Официальный сайт издательства и редакции первого в России журнала по криптоистории

Официальный сайт ИЗДАТЕЛЬСТВА и редакции первого в России журнала по криптоистории

Форум

автор: "II" e-mail Дата: 23.09.2009 18:55
Тема: Российская Американская Компания.
Российская Американская Компания. Название Ученые историки и историки американисты настаивают, что правильное название компании Российская Американская Компания. Это подтверждается архивными данными и главное отражает суть компании. Компания была полностью российской, в ней никогда не было американского капитала и цели и задачи компании отвечали исключительно российским интересам. Правление Правление располагалось в Иркутске, с 1800 — в Санкт-Петербурге. При содействии российского правительства компания в 1804—1840 организовала 25 экспедиций, в том числе 15 кругосветных (И. Ф. Крузенштерна, Ю. Ф. Лисянского и др.). В 1816 году доктор Шеффер, сотрудник Российско-американской компании, прибыл на остров Кауаи с миссией по вызволению захваченного корабля «Беринг» и по личной инициативе добился подписания прошения о протекторате правителем острова Каумуалии, вассалом монарха Гавайского королевства Камехамехи I. Впоследствии император отказался ратифицировать договор. Шефферу удалось построить на острове три крепости, руины одной из которых — Елизаветинской — сохранились до наших дней. Однако уже в 1817 Шеффер был вынужден покинуть остров из-за агрессивных действий американских предпринимателей и моряков, сторону которых принял и Каумуалии до которого дошли сведения о реальных полномочиях Шеффера. До наших дней сохранился Форт-Росс, расположенный в северной части штата Калифорния. А города Сан-Рафаэль и Сонома — самые северные из испанских построек в Калифорнии — были основаны специально, чтобы не дать России доступ к заливу Сан-Франциско. Управляющие Русско-американской компании 1 Александр Андреевич Баранов (1746—1819) 9 июля 1799 11 января 1818 2 Леонтий Андрианович Гагемейстер (1780—1833) 11 января 1818 24 октября 1818 3 Семён Иванович Яновский (1788—1876) 24 октября 1818 15 сентября 1820 4 Матвей Иванович Муравьёв (1784—1826) 15 сентября 1820 14 октября 1825 5 Пётр Егорович Чистяков (1790—1862) 14 октября 1825 1 июня 1830 6 Барон Фердинанд Петрович Врангель (1797—1870) 1 июня 1830 29 октября 1835 7 Иван Антонович Купреянов (1800—1857) 29 октября 1835 25 мая 1840 8 Адольф Карлович Этолин (1798—1876) 25 мая 1840 9 июля 1845 9 Михаил Дмитриевич Тебеньков (1802—1872) 9 июля 1845 14 октября 1850 10 Николай Яковлевич Розенберг (1807—1857) 14 октября 1850 31 марта 1853 11 Александр Ильич Рудаков (1817—1875) 31 марта 1853 22 апреля 1854 12 Степан Васильевич Воеводский (1805—1884) 22 апреля 1854 22 июня 1859 13 Иван Васильевич Фуругельм (1821—1909) 22 июня 1859 2 декабря 1863 14 князь Дмитрий Петрович Максутов (1832—1889) 2 декабря 1863 18 октября 1867 Председателем правления «Русско-американской компании» был также В. Г. Политковский. ссылка С уважением, II

автор: "пилигрим." Дата: 24.09.2009 10:03
Тема: Re: Российская Американская Компания.	Ответить
РЫЛЕЕВ Кондратий Федорович (1795 - 1826), поэт. Родился 18 сентября (29 н.с.) в с. Батово Петербургской губернии в семье армейского офицера, небогатого помещика. Получил образование в кадетском корпусе (1801 - 14) в Петербурге, выпущен прапорщиком в артиллерию и направлен в армию, находившуюся в заграничном походе. Пребывание в Германии, в Швейцарии и особенно во Франции не прошло бесследно для молодого офицера. Победа над Наполеоном побуждает его взяться за перо, появляются оды: "Любовь к Отчизне" (1813), "Князю Смоленскому" (1814). С 1817, переведенный в Россию, Рылеев служит в Воронежской губернии. Как и другие передовые офицеры, он тяготился аракчеевскими порядками в армии, поэтому в 1818 уходит в отставку и переезжает в; Петербург (1820). В 1821 - 24 Рылеев служил заседателем уголовной палаты, в 1824 поступил в Российско-американскую компанию правителем канцелярии.

