундаментальной неопределенностью будущего). См.: Олейник А. Институциональная экономика. Учебно-методическое пособие. Тема 1. Институциональные рамки неоклассики // Вопросы экономики. 1999. N 1. С. 132-142.

[401] Кейнс Дж.М. Указ. соч. С. 210.

[402] Arestis P. Op. сit.. P. 2; Tarshis L. Post-Keynesian Economics: A Promise That Bounced? // American Economic Review. 1980. May. P. 10-14.

[403] Это определение предложено американцем Бэзилом Муром. Цит. по: Arestis P. Post-Keynesian Theory of Money, Credit and Finance // Post-Keynesian Monetary Economics... P. 42.

[404] Kregel J.A. The Reconstruction of Political Economy. An Introduction to Post-Keynesian Economics. London: Macmillan, 1974. P. 34; Chick V. The Nature of the Keynesian Revolution: A Reassessment // Australian Economic Papers. 1978. June. P.1-20; Vickers D. Economics and the Antagonism of Time: Time, Uncertainty and Choice in Economic Theory. Ann Arbor: The University of Michigan Press. 1994; Setterfield M. Historical Time and Economic Theory // Review of Political Economy. 1995. Vol. 7. N 1. P. 1-27.

[405] Kregel J.A. Op. cit. P. 43. Vickers D. Op. cit. P. 8.

[406] О роли контрактов писал еще Кейнс в своем «Трактате о деньгах»: Keynes J.M. A Treatise on Money. Vol. I. The Pure Theory of Money. London: Macmillan. 1930. P.3. Эта идея далее подробно развивалась П. Дэвидсоном, см.: Davidson P. Money and the Real World // Economic Journal. 1972. March. P. 101-115; Money and General Equilibrium // Economie Appliquee. Tome XXX. N 4. P. 541-563; A Post-Keynesian View of Theories and Causes for High Real Interest Rates. // Post-Keynesian Monetary Economics... P. 152-182; Davidson P. & Davidson G. Financial Markets and Williamson's Theory of Governance: Efficiency versus Concentration versus Power // Quarterly Review of Economics and Business. P. 50-63; Carvalho F. Op. cit. P. 101-102.

[407] Keynes J.M. A Treatise... P. 3.

[408] Davidson P. Money and General Equilibrium; Davidson P. A Post-Keynesian View...; Carvalho F. Op. cit. P. 101-102.

[409] Кейнс Дж.М. Указ. соч. С. 368.

[410] Keynes J.M. A Monetary Theory... P. 408.

[411] Таким образом, согласно посткейнсианскому подходу, деньги – это нечто гораздо большее, чем просто еще одно средство экономии (широко трактуемых) трансакционных издержек (из чего исходят неоинституционалисты, см.: Шаститко А. Е. Указ. соч. С. 341).

[412] Приводимые ниже идеи об уникальности денег взяты из статьи: Розмаинский И.В. Эндогенность денег и эндогенность неплатежей: сходства и различия // Семинар молодых экономистов. 1998. Вып. 5. С. 36-46. [Адрес в Интернете: www.econ.pu.ru/publish/sye/SYE5/Sme5c.htm]

[413] Макаров В., Клейнер Г. Бартер в экономике переходного периода: особенности и тенденции // Экономика и математические методы. 1997. Том 33. N 2. С. 34.

[414] См.: Розмаинский И.В. Криминализация экономики и денежная деградация как факторы инфляции издержек в России // Семинар молодых экономистов. 1997. Вып. 3. С. 58-65. [Адрес в Интернете: www.econ.pu.ru/publish/sye/SYE3/Sme3c.htm]

[415] См.: Расков Н.В. Проблемы управления государственными предприятиями в России в период реформ // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1995. Вып. 2. С. 3-12; Тамбовцев В.Л. Государство и переходная экономика: пределы управляемости. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС. 1997. С. 111-112; Rozmainsky I. V. “Reverse Gradualism”, Investment Collapse and Financial Degradation in Russia. (http://ie.boom.ru/Rozmainsky/Rozmainsky1.htm)

[416] См.: Макаров В., Клейнер Г. Бартер в России... С. 92-97.

[417] См.: Клейнер Г. Современная экономика России как «экономика физических лиц» // Вопросы экономики. 1996. N 4. С. 81-95.

[418] Макаров В., Клейнер Г. Бартер в России... С.90.

[419] См.: Тамбовцев В. Указ. соч. С. 111-117.

[420] Внедрение новых технологий требует достаточно масштабных капиталовложений. В условиях сокращения инвестиционного ресурса все средства, как правило, направляются на поддержание действующих технологий, что и предопределяет фактическую консервацию действующей технологической системы. Подробнее см.: Алексеев А.В. Экономическая политика правительства России – пленница и генератор «институциональной ловушки» // Трансформация экономических институтов в постсоветской России. М.: МОНФ, 2000.

[421] Рассчитывается как сумма произведений средних значений возрастных интервалов на количество оборудования в каждом интервале, деленная на общее количество оборудования, установленного на конец данного года.

[422] Эксперт. 2000. №17. 8 мая С.13.

[423] Эксперт. 2000. №4. 31 января С.32.

[424] "Если скверные институты, препятствующие росту или подавляющие его, - норма в большей части нашего мира, понимание того, что «только» институциональные проблемы стоят на пути быстрого роста в бедных странах, мало чему может помочь … И все же проблемы скорее можно решить тогда, когда вы их понимаете". М. Олсон. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция, социальный склероз. Пер. с англ. Новосибирск: Экор, 1998. С. 268.

[425] Подробнее см.: Алексеев А.В. Экономическая политика правительства России – пленница и генератор «институциональной ловушки» // Трансформация экономических институтов в постсоветской России. Москва, МОНФ, 2000.

[426] Эксперт. №18. 15 мая 2000. С.11.

[427] Подробнее см.: Эксперт. №13 (224). 3 апреля 2000.

[428] Стратегия развития Российской Федерации до 2010 года. Проект. М.: Фонд "Центр стратегических разработок", 2000.  Раздел «Создание благоприятного предпринимательского и инвестиционного климата». Введение.

[429] Финансовый дисбат (отвечает первый вице-премьер правительства В. Христенко // Эксперт. № 14. 10 апреля 2000. С.21.

[430] См. там же.

[431] Стратегия развития Российской Федерации до 2010 года. Проект. М.: Фонд "Центр стратегических разработок", 2000. Раздел «Создание благоприятного предпринимательского и инвестиционного климата». Введение.

[432] Крюков В. «Карфаген» должен быть разрушен // ЭКО. №6. 2000. С.33.

[433] Там же. С. 37.

[434] Там же. С.32.

[435] Эксперт. 2000. №12. 27 марта. С.12.

[436] Эксперт. 1998. №1. 12 января. С. 14-18.

[437] Стратегия развития Российской Федерации до 2010 года. Проект. М.: Фонд "Центр стратегических разработок", 2000. Раздел «Создание благоприятного предпринимательского и инвестиционного климата». Введение.

[438] Рубченко М. Деньги расчет любят // Эксперт. 2000. №24. 26 июня. С.10.

[439] Там же. С.11.

[440] Там же.

[441] Этот момент действительно бывает “отдален” во времени: между отгрузкой готовой продукции и периодом получения денежных средств за реализацию поступивших по бартеру товаров нередко проходит целый год.

[442] Формально это проявляется в наличии двух уровней цен на продукцию предприятия: поставляемой по бартеру и за денежный расчет (наличный или безналичный). Оба списка визируются директором предприятия.

[443] См. подробнее: Алексеев А.В, Герцог И.Ф. Российский менеджмент: скрытые резервы экономики // Проблемы теории и практики управления. 1999. №6. С. 76-77.

[444] Денежные средства для инвестиционных целей всеми тремя предприятиями были привлечены со стороны. Во всех случаях это были банковские кредиты, выданные под ставку процента, существенно превышающую среднерыночный уровень. Подробнее см. там же.

[445] Около 80% потенциального эффекта могут быть достигнуты с помощью 20% управленческих усилий.

[446] Оставшиеся виды продукции, выпадающие из анализа, можно в этой ситуации рассматривать как потенциальный резерв для дополнительного экономического эффекта, извлечение которого связано, как правило, с большими затратами.

[447] Показатель оборачиваемости оборотного капитала показывает средний временной разрыв между авансированием денежных средств в процесс кругооборота и их поступлением в качестве оплаты реализованной продукции. Отрицательный показатель говорит о том, что оплата продукции наступает раньше, чем приходится оплачивать ресурсы, использованные при производстве продукта. Последняя ситуация является особенно выгодной и, как правило, характерна для предприятий с коротким производственным циклом и сильной конкурентной позицией на рынке данного продукта.

[448] Речь идет об управляющих параметрах для имитационной модели деятельности данного предприятия. Формальное описание модели см.: Герцог И.Ф. Моделирование финансовых особенностей продуктов: «доноры», «реципиенты» и их влияние на цену компании // Динамические модели экономических систем / Отв. ред. В.Н. Павлов, А.О. Баранов.  Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1999. С. 219-238.

[449] Довольно часто на российских предприятиях источником финансирования потребности в оборотном капитале выступает еще амортизация основных фондов – второй собственный источник генерирования денежных средств. На данном предприятии амортизацию удавалось направить на обновление выбытия основных фондов, поэтому прирост собственного оборотного капитала происходил именно за счет прироста накопленной прибыли.

[450] См.: Фатхутдинов Р.А. Стратегический менеджмент. М.: ЗАО «Бизнес-школа «Интел-Синтез», 1998; Ламбен Ж.-Ж. Стратегический маркетинг. Европейская перспектива / Пер. с франц. СПб.: Наука, 1996; а также работы других авторов.

[451] Методология деления продуктов на две указанные группы представлена подробно в: Герцог И.Ф. Программа выпуска, оборотный капитал и цена компании // Проблемы теории и практики управления. 1999. №3. С. 103-108.

[452] Методологию разделения стоимости компании между отдельными продуктами см. в: Герцог И.Ф. Моделирование финансовых особенностей продуктов…, а также в: Герцог И.Ф. Оценка эффекта управленческой деятельности на основе системного подхода // Моделирование динамики экономических процессов / Отв. ред. В.Н. Павлов, Л.К. Казанцева. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2000. С. 193-203.

[453] «Наиболее существенному сокращению будут подвергнуты расходы по разделу "Национальная экономика". Неэффективная государственная поддержка отдельных отраслей должна быть сведена к минимуму. Прежде всего, это касается субсидий предприятиям жилищно-коммунального хозяйства (с переводом части соответствующих расходов в адресные субсидии малообеспеченным домохозяйствам), избыточных инвестиций в дорожное строительство и другие отрасли (после завершения инвентаризации федеральных целевых программ), субсидий отдельным промышленным предприятиям на региональном и местном уровне». Раздел 2.1.2.3. Концентрация финансовых ресурсов государства на выполнении его базовых функций. При этом доля капитальных вложений в бюджете 2000 г. составляет «менее 5%, из которых более половины приходится на промышленность и сельское хозяйство», а «на силовые структуры и обслуживание государственного долга - около 27% и около 23% общих расходов соответственно (без учета платежей основной сумме государственного долга, примерно соответствующих сумме ежегодных процентных платежей)». (Раздел 2.1.1.2. Характеристика расходов расширенного бюджета).

[454] «Ощутимый приток иностранного капитала будет возможен только с некоторым лагом, после того как активность отечественных инвесторов приобретет устойчивый характер». (Раздел Ожидаемые результаты реализации стратегии).

[455] Там же.

[456] Раздел 3.1.4. Направления развития промышленности.

[457] Раздел 3.1.2. Цель и задачи структурной политики.

[458] Раздел 3.1.3. Основные этапы и инструменты реализации структурной политики.

[459] См., например, Водянов А. Дорогой рубль кусается. Эксперт. №27. 17 июля 2000 г. С.8. («Только за прошлый год загрузка мощностей, по нашим оценкам, возросла до 57,4% против 51% в 1998 г. Дальнейшая загрузка ныне не задействованных мощностей без дополнительной инвестиционной модернизации едва ли возможна».)

 [460] Polanyi K. Great Transformation. Chicago, 1944.

 [461] Frye T., Shleifer A. The Invisible Hand and the Grabbing Hand // American Economics Review. May 1997. С текстом этой статьи можно ознакомиться по Интернету по адресу: http://papers.nber.org/papers/W5856.pdf.

[462] Fish M.S. The Roots of and Remedies for Russia`s racket economy // http://socrates.berkeley.edu/~briewww/courses/sc/cp22/fish.html.

[463] Долю тех, для кого бизнесмен неприятен, можно увеличить за счет респондентов, полагающих, что для успеха в бизнесе надо «изменить жизнь в российском обществе» и «победить преступность»: поскольку сейчас этих факторов еще нет, то те, кто в таких условиях все же занимается бизнесом, вряд ли заслуживает позитивной оценки.

[464] Ослунд А. «Рентоориентированное поведение» в российской переходной экономике // Вопросы экономики. 1996. № 8. С. 99 — 108. О рентоискательстве в российской переходной экономике см. также: Притцль Р. Коррупция, рентоориентированное поведение и организованная преступность в России // Политэконом – Politekonom. 1997. № 1. С. 64 – 76.

[465] Неформальный сектор в российской экономике. М.: Институт стратегического анализа и развития предпринимательства, 1998. С. 72, 107. Данные относятся к 1997 г.

[466] Johnson S., Kaufmann D., McMillan J., Woodruff C. Op. cit. Эти данные относятся также к 1997 г.

[467] Известия. 1994. 19 октября. Цит. по: Дюамель Л. Экономическая преступность как стимул экономических и политических реформ в России (по материалам российской прессы) // Социально-политический журнал. 1997. № 3. С. 230.

[468] Радаев В. Неформальная экономика и внеконтрактные отношения в российском бизнесе. Подходы к исследованию неформальной экономики // Неформальная экономика: Россия и мир. М.: Логос, 1999. С. 43.

[469] Только в 1993 г., по данным МВД, было убито 10 руководителей крупных банков. Международная комиссия экспертов в 1994 г. вообще пришла к выводу, что Россия – самая опасная страна в мире для бизнеса (Дюамель Л. Ук. соч. С. 223). К концу 1990-х гг., после завершения первичного раздела собственности и сфер влияния, «правила игры» в российском бизнесе стали менее смертоносными, однако и к началу III тысячелетия они остаются, по международным стандартам, вопиюще криминальными.

[470] «В направленном на получение прибыли капиталистическом предприятии заключены имманентные его природе тенденции развития безграничной и беспощадной наживы» (Зомбарт В. Буржуа. М.: Наука, 1994. С. 272).

[471] Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 47 — 48.

[472] Там же. С. 78.

[473] Вопрос об общей специфике экономической ментальности россиян ранее уже освещался в разделе I. В данной главе рассматривается один из ее частных аспектов – отношение к бизнесу и предпринимательству.

[474] Сошлемся на классическое исследование Г. Хофстеда, проанализированное в главе 2. Следует оговориться, что конфессиональная принадлежность – отнюдь не единственный фактор, определяющий культурные стереотипы граждан какой-либо страны и тем более отдельного индивида.

[475] Характерный пример – история создания «Мертвых душ»: пока Н.В. Гоголь описывал «хищников-приобретателей», его талант не знал препятствий, но когда автор захотел во втором томе показать «добродетельного откупщика», труд оказался бесплодным.

[476] Мы исходим из предпосылки, что реформаторами руководили идейные, а не узко своекорыстные мотивы. Если же трактовать радикальные реформы как серию преступлений, сознательно совершаемых жаждущими денег и власти демагогами, то наше объяснение будет относиться не к правящей элите, а к избирателям, одобряющим своим молчаливым согласием подобные мероприятия.

[477] Приведем один маленький, но красочный пример, показывающий, каковы этические нормы современных отечественных бизнесменов. В своих воспоминаниях А. Паникин, один из предпринимателей «первой волны» 1980-х гг., так пишет о начале своей карьеры в бизнесе: «Мне всегда нравилось придумывать способы зарабатывания денег. Первый опыт состоялся еще во втором классе. Далекий 1958 год. Изобретенная мной нехитрая проволочная ловушка не давала монетам сваливаться в поддон уличного телефонного аппарата. Когда на вызов не отвечали и соединения не было, они накапливались в приемнике. Утром ставил капканы, после занятий собирал добычу.» (Паникин А. Записки русского фабриканта // Новый мир. 1997. №11. С. 156.) В этом признании шокирует не то, что известный бизнесмен в детстве воровал пятаки (у кого не было грехов юности?), а то, что началом своего бизнеса он считает именно этот эпизод, а не, например, перепродажу дефицитных билетов, чем стал подрабатывать чуть позже. Всем известен американский миф о малолетнем чистильщике обуви, который затем стал миллионером. Наши «мальчики», как видно, считают началом своих миллионов, образно выражаясь, не те центы, что были уплачены обладателями чистых ботинок, а те, что были украдкой ими вытащены из карманов зазевавшихся клиентов.

[478] В литературе можно встретить указание, что в 1994 г. 40% предпринимателей России занимались нелегальным бизнесом, против 22,5% из них выдвигались обвинения и 25% были связаны с преступным миром (Известия. 1994. 7 сентября. Цит. по: Дюамель Л. Ук. соч. С. 227). Даже если это преувеличение, оно показывает, во что готовы верить россияне, читая об отечественных «капитанах бизнеса».

[479] Знаменитый американский экономист М. Фридмен объяснял рост преступности в США 1950-х – 1970-х гг. схожим образом — изменением общественных представлений о богатстве и бедности. Согласно традиционным для Америки нормам протестантской этики, бедность или богатство есть результат собственных пороков или заслуг индивида. Когда же стало распространяться представление, будто бедность отдельных людей есть порок общества, а богатство — своеобразный «выигрыш в общественной лотерее», то появилось много желающих изменить результаты этой лотереи, отнимая чужую собственность (Friedman M. and R. Tyranny of the status quo. San Diego etc., 1984. P. 134 — 135). Современная ситуация в России отличается от описанного М. Фридменом тем, что в нашей стране практически всегда бедность считалась меньшим пороком, чем богатство, а потому контраст богатства и бедности создает гораздо более криминогенную обстановку.

[480] Подробнее этические проблемы российского бизнеса рассмотрены в главе 2.

[481] Хотя институты нелегальной защиты прав собственности предпринимателей развиваются в нашей стране довольно давно, теоретическим осмыслением этого явления пока занимается единственный исследователь – В.В. Волков из Санкт-Петербурга: Волков В.В. Силовое предпринимательство в современной России // Социологические исследования. 1999. № 1. С. 56 – 65; Он же. Политэкономия насилия, экономический рост и консолидация государства // Вопросы экономики. 1999. № 10. С. 44 – 59. Что касается сбора и обобщения эмпирической информации, то лучшим образцом следует считать работу В.В. Радаева: Радаев В.В. О роли насилия в российских деловых отношениях // Вопросы экономики. 1998. № 10. С. 81 – 100.

 [482] Гуров А.И. Профессиональная преступность: прошлое и современность. М.: Юридическая литература, 1990. С.169.

[483] Гуров А. Красная мафия. М.: Самоцвет, МИКО «Коммерческий вестник», 1995. С.315.

[484] Радаев В.В. О роли насилия в российских деловых отношениях // Вопросы экономики. 1998. № 10. С. 84.

[485] Лившиц А. Экономическая реформа и ее цена. М., 1994. С.114. Впрочем, в литературе встречаются и более высокие оценки средней величины охранной дани – 20-30% прибыли (Сафонов В.Н. Организованное вымогательство: уголовно-правовой и криминологический анализ. СПб.: СПбИВЭСЭП; О-во «Знание», 2000. С. 104).

[486] Шабалин В.А. Организованная преступность в России: взгляд из Америки // Государство и право. 1996. № 1. С. 92; Сафонов В.Н. Ук. соч. С. 208.

[487] «Взамен слишком слабой государственной системы была создана параллельная, - отмечает канадский ученый Л. Дюамель. – Отмечается, что 14 из 15 случаев вымогательства касаются предприятий, которые принуждаются криминальным миром выполнять свои обязательства по отношению к другим фирмам. Эта система занимается урегулированием спорных вопросов между предпринимателями. Если такие спорные вопросы являются очень сложными, то криминальный мир нанимает юристов, которые принимают решение, не подлежащее обжалованию и обязательное для выполнения. Хотя жулики забирают, как отмечают бизнесмены, “половину наших денег, это их тариф. Но они решают вопрос за один день”» (Дюамель Л. Ук. соч. С. 230 – 231).