автор: "пилигрим." Дата: 24.09.2009 14:47
Тема: Re: Re: Российская Американская Компания.	Ответить
Андрей Гринёв Роль государства в образовании Российско-американской компанииЭта проблема уже неоднократно привлекала внимание исследователей и продолжает оставаться дискуссионной до сих пор. Ученые придерживаются порой диаметрально противоположных взглядов на ту роль, которую играло государство в деле образования Российско-американской компании (РАК), под управлением которой с 1799 по 1867 г. находились российские колонии на Аляске и в Калифорнии («Русская Америка»). Так, с точки зрения профессора С.Б. Окуня, РАК была продуктом целенаправленной деятельности государства и удобным орудием колониальной экспансии на Тихоокеанском Севере.[1] Иное мнение по интересующей нас теме высказал в своей монографии А.Ю. Петров. Он пришел к выводу, что не царское правительство, а купцы, занятые пушным промыслом и торговлей на Тихоокеанском Севере, «заказывали музыку» государственной политики в этом регионе: «Купцы использовали государство в своих целях, а не государство купцов». Кроме того, за почти 70-летнюю деятельность РАК царским властям так и не удалось интегрировать ее в государственный механизм для укрепления позиций империи, или использовать подконтрольную государству мощную монопольную компанию в качестве инструмента внешней политики.[2] Пожалуй, наиболее объективную и взвешенную позицию по этим вопросам занял академик Н.Н. Болховитинов, о взглядах которого и значительном вкладе в решение данной проблемы речь пойдет ниже, а пока коснемся таких общих вопросов, как характер Российского государства и его взаимоотношения с купеческим сословием, без чего невозможно будет правильно понять суть происходивших исторических процессов. Именно государство первоначально взяло в свои руки дело освоения Нового Света, что стало возможным в основном благодаря Петровским преобразованиям и созданию современного флота. Сам император стоял у истоков 1-й Камчатской экспедиции во главе с В.Й. Берингом, призванной исследовать Тихоокеанский Север и отыскать западные берега Америки. Русские военные моряки выполнили задание правительства: в ходе 1-й и 2-й Камчатских экспедиций (1728, 1741—1742), а также плавания подштурмана И.Федорова и геодезиста М.Гвоздева (1732), были сделаны выдающиеся географические открытия в районе Берингова пролива, обнаружен берег Аляски от 55° до 60° с.ш. и цепь Алеутских островов.[3] Правда, плата за эти открытия была велика: во время самой крупной — 2-й Камчатской экспедиции — погибла треть ее участников (включая В.Й. Беринга), а казенные расходы составили астрономическую сумму в 360 659 руб.[4] Поэтому правительство осталось недовольно итогами экспедиции и надолго потеряло интерес к новым походам на Тихоокеанском Севере, передав инициативу в этом деле частным лицам — сибирским купцам и промышленникам, которые активно приступили к освоению богатых пушниной Алеутских островов. Как и в других подобных случаях, государство оставляло частному капиталу те сферы экономики, где оно не могло или не желало заниматься управлением и регулированием или в которых казенные издержки, по крайней мере на первых порах, были слишком велики.[5] Это не означало, что государство вовсе устранилось от процесса освоения Нового Света. Несмотря на то, что снаряжение купеческих судов для промысла пушнины на Командорских и Алеутских островах осуществлялось на частные средства, ни один корабль не мог покинуть камчатские гавани или Охотск без санкции местной администрации. Оно же направляло на купеческие корабли «око государево», обычно в лице сержанта или казака из состава камчатского гарнизона, призванного следить за поведением команды на промыслах и контролировать сбор ясака с алеутов. Сам по себе сбор ясака (дань пушниной) как на Алеутских островах, так и в Сибири был демонстрацией личной зависимости некогда вольных туземцев от власти русского царя (т.е. государства). На каждое купеческое судно выдавалась специальная «приходная книга» для фиксации ясачных платежей и учета местных жителей.[6] Помимо ясака государство изымало у промышленников и купцов 10% всей добытой или выменянной на Тихоокеанских островах пушнины в виде десятинного сбора при возвращении судна с промысла. Еще больший доход казна получала в Кяхте от таможенных платежей при продаже мехов (особенно высоко ценился калан) в Китай и импорте на вырученные средства китайских товаров. Поэтому царские власти старалось поощрять наиболее предприимчивых и удачливых купцов, которые получали льготы, государственные субсидии для организации новых «вояжей», а иногда даже награждались золотыми медалями.[7] Сами купцы и промышленники в отчетах обычно также подчеркивали свое служение общегосударственным интересам. При этом в официальных бумагах считалось «хорошим тоном» декларировать как первоочередную более благородную задачу «радения» о выгодах государства, которые в России всегда стояли выше частных, что, по сути дела, лишь отражало в бюрократической форме сложившиеся экономические реалии. Вот что писал, например, в рапорте командиру Нижнекамчатского порта мореход Степан Глотов, открывший крупный остров Кадьяк у побережья южной Аляски во время плавания в 1762—1766 гг.: «Во исполнение данного мне ея и.в. (императорским величеством. — А.Г.) указу ис камчатской Большерецкой канцелярии... следовал я на означенном купца Попова с товарыщи судне "Св. Андриян и Наталии" в морской вояж для промыслу морских и протчих зверей к приращению ея и.в. интереса (прибылей. — А.Г.), общенародной и собственной компанейщиков пользы и ко изысканию знаемых и незнаемых морских островов и протчаго полезнонадобнаго к государству исправления дел...»[8] В этом пассаже очень ярко проявилось сочетание государственных (как приоритетных) и частных интересов. Государство и частный капитал были одинаково озабочены открытием и освоением новых земель. Царские власти, помимо доходов от ясака и пошлин, могли посредством купеческих экспедиций расширять границы своей империи. В свою очередь, купцов и промышленников к дальнейшему продвижению на восток вдоль цепи Алеутских островов к Аляске подталкивало оскудение пушных ресурсов на местах прежней интенсивной добычи. Кроме того, вступление в контакты с новыми группами туземцев сулило немалые торговые выгоды. А в случае успешного «обясачивания» туземцев, промышленники и купцы могли рассчитывать на различные поощрения со стороны казенного начальства. Все более длительные плавания к берегам восточных Алеутских островов и Аляски требовали увеличения экипажей и водоизмещения купеческих судов. Собрать средства для организации дальних экспедиций могли себе позволить только наиболее состоятельные купцы. Поэтому уже в 1760-х гг. намечается тенденция к концентрации и централизации купеческого капитала, что особенно явно проявилось к концу 1780-х гг.[9] Эту тенденцию усиливала острая конкуренция за ограниченные пушные ресурсы. К этому времени на Аляске смогли закрепиться только две крупные купеческие компании: Шелихова—Голикова и Лебедева—Ласточкина между представителями которых шло почти не прекращавшееся соперничество. Оно завершилось в 1798 г., когда «лебедевцы» были вынуждены бесславно оставить Америку. Таким образом, уже к 1799 г., когда произошло оформление РАК, в Русской Америке фактически сложилась гегемония конгломерата компаний, принадлежавший наследникам Г.И. Шелихова (ум. в 1795 г.) и его бывшего компаньона И.Л.Голикова, т.е. почти полная торгово-промысловая монополия.[10] Образование РАК лишь юридически закрепило реально существующее положение. Исследователи обычно обращают мало внимания на это важное обстоятельство. Естественную капиталистическую тенденцию к концентрации и централизации капитала в пушном промысле и торговле в Новом Свете в немалой степени усиливал очень медленный оборот капитала, достигавший обычно не менее трех лет. Крупные купеческие компании имели больше возможностей для маневра средствами, рабочей силой и добытой в Америке пушниной. Мелкие же компании в случае непредвиденных трудностей и задержек оборота попросту разорялись. Любопытно отметить, что сходная тенденция наблюдалась и в металлургическом производстве Урала и Сибири на протяжении всего XVIII в., где устойчивость и долговременный коммерческий успех демонстрировали преимущественно крупнейшие предприятия.[11] Наиболее дальновидные купцы чутко улавливали данную тенденцию.[12] Так, известный предприниматель и организатор пушного промысла Г.И. Шелихов, заложивший в 1784 г. первое постоянное поселение на острове Кадьяк, вернувшись в Россию выступил с предложением предоставить его компании значительные привилегии. Проект Шелихова предусматривал защиту от произвола местной охотской и камчатской администрации путем передачи его компании под покровительство генерал-губернатора Иркутской губернии, посылку в американские поселения воинской команды, специалистов, ссыльнопоселенцев и миссионеров, санкции на покупку у туземных вождей в Америке рабов и расселения их на Камчатке и Курилах, а также разрешение на торговлю со странами Тихоокеанского бассейна и Индией. Для осуществления этих широкомасштабных планов Шелихов испрашивал у казны финансовую помощь в размере 500 тыс. руб.[13] Нетрудно догадаться, что в случае реализации этой программы компания Шелихова автоматически превращалась в крупнейшую привилегированную торгово-промысловую организацию с опорными базами от Курильских островов до Аляски, господствующую на всем Тихоокеанском Севере. При этом «Колумб Росский» ловко спекулировал на патриотизме и государственных интересах, ссылаясь на иностранную угрозу в лице испанцев и особенно англичан, которые после плавания знаменитого капитана Дж.Кука на Тихоокеанский Север (1778—1779) все чаще посылали свои торговые суда для вымена пушнины у индейцев Северо-Западного побережья Америки. Шелихов настаивал на запрете иностранцам заниматься торгово-промысловой деятельностью в пределах формирующейся Русской Америки.[14] Г.И. Шелихов не первым выступил с идеей монополизации пушного промысла. Еще в 1748 г. компания иркутского купца Емельяна Югова добилась от Сената предоставления ей монопольных прав добычи пушного зверя на Тихоокеанских островах, правда, на срок всего одного промыслового «вояжа».[15] Сибирская администрация, со своей стороны, также стремилась содействовать процессу объединения купеческих компаний в рамках крупной монопольной организации. Первый подобный план был выдвинут, вероятно, в инструкции новому командиру Камчатки премьер-майору М.К. фон Бему, данной иркутским губернатором Адамом Брилем еще в 1772 г.[16] Цель состояла в создании подконтрольной правительству и легче управляемой торгово-промысло-вой структуры. Позднее, в 1778 г., иркутский губернатор Ф.Г. Немцов фактически предоставил монопольные права на ведение промысла компании П.С. Лебедева-Ласточкина (партнером которого, кстати, был в то время Г.И. Шелихов) на «обясаченные» ею Курильские острова. Немцов писал правительству, что «другим компанейшикам на те острова, на которых Лебедева компания успехи произвела, входить запретил».[17] В центральном правительстве планы объединения купеческих компаний в единую организацию разрабатывались по крайней мере с 1780 г., когда секретарь Коммерц-коллегии М.Д.Чулков подал генерал-прокурору князю А.А. Вяземскому соответствующий тщательно разработанный проект, согласно которому учреждаемая компания получила бы 30-летнюю монополию на промысел и торговлю на всем Тихоокеанском Севере. Хотя проект Чулкова не получил поддержки из-за стойкой неприязни к монополиям Екатерины II, он, очевидно, стал известен Г.И. Шелихову и И.Л. Голикову и оказал влияние на их дальнейшие планы и деятельность.[18] В отличие от предыдущих купеческих объединений, компания Шелихова—Голикова была учреждена в 1781 г. не на один «вояж», а на десять лет, причем она ставила своей целью не просто добычу пушнины в Новом Свете, а основание там постоянных поселений. При этом компаньоны добивались непосредственного патронажа иркутских губернаторов и над своей компанией, и над основанными в Америке колониями. Неудивительно, что предложения Шелихова и Голикова полностью поддержал генерал-губернатор Иркутской губернии И.В. Якоби. В своем рапорте Екатерине II от 30 ноября 1787 г. он прямо рекомендовал даровать монопольные права компании Шелихова, как за его выдающиеся заслуги перед престолом, так и по аналогии с монопольными купеческими организациями других европейских стран, осуществлявших колонизацию различных частей света.[19] Заручившись содействием генерал-губернатора, Шелихов и Голиков в феврале 1788 г. отправили совместное прошение самой Екатерине II, в котором говорилось о необходимости оказать им государственную помощь и поддержку, в том числе в ограждении районов, освоенных их компанией, от посещений торговых конкурентов.[20] В царском правительстве рапорт иркутского генерал-губернатора и прошение предприимчивых компаньонов нашли благожелательный отклик. Комиссия о коммерции, о плавании и торговле на Тихом океане в марте 1788 г. ходатайствовало перед императрицей о предоставлении компании Шелихова—Голикова запрашиваемых ею льгот и государственной помощи, в том числе предоставлении ей торгово-промысловой монополии как в уже освоенных компанией районах, так и на вновь открываемых ею территориях сроком до 20 лет, «ибо сим всемилостивейшим пожалованием казенный доход, по мере умножения торговли и промыслов, получит приращение в пошлинах с товаров, вывозимых с сих новых островов и земель при промене оных китайцам».[21] С мнением Комиссии о коммерции выразил свое согласие и Государственный Совет империи в протоколе от 6 апреля 1788 г.[22] Однако Екатерина II резко отвергла прошение ретивых купцов и ходатайства высших государственных инстанций. Прозорливая императрица хорошо поняла истинную цель просителей и в своих коротких язвительных «Замечаниях» на доклад Комиссии о коммерции она как минимум пять раз(!) обращалась к ней. Приведем здесь лишь основные пассажи: «Чтоб Голиков и Шелихов одне торговали в новооткрытые места, сие прошение есть сущее монополие и исключительное торговле, противное моим правилам. ...Для тово, что Голиков и Шелихов суть добрые люди, представляют им дать изключительный торг, а тово позабыли, что и кроме их на свете быть могут добрые же люди. ...Сим изключительным торгом Голиков и Шелихов, буде бы отдан был по приговоре Комиссии о коммерции, открылась бы стоглаваму чудовищу (то есть монополии) паки дорога по частям вкрастся в России...»[23] Противодействовать установлению монополии у императрицы были резоны. Еще в именном царском указе Сенату от 28 марта 1762 г. говорилось, что хотя успехи европейских монопольных компаний в деле колониальной экспансии и торговли весьма показательны, тем не менее, деятельность подобных российских организаций (в первую очередь Персидской компании) продемонстрировала лишь махинации купцов-монополистов и упадок торговых оборотов. А посему, говорилось в царском указе, «Мы всемерно того мнения, что всякому торгу свободну быть».[24]Как убедительно показал академик Н.Н. Болховитинов, отказ императрицы Шелихову и Голикову был продиктован и другими причинами. В то время ее внимание было приковано к войнам с Турцией и Швецией. Не следует забывать и о том, что во второй половине XVIII — первой половине XIX в. основным направлением российской экспансии было южное (Северное Причерноморье — Кавказ), что нашло прямое отражение в высказываниях царицы в этот период. Немаловажным фактором было и лоббирование «южного направления» всесильным фаворитом Г.А. Потемкиным. Кроме того, императрица не доверяла жуликоватым сибирским купцам и боялась в будущем отпадения российских колоний от метрополии по примеру только что освободившихся от власти Великобритании Соединенных Штатов. Наконец, она не желала дополнительных осложнений с другими державами на Тихом океане — ей вполне хватало проблем европейской политики.[25] Непримиримая позиция императрицы в деле организации монопольной компании для освоения Тихоокеанского Севера получила свое отражение в письме главы Коммерц-коллегии графа А.Л. Безбородко к генерал-прокурору Сената князю А.А. Вяземскому от 4 сентября 1788 г. и легла в основу соответствующего указа Сената от 12 сентября того же года.[26] Субъективное отношение Екатерины к монополиям заставило правительство почти на десятилетие отложить осуществление подобных проектов. Чтобы избежать обвинений в стремлении установить монополию на Тихоокеанском Севере, Шелихову и Голикову пришлось учредить еще несколько формально самостоятельных компаний (Предтеченскую, Уналашкинскую, Северную и Курильскую) наряду со своей главной Северо-Восточной компанией, которой руководил небезызвестный А.А. Баранов[27]. Тем не менее, идея организации подконтрольной правительству монопольной компании не теряла своей популярности у сибирской администрации. Так, новый иркутский генерал-губернатор И.А. Пиль, по примеру своего предшественника, в рапортах императрице от 13 и 14 февраля 1790 г. вновь писал о «государственной пользе» и «верноподданническом усердии» компании Шелихова—Голикова в деле развития торговли и расширении российских владений на Тихом океане. Более того, генерал-губернатор, ссылаясь на усиливающуюся конкуренцию иностранцев, вновь в завуалированной форме призывал объединить все купеческие компании в единую организацию фактически во главе с Г.И. Шелиховым.[28] Свои рассуждения о пользе создания единой купеческой компании администрация Иркутской губернии подкрепляла «казенным интересом»: из-за острой конкурентной борьбы между купцами в Кяхте цены на продаваемую китайцам американскую пушнину снижались, что автоматически вело и к уменьшению таможенных пошлин, а, тем самым, и государственных доходов.[29] Но пока была жива Екатерина II, все попытки учредить торгово-промысловую монополию на Тихом океане были тщетны. Однако вскоре после смерти императрицы и вступления на престол Павла I процесс оформления монополии на пушной промысел и торговлю в Новом Свете пошел семимильными шагами. Так, уже в 1796 г. ряд иркутских купцов выступил с предложением объединить купеческие компании для торговли в районе Курильских островов и Японии, а в 1797 г. в результате слияния купеческих капиталов было положено начало создания единой монопольной компании на Тихоокеанском Севере, где главенствующую роль вскоре стали играть наследники Г.И. Шелихова. Начинание сибирских купцов было полностью поддержано иркутским генерал-губернатором Л.Т.Нагелем, подчеркивающим в своем рапорте правительству преимущества крупной компании[30] (особое покровительство он оказывал вдове Г.И. Шелихова — Н.А. Шелиховой[31]). Рапорт губернатора встретил положительную реакцию в столице. В начале августа 1797 г. генерал-прокурор Сената князь А.Б. Куракин передал императору записку с характернейшим названием: «О вредности многих в Америке компаний и пользе соединения их воедино». В ней Куракин предлагал слить все купеческие компании на Тихом океане в единую организацию под контролем специального правительственного чиновника.[32] А в сентябре 1797 г. Коммерц-коллегия сделала доклад императору о целесообразности объединения сибирских купцов в одну компанию для успешного пушного промысла и торговли с Китаем.[33] Эти рекомендации получили «высочайшее одобрение» и начался процесс оформления монопольной компании, который курировала Коммерц-коллегия в лице президента П.А. Соймонова. В результате 3 августа 1798 г. в Иркутске был подписан акт Американской Соединенной компании, причем Коммерц-коллегии пришлось преодолевать саботаж ряда купцов, опасающихся преобладания в новой компании «клана Шелихова» (они предлагали даже передать американские колонии под прямое коронное управление).[34] Не прошло и года, как новая компания трансформировалась в 1799 г. в Российско-американскую компанию — указ о ее образовании был подписан 8 июля Павлом I.[35] «Этим указом, — писал американский историк Бэзил Дмитришин, — торговое предприятие сибирских купцов преобразовывалось в правительственное учреждение, закамуфлированное коммерческой терминологией. Перемены [были] продиктованы политическими, социальными, экономическими и культурными реалиями Российской империи, долго не позволявшими ни одному институту, организации или ассоциации, невзирая на род их деятельности, существовать вне строгого правительственного контроля».[36] К разработке «Правил» и «Привилегий» РАК определенно приложил руку зять Шелихова — обер-секретарь Сената действительный камергер Н.П. Резанов, активно лоббировавший интересы «клана Шелиховых», на что указывал в свое время академик Н.Н. Болховитинов. Резанов же и был назначен (указом от 2 декабря 1799 г.) «уполномоченным корреспондентом» правительства для надзора за деятельностью РАК.[37] Пикантность ситуации состояла в том, что сам Резанов был одновременно и крупным акционером компании. Явно благодаря его усилиям компания попала непосредственно под покровительство императора и перестала зависеть от властей Иркутской губернии. Подводя итог, можно уверенно утверждать, что РАК явилась закономерным результатом как естественной капиталистической тенденции к монополии, так и объединительной деятельности государственной власти, а потому представляла собой своеобразный институированный симбиоз интересов отечественных предпринимателей и царской бюрократии. Она полностью соответствовала политарному строю, существовавшему в тогдашней России, позволяя государству лучше контролировать купеческий капитал и эффективнее противодействовать иностранным конкурентам на Тихоокеанском Севере.[38] Исходя из всего вышесказанного трудно не согласиться с мнением академика Н.Н. Болховитинова о том, что процесс образования монопольной компании шел и «снизу» — по инициативе сибирского купечества, и «сверху» — со стороны государственной власти.[39] Хотя формально компания являлась частной организацией, реально она представляла собой своеобразное ответвление государственного аппарата. Причем по мере существования РАК процесс ее «огосударствления» постоянно нарастал, достигнув апогея в 1840— 1860-е гг.[40] Так, в начале 1860-х гг. директорат компании состоял сплошь из адмиралов и генералов, а главным правителем Русской Америки был капитан 1-го ранга И.В. Фуругельм. Наконец, в 1866 г. РАК — формально частная коммерческая организация — была передана из-под опеки Министерства финансов в ведомство Морского министерства, т.е. под патронаж главы ВМФ. Да и само руководство РАК прекрасно отдавало себе отчет в своей подлинной функции. «Действия Компании, — говорилось в его документах, — тесно сопряжены с пользами Государства и уже по сей единой причине служение Компании есть служение Отечеству».[41] Более того, сам император и ряд видных царских сановников вступили в число акционеров РАК еще в 1802 г. Покупка ее акций рассматривалась как патриотический акт и общественный долг.[42] Александр I в письме главе МВД О.П. Козодавлеву в декабре 1811 г. обращал его особое внимание на деятельность компании, поскольку, по мнению царя, она была создана не только ради доходов директоров и акционеров, но «и вообще для целаго Государства».[43] При необходимости царизм использовал РАК как удобную ширму для проведения внешней политики на Тихоокеанском Севере. Так, в конце 1840 — начале 1850-х гг. правительство активно привлекало компанию к освоению и закреплению за империей устья реки Амур и острова Сахалина, за что ее руководство заслужило «благоволение» Александра II, последовавшее 14 августа 1859 г. («за ревностное участи в исполнении предначертаний правительства в деле возвращения России Приамурскаго края»)[44]. Конечно, было бы упрощением представлять РАК в виде простого инструмента государственной власти, как это делал профессор С.Б. Окунь, или в виде обычного правительственного учреждения, лишь «закамуфлированного коммерческой терминологией», о чем сообщал профессор Б. Дмитришин. Во-первых, компания имела собственную, формально независимую от казны экономическую основу — движимое и недвижимое имущество и финансовые средства. Правда, эта собственность носила подчиненный характер по отношению к государственной, а сама компания выступала в роли временного арендатора территорий, а фактически и населения Русской Америки по милости все того же государства. Во-вторых, как уже говорилось выше, РАК не возникла сразу как готовое правительственное учреждение — имел место постепенный процесс ее «огосударствления», включения компании в административный аппарат империи, фактически завершившийся к 1860-м гг. В-третьих, РАК, как и любые другие ведомства и министерства империи, имела свои собственные интересы, которые не всегда совпадали с устремлениями правительства. Порой противоречия проявлялись достаточно явно, например, по поводу условий конвенций, заключенных царскими властями с США и Великобританией в 1824—1825 гг., о чем подробно писал академик Н.Н. Болховитинов.[45] В любом случае конфликт интересов разрешался как всегда в России в пользу государства волевым решением высших инстанций. Возвращаясь к поднятому А.Ю. Петровым вопросу о том, могли ли русские купцы «заказывать музыку» на Тихоокеанском Севере и использовать государство в своих интересах, следует сказать следующее. В то время в России мог быть только один «заказчик» — высшая государственная власть как верховный собственник основных средств производства и рабочей силы. Исходя прежде всего из своих текущих потребностей или стратегических целей она могла идти навстречу частным лицам, а могла и противодействовать их устремлениям. В данном случае теория полностью подтверждалась исторической практикой. Российские купцы обязаны были согласовывать любой значительный шаг с высшими государственными инстанциями. Добиваясь их санкции, они часто вынуждены были идти на подкуп должностных лиц, о чем неоднократно сообщает на страницах своей в общем-то добротной монографии сам А. Ю. Петров.[46] Без поддержки высших должностных лиц успешная предпринимательская деятельность в России была почти невозможна. В значительной мере именно благодаря связям с администрацией Иркутской губернии Г.И. Шелихову удалось превратиться к середине 1790-х гг. в главенствующую фигуру в русском пушном промысле на Севере Тихого океана. При этом знаменитый и влиятельный купец полностью осознавал свою зависимость от воли «вышняго начальства». Обратим внимание на стиль его донесения генерал-губернатору И.А.Пилю от 18 ноября 1794 г., касающегося широких планов развития торговли в бассейне Тихого океана: «Но как в сие предприятие не могу я иначе пустица, как з дозволения начальства... Ради сего имею я несомненную надежду, что ваше высокопревосходительство, приняв в милостивое свое уважение сие всепокорнейшее мое представление, усовершенствуете оное у высочайшего монаршего престола ходатайством, о испрошении дозволения российским морским на Тихом море компаниям, отпускать суда свои к помянутым китайским портам (Кантон и Макао. — А.Г.) и в иные места для сыскания источников, могущих пополнить нашу коммерцию».[47] Так пишут просители, а не «заказчики». Да и в последствии у руля образованной уже после смерти Шелихова РАК представители его «клана» утвердились в первую очередь благодаря протекции зятя Шелихова — Н.П. Резанова — видного государственного сановника, активно проталкивавшего идею создания монопольной компании в придворных кругах.[48] И еще несколько штрихов в заключение. По мнению А.Ю. Петрова, образование РАК было уникальным явлением в истории России конца XVIII — начала XIX в., а устав компании был в значительной мере скопирован с иностранных монопольных торговых объединений, прежде всего французских[49] (об этом же в свое время писали М.Е. Уилер и Б. Дмитришин[50]). Здесь следует сделать ряд пояснений. Если говорить об уникальности РАК, то она заключалась прежде всего в сочетании торгово-промысловых функций с функциями казенного управления: государство временно делегировало компании значительную часть своих полномочий. С другой стороны, в появлении РАК не было ничего феноменального — уже в 1750-х гг. в России появляются первые монополистические торговые организации — Темерниковская, Персидская и Среднеазиатская. Все они были акционерными обществами, а ряд положений в учредительных документах первой из них весьма напоминал некоторые пункты правил и привилегий РАК (включая позднейшие добавления и новации). Так, Темерниковская компания находилась под особой «протекцией» государства; ей была разрешена свободная продажа акций стоимостью 500 руб. всем, кроме иностранных подданных; управление компании сосредотачивалось в руках четырех директоров; компания имела право на получение казенных кредитов и т.д.[51] Хотя вскоре Екатерина II, придя к власти, отменила монополии, но не сами компании: в начале 1760-х гг. учреждается Средиземноморская компания на акционерных началах при формальном, но весьма показательном участии в ней самой императрицы и одного из наиболее деятельных членов третьей Комиссии о коммерции, ее фактического руководителя — Г.Н. Теплова[52] (сравним: вступление в РАК императора Александра I и реальное сосредоточение управления компанией в руках действительного камергера Н.П. Резанова). Все это говорит о том, что РАК возникла не только под влиянием иностранных аналогий типа английской Ост-Индской компании, но во многом благодаря уже имевшемуся в России опыту (хотя и не всегда удачному) создания подобных организаций. При этом государство, монополизируя деятельность РАК, стремилось удержать под своим контролем купеческий капитал и инициативу, а также принять участие в присвоении монопольных сверхприбылей посредством налогового перераспределения без излишних затрат со своей стороны. Тема, актуальная в России до сих пор.