[488] Согласно данным организованного В.В. Радаевым социологического опроса предпринимателей, ¾ тех, кто начал платить рэкетирам при создании своей фирмы, не находят сил впоследствии освободиться от них (Радаев В.В. О роли насилия в российских деловых отношениях. С. 84).

[489] Есть версия, что переход многих офицеров в коммерческие службы безопасности был частью целенаправленной политики спецслужб по установлению контроля над бизнесом в корыстных целях. См.: Waller J.M., Yasmann V.J. Russia`s Great Criminal Revolution: the Role of the Security Services // Journal of Contemporary Criminal Justice. Vol. 11. № 4. December 1995. Адрес в Интернете: http://www.afpc.org/issues/
crimrev.htm.

[490] Полянский А. Выше «крыши» // Эксперт. 1996. № 2. С. 20.

[491] Демин В. Силовые методы российского бизнеса // http://www.bdi.spb.ru/6-98/sil_method.htm.

[492] См.: Сафонов В.Н. Ук. соч. С. 112. Хотя автор проявляет заметный скепсис по поводу широкой распространенности «ментовской крыши», он все же признает, что она «иногда встречается».

[493] Радаев В.В. О роли насилия в российских деловых отношениях. С. 94.

 [494] Чистая выгода от защиты прав собственности – разница между валовыми выгодами от защиты, которые образуются за счет уменьшения издержек предпринимателя, и его дополнительных затрат, порожденных защитой.

[495] См., например: Konanykhine A., Gratcheva E. Mafiocracy in Russia // http://www.konanykhine.com/mafiocracy.htm.

[496] С криминологической точки зрения, единым термином «организованная преступность» можно называть любые групповые правонарушения, от избиения и грабежа случайных прохожих шайкой подвыпивших юнцов до финансовых махинаций, совершаемых почтенными коммерсантами. В данном разделе это понятие используется в более узком смысле – для обозначения устойчивых организаций, создаваемых профессиональными преступниками.

[497] Об экономической теории организованной преступности см.: Эндерсон Э. Организованная преступность, мафия и правительство // Политэконом = Politekonom. 1997. № 1. С. 92 – 103; Латов Ю.В. Экономический анализ организованной преступности. Лекция к спецкурсу “Теневая экономика”. М.: ЮИ МВД России, 1997; Айдинян Р., Гилинский Я. Функциональная теория организации и организованная преступность // Изучение организованной преступности: российско-американский диалог. М.: Олимп, 1997. С. 60 – 77; Экономическая теория преступлений и наказаний. Вып. 1. Экономическая теория преступной и правоохранительной деятельности. М.: РГГУ, 1999. С. 41 – 66; Economics of Organized Crime. Cambridge University Press, 1995.

[498] См., например: Вебер М. Развитие капиталистического мировоззрения // Вопросы экономики. 1993. № 8. С.153, 158.

[499] О сходстве признаков легальных и нелегальных экономических организаций см.: Айдинян Р., Гилинский Я. Функциональная теория организации и организованная преступность. С. 63.

[500] Термином “мафия” часто пользуются как наиболее общим понятием для обозначения организованных преступных сообществ, хотя исторически это выражение родилось в Сицилии и долгое время использовалось только для обозначения сицилийского и итало-американского гангстеризма.

[501] Цит. по: Никифоров А.С. Гангстеризм в США: сущность и эволюция. М.: Наука, 1991. С.127.

[502] Основы борьбы с организованной преступностью / Под ред. В.С. Овчинского, В.Е. Эминова, Н.П. Яблокова. М.: “ИНФРА - М”, 1996. С.10.

[503] Единственным исключением является пиратство, поскольку управлять кораблем и вести морской бой можно только командой, причем довольно многочисленной. Однако и в этой разновидности преступного промысла уровень организованности, как правило, не выходил за рамки отдельной команды: в истории пиратства известно весьма мало случаев, когда бы пиратские команды объединялись для совместных действий, причем и эти объединения распадались сразу после завершения похода, а иногда и во время него.

[504] Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993. С.39.

[505] В криминологической литературе, например, можно встретиться с утверждением, что широко рекламируемые в СМИ «войны» московского РУОП с солнцевской группировкой «превратились чуть ли не в договорные учения» (Волобуев А. Криминология теряет проблему организованной преступности. Выгода обоюдная // Изучение организованной преступности: российско-американский диалог. С. 107).

[506] “Стрельба и убийства - безрезультатное средство делать бизнес, - заявлял по этому поводу босс американской мафии Мейер Лански. - Продавцы Форда не стреляют в продавцов Шевроле. Они пытаются перебивать цену друг у друга. Мы давно решили следовать этому принципу. Использовать огнестрельное оружие и насилие как можно реже, а лучше всего совсем не использовать”. (Цит. по: Иванов Р.Ф. Мафия в США. М.: ТОО «Новина», 1996. С. 339.) Конечно, нужно делать поправку на лицемерие далеко не безгрешного гангстера. Однако несомненно, что угроза применения насилия часто делает излишним применение самого гангстерского насилия.

[507] Американские криминологи Г.Барнс и Н.Титерз еще в 1950-е гг. отметили: “основная причина, по которой общество терпеливо мирится с дополнительным бременем рэкета, заключается в том, что оно даже не подозревает о его существовании” (Цит. по: Бормашенко Э. Мафия: проявленный негатив // Знание-сила. 1994. № 9. С. 9.).

[508] “Именно в странном союзе полиции и мафии коренится причина относительно низкого уровня преступности в этой стране. Все силы полиции направлены на борьбу только с неорганизованной преступностью, но только не с мафией, и сама мафия помогает ей в этой борьбе... «Семьи» мафии не позволяют неорганизованным преступникам вызывать беспорядки” (Преображенский К. Пасынки самураев // Вокруг света. 1989. № 2. С. 10, 12.). Впрочем, в 1990-е гг. это «идиллическое» сосуществование полиции и якудза стало разрушаться.

[509] Есть концепция, объясняющая формирование самих официальных государственных структур трансформацией грабежей налетчиков в сбор регулярной дани за охрану от других налетчиков. Полулегендарная история образования в IX в. древнерусского государства является ярким тому примером: по приглашению «регионального лидера» Гостомысла в Новгород прибыла «варяжская бригада» Рюрика, которая в обмен на дань стала охранять славян от «наездов» других варягов, а также прочих «неразумных хазар».

[510] Эндерсон Э. Организованная преступность, мафия и правительство // Экономика и организация промышленного производства. 1994. № 3. С. 161. (Курсив наш – авторы)

[511] Срок жизни преступных организаций сопоставим с длительностью существования фирм: если мелкие группы (как и мелкие фирмы) живут не более нескольких лет, то крупные организации действуют десятилетиями. Так, американская «Коза Ностра» как федерация гангстерских семей существует уже почти 70 лет, история сицилийской мафии уходит в начало XIX в.

[512] Впервые подобная «комиссия» создана в США в 1929 г. итало-американскими гангстерами из «Коза Ностра». В 1950-1970-е гг. по ее образцу были сформированы высшие организационные органы у сицилийской мафии и у якудза.

[513] Одним из наиболее высокомонополизированных криминальных промыслов долгое время был кокаиновый наркобизнес, поскольку листья коки растут только в «Андском треугольнике» (Перу, Боливия, Колумбия). Однако и здесь наблюдалась не абсолютная монополия, а жесткая олигополия: в 1980-е гг. Медельинский наркокартель обеспечивал примерно 80% экспорта кокаина, наркокартель Кали – 20%; в 1990-е гг., наоборот, Кали – 80%, остатки Медельинского картеля – 10-20%.

[514] Paoli L. Organized Crime: Criminal Organizations or Organization of Crime? // Criminological Research Projects (1997/1998). Адрес в Интернете: http://www.iuscrim.mpg.de/en/research/crim/paoli_e.html.

[515] К наиболее общим работам, по которым можно ознакомиться с историей организованной преступности за рубежом, относятся: Полькен К., Сцепоник Х. Кто не молчит, тот должен умереть. М.: Мысль, 1988; Устинов В.С. Понятие и криминологическая характеристика организованной преступности. (Лекция.) Нижний Новгород: Нижегородская высшая школа МВД РФ, 1993. Гл.11. С.32-41.

[516] Подробное освещение экономических концепций полезности организованной преступности см.: Латов Ю.В. Экономика преступлений и наказаний: тридцатилетний юбилей // Истоки. Вып. 4. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. С. 239 – 242.

[517] Олсон М. Рассредоточение власти и общество в переходный период. Лекарства от коррупции, распада и замедления темпов экономического роста // Экономика и математические методы. 1995. Т. 31. Вып. 4. С.56.

[518] Там же. С. 55, 56.

[519] «Разбойников у нас в Руси паче иных государств множество, - писал, например, в начале XVIII в., в относительно спокойные времена, первый российский экономист И.Т. Посошков, - ибо не токмо по десяти или по двадцати человек, но бывает по сту и по двести человек в артели и больши (и аще их весьма не истребити, то царству нашему Российскому никоими делы обогатитися невозможно)...». Можно представить, что творилось на «Святой Руси» во время смут, число которых в нашей истории весьма значительно.

[520] Литература, посвященная «русской» мафии, довольно многочисленна, но публицистика пока определенно преобладает над научным анализом. Из наиболее «солидных» изданий по этой проблеме см.: Гуров А.И. Профессиональная преступность: прошлое и современность. М.: Юридическая литература, 1990; Овчинский В.С. Стратегия борьбы с мафией. М.: СИМС, 1993; Гуров А.И. Красная мафия. М.: Самоцвет, МИКО «Коммерческий вестник», 1995; Константинов А., Дикселиус М. Бандитская Россия. СПб.: БИБЛИОПОЛИС; ОЛМА-ПРЕСС, 1997; Лунеев В.В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. М.: Издательство НОРМА, 1999. С. 299 – 309; Российская организованная преступность: новая угроза? М.: КРОН-ПРЕСС, 2000; Anderson A. A Red Mafia: A Legacy of Communism // Economic Transition in Eastern Europe and Russia: Realities of Reform. Stanford, 1995 (http://andrsn.stanford.edu/Other/redmaf.html); Serio J.D., Rozinkin V.S. Thieves Professing the Code: The Traditional Role of Vory v Zakone in Russia`s Criminal World and Adaptions to a New Social Reality // Crime and Justice: Europe. July 1995 (http://www.acsp.uic.edu/oicj/pubs/oje/050405.htm).