автор: "пилигрим." Дата: 25.09.2009 09:08
Тема: Русская Америка и СССР: удивительные параллели	Ответить
Андрей Гринёв Русская Америка и СССР: удивительные параллели Избранная тема может показаться на первый взгляд парадоксальной. И действительно: что общего между малочисленными русскими колониями на Аляске, существовавшими с конца XVIII в. и до 1867 г., и огромным СССР в ХХ в.? Тем не менее анализ этой темы демонстрирует несомненное сходство между социально-экономическим развитием столь, казалось бы, разнопорядковых единиц исторического процесса. Многие явления экономической и социальной сферы Русской Америки имели впоследствии явные аналогии в советском обществе. Вряд ли тут можно говорить о простых совпадениях и случайностях истории. Поэтому избранная тема представляет несомненный научный интерес. Ее исследование поможет лучше понять закономерности развития прошлого нашей страны, и в частности многие особенности российской колонизации Нового Света. Проблема сходства между социально-экономическим развитием Русской Америки и СССР до сих пор не стала объектом специального изучения в российской и зарубежной научной литературе. Поэтому какая-либо историография по этому вопросу просто отсутствует. Некоторые советские ученые если и догадывались об определенных аналогиях социально-экономических процессов, происходивших в Русской Америке и СССР, вынуждены были молчать по вполне понятным соображениям: глубокий анализ этой темы мог самым печальным образом отразиться на их научной карьере. И действительно, в этом случае само собой напрашивался вывод, что либо еще в XIX в. в Русской Америке уже существовал "социализм" (что было очевидным нонсенсом), либо в самом СССР никакого социализма не было и в помине. Лишь в последнее время появились статьи, где содержатся упоминания о некоторых социально-экономических параллелях между Русской Америкой и Советским Союзом[1]. Что же касается зарубежных ученых, то одни, хорошо разбираясь в проблемах СССР, были совершенно не знакомы с социально-экономическими особенностями Русской Америки, а те, кто занимался изучением русского периода истории Аляски, слабо представляли себе социально-экономические реалии Советского Союза. Поэтому зарубежным исследователям и в голову не могла прийти мысль о существовании типологически сходных черт в развитии Русской Америки и СССР. Начнем с Русской Америки, которая исторически предшествовала появлению Советского Союза. Напомним, что "Русской Америкой" называют существовавшие в XVIII-XIX вв. владения России в Новом Свете. Основным ядром этих владений были территории современного американского штата Аляска.[2] Суровая природа этой негостеприимной земли не могла способствовать формированию здесь земледелия и скотоводства: главным занятием местных жителей – алеутов, эскимосов и индейцев – было рыболовство, прибрежный зверобойный промысел и охота. Эти аспекты – особенности природного окружения и социокультурная специфика местного населения – наложили заметный отпечаток на характер российской колонизации Нового Света. Не меньшую, если не большую роль в этом вопросе играл еще один фактор: общественный строй метрополии, осуществлявшей колонизацию. Здесь необходимо уточнить, что Россия XVIII – XIX вв. была, на наш взгляд, не феодальным государством, как это традиционно принято считать в нашей историографии, а политарным, с наличием, правда, двух социально-экономических подукладов – феодального и постепенно набиравшего силу капиталистического.[3] Для политарного строя характерна верховная частная собственность государства на основные средства производства и личность непосредственного производителя.[4] Именно этот строй и был воспроизведен в российских колониях в Новом Свете, хотя, разумеется, он имел ярко выраженную специфику.[5] Как же возник политаризм в Русской Америке и Советском Союзе? Здесь можно говорить о сходной тенденции постепенного перерастания капиталистических отношений в политарные при активном воздействии со стороны государства. Правда, если для начального периода Русской Америки были присущи раннекапиталистические тенденции, то для России начала ХХ в. – отношения зрелого монополистического капитализма (в индустриальном секторе экономики). Тем не менее, итог был общим: конечная победа политаризма и в Русской Америке и в СССР. Коснемся этого вопроса несколько подробнее. Основы Русской Америки были заложены представителями нарождавшегося в России капиталистического уклада – предприимчивыми сибирскими купцами и промышленниками. Они устремились на Алеутские острова после возвращения на Камчатку участников экспедиции В.Й. Беринга – А.И. Чирикова (1741 – 1742 гг.), которые привезли с собой большое количество ценной пушнины с вновь открытых земель на востоке. Начиная с 1743 г. купеческие суда почти ежегодно уходили в океан и нередко возвращались с богатейшими грузами мехов (особенно высоко ценились шкурки калана). Несмотря на то, что снаряжение этих судов и наем команды осуществлялись на частные средства, ни один корабль не имел права покинуть родной порт без разрешения казенного начальства. Оно же направляло на купеческие корабли также "око государево", обычно в лице камчатского сержанта или казака, призванного следить за поведением команды и контролировать сбор ясака с алеутов. Сам по себе ясак (дань пушниной) как на Алеутских о-вах, так и в Сибири, был демонстрацией личной зависимости некогда вольных туземцев от русского царя (т.е. государства). На каждое купеческое судно выдавалась специальная "приходная книга" для фиксации ясашных платежей и общего количества туземного населения.[6] Учет "ясашных" и "податных" при помощи переписей имел важную экономическую основу: государство должно было знать о своих людских ресурсах для более полного взимания прибавочного продукта посредством наложения оброков, податей и трудовых повинностей. Особая роль государства подчеркивалась во многих документах, связанных с торгово-промысловыми экспедициями на Алеутские острова и Аляску. Например, в рапорте морехода Ивана Коровина, отправившегося в 1762 г. на Алеутские острова на судне иркутского купца Никифора Трапезникова, говорилось, что этот поход был необходим "... для распространения Российской ея императорскаго величества империи и уповаемой государственной пользы к приращению ея императорскаго величества интереса, к приведению в подданство под высоко самодержавную ея императорскаго величества руку живущаго на сысканных морских островах неясашнаго народа в ясашный платеж, а особливо и ко изысканию некоторых полезно подобных к государству прибытков".[7] Конечно, в действительности главной целью любой купеческой экспедиции была добыча ценной пушнины. Но в официальных бумагах надо было продекларировать как первоочередную более благородную задачу "радения" об интересах государства, которые в России всегда стояли выше частных. В поисках новых земель, правда, были заинтересованы и сами промышленники и купцы: оскудение пушных ресурсов на местах прежней интенсивной добычи заставляло их искать новые промысловые угодья, а вступление в контакт с новыми народами открывало перед ними неплохие торговые перспективы. И здесь интересы купцов, промышленников и государства объективно совпадали. Царские власти получали ясак с туземцев и пошлины от развития промысла и торговли на тихоокеанских островах, которые посредством частных усилий и капиталов присоединялись к российскому скипетру. Поэтому наиболее удачливые предприниматели получали субсидии из казны для организации новых "вояжей" и даже награждались золотыми медалями.[8] Постепенное продвижение русских все дальше на восток вдоль цепи Алеутских островов к Аляске вслед за истребляемым каланом привело к необходимости строить и оснащать более крупные суда и увеличивать численность их экипажей. Собрать средства для организации дальних экспедиций могли себе позволить только наиболее состоятельные купцы. Поэтому уже с 1760-х гг. намечается тенденция к концентрации и централизации купеческого капитала, что особенно явно проявилось к началу 1780-х гг. Эту тенденцию усиливала острая конкуренция за ограниченные пушные ресурсы. В середине 1790-х гг. на Аляске остались только две крупные компании: Г.И. Шелихова – И.Л. Голикова и П.С. Лебедева-Ласточкина. В ходе ожесточенной конкурентной борьбы за промысловые угодья и влияние на туземцев компания Лебедева-Ласточкина потерпела полное поражение. В мае 1798 г. на Аляске фактически установилась монополия компании наследников Шелихова (он умер в 1795 г.) и его компаньона Голикова.[9] Весьма симптоматично было то, что в это же самое время в Иркутске усилиями царского правительства произошло слияние ранее соперничавших между собой компаний сибирских купцов в единую Соединенную Американскую компанию.[10] Фигурально выражаясь, монополия утвердилась по обе стороны Тихого океана. Сама идея объединить различные купеческие компании, ведущие промысел на Алеутских островах, родилась в руководящих кругах Иркутской губернии еще в начале 1770-х гг. Единая компания, подконтрольная государственным органам, полностью соответствовала сути централизованного российского государства. Царское правительство было заинтересовано в упорядочении эксплуатации коренного населения и природных богатств Аляски. Кроме того, создание объединенной компании позволяло царизму не только поставить под более жесткий контроль стихийное продвижение своих подданных в Новый Свет и их взаимоотношения с туземцами, но и эффективнее решать вопросы собственной экспансии и противодействия иностранным конкурентам (англичанам, испанцам, американцам) в северной части Тихого океана. Последнее полностью соответствовало и чаяниям русских купцов, добивавшихся устранения зарубежных соперников под прикрытием ура-патриотической риторики. Непревзойденным мастером в этом деле был Г.И. Шелихов. Он активно эксплуатировал идею создания монопольной, подконтрольной правительству компании, подав соответствующую записку царскому правительству в 1787 г.[11] И хотя императрица Екатерина II, будучи противником монополий, отвергла ходатайство ретивого купца, уже после ее смерти мечты Шелихова воплотили в жизнь его наследники, и в первую очередь зять Н.П. Резанов – влиятельный царский сановник. 9 июля 1799 г. император Павел I подписал указ о создании "под высочайшим покровительством" Российско-Американской компании (РАК). Новая монопольная организация, созданная на базе Соединенной Американской компании, получила от правительства исключительные права на ведение пушного промысла и торговли в российских владениях в Новом Свете сроком на 20 лет (впоследствии срок привилегий неоднократно продлевался). РАК явилась результатом как естественной капиталистической тенденции к монополии (следствие конкурентной борьбы, концентрации капитала), так и объединительной деятельности государственной власти, а потому представляла собой своеобразный институированный симбиоз интересов отечественных предпринимателей и царской бюрократии. Хотя формально компания являлась частной коммерческой организацией, реально она представляла собой своеобразное ответвление государственного аппарата. Причем по мере существования РАК процесс ее "огосударствления" постоянно нарастал, достигнув апогея к началу 1840-х гг., что нашло свое отражение в Уставе компании, принятом в 1844 г. В нем прямо говорилось, что люди, "кои принадлежат к сословиям, имеющим право вступить в службу, состоя на службе компании, считаются в действительной государственной службе и пользуются правом производства в чины и ношения мундира министерства финансов".[12] На самого же министра финансов был возложен "бдительный надзор" за деятельностью компании как в колониях, так и в метрополии. Да и само руководство РАК прекрасно отдавало себе отчет в своей подлинной функции. "Действия Компании, – говорилось в ее документах, – тесно сопряжены с пользами Государства и что по сей единой уже причине служение Компании есть служение Отечеству".[13] Более того, сам царь и ряд его высших сановников вступили в число акционеров РАК. Покупка акций компании рассматривалась как патриотический акт и общественный долг.[14] Конечно, было бы упрощением представлять РАК в виде простого инструмента государственной власти. Во-первых, компания имела собственную, формально независимую от казны экономическую основу – движимое и недвижимое имущество и финансовые средства. Правда, эта собственность носила подчиненный характер по отношению к государственной, а сама компания выступала в роли временного арендатора территорий а, фактически, и населения Русской Америки по милости все того же государства. Во-вторых, как и любые другие организации, ведомства и министерства империи (позднее СССР), РАК имела свои собственные интересы и устремления, которые далеко не всегда совпадали со взглядами правительства или потребностями общества. Порой противоречия проявлялись достаточно явно, например, по поводу условий конвенций, заключенных царскими властями с США и Великобританией в 1824 – 1825 гг., в результате которых права и привилегии РАК были значительно ущемлены. Руководство компании пыталось протестовать, что, однако, не имело успеха.[15] И неудивительно: разрешались подобные вопросы, как обычно в России, волевым решением высших инстанций, стоявших на страже общегосударственных интересов. А РАК, хотя и была формально отделена от государства, вынуждена была послушно следовать всем распоряжениям правительства, даже не пытаясь оспаривать его решения в судебном порядке – царскую Россию при всем желании невозможно было причислить к правовым государствам. Как в свое время естественное экономическое развитие раннекапиталистических отношений в Русской Америке привело к созданию монополии в виде Российско-Американской компании и ее сращиванию с государственными структурами, так позднее развитие капитализма в самой пореформенной России привело к установлению государственно-монополистического строя, окончательно трансформировавшегося в политаризм после "революции" в Октябре 1917 г.[16] В немалой степени этому процессу способствовала Первая Мировая война. В ходе ее царское правительство начало отказываться от рыночных отношений и экономических свобод, проводить вызванную военными нуждами мобилизацию промышленности, вводить фиксированные таксы и твердые цены, предоставлять монополии, нормировать потребление. Активно действовали военно-промышленные комитеты, которые ознаменовали собой сращивание отечественных монополий с государством. В этот период резко усилилось государственное распределение, вводилась трудовая повинность, началось регулирование основы экономики страны – сельскохозяйственного производства, возникла продразверстка. Таким образом, в России сложились объективная экономическая база политаризма. Этот процесс получил логическое завершение в Октябре 1917 г., когда после большевисткого переворота вся собственность (включая землю) была объявлена "общенародной", фактически поступив в государственную монополию, а сам политаризм под маркой "социализма" обрел политическую власть. Правда, и в Советской России, а до этого и в Русской Америке, политаризм утвердился не сразу: элементы капиталистического уклада продолжали сохраняться еще некоторое время. В СССР они были полностью ликвидированы к концу 1920-х гг. в период свертывания НЭПа и проведения сплошной коллективизации. А в Русской Америке остатки капиталистических отношений окончательно отошли на второй план в 1818 г., когда все русские промышленники были переведены на фиксированную заработную плату (350 руб. в год) и продуктовый паек (1,5 пуда муки в месяц).[17] До этого времени большая часть их состояла на "полупаях". Суть полупаевой системы состояла в регулярном разделе (раз в 4 года) всей добытой РАК пушнины на две равные доли (пая): одна из них шла компании, а другую получали "работные". Такая система была пережитком раннекапиталистических отношений вольного найма и участия простых промышленников в общих прибылях компаний, занимавшихся добычей пушнины на Алеутских островах во второй половине XVIII в. Полупаевая система обеспечивала относительную заинтересованность работника в результатах своего труда, а сам он имел некоторую экономическую самостоятельность. С переходом же на фиксированное жалованье промышленники превратились в простых наемных рабочих, призванных безропотно служить единому монопольному работодателю – Российско-Американской компании, точно также, как позднее труженики СССР вынуждены были работать на благо "социалистического" государства. Таким образом, в российских колониях, а позднее и в СССР, сложилась сходная экономическая основа: верховная собственность государства на землю, средства производства и трудовые ресурсы. Причем в Русской Америке государство просто делегировало часть своих полномочий РАК, монополизировав ее деятельность. Это имело далеко идущие экономические и социальные последствия. Благодаря почти тотальной монополии в российских колониях, а позднее СССР, в качестве ведущих утвердились распределительные, а не рыночные отношения (для развития последних необходимо наличие самостоятельных собственников). Перераспределение произведенного продукта и в том, и в другом случае носило строго централизованный характер в виде обязательной сдачи всей добытой пушнины РАК (в СССР металла или зерна в "закрома родины") и возмещения в виде продуктов, одежды, средств производства и т.д. со стороны монопольного собственника-распорядителя.[18] Любопытно отметить, что перераспределительная система политарного общества каждый раз порождала совершенно искаженные представления о реальной экономической взаимозависимости: не простые труженики содержали царя и его приближенных, а, наоборот, "батюшка-царь" выступал как "кормилец" народа. В СССР его роль стала играть "родная партия", благодаря "заботам" которой народ и существовал. То же наблюдалось в Русской Америке – не колонии поставляя меха, обеспечивали безбедную жизнь акционеров РАК, а наоборот. Считалось, что Главное правление компании "содержало" колонии, направляя туда необходимые товары и припасы. Подобные метаморфозы сознания были вызваны, видимо, абсолютной зависимостью работников от единственного и всесильного собственника – государства (или РАК в его лице). Перераспределение прибавочного продукта в политарных системах всегда осуществлялось через властно-распорядительный центр, где значительная часть его и оседала. Поэтому снабжение и уровень жизни колониальной, а позднее и советской столицы, были заметно лучше, чем в остальной стране. Следствием была глухая зависть и недовольство периферии по отношению к более зажиточному паразитическому центру. Централизация распределения вела к централизации управления. В СССР была хорошо известна гипертрофированная роль Москвы в деле принятия решений буквально по всем вопросам жизни общества. Что касается РАК, то тут дело было немного сложнее: главный центр принятия решений располагался, естественно, в Петербурге (где находилось правительство) в Главном правлении компании, а все текущие вопросы находились в компетенции главного правителя колоний в Ново-Архангельске (Ситхе). Неизбежным следствием монополизации собственности и управления было всеобщее директивное планирование, достигшее невиданных масштабов в СССР. В Русской Америке оно было представлено более скромно, поскольку основной сектор экономики – промысел пушнины зависел не столько от директив властей, сколько от погодных условий, миграций животных и других природных факторов. Тем не менее, и в российских колониях главный правитель (после согласования с правлением компании), периодически назначал так называемые "запуски" – запреты на охоту в течение нескольких лет на определенной территории с целью восстановления популяции пушных зверей. Ежегодно планировалась летняя навигация колониальной флотилии РАК, отправление охотничьих партий, их маршрут и т.п. Все это отражалось в инструкциях, наставлениях и предписаниях колониальной администрации. В них до мельчайших деталей определялся каждый шаг подчиненных. Доходило до смешного. Так, в своем "отношении" Атхинской конторе РАК от 12 апреля 1835 г. за N 47 главный правитель писал: "В разрешение донесения Конторы за N 51, касательно 3-х чернобурых лисиц, доставленных Тоеном (туземным старшиною. – А.Г.) Дедюхиным с острова Амли и убившихся сами собою при падении с утесов. — Поручаю Конторе полагать одинаковую плату за упавших с утесов зверей, как и за прочих, иначе добываемых".[19] Сама контора была не вправе решить столь "сложный" вопрос. Широко распространенный в колониях бюрократизм, был не только следствием господства чиновничьего класса как в колониях, так и в метрополии, а логически вытекал из самой природы экономических отношений политаризма. Естественно, по тем же причинам бюрократизм был присущ и советской системе, где процветали те же командно-административные методы управления экономикой. Важной функцией бюрократии, как коллективного собственника-распорядителя при политаризме, был постоянный учет и контроль: в колониях – "компанейского имущества и капиталов", в СССР – "социалистической собственности", о чем еще на заре ее становления писал вождь "пролетарской революции". Бюрократизм ярко отражался даже в названиях и структуре управленческих органов: обширными административными территориями Русской Америки, которых символически именовали "отделами" распоряжались конторы Российско-Американской компании, а в СССР реальная власть сосредотачивалась в руках политбюро, секретариате ЦК КПСС и его генерального секретаря. При отсутствии рынка и независимой судебной власти, которые выступают важнейшими регуляторами экономических отношений в обществах с господством частно-личной собственности, при политаризме их функцию выполняют жалобы, прошения и доносы. О.Э. Бессонова, обратившая внимание на этот феномен, отмечает, что жалобы представляли собой заметное явление российской и советской культуры и в раздаточной системе (как она именует политаризм) играли важную роль обратной связи. Это был сигнальный и корректирующий механизм российской экономики: жалобы исходили от всех слоев населения и со всех уровней управления. "А их минимизация была критерием поведения управляющих раздаточной системы. Она могла достигаться за счет изменения норм раздач, выделения ресурсов, смены руководства и раздачи обещаний".[20] Так было в царской России и СССР. Так было и в Русской Америке. Немало управляющих промысловыми артелями и даже целыми отделами лишились своих постов из-за жалоб подчиненных. Например, в 1845 г. вследствие многочисленных жалоб эскимосов чугачей был смещен начальник Константиновского редута Наумов.[21] Тотальный монополизм, т.е. отсутствие конкуренции самостоятельных товаропроизводителей, с неизбежностью порождал низкое качество продукции. Это наглядно проявлялось при сравнении большинства изделий советской промышленности (за исключением военной техники) с западными аналогами. То же самое наблюдалась и в российских колониях. Их основная продукция – пушнина – при исходном высоком качестве теряла его в процессе неумелой, торопливой и небрежной обработки, что было следствием незаинтересованности работников в результатах своего труда, упора на количественные показатели, отсутствия конкуренции. Поэтому основными рынками сбыта мехов РАК были Китай и Россия, в которых потребители не предъявляли высоких претензий к качеству продукции. Когда же РАК в 1860-е гг. попыталась выйти на европейский и американский рынок, ей пришлось столкнуться с постоянными жалобами и рекламациями ее торговых контрагентов на плохое качество обработки шкур.[22] Вследствие низкой конкурентоспособности продукции и распределительного характера экономики политарным системам присуще стремление к автаркии и самоизоляции, что легко прослеживается на примере Русской Америки и СССР. Дело в том, что внешняя открытость, взаимодействие с рыночными системами способны привести политарные структуры к кризису и гибели. В связи с этим становится понятно то поистине маниакальное упорство, с которым администрация российских колоний пыталась насадить сельскохозяйственное производство на Аляске и Алеутских островах, не считаясь ни с субарктической природой, ни с отсутствием соответствующих трудовых навыков у туземцев, ни с крупными расходами по поддержанию абсолютно нерентабельного хозяйства. К сожалению, это обстоятельство обычно совершенно не учитывают некоторые отечественные исследователи, которые, указывая на развитие в Русской Америке земледелия и скотоводства, любят порассуждать об особой "прогрессивности" российской колонизации.[23] Конечно, в многопрофильном хозяйстве был положительный аспект, связанный с общим подъемом производительных сил, что имело место, например, в СССР в период сталинской индустриализации, когда стали стремительно возникать новые отрасли промышленности. Однако, необходимо одновременно выяснить, какие причины порождали именно такое экономическое развитие, какими средствами оно проводилось и чему служило. С этой точки зрения, насаждение сельскохозяйственного производства в Русской Америке было вызвано стремлением колониального начальства создать замкнутое самообеспечивающееся хозяйство, чтобы тратить как можно меньше средств на ее снабжение продовольствием (это была одна из наиболее болезненных проблем) и свести к минимуму контакты с иностранными торговцами главными поставщиками продуктов и европейских товаров. При этом нельзя не учитывать и бюрократическую психологию руководства РАК: бодро рапортуя "вышняму начальству" об успехах земледелия и скотоводства в колониях, оно могло рассчитывать на его (начальства) благосклонность и награды за рачительное отношение к вверенной территории, а в будущем и на продление монопольных прав компании на новый 20-летний срок. Последнее обстоятельство уже было отмечено А.А. Истоминым, при объяснении причин "патерналистского" отношения колониального начальства к зависимому туземному населению.[24] Что касается методов насаждения новых отраслей хозяйства, то они на протяжении нескольких десятилетий принимали форму принудительного труда зависимых туземцев (с 1820-х гг. за символическую плату) на компанейских огородах или при заготовке сена для скота, принадлежавшего РАК. Доходило до того, что по свидетельству очевидцев, в начале XIX в. на острове Кадьяк распашка земли осуществлялась с помощью местных эскимосов, впряженных, вместо скота, в соху![25] Не менее варварскими способами проводилась и сталинская индустриализация, ставившая, правда, целью не только создание самообеспечивающей экономики, но и мощного военного потенциала. Поскольку РАК на Аляске, а в СССР непосредственно государство, были единственными собственниками и распорядителями основных средств производства и, соответственно, произведенного продукта, они же монопольно назначали его цену. В результате и в Русской Америке, и в СССР получила развитие двойная система цен – одна компанейская/государственная приимочная на произведенный продукт и совсем другая – отпускная на распределяемый/продаваемый от лица компании/государства. Подобная система цен возникла еще в Московском государстве.[26] Естественно, что сдаточные цены были существенно занижены, а отпускные, наоборот, завышены. Так, в начале XIX в. алеуты получали от РАК за шкуру калана товаров на 8-10 руб. по твердой таксе, а компания затем перепродавала ее китайским купцам по цене 100-300 руб. С другой стороны, ковры, стоившие в Тюмени 2-3 руб., поставлялись в колонии по 10-15 руб. за штуку.[27] Позднее аналогичная система цен сложилась, например, в колхозном секторе советской экономики.[28] Таким образом, фактически речь шла о косвенном налоге, который представлял собой целенаправленное изъятие прибавочного продукта при помощи ножниц монопольно устанавливаемых цен. К концу существования Русской Америки РАК полностью восполняло свои расходы по снабжению колоний за счет так называемой "приценки", т.е. торгового процента, налагавшегося почти на все привозные вещи, особенно на алкоголь (любопытно, что позднее и в СССР треть бюджета формировалась за счет продажи водки). В среднем приценка составляла 77% к первоначальной цене товара, в том числе 42% составляли затраты на фрахт по доставке грузов, а 35% – чистая прибыль компании.[29] Так как РАК была официально единственным поставщиком европейских товаров и продовольствия населению российских колоний, то она не только получала монопольную сверхприбыль за счет завышения цен на все привозные вещи, но и наживалась на их качестве. Посетивший Русскую Америку в начале 1860-х гг. ревизор С.С. Костливцев свидетельствовал: "Готовыя платья и обувь для простого народа дурным качеством своим превышают всякое вероятие, так что сапог хватает лишь на несколько дней, а суконного платья не более как на два месяца".[30] По тем же причинам невысоким качеством и убогим ассортиментом отличалось и большинство потребительских товаров в СССР. Но манипуляции с ценами и качеством были не единственными способами изъятия прибавочного продукта в Русской Америке и СССР. Еще одним финансовым методом было введение платежных средств с директивно поддерживаемым курсом. В колониях это были так называемые кожаные "марки" РАК номиналом от 10 коп. до 25 руб., а в СССР – всем известный "деревянный" советский рубль с искусственным курсом 6 руб. за 1 доллар США. Поскольку такие платежные средства были неконвертируемыми, то в финансовой сфере они автоматически "отгораживали" население от контактов с иностранцами, обслуживая замкнутую хозяйственную систему, поддерживая ее самоизоляцию, автаркию. Преимущество использования марок РАК и рублей СССР заключалось для компании и советского государства в их собственных эмиссионных возможностях, что приносило дополнительный доход. А так как товарная масса в российских колониях, а позднее в СССР, ни количеством (в сторону дефицита), ни качеством не соответствовала наличным денежным средствам, то марки РАК и советский рубль имели постоянного конкурента в виде продукта, не подверженного инфляции и пользующегося неизменным спросом у населения. Таким традиционным продуктом в обоих случаях выступала опять же водка как своеобразный аналог "твердой" валюты. С ее помощью и в Русской Америке, и в СССР (особенно на селе) можно было легко (хотя и нелегально) нанять работника, приобрести путем обмена недорогую вещь или продукты. В сфере труда и людских ресурсов монопольное положение РАК в колониях (а в СССР – государства) сводило к минимуму права и возможности наемных работников и позволяло максимально занижать стоимость рабочей силы. Особенно это касалось некоторых групп туземного населения Русской Америки (так называемых "каюров"), которые фактически находились на положении рабов Российско-Американской компании (в СССР аналогичный статус имели заключенные "архипелага ГУЛАГ"). Остальные туземцы, хотя и считались формально "вольными", однако обязаны были трудиться на компанию, промышляя для нее каланов в составе специально создаваемых байдарочных флотилий. Их принудительный наем весьма напоминал по своей сути обязательный труд в СССР.