[521] Козлов Ю.Г., Слинько М.И. Организованная преступность: структуры и функции // Изучение организованной преступности: российско-американский диалог. М.: Олимп, 1997. С. 59.

 [522] Интересно отметить, что некоторые американские криминологи поддержали отказ российских властей от эффективной борьбы с организованной преступностью, поскольку-де она могла послужить оружием в руках консервативных, прокоммунистических властей и помешать развитию «свободных рыночных отношений», – по логике «лучше бандиты, чем коммунисты» (Мартенс Ф.Т., Руза С.Б. Внедрение РИКО в Восточной Европе: предусмотрительно или безответственно? // Изучение организованной преступности: российско-американский диалог. С. 218 – 223).

 [523] Цит. по: Организованная преступность – 4. М.: Криминологическая Ассоциация, 1998. С. 57.

[524] Хотя в других странах “рэкетизация” осуществлялась в локальных рамках, “русская” мафия продемонстрировала уникальное умение интернационализировать этот преступный промысел. “Русские бригады” освоили сбор “дани” в странах не только Восточной, но даже Центральной Европы, оттесняя во многих случаях местных гангстеров.

[525] Описание организационных форм рэкет-бизнеса в Сицилии см.: Gambetta D. The Sicilian Mafia. The Business of Private Protection. Harvard University Press, 1993. P. 53 – 71. Об организации рэкет-бизнеса в России см.: Устинов В.С. Понятие и криминологическая характеристика организованной преступности. Нижний Новгород, 1993. С. 46 – 47; Сафонов В.Н. Организованное вымогательство: уголовно-правовой и криминологический анализ. СПб.: СПбИВЭСЭП; О-во «Знание», 2000.

[526] Williams P. How Seriouse a Threat is Russian Organized Crime? // In: Russian Organized Crime. The New Threat? L., 1997. (Цит. по: Организованная преступность – 4. С. 81.) (Курсив наш – Авторы.)

[527] Овчинский В.С., Овчинский С.С. Борьба с мафией в России. М.: Объединенная редакция МВД России, 1983. С. 9.

[528] Это выглядит примерно таким образом: в Москве солнцевская группировка курирует игорный бизнес; чеченская «община» – экспорт нефти, металлов, торговлю краденными автомашинами; азербайджанские группы – наркобизнес; и т.д. (Крыштановская О.В. Нелегальные структуры в России // Социологические исследования. 1995. № 8. С. 98).

[529] Самые известные воры. Минск, 1999. С. 451.

[530] В литературе можно найти информацию, что цена этой сделки составляет 300 тыс. долл. (Алексахин А., Рясной И. Их дом – тюрьма. А они на воле… // Милиция. 1998. Сентябрь – октябрь. С. 25). Впрочем, «воры» с купленными титулами имеют заметно меньший авторитет, чем «настоящие воры». Считается, что количество по-настоящему авторитетных «воров в законе» составляет к концу 1990-х гг. всего порядка 200.

[531] За порогом насыщения тревожностью. Организованная преступность в России (информационно-аналитическая справка ВНИИ МВД РФ) // Вечерняя Москва. 19 января 1995 г. С. 3. Для сравнения можно назвать оценки зарубежными криминологами численности других ведущих преступных организаций 1990-х гг.: число членов американской “Коза Ностра” оценивают в 5-7,5 тыс. человек (24 “семьи”), сицилийской мафии - в 6,5 тыс. (253 клана), японских якудза - 53 тыс. (Иванов В.Ф. Указ. соч. С.66; Форестье П. Тайная жизнь “Тото”, подпольного главаря сицилийской мафии // КОМПАС. 1992. № 182. С.40-41; Головин В. Якудза отступает, но не сдается. Япония пытается покончить с легальной уголовщиной // Иностранная литература. 1994. № 8. С.235.).

[532] В 1994 г. состоялось 413 «воровских сходок», в которых участвовало около 6 тыс. человек (Основы борьбы с организованной преступностью. С.175.). Сама многочисленность этих мероприятий и их участников показывает, насколько раздробленной остается пока российская мафия.

[533] В 1994 г. на слушаниях в конгрессе США директор ЦРУ Дж. Вулси отмечал, что мафиозные группы в России “находятся на стадии организационного становления”. Они не дотягивают до мафии в полном смысле слова, т.к. “пока нет механизма контроля центра над различными группами”. Впрочем, по мнению Дж. Вулси, после “эволюционного развития” верхушка гангстерских банд может превратиться в могущественное “преступное Политбюро” (Где предел могуществу глобальной мафии? // Эхо планеты. 1994. № 18/19. С. 23). Несколько лет спустя американский криминолог Ф. Вильямс констатировал, что российская организованная преступность по-прежнему остается не монолитной, а скорее рассеянной и расчлененной (Организованная преступность – 4. С. 81).

[534] Есть, в частности, информация, что еще в 1992 г. в ходе переговоров между русскими и итальянскими мафиози была достигнута договоренность о международном разделении труда в героиновом наркобизнесе: итальянцы приобретают и сбывают наркотики, а русские обеспечивают безопасность их транзита через страны СНГ (Организованная преступность – 4. С. 58).

[535] См.: Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня. М.: Прогресс, 1989.

[536] Именно такой путь проделала, в частности, сицилийская мафия. См.: Васильков Н. Метаморфозы итальянской мафии // Мировая экономика и международные отношения. 1992. № 7. С. 107 – 116.

[537] Мы говорим именно об основах институционального подхода к анализу роли государства, поскольку целостная и непротиворечивая теория государства в каком-либо из направлений институционализма пока что отсутствует. Предлагаемый в этой главе материал написан в духе своеобразного синтеза «старого», традиционного институционализма (идеи которого в конце XX века в основном развиваются эволюционным институционализмом) и неоинституционализма в версии Д. Норта, которую нередко называют «подходом Вашингтонского университета» (этот «подход» представляет собой наиболее неортодоксальное течение в рамках неоинституционализма, см.: Фофонов А.А. Генезис новой институциональной экономической теории. Автореф. дис. СПб., 1998). От Д. Норта мы заимствуем концепцию институциональной среды и трактовку государства как спецификатора и защитника прав собственности, в частности, и создателя формальной части институциональной среды в целом (на этот аспект делает акцент в своих трудах видный российский неоинституционалист В.Л. Тамбовцев). От традиционного институционализма мы заимствуем общий методологический принцип «институционального детерминизма», т.е. принцип зависимости поведения людей от социальных норм, а также идею исключительной важности государства для генезиса, функционирования и успешной эволюции рыночного хозяйства и отказ от трактовки (в духе Дж. Бьюкенена и его последователей) государства исключительно как совокупности атомизированных чиновников, оптимизирующих свои личные функции полезности.

[538] Нуреев Р.М. Курс микроэкономики. Учебник для вузов. М., 2000. С. 432.

[539] Об этом писал еще в прошлом веке один из ведущих представителей немецкой исторической школы и предтеча институционализма Г. Шмоллер в рамках своей теории «хозяйственного этоса»; см.: Чупров А.И. История политической экономии. М., 1913. С. 214-215.

[540] Эти рамки есть не что иное, как институты в неоинституциональной трактовке этого термина. См.: Шаститко А. Е. Неоинституциональная экономическая теория. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1999. С. 73.

[541] См.: Олейник А.Н. Институциональная экономика. Учебно-методическое пособие. Тема 2. Норма как базовый элемент институтов // Вопросы экономики. 1999. N 2. С. 137-138.

[542] Eggertsson T. The Economics of Institutions in Transition Economies. // Institutional Change and the Public Sector in Transitional Economies. Cshiavo-Campo S.(ed). World Bank Discussion Paper № 241. 1994. P.36.

[543] Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат, 1995. С. 97-101.

[544] Шаститко А.Е. Указ. соч. С. 97-100, 106.

[545] Например, до настоящего времени легитимен Кодекс законов о труде образца 1971 года. Принятие и исполнение нового трудового законодательства, соответствующего рыночным реалиям, могло бы привести к массовым банкротствам предприятий и увольнению работников, это и является главным сдерживающим мотивом изменения кодекса. В то же время сложившаяся ситуация с российским трудовым законодательством наглядно демонстрирует, к чему приводит сохранение атавистических норм при существовании институционального вакуума. Льготы, гарантии, нормативы, установленные старым трудовым законодательством, выступают факторами жесткости рынка труда, препятствующими рыночному перераспределению рабочей силы. С другой стороны, они способствуют распространению неформальной занятости активного населения. Появляются нелегальные трудовые отношения, не регламентируемые формальными правилами, где отсутствие государственных гарантий нередко приводит к разного рода злоупотреблениям: практикуется наем без трудового договора, отсутствие страхования, ненормированный рабочий день, увольнение без выходного пособия и пр. В результате рынок труда в настоящее время - один из наиболее «затемненных» секторов экономики, официальная статистика которого не поддается никакой рациональной обработке, потому что она не отражает реального положения вещей (см. также гл. 4).

[546] Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997. N 3. С. 7.

[547] Нуреев Р. М. Указ. соч. С. 80.

[548] Тамбовцев В. Л. Государство и переходная экономика: пределы управляемости. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1997. С. 111.

[549] Наиболее значительными работами Д. Норта, в которых затрагивается роль государства как создателя формальной составляющей институциональной среды, являются следующие книги: North D. Structure and Change in Economic History. London: Norton, 1981; Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала». 1997. Из всех современных институционалистов (как нео-, так и эволюционных), именно Д. Норт больше других занимался проблемами анализа государства.

[550] Олейник А.Н. Указ. соч. Тема 11. Теория государства // Вопросы экономики. 1999. N 11. С. 140.

[551] Там же. С. 141.

[552] Нуреев Р.М. Указ. соч. С. 82.

[553] А точнее, с точки зрения эволюционного институционализма.

[554] По мнению Д. Норта, именно спецификация и защита прав собственности на изобретения, - включавшие, в частности, патентное право, государственное регулирование использования торговых марок и торговых знаков, - стимулировали промышленный переворот в начале XIX века, приведший к тому, что экономический рост стал с середины того века нормальным способом функционирования экономик Западной Европы и Северной Америки. См.: North D. Structure and Change in Economic History. N.Y.: Norton. 1981; P. 81. Олейник А. Н. Указ. соч. Тема 11.

[555] Расков Н.В. «Видимая рука» Адама Смита в зеркале российских деформаций // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1996. Вып. 4. С. 5.

[556] См.: Нуреев Р.М. Теории развития: институциональные концепции становления рыночной экономики // Вопросы экономики. 2000. N 6. С. 126.