[31] В обеих экономических системах также широко использовался женский и детский (в качестве подсобного) труд, объективно еще более усиливая эксплуатацию зависимого населения. Ничего удивительного, что туземные работники в Русской Америке, получая мизерную плату произвольно поставляемыми товарами, практически не имели стимулов к добросовестной и качественной работе (аналогичная картина наблюдалась и в СССР). Постоянные ссылки в документах РАК на феноменальную леность алеутов могут быть объяснены в значительной степени элементарным отсутствием мотивации к труду. Несколько лучше в этом плане было положение русских промышленников, но и их заработная плата также была невелика, носила повременной характер, да и та обычно не выдавалась в полном объеме: подавляющая часть выходцев из метрополии были должниками РАК, а потому компания ежегодно отчисляла 1/3 часть их жалованья в счет погашения долга. Ревизоры деятельности РАК отмечали: "За исключением Главного Правителя и важнейших чинов центрального управления, Компания вообще платит своим агентам денежное жалованье слишком умеренное, вознаграждая их выдачею припасов и разного содержания натурою".[32] Все это, разумеется, не могло стимулировать ни активного отношения к труду, ни повышения его производительности. Схожие проблемы имели место и в СССР. Так как отношение к собственности в политарном обществе определялось через государство (как верховного собственника), то, соответственно, принцип распределения полученного в этом обществе продукта осуществлялся в строгом соответствии со ступенькой в иерархии управленческого аппарата государства, т.е. в соответствии с должностью. Русская Америка и СССР не составляли в этом плане исключения. Например, в конце 1820-х гг. жалованье простого русского рабочего в колониях составляло 350 руб., приказчики и чиновники получали от 600 до 3000 руб., морские офицеры – по 5000, а главный правитель – 30000 руб.[33] В СССР по идеологическим соображениям "вилка" официальных должностных окладов была не всегда столь ярко выражена в денежном исчислении. Однако она дополнялась системой выдач различных дефицитных продуктов, товаров и услуг представителям господствующей номенклатуры.[34] Впрочем, и в Русской Америке дефицитное свежее мясо диких баранов и оленей поставлялось регулярно только на стол колониальной администрации, а простые промышленники обычно вынуждены были довольствоваться несвежей солониной. Точно также спустя столетие советская номенклатура лакомилась семгой и черной икрой, в то время как народ давился в огромных очередях за батоном некачественной колбасы. Сходство в сфере распределительных отношений (как производных экономического базиса) неизбежно отражалось и в социальной структуре российских колоний и СССР. Господствующую группу в Русской Америке составляли так называемые "почетные" – представители колониальной администрации во главе с главным правителем, капитаны судов РАК, приказчики, духовенство. Аналогичной привилегированной группой в Советском Союзе была ныне хорошо известная "номенклатура". Простые труженики образовывали широкое основание социальной пирамиды. Но оно не было однородным. Так, в Русской Америке социальное основание общества имело вид трехслойного пирога: в самом низу находились зависимые туземцы, выше располагались креолы (метисы), а вершину составляли русские промышленники. В СССР нижняя часть социальной пирамиды также имела неоднородный характер, хотя дифференциация здесь происходила не по расово-этническому признаку, а по территориально-экономическому. Социальные низы составляло сельское население, выше был статус городских жителей, а в наиболее привилегированном положении находились жители столичных центров. Как в Русской Америке, так и в СССР социальная мобильность (и горизонтальная, и вертикальная) строго контролировалась начальством. Без санкции главного правителя ни один промышленник не мог быть переведен в соседний отдел или назначен "байдарщиком" главой промысловой артели. "Я весьма тобой недоволен, – писал 11 мая 1835 г. правитель Русской Америки байдарщику Ново-Александровского редута Ф.Колмакову, – что без всякого предписания ты выслал Лаулина в Ново-Архангельск, и впредь не осмеливайся без особенных важных причин отпускать кого либо из Русских промышленных, о коих не будет тебе приказано от Начальства".[35] Точно также без согласия государственных и партийных органов ни один человек в СССР не мог произвольно менять работу или занимать руководящие должности. Для усиления социального контроля со стороны государства простой труженик был закреплен за постоянным местом жительства. Институт прописки советского периода восходит еще к временам царской России, когда все население (и сельское и городское), было приписано к определенному "обществу". Покидать его самовольно, без разрешения чиновника (как представителя государства), было строго запрещено. Это очень затрудняло для РАК наем рабочей силы в метрополии, так как правительство соглашалось выдавать паспорта "работным" сроком только на 7 лет. После этого русские промышленники должны были возвращаться обратно из колоний в свои "общества" (за время пребывания в Америке выплату всех государственных податей брала на себя компания). И хотя в дальнейшем РАК удалось добиться права продления действия паспортов для своих рабочих, это практически не помогло увеличить число постоянных жителей российских колоний. Что же касается зависимого туземного населения колоний, то оно было юридически закрепощено после принятия новых "Правил" (устава) РАК в 1821 г., когда политаризм в колониях окончательно утвердился как ведущий экономический уклад. Анализируя особенности социально-экономических отношений в СССР В.В. Радаев и О.И. Шкаратан справедливо отмечали: "Характерной чертой системы была экономия средств на воспроизводство и развитие человека".[36] При этом через подконтрольные государству средства массовой информации в широких масштабах среди простого народа велась пропаганда скромного образа жизни, обличалось мещанство, стяжание богатств. В Русской Америке подобные установки были закреплены юридически. В § 176 Устава РАК 1844 г. главному правителю было предписано "наблюдать, чтобы в колониях не ввелась роскошь".[37] Суть подобных распоряжений состояла в стремлении советского и компанейского руководства минимизировать затраты на рабочую силу и увеличить тем самым объем прибавочного продукта. С другой стороны, однако, устоявшаяся политарная система заинтересована в сохранении социальной стабильности для нормального процесса экономического воспроизводства. Поэтому она предоставляет определенные гарантии прожиточного минимума для широких слоев населения. Так, русские промышленники с 1818 г. получали ежемесячный паек мукой или хлебом от компании (для семейных – увеличенный), а для алеутов формировались своеобразные страховые фонды потребления – общественные склады продуктов, которые выдавались нуждающимся в случае голодовок. Аналогичные, только неизменно более масштабные фонды потребления имелись и в СССР. Более того, при возникновении дефицита рабочей силы (вследствие высокой смертности из-за сверхэксплуатации, войн, эпидемий) государство, как верховный собственник не только основных средств производства, но и трудовых ресурсов, по необходимости вынуждено было усиливать свою социальную политику. Этим и обусловлены периодические всплески "патернализма" в политике царской администрации по отношению к коренному населению Русской Америки, уходящие своими корнями еще в XVIII в. Так, сибирские власти требовали от мореходов и промышленников, отправлявшихся на Алеутские острова и Аляску, обращаться с туземцами "ласково" и не допускать во время промысла никаких злоупотреблений, имевших место в прошлом. "А за неисполнение повеленнаго предписывается штраф, – писал в наставлении купцам от 16 сентября 1778 г. иркутский губернатор Ф.Г. Немцов. – Буде кто старое умствование свое поставит выше сказанных осторожностей и, не покорясь здравому разсудку, что упустит или по темной грубости произведет какую-либо островным жителям обиду и наглое насилие... таковыя судится будут как нарушитель высоких монарших намерениев".[38] И в дальнейшем сибирская администрация и центральное правительство продолжали более или менее регулярно придерживаться политики покровительства и "отеческой заботы" в отношении коренных жителей Русской Америки. Подметив это обстоятельство А.А. Истомин объясняет его психологией недоверия царизма к частнопредпринимательским инициативам, заботой о поддержании собственного авторитета в глазах общественности путем защиты туземцев от произвола купеческого капитала.[39] Подавляющее же большинство отечественных исследователей до сих пор продолжает писать об особом "гуманизме" российской колонизации Нового Света, в корне отличной от испанской и англо-американской, для которых было характерны завоевание, грабеж и истребление туземцев Америки и Австралии.[40] Обоснование для такого гуманизма российской колонизации они видят в "демократическом" составе пришлого русского населения (спасавшиеся от крепостного гнета крестьяне, ссыльные, торговые и служилые люди), а также в совместной трудовой деятельности туземцев и русских. На самом же деле, весьма относительная "гуманность" российской колонизации объясняется не психологическими факторами, не заботой царского правительства о собственном имидже в глазах общественности (царизм придавал этому серьезное значение лишь во внешнеполитической сфере) и тем более не демократическим составом русских поселенцев на Аляске. Дело в политарной сути метрополии. Государство, рассматривая туземцев как своих подданных, т.е. свою "собственность" и источник пополнения казны (путем сбора натуральной дани – ясака, выполнения повинностей и т.д.), стремилось защитить их от произвола со стороны частных лиц и купеческих компаний, а позднее – РАК. Британская, а позднее и американская колонизация, осуществлявшаяся как раз частными лицами и организациями, обычно не церемонилась с аборигенами "очищая" от них обширные территории (в Америке, Австралии и других колониях) для более эффективного и прибыльного использования земли. Именно здесь-то и лежит принципиальное отличие российской политарной колонизации от капиталистической англо-американской. Особенно явно патернализм стал проявлятся в Русской Америке начиная с 1820-х гг., когда к власти в колониях пришли морские офицеры и увеличился государственный контроль за деятельностью РАК. Усилить заботу о зависимых туземцах колониальное руководство было вынуждено из-за резкого уменьшения их численности (как минимум на треть) по сравнению с началом века. Точно также огромные потери, понесенные народом в годы Отечественной войны, замедление темпов прироста населения заставили Н.С. Хрущева и возглавляемую им партию обратить серьезное внимание на развитие социальной сферы: усилилось жилищное строительство, делались попытки за счет освоения целины улучшить снабжение населения хлебом и т.д. Осуществлялось это, естественно, не из альтруистических соображений, а по причине экстенсивного развития "социалистической" экономики, требующей вовлечение в производство все новых рабочих рук, которых стало не хватать. Продолжать же сталинскую практику сверхэксплуатации в лагерях ГУЛАГа означало еще более усугублять эту проблему. Дополнительным стимулом для усиления социальной политики была возросшая активность СССР на международной арене в послевоенные годы и необходимость, как следствие, поддержания авторитета "социалистической системы" в глазах мирового сообщества путем отказа от наиболее одиозных форм эксплуатации собственного населения. К началу 1960-х гг. система социальных гарантий в СССР получила законченный вид в виде практически полной занятости, небольших устойчивых доходов за работу вполсилы, уверенность и спокойствие, даруемое отсутствием конкуренции. "В итоге, – пишут В.В. Радаев и О.И. Шкаратан, – умерла самодеятельность населения, люди просто отвыкли самостоятельно принимать решения и нести за них элементарную ответственность."[41] Полная зависимость работника от воли начальства, за которым стояло всесильное государство, слабая заинтересованность в результатах собственного труда порождали соответствующие психологические стереотипы. Безынициативность, лень, слепое следование любым распоряжениям властей, конформизм были характернейшими чертами "нового советского человека". Точно так же всего за несколько десятилетий психология зависимых туземцев в Русской Америке претерпела кардинальные изменения. В начале 1860-х гг. С.С.Костливцов писал по этому поводу: "...Ныне как внутренняя, так и внешняя жизнь Алеута совершенно изменилась – из язычника он сделался христианином, – из дикого разбойника, жившаго набегом и грабежом, он сделался кротким гражданином, – из необузданного и своевольного, он сделался примерно послушным и покорным поставленной над ним власти".[42] А коллега Костливцова П.Н. Головин не без иронии добавлял, что если бы начальство вдруг приказало алеутам принять ислам, то "они завтра же сделаются самыми ревностными магометанами".[43] Можно и далее перечислять аналогии и параллели, имевшиеся в Русской Америке и СССР. Однако сказанного уже вполне достаточно, чтобы сделать обобщающий вывод. Так, становится совершенно очевидным, что фундаментальным фактором, определяющим характер развития того или иного общества, является господствующий тип собственности на основные средства производства (очень часто и на рабочую силу). Именно поэтому несмотря на колоссальные различия между Русской Америкой и СССР по многим параметрам (несовпадение исторического периода существования, направленности хозяйственных отраслей, различия основного состава населения и т.п.) между ними наблюдалось удивительные типологическое сходство. При этом социально-экономические модели Русской Америки и СССР были даже ближе друг к другу, чем к царской России XVIII – первой половины XIX вв. В последней не было того тотального монополизма, который наблюдался в российских колониях и Советском Союзе, поскольку наряду с верховной государственной собственностью существовала, хотя и в подчиненном виде, частно-личная собственность в виде помещичьего землевладения и капиталистического предприятия.