[557] Тамбовцев В. Л. Указ. соч. С. 92-103.

[558] Инвестиционный климат в России // Вопросы экономики. 1999 N 2. С. 14.

[559] Расков Н.В. «Видимая рука» Адама Смита… С. 12. Первая часть этого тезиса находится в полном соответствии с подходом традиционных институционалистов к анализу экономической роли государства (оно определяет и специфицирует экономические права, и прежде всего права собственности, которые формируют властную структуру, в конечном счете детерминирующую характер рыночных отношений), см.: Samuels W. J. Institutional Economics // Companion to Contemporary Economic Thought. Ed. by D. Greenaway et al. London: Routledge. 1991. P. 115.

[560] См.: Расков Н.В. Проблемы управления государственными предприятиями в России в период реформ // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1995. Вып. 2. С. 3-12. См. также: Колганов А. К вопросу о власти кланово-корпоративнывх групп в России // Вопросы экономики. 2000 N 6. С. 114-115.

[561] См.: Удовенко С.П., Гуринович А. Г. Правовое обеспечение формирования рыночной экономики в России: нерешенные проблемы // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1994. Вып. 3. С. 42-46.

[562] Тамбовцев В. Л. Указ. соч. С. 105.

[563] См., например: Клепач А. Долговая экономика: монетарный, воспроизводственный и властный аспекты // Вопросы экономики. 1997. N 4. С. 42-56.

[564] Удовенко С.П., Гуринович А.Г. Указ. соч.

[565] Мау В., Волосатов А. Правовая база экономической реформы: проблема устойчивости // Вопросы экономики 1998. N 8. С. 86.

[566] См. также: Розмаинский И.В. Динамика общественной идеологии как фактор экономико-институциональных изменений // Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ). М.: Московский общественный научный фонд, 2000. С. 25-31.

[567] Хотя чисто макроэкономические последствия распространения и доминирования пуританской этики нельзя назвать однозначными: из-за того, что одним из элементов идеального поведения индивида в рамках этой этики признавалась кредитоспособность, а обанкротившийся должник рассматривался как отверженный Богом, «предопределенный к вечному осуждению», данная этика не поощряла любые способы внешнего финансирования инвестиций и потребления, что ограничивало экономический рост. Подробнее см.: Розмаинский И.В. Пуританская этика и макрофункционирование капитализма // Семинар молодых экономистов. 1998. Вып.4. С. 32-42. [Адрес в Интернете: www.econ.pu.ru/publish/sye/SYE4/Sme4c.htm] В этой статье содержится детальное изложение идеи о влиянии пуританской этики на макроэкономические тенденции и взаимосвязи.

[568] Шаститко А.Е. Указ. соч. С. 200.

[569] При этом сильное распространение получило то, что было названо Т.Вебленом «демонстративным потреблением». «Новые богатые» резко увеличили спрос на престижные дома, автомобили, разнообразные предметы роскоши, причем в основном иностранного производства, что привело к крайне неблагоприятным макроэкономическим последствиям. См.: Розмаинский И.В. Динамика общественной идеологии… С. 30.

[570] Нестеренко А. Переходный период закончился. Что дальше? // Вопросы экономики. 2000. N 6. С. 9. Следует отметить, что мы не согласны с тезисом, содержащимся в первой части названия данной статьи.

[571] Расков Н.В. Макроэкономика: наука и реальность // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1998. Вып. 2. С. 74.

[572] Здесь следует подчеркнуть, что стабильность институциональной системы далеко не означает ее эффективности, о чем будет сказано ниже.

[573] Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза.  М.: «Советская Россия» совм. с МП «Октябрь», 1991.

[574] Строительство Байкало-Амурской магистрали преследовало и определенные геополитические интересы в связи с военной угрозой со стороны Китая.

[575] В 60-х годах в ЦЭМИ была даже построена теоретическая модель оптимального функционирования социалистической экономики, однако она оказалась малопродуктивной, так как она не учитывала наличия трансакционных издержек в экономике.

[576] В отсутствие рыночной оценки бюрократический фильтр (в отраслях, не связанных с приоритетными в советской экономике) работал неэффективно, что приводило к пониженным требованиям к технологии и качеству продукции. По самым скромным оценкам, отставание России в технологическом укладе от развитых стран Запада составляет на сегодняшний день порядка 20-25 лет.

[577] Вспомним, к примеру, понятие «высшей рентабельности», введенное Сталиным, или практику «невозвратных кредитов» по повышенным ставкам.

[578] Некоторые исследователи в этой связи указывают на так называемую «инфляцию качества» продукции, когда при неизменной «плановой» цене со временем ухудшались потребительские свойства товаров. Достаточно вспомнить примеры с вареной колбасой и быстро ржавеющими кузовами «Жигулей».

[579] Нарастание кризиса и приближение начала спада первыми почувствовали военные, которым потребовались деньги на противодействие программе СОИ, а их не оказалось.

[580] Накопленный за вторую половину 80-х годов внешний государственный долг бывшего Советского Союза в объеме порядка 100 млрд. долларов ляжет впоследствии тяжелым грузом на плечи молодого российского государства, что будет оказывать влияние на макроэкономическую политику России не один десяток лет.

[581] Большую статью в бюджетных расходах составляли и дотации к ценам.

[582] См.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. С. 117.

[583] Важно отметить, что полной либерализации цен и внешней торговли не состоялось по причине отсутствия единого эмиссионного центра. Ситуация осложнялась наличием нескольких ЦБ в «братских» республиках, соревновавшихся в скорости печатания рублевой массы, поэтому сохранилось квотирование энергоресурсов, а цены на них планировалось отпустить после перевода Центральных банков бывших союзных республик на корреспондентские счета в ЦБР.

[584] Другими факторами, повлекшими за собой столь драматическое снижение объемов выпуска, явились ограничения по спросу и конкуренция со стороны иностранных товаров, сокращение государственного потребления, общая дезорганизация хозяйственных связей и неспособность директоров предприятий к быстрой адаптации в новых условиях, в результате чего увеличилось число бартерных сделок и взаимных неплатежей между предприятиями.

[585] Бюллетень банковской статистики, ЦБ РФ, № 1, 1996.

[586] Ряд достаточно активных мер в этом направлении предпринимался правительством в 1997 году (например, снижение железнодорожных тарифов на грузовые перевозки).

[587] Объем ВВП в 1999 году составил 98,1% от уровня 1997 года.

[588] Так, например, противниками приватизации были отраслевые министерства, директора предприятий, сами рабочие, местные администрации, имеющие либо мощные лобби в парламенте, либо непосредственный контроль над предприятием. Макроэкономическая стабилизация имела оппонентов в лице банковского сектора во главе с Центробанком, а также бюджетных организаций, колхозов и других субсидируемых предприятий. Упорядочивание бюджетных отношений встречало противодействие со стороны региональных и местных властей, государственной налоговой службы и крупных предприятий. См.: Shleifer A., Treisman D. 2000. Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia. Cambridge MA: MIT Press. Р. 15.

[589] См.: Мау В. Российские экономические реформы в представлении их западных критиков //www.iet.ru, Анти-Стиглиц. 1999.

[590] Соглашение получило название "Вашингтонского" по месту расположения двух Бреттон-Вудских институтов, занимавшихся проблемами развития стран Латинской Америки в 80-х годах.

[591] The Political Economy of Policy Reform. Williamson J. (ed.) Washington, DC: Institute for International Economics, 1994. Р. 26-28. См. также: Burki Shahid J., Perry Guillermo E. Beyond the Washington Consensus: Institutions Matter. The World Bank, Washington, D.C., 1990. Р. 7; Williamson J. What Washington Means by Policy Reform // Latin America Adjustment: How Much Has Happened. Williamson J. (editor). Washington, D.C.: The Institute for International Economics, 1990.

[592] Lavigne M. The Economics of Transition. From Socialist Economy to Market Economy, New York, St. Martin's Press, Inc., p. 160-161.

[593] "...Подлинными знатоками России считаются те, кто имеет многолетний опыт исследования советской экономики, - советологи, продемонстрировавшие свою полную неспособность оценить реальные противоречия советской системы и спрогнозировать перспективы ее развития в условиях горбачевской перестройки, обиженные за это на российские реформы и в большинстве своем не понимающие и не желающие понимать реальные проблемы и логику посткоммунистической экономики" (Мау В.А. Российские экономические реформы в представлении их западных критиков //www.iet.ru, Анти-Стиглиц.1999).

[594] Stigltz J. Whither Reform? Ten Years of Transition. Washington, DC: The World Bank. 1999.

[595] Changing Economic Order / Ed. by Julien van den Broeck, Daniel van den Bulcke. Wolters-Noordhoff Publishers, Antwerp, Holland, 1992. Р. 76.

[596] Elster J. Economic Order and Social Norms // Journals of Institutional and Theoretical Economics. Vol.144. 1988. P. 357-366.

[597] Dahl R.A. After the Revolution? New Haven: Yale University Press. 1990. Chapter 3.

[598] См.: The World Competitiveness Report 1999 /World Economic Forum, Geneva, 1999.

[599] Shleifer, A., Treisman, D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reforms in Russia. MIT Press, Cambridge, Massachusetts, 2000. Р. 186.

[600] Бояркин Д.Д. Теория собственности. Новосибирск: “Экор”, 1994.

[601] “Полное” определение права собственности А.Оноре включает 11 элементов: 1) право владения, т.е. исключительного физического контроля над вещью; 2) право пользования, т.е. личного использования вещи; 3) право управления, т.е. решения, как и кем вещь может быть использована; 4) право на доход, т.е. на блага, проистекающие от предшествующего личного пользования вещью или от разрешения другим лицам пользоваться ею (иными словами - право присвоения); 5) право на “капитальную стоимость” вещи, предполагающее право на отчуждение, потребление, промотание, изменение или уничтожение вещи; 6) право на безопасность, т.е. иммунитет от экспроприации; 7) право на переход вещи по наследству или по завещанию; 8) бессрочность; 9) запрещение вредного использования, т е. обязанность воздерживаться от использования вещи вредным для других способом; 10) ответственность в виде взыскания, т.е. возможность отобрания вещи в уплату долга; 11) остаточный характер, т.е. ожидание “естественного” возврата переданных кому-либо правомочий по истечении срока передачи или в случае утраты ею силы по любой иной причине. Перечень правомочий, включаемых западными экономистами в определение права собственности, обычно короче “полного определения”. “Право собственности на имущество, -- отмечает С. Пейович, -- состоит из следующих правомочий: 1) права пользования имуществом (usus); 2) права пожинать приносимые им плоды (usus fructus); 3) права изменять его форму и субстанцию (abusus) и 4) права передавать его другим лицам по взаимно согласованной цене. (См.: Р. Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. М., 1990. С. 13-­14, 19.)