автор: "II" e-mail Дата: 24.09.2009 19:22
Тема: Re: Михаил Петрович Лазарев	Ответить
Михаил Петрович Лазарев Ближайшим помощником капитана Беллинсгаузена по экспедиции и командиром шлюпа «Мирный» был лейтенант Михаил Петрович Лазарев, впоследствии знаменитый флотоводец и создатель целой морской школы. М. П. Лазарев родился в 1738 г. в семье небогатого владимирского дворянина. Имея около 10 лет от роду, Лазарев был отдан в Морской корпус, и в 1803 г. произведен в гардемарины *(36). В числе наиболее способных выпускников корпуса он был в 1804 г. командирован на суда английского флота для практического изучения военно-морского дела. На английском флоте Лазарев пробыл четыре года, непрерывно находясь в плавании в Вест-Индии и на Атлантическом океане, и участвовал в боевых действиях против французов. За это время он был (в 1805 г.) произведен в первый офицерский чин мичмана. В Россию Лазарев вернулся, имея большой практический и боевой опыт; однако, в отличие от некоторых других русских морских офицеров, также проплававших на английских судах, он не стал слепым поклонником иностранщины, а навсегда остался подлинным русским патриотом, и в дальнейшей своей службе всегда боролся против оказания предпочтения иностранцам, служившим тогда в большом числе в русском флоте, — немцам и грекам. Как опытному моряку, Лазареву уже в 1813 г. вверили в командование корабль Русско-американской компании «Суворов», на котором он, 25-летним молодым человеком, совершил самостоятельно четырехлетнее кругосветное плавание — следующее по счету в русском флоте после кругосветных экспедиций Крузенштерна — Лисянского и Головкина. http://www.kronstadt.ru/books/travels/bellinsgausen_0.htm Адмирал был удостоен орденов Св. Андрея Первозванного, Св. Владимира 1-й степени. Св. Александра Невского. Выучениками "школы Лазарева" были выдающиеся адмиралы В.И. Истомин, В.А. Корнилов, П.С. Нахимов, А.А. Попов, Г.И. Бутаков и другие деятели Российского флота. Видный ученый М.П. Лазарев был почетным членом Императорского Русского географического общества, членом многих отечественных и иностранных научных обществ. Его заслуги перед флотом и мировой наукой отмечены наименованием в его честь (в период до 1917 г.) атолла (ныне Матахива) в группе островов Россиян в Тихом океане, горы (Самсанбон) на п-ве Корея в Японском море, мысов в Амурском лимане Охотского моря и на о-ве Уни-мак Алеутских островов, пика и рифа на этом же острове, острова в Аральском море, залива в Антарктиде, С уважением, II