[602] Alchian A. A. Corporate Management and Property Rights // The Economics of Property Rights. Ed. by Furuboth E. G., Pejovich S. Cambridge, 1974. C. 823. (Цит. по: Р. Капелюшников. Экономическая теория прав собственности. С.54.)

[603] Pejovich S. Fundamentals of Economics: a Property Rights Approach. Dallas, 1981. С. 144. (Цит. по: Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. С.55.)

[604] Шаститко А.Е. Неоинституциональная экономическая теория. 2 изд., перераб. и доп. - М.: Экономический факультет, ТЕИС, 1999. С.270-273.

[605] Там же.

[606] Найшуль В. Либерализм и экономические реформы // МЭиМО. 1992. №8.

[607] Тамбовцев В.Л. Государство и переходная экономика: Пределы управляемости. М: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1997. С.36-37.

[608] Более подробно см.: Полтерович В. На пути к новой теории реформ // www.cemi.rssi.ru. 1999.

[609] Тамбовцев В.Л. Государство и переходная экономика: Пределы управляемости. М: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1997. С.38

[610] Государство в меняющемся мире. Отчет о мировом развитии - 1997. Всемирный Банк, 1997. С.3.

[611] Государство в меняющемся мире. Отчет о мировом развитии - 1997. Всемирный Банк, 1997.

[612] Тамбовцев В.Л. Государство и переходная экономика: Пределы управляемости. М: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 1997. С.115-117.

[613] Langlois R., 1990a, p.14.

[614] Капелюшников Р. Теория прав собственности. М., 1999. С.8. http:// www. libertarium.ru

[615] По состоянию на ноябрь 1999 г.

[616] "Золотая акция" – специальное право государства на блокирование решений общего собрания акционеров.

[617] Российская экономика в 1999 году: Тенденции и перспективы. (Выпуск 21). М.: ИЭПП. 2000.

[618] В соответствии со ст. 113 ГК РФ унитарное предприятие не наделяется правом собственности на закрепленное за ним государственное или муниципальное имущество (оно принадлежит ему на праве хозяйственного ведения или оперативного управления).

[619] Бандурин В. В., Кузнецов В. Ю. Управление федеральной собственностью в условиях переходной экономики. М.: "Наука и экономика", 1999. С.73-75.

[620] Davis D. G., Brucato P. F. Property Rights and Transaction Costs: Theory and Evidence of Privately-Owned and Governmently-Owned Enterprises // Journal of Institutional and Theoretical Economics. 1987. Vol. 143, N 1. (Цит. по: Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. С.98.)

[621] De Alessi L. The Economics of Property Rights: a Review of Evidence // Research in Law and Economics. 1980.Vol. 2. P.27-40.

[622] Капелюшников Р.И. Крупнейшие и доминирующие собственники в российской промышленности: свидетельства мониторинга РЭБ 1999 // Вопросы экономики. 2000. №1.

[623] Российская экономика в 1999 году: Тенденции и перспективы. (Выпуск 21). М.:ИЭПП.2000.

[624] По результатам проверки представителей ГКИ, выявлены следующие недостатки института представителей государства по управлению федеральными пакетами акций:

·  нерегулярная работа представителей государства в советах директоров АО;

·  самоустранение министерств и ведомств от работы по назначению представителей;

·  нерегулярная отчетность представителей;

·  самоустранение представителей государства от активной работы в АО;

·  нарушения представителями государства порядка согласования своих действий в органах управления АО;

·  нарушение представителями государства полученных инструкций и голосование вопреки им;

·  многие представители государства демонстрируют крайне слабую профессиональную подготовленность;

·  не установлен общий порядок определения единой позиции представителей государства;

·  само существование института госслужащих - представителей государства в АО противоречит закону “Об основах государственной службы в РФ” [146].

[625] Государство может управлять только тысячей предприятий (Интервью с А.Кохом) // Деловые люди. №77. 1997. С.20.

[626] АО “НИИ “Дельта” (c 25,5% до 17%), “Иркутское авиационное ПО” (c 25,5% до 14,5%) в 1996 г., АО “Пермские моторы” (c 14,25% до 6,7%) в 1997 г.

[627] Некоторые из этих мероприятий нашли отражение в "Концепции управления государственным имуществом и приватизации в Российской Федерации" (утверждено постановлением правительства РФ № 1024 от 9 сентября 1999 г.).

[628] См.: Greer D.F. Industrial Organization and Public Policy. 3rd ed. Macmillan Publishing Company, 1992. Р. 629-630.

[629]Естественная монополия - это такая рыночная ситуация, при которой минимизация издержек производства единицы продукции достигается при наличии одной фирмы, производящей данный продукт или услугу.

[630] Однако многие экономисты не согласны с этими аргументами. Например, Л. Уэйс и А. Стрикленд считают, что на рынке грузовых автомобильных перевозок цены не могут снизиться до уровня средних переменных издержек. Инвестиции в сравнении с переменными издержками относительно невелики, так что вряд ли кто-то захочет работать по ценам много ниже издержек. К тому же трудовые и капитальные ресурсы этих отраслей легко могут найти альтернативное использование. Ведь в других отраслях с низкими постоянными издержками, таких как розничная торговля, цены редко падают ниже издержек, и приспособление предприятий к меняющимся рыночным условиям протекает быстро и с наименьшими потерями. Weiss L. W., Strickland A. D. Regulation: a Case Approach. New York: McGraw Hill, 1976. Р.6.) Таким образом, аргументы о необходимости регулирования в отраслях с деструктивной конкуренцией имеют ограниченное применение.

[631] Принятие законов по регулированию максимальных тарифов (Interstate Commerce Act, 1887; Herburn Act, 1906), учреждение регулирующей комиссии (Interstate Commerce Commission). (MakAvoy Paul W. The Economic Effect of Regulation: The Trunkline Railroad Cartels and Interstate Commerce Commision Before 1900. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1965).

[632] Шаститко А.Е. Альтернативные формы экономической организации в условиях естественной монополии. М.: ТЕИС, 2000. С.55.

[633] Размывание (attenuation) прав собственности - неполнота спецификации прав собственности, то есть недостаточно точное их определение в плане обеспечения исключительности доступа. Спецификация прав собственности способствует созданию устойчивой экономической среды, уменьшая неопределенность и формируя у индивидуумов стабильные ожидания относительно того, что они могут получить в результате своих действий и на что они могут рассчитывать в отношениях с другими экономическими агентами.

[634] См.: Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. М., 1990. С.23-24.

[635] Цит по: Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. М., 1990. С.24.

[636] Кокорев В. Институциональная реформа в сфере инфраструктуры в условиях естественной монополии // Вопросы экономики. 1998. №4. С.115-133.

[637] «Имплицитные трансакционные издержки экономический агент явно не оплачивает, и поэтому статистически учесть их сложно, а если и возможно , то только косвенным образом». (Кокорев В. Трансакционные издержки «ad valoren» / Фактор трансакционных издержек в теории и практике российских реформ: по материалам одноименного Круглого стола / Под ред. Тамбовцева В.Л. М.: Экономический факультет, ТЕИС, 1998. С.75)

[638] «Эксплицитными (явными) назовем те трансакционные издержки, которые принимают или могут принять форму денежных платежей поставщикам ресурсов». (Там же. С.75)

[639] Кокорев В. Институциональная реформа в сфере инфраструктуры в условиях естественной монополии // Вопросы экономики. 1998. №4. С.121.

[640] Чернышов Л. В мутной воде ЖКХ водятся большие тарифы // Экономика и жизнь. №24. Июнь 1998. С.30.

[641] В Ростовской области в 1998 г. Департаментом ЖКХ Министерства строительства, архитектуры и ЖКХ совместно с аудиторскими фирмами было проведено 27 проверок обоснованности включения затрат в себестоимость для контроля за размером тарифа на жилищно-коммунальные услуги в 1996 -1997 годах.

[642] Минимальная цена привлечения фирмы в отрасль равна общим операционным издержкам в среднем по отрасли, включающим альтернативные издержки, а также все остальные виды постоянных и переменных издержек.

[643] Милгром П., Робертс Дж. Экономика, организация и менеджмент: В 2-х т. / Пер. с англ. Под редакцией И.И. Елисеевой, В.Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа, 1999. Т.1. С.387.

[644]Разрабатывалась Г. Стиглером, Р. Познером, С. Пелцманом, Г. Беккером.

[645] Asch P., Seneca J. Is Collusion Profitable? // Review of Economics and Statistics. 1985. Febrary. P. 316-317.

[646] Яркий пример захвата регулирующего органа железными дорогами имел место в начале 1930-х годов, когда грузовой транспорт начал конкурировать с железными дорогами за дальние перевозки. В Техасе и Луизиане было введено ограничение веса до 7000 фунтов для грузовиков, перевозящих грузы на расстояние двух или более железнодорожных станций (и следовательно, конкурирующих с железными дорогами), при 14000-фунтовом ограничении грузовикам, обслуживающим клиентов только на расстояние одной станции (и следовательно, не конкурирующих непосредственно с железными дорогами). (Stigler R. The Theory of Economic Regulation // The Bell Journal of Economics. 1971. N2. P.3-21.)

[647] Из 174 человек, назначенных и утвержденных американскими органами регулирования, к концу 1977 года 48 процентов работали ранее в общественном секторе, и только 21 процент был занят в частном секторе. Из 142 членов органов регулирования, чьи последующие рабочие места известны, 51 процент занимал должности в частном секторе регулируемой отрасли, и лишь 11% экс-членов комиссий уходили работать в общественный сектор. Эти рабочие места, а также смертные случаи во время исполнения служебных обязанностей и отставки составляют 70 процентов от всех работников регулирования. Таким образом, прибывших из общественного сектора членов комиссий были вдвое больше в сравнении с частным сектором. Однако почти в пять раз больше их ушло в частный сектор. (Eckert R.D. The Life Cycle of Regulatory Com­missioners // Journal of Law and Economics. 1981. N24. P.113-120.)