автор: "II" e-mail Дата: 24.09.2009 19:24
Тема: Re: Записки моряка. 1803 — 1819 гг.	Ответить
«Российско-Американская компания» в первый период ее существования (1798 — 1818) и мемуары С.Я. Унковского I Возникшая в 1798 — 99 гг. Российско-Американская компания, целью которой являлась организация и эксплуатация пушных промыслов в русских колониях на северо-западном побережье Америки и прилежащих островах, представляет из себя один из примерев торговых компаний, выраставших как грибы в европейских государствах в XVII — XVIII вв., в связи с развитием колониальной политики. Эра последней начинается XVI веком. Два великих и почти одновременных географических открытия конца XV — начала XVI вв. — португальца Васко-деТамы (1498), обогнувшего мыс Доброй Надежды, прибывшего в Каликут на Мадраском берегу и нашедшего таким образом путь в Индию, и Христофора Колумба, открывшего в 1492 г. Антильские острова, а затем и континент Америки, по словам Адама Смита, явились главнейшим событием новой истории. Они вывели европейскую торговлю за узкие пределы внутренних морей (Средиземного, Северного и Балтийского), сообщив ей океанический характер и сосредоточив ее на соединявших между собою части света Атлантическом и Индийском океанах. Открытия эти послужили стимулом для европейских держав (вначале Испании и Португалии, а затем Голландии, Франции и Англии) к приобретению колоний в Азии (Индии) и Америке, для эксплуатации имеющихся там золотых и серебряных рудников и развития экспортной торговли, и явились, таким образом, важнейшим фактором первоначального накопления. http://fershal.narod.ru/Memories/Texts/Unkovsky/Unkovsky_2.htm С уважением, II

Ответить

Автор:
E-mail:

Тема:
Текст:

e-mail при ответах в этой ветке

Закачать картинку:
Размер одной картинки не более 300кБ
URL картинки:
URL ссылки:
Текст ссылки:

Помощь и информация по использованию форума

Сайт создан в системе uCoz