[648] См.: «Результаты исследования ЕБРР и Всемирного банка свидетельствуют о панибратских отношениях между государством и предприятиями» // Трансформация. 1999. Декабрь. С.6-9.

[649] По мнению специалистов этих организаций, уровень «захвата» государственных органов определяется способностью отдельных людей или компаний платить за нормативные документы, соответствующие их личным интересам. (Там же, с.6.)

[650] Как и предсказывалось, в 1917 г. среднее отношение тарифов для населения к тарифам для промышлен­ности оказалось 1,616 в регулируемых штатах и 1,445 в нерегулируемых. Таким образом, тарифы для населения были на 12% выше в регулируемых штатах. Соответствующие отношения в 1937 г. уже были 2,459 в регулируемых штатах и 2,047 в нерегулируемых, то есть относительная стоимость услуг для домохозяйств была на 20% выше.

[651] Moore T. G. Deregulating Surface Freight Transportation in Promoting Competition in Regulated Market. Washington, D.C. :Brooking Institution Р. 55-98.

[652] Keeler T.E. Deregulation and Scale Economies in the U.S. Trucking Industry: An Econometric Extension of the Survivor Prin­ciple // Journal of Law and Economics. 1989. № 32. P. 399 - 424.

[653] Bnieckner J.K., Spiller P.T. Competition and Mergers in Airline Networks // International Journal of Industrial Organization. 1991. №9. P. 374 - 382.

[654] Пресс-релиз МАП России от 14 сентября 2000 г. // www.maprus.ru.

[655] Wilcox C. Public Policy Toward Business. Homehood, III.: Irwin R. D., 1966. P. 476.

[656] Politekonom. 1997. №2 (Вступление) . - http: // www. transecon. ru / Politek / archive / text2_97.html.

[657] Анализ позиций по данному вопросу можно найти в книге: Кузнецова О. Бюджетный федерализм // Регионы России в 1998 году. http://pubs.carnegie.ru/books/1999/08np/05.asp.

[658] Аринин А.Н. Российская государственность и проблемы федерализма. Исследования по прикладной и неотложной этнологии / ИЭА. 1997. №105. http://www. iea.ras.ru/Russian/publications/applied/105.html.

[659] Проблемы и перспективы развития федерализма в России. М., 1999. http://www. svop.ru/doklad7.htm.

[660] Аринин А.Н. Указ соч.

[661] Кузнецова О. Указ. соч. Не случайно новый Бюджетный кодекс РФ, вступающий в силу с 2001 года, отменяет оффшорные зоны, лишая их законных основ функционирования.

[662] Использованы материалы доклада: Стратегия для России: повестка дня для Президента. Глава 7. Перспективы развития федерализма в России. М., 2000. http://www. svop.ru/book2000_chapter7.htm.

[663] Проблемы и перспективы развития федерализма в России. М., 1999.http://www. svop.ru/doklad7.htm.

[664] Проблемы и перспективы развития федерализма в России. М., 1999.http://www. svop.ru/doklad7.htm.

[665] Смирнов С.Н. Региональные аспекты социальной политики. М.: Гелиос АРВ, 1999. С. 28-30.

[666] Приведены данные исследования Российского независимого института социальных и национальных реформ. Общая газета, 2000. № 30.

[667] Tullock G. The Welfare Costs Of Tariffs, Monopoly and Theft // Western Economic Journal. 1967. Vol. 5. June.

[668] См.: Krueger A. The Political Economy of the Rent - Seeking Society // American Economic Review. 1974. Vol. 84. N. 3. P. 291 -303.

[669] См.: Tullock G. The Welfare Costs Of Tariffs, Monopoly and Theft // Western Economic Journal. 1967. Vol. 5. June. Необходимо заметить, что, отнесенная по всем признакам к классическому подходу, работа Гордона Таллока была пионерной для своего времени и послужила серьезным толчком к дальнейшему изучению данной проблематики.

[670]Подробнее см.: Олсон М. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп. М.: Фонд экономической инициативы ФЭИ, 1995.

[671] Подробнее см.: Нуреев Р.М. Курс микроэкономики. Учебник для вузов. М.: Норма-Инфра М., 1999. С. 460.

[672] Knight F.H. Risk, Uncertainty, and Profit. Boston, 1921.

[673] Нейман Дж., Моргенштерн О. Теория игр и экономическое поведение. М., 1970.

[674] Стиглер Дж. Экономическая теория информации // Теория фирмы / Под. ред. В.МГальперина. СПб., 1995.

[675] Simon H.A. Rational Decision-making in Business Organizations // Les Prix Nobel 1978. Stockholm, 1979. P. 285.

[676] Подробнее см.: Автономов В.С. Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая школа, 1998. С. 8-12.

[677] Boulding K. Economics of Science. N. Y., 1970. P. 132.

[678] Уильямсон О. Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, "отношенческая контрактация". СПб., 1996.

[679] Уильямсон О. Поведенческие предпосылки современного экономического анализа // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. М., 1993. Вып. 3. С. 43.

[680] Nordhaus W. The political Business Cycle // Review of Economic Studies. 1975. Vol. 42. P.169-190.

[681] Person T., Tabellini G. Macroeconomic Policy, Credibility and Politics. Harwood Academic Publisher, 1990.

[682] Rogoff K. Equilibrium Political Business Cycles // Review of Economic Studies. Vol. 55. 1990. P.1-16.

[683] Hibbs D. Political Parties and Macroeconomic Policy // The American Political Science Review. 1977. Vol. 7. P. 85-100.

[684] Alesina A. Macroeconomic Policy in a Two-Part System as a Repeated Game // Quarterly Journal of Economics. 1987. Vol. 102. P. 641-678; Alesina A. Macroeconomics and Politics // NBER Working Annual. Cambridge: MIT Press, 1988; Alesina A., Roubini N. Political Cycles in OECD Economies // NBER Working Paper. 1990 N3478.

[685] См.: например: Tafte E. Political Control of the Economy. Princeton University Press. 1978; Frey B., Schneider F. An Empirical Study of Politico-economic Interaction in the United States // The Review of Economics and Statistics. 1978. Vol. 60. P. 174-183.

[686] Schuknecht L. Political Business Cycles and Fiscal Policies in Developing Countries / Kyklus. 1996. Vol. 49. P. 155-170.

[687] Подробнее см.: Мау В., Синельников-Мурылев С., Трофимов Г. Макроэкономическая стабилизация, тенденции и альтернативы экономической политики России. М.: ИЭППП, 1996. С. 46-53.

[688] Подробнее см.: Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России 1991-1997. М.: ИЭППП, 1998. Гл. 9.

[689] Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: “Catallaxy”, 1993.

[690] Бьюкенен Дж. Конституция экономической политики // Вопросы экономики. 1994. №6. С. 108.

[691] Т.е. решает задачу по  нахождению: max   (15.4).

[692] Аналитически дисконтированный поток платежей определяется как:

= º V1 (D, x*, xmax, d) ,                (15.5)

где знаки частных производных по x* > 0,   по d и D < 0. Знак частной производной по xmax не определен и зависит от соотношения между х*, xmax, d, D (выражение не представляет содержательного интереса).

[693] Дисконтированный поток ренты для случая "быстрой наживы" равен: =ºV2 (D, x**, xmax, d) .                (15.6)

[694] В этом случае дисконтированный поток ренты определяется как:

=ºV2(D, x**, xmax, d) .     (15.7)

[695]  Т.е. политик получает: = .

[696] Для вывода аналитического выражения D* необходимо приравнять функции дисконтированных потоков, получаемое выражение трудно обозримо и не представляет содержательного интереса.

[697] D1 находится из условия:                  L1 (D1) = L2 (x**/xmax),

(x*+EC)/D 1 = xmax (1+ EC/x**) ,  т.е.

D1 = (x*+EC) / [xmax (1+ EC/x**)]         (15.10),

[698] Данный случай мы назовем "трансакционным порогом", т.к. подобная ситуация может существовать лишь из-за наличия издержек выборов.

[699] Подробнее см.: Миркин Я. Традиционные ценности населения и фондовый рынок // Рынок ценных бумаг. 2000. №7.

* Сизов Ю.С. Формирование системы государственного регулирования рынка ценных бумаг в России. Московский опыт. М.: Планета 2000, 1999. С. 163.

[700] Ст. 36 закона РФ «О рынке ценных бумаг»: «К лицам, располагающим служебной информацией, относятся: члены органов управления эмитента или профессионального участника рынка ценных бумаг, связанного с этим эмитентом договором; профессиональные участники рынка, представители центральных или административно-хозяйственных организаций, а также выполняющие такие обязанности по специальному полномочию».

[701] Кто украл деньги Российской биржи? // Деньги. 1998. № 22. С. 11 – 14.

[702] Уильямсон О. Экономические институты капитализма.СПб.: Лениздат, 1996. С.76.

[703] В заключение я хочу выразить благодарность Владимиру Ильичу Клисторину - члену ликвидационной комиссии СТБ, и Виктору Михайловичу Шильникову - директору Новосибирского Общественного комитета по правам акционеров, не только за их искренний интерес к данной работе, но и за готовность поделиться своим бесценным уникальным опытом в области защиты прав инвесторов.

[704] Нельсон Р., Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М.: ЗАО «Финстатинформ», 2000. С. 51.

[705] Соколенко Т. Г. Государственное регулирование инновационной деятельности: неошумпетерианцы против неоклассиков // Вестник СПбГУ. Серия 5 (Экономика). 1996. Вып. 2. С. 110. Лишь в 1980 - 1990-е гг. в рамках неоклассических теорий роста началось моделирование эндогенного технического прогресса. Наиболее известными стали работы нового классика П. Ромера: Romer P. Increasing Returns and Long Run Growth // Journal of Political Economy. Vol. 94. October. P. 1002-1037; Endogenous Technological Change // Journal of Political Economy. Vol. 98. October. P. S71-S102. Однако этим моделям присущи те же недостатки, что и традиционным неоклассическим моделям роста типа модели Р. Солоу – отсутствие учета неопределенности, принцип трансформации всех сбережений в инвестиции, абстрагирование от финансовой сферы, а также от рыночных структур, включая особенности конкурентной борьбы между фирмами.

[706] Эволюционные институционалисты, как и посткейнсианцы, исходят из принципа неопределенности будущего, но в отличие от последних они признают возможность анализа деятельности в условиях неопределенности при помощи методов теории вероятности.

[707] Нельсон Р., Уинтер С. Указ. соч. С. 308. Авторы этой книги часто рассматриваются в качестве непосредственных основателей эволюционного институционализма. По крайней мере, данная работа, впервые опубликованная в 1982 году, уже считается «классикой» среди представителей эволюционной теории.

[708] Там же. С. 308 – 309. Среди "старых" институционалистов подобных взглядов придерживался оказавший влияние на Р. Нельсона и С. Уинтера Дж. М. Кларк (творческое наследие которого пока что адекватно не изучено). Он писал, что конкурентный процесс «… означает создание, уменьшение и воссоздание различных вознаграждений в различных отраслях, а также для различных фирм». Clark J. M. Competition: Static Models and Dynamic Aspects // American Economic Review. 1955. Vol. 45. P. 454. Таким образом, в ходе описываемой конкуренции происходит эволюция как потенциальных возможностей (технологий) и поведения, так и структуры и характера организаций, обладающих этими возможностями. Иными словами, под воздействием конкуренции эволюционирует институциональная структура. Производится отбор как среди инноваций (технологических и организационных), так и среди фирм.

[709] Шумпетер Й. Теория экономического развития. М.: Прогресс, 1981. С. 159 – 160. Под «новыми комбинациями» Й. Шумпетер понимал создание нового блага, внедрение нового способа производства, освоение нового рынка сбыта, получение нового источника сырья или полуфабрикатов, а также обеспечение монопольного положения на рынке или осуществление иной «реорганизации» (Там же. С. 159).

[710] Нельсон Р., Уинтер С. Указ. соч. С. 313.

[711] Там же. С. 397 – 398.

[712] Посткейнсианская теория конкуренции – еще более поздний продукт интеллектуальных усилий экономистов, чем эволюционная теория конкуренции. Ее становление можно датировать началом 1990-х годов, когда появилась книга турецкого исследователя Г. Чапоглу, откуда мы частично и заимствуем описываемый материал: Capoglu G. Prices, Profits and Financial Structures. A Post-Keynesian Approach to Competition. Aldershot: Edward Elgar, 1992. Ch. 3.

[713] Ibid. P. 49.

[714] Таким образом, посткейнсианская теория в редакции Г. Чапоглу игнорирует важность высокой концентрации производства для технического развития, в отличие от эволюционной теории. Но возможны и другие интерпретации посткейнсианского подхода, см.: Розмаинский И.В. «Инвестиционная теория совокупного предложения» и трансформационный спад в российской экономике // http://ie.boom.ru/ Rozmainsky/Rozm.htm.

[715] Примером такого рынка может служить рынок лизинговых услуг, необходимый для развития малого предпринимательства.

[716] См.: Экономика России: рост возможен. Исследование производительности ключевых отраслей. McKinsey Global Institute, 1999. С.4.

[717] Например, проведенные в 1989 году в ЦЭМИ АН СССР исследования показали, что 87% 5885 наименований продукции отечественного машиностроения и 288 из 375 ассортиментных позиций в сфере производства химических волокон и нитей выпускались на одном предприятии, см.: Городецкий А., Павленко Ю., Френкель А. Демонополизация и развитие конкуренции в российской экономике // Вопросы экономики. 1995. N 11. С. 51 - 52.

[718] Экономика России: рост возможен. С. 5.

[719] Министерство Российской Федерации по антимонопольной политике и поддержке предпринимательства. Доклад «О конкурентной политике в Российской Федерации» (1997 – I полугодие 1999 г.). М.: Издательство Дом «Правовое просвещение», 1999.

[720] Латынина Ю. Антиинфляционный синдром // Эксперт. 1998. №35. С. 30-31.

[721] Здесь и далее: Министерство Российской Федерации по антимонопольной политике и поддержке предпринимательства. Доклад «О конкурентной политике в Российской Федерации» (1997 – I полугодие 1999 г.). М.: Издательство Дом «Правовое просвещение», 1999.

[722] Баранов А.О., Терпеев М.А. Влияние изменения денежной массы и ставки процента на макроэкономическую динамику в России // ЭКО. 1997. №10.

[723] Стратегия развития Российской Федерации до 2010 года. Проект. М.: Фонд "Центр стратегических разработок", 2000.

[724] Корнаи Я. Как избавиться от экономики дефицита // ЭКО. 1996. №6. С. 125.

[725] Суворов Н.В., Мухарева Е.В. Динамика материальных ресурсов как фактор роста в современной экономике // Проблемы прогнозирования.  1997. №2.

[726] Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999.  С. 628.

[727]Herschenkron A. The Approach to European Industrialization: a Postscript // Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. Cambridge (Mass.), Harvard University Press, 1962. Р. 353-364. Одной из первых публикаций в нашей стране с изложением концепции эшелонов развития была книга: Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В Г. Революционная традиция в России: 1783 – 1883 гг. М., 1986. С. 31 – 53.

[728] Следует оговориться, что вплоть до наших дней единого мнения о том, какие же факторы сыграли наиболее важную роль в возникновении "западноевропейского чуда", так и не сложилось. Обзор концепций по этой проблеме см.: Фурсов А.И. Европейская цивилизация и капитализм: культура и экономика в развитии обшества. Обзор. М.: ИНИОН. 1991.

[729] Подробнее см.: Розенберг Н., Бирдцелл Л.Е., мл. Как Запад стал богатым. Экономическое преобразование индустриального мира. Новосибирск, 1995. С. 120–149.

[730] Подробнее см.: Всемирная история экономической мысли. В 6 т. Т. 1. М.: Мысль, 1988. С. 362–369.

[731] Норт Д. Ук. соч.  С. 145–150.

[732] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19. С.415. См. также: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 361.

[733] Нуреев Р. М. "Развитие капитализма в России" – первый ленинский шаг от схематизма к реальности (возвращаясь к напечатанному) // В кн.: "Развитие капитализма в России": 100 лет спустя. М. – Волгоград, 1999. С. 87 – 112.

[734] Девятый съезд РКП(б). Протоколы. М., Госполитиздат, 1960. С. 93.

[735] Кульминация "военного коммунизма. ЭКО. 1989. № 1. С. 172.

[736] См.: Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии. Т. 1. 4-е изд. М.-Л.: Госиздат, 1925. С. 18.

[737] Крицман Л. О едином хозяйственном плане. М.: Госиздат, 1921. С. 6.

[738] См.: Ноув А. Чему учит советский опыт, или вопросы без ответов // ЭКО. 1990.
№ 4. С. 49.

[739] СССР в цифрах в 1989 году. М.: Финансы и статистика, 1990. С. 165, 200.

[740] Там же. С. 11.

[741] См.: Соловьев А. Экономические и организационные условия внедрения новой техники в производство // Плановое хозяйство. 1987. № 12. С. 65.

[742] Подробнее см.: Головнин С., Шохин А. Теневая экономика: за реализм оценок // Коммунист. 1990. №1.

[743] Подробнее см.: Соловьев Э.Ю. Непобежденный еретик: Мартин Лютер и его время. М., 1984. С. 40-45, 85-88.

[744] См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.35. С. 56-57, 204, 276; Т. 37. С. 405, 586-587 и др.

[745] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 271.

[746] См.: Хлевнюк О. 26 июня 1940 года: иллюзии и реальности администрирования // Коммунист. 1989. № 9. С. 92.

[747] См.: Илларионов А.Н. Где мы находимся? // ЭКО. 1988. № 12. С. 51.

[748] Подробнее см.: Стариков Е. Новые элементы социальной структуры // Коммунист. 1990. № 5.

[749] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.9, С.132,125.

24 Подробнее см.: Шабанова М.А. Социология свободы: трансформирующееся общество. М.: МОНФ, 2000.

25 Одним из первых на регрессивный характер радикальных экономических реформ в России 1990-х гг. обратил внимание М. Олсон: Olson M. Why Is Economic Performance Even Worse After Communism Is Abandoned? Fairfax, Virginia, 1993.

26 Подробнее см.: Шабанова М.А. Социология свободы: трансформирующееся общество. М.: МОНФ. 2000. С. 268-282.

27 Общеизвестно, например, что высокие доходы, как правило, укрываются от налогов. К тому же Госкомстат определяет неравенство на основе статистики доходов, а не расходов населения, как пытаются определить неравенство эксперты Мирового Банка. Неудивительно, что расчеты Мирового Банка оказываются нередко более реалистичными.

28 См.: Э. де Сото. Иной путь. М., 1995. С. 196.

29 Там же. С. 216.

30 Там же. С. 227.

31 Там же. С. 233.

32 Там же. С. 245, 247.

33 Там же. С. 290, 291.

34 Там же. С. 300.

35 Там же. С. 317.

36 Полтерович В.М. Институциональные ловушки и экономические реформы // Экономика и математические методы. 1999. Т. 35. Вып.2. (http://www.cemi.rssi.ru/ publicat/e-pubs/ep99001.zip).


Парето-оптимум - распределение благ, изменяя которое нельзя улучшить чье-либо благосостояние, не нанося ущерба другим лицам. Парето-оптимальность является одним из основных инструментов неоклассического анализа отношений распределения и перераспределения.

Парето-улучшения - перераспределения благ, приближающее к Парето-оптимуму путем улучшения положения одних членов общества без ухудшения положения других. (Бьюкенен Дж. М. Сочинения. Пер. с анг. Серия “Нобелевские лауреаты по экономике”. Т.1. /Фонд экономической инициативы; Гл. ред. кол.: Нуреев Р.М. и др./ - М.: Таурус-Альфа, 1997. С.500.)

1.        Контракт (contract) - правила, структурирующие в пространстве и во времени обмен между двумя (и более) экономическими агентами посредством определения обмениваемых прав и взятых обязательств и определения механизма их соблюдения. (Шаститко А.Е. Неоинституциональная экономическая теория. - 2 изд., перераб. и доп. - М.: Экономический факультет, ТЕИС,1999. С.439.)

2.        Рента (rent) - доход от какой-либо деятельности сверх минимальной величины, необходимой для привлечения ресурсов в данную сферу деятельности. (Милгром П., Робертс Дж. Экономика, организация и менеджмент: В 2-х т. / Пер. с англ. Под редакцией И.И. Елисеевой, В.Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа, 1999. Т.2. С.384.)

3.        Квазирента (quasirent) - доход, превышающий минимальную величину, необходимую для продолжения эксплуатации ресурса. (Милгром П., Робертс Дж. Экономика, организация и менеджмент: В 2-х т. / Пер. с англ. Под редакцией И.И. Елисеевой, В.Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа, 1999. Т.2. С.375